Нуманция

Ацилия только устало прикрыла глаза.

Вечером он пришёл и сразу же спросил:

– Покажи, что сделала.

Ацилия подала ему зашитую тунику, он покрутил одежду, посмотрел шов, вскинул глаза:

– Ты думаешь, я буду это носить? В таком вот виде?

Рабыня пожала плечами, пряча руки под складочки своей туники, шепнула:

– Я только учусь, в следующий раз будет лучше…

– А мне в следующий раз не надо. Возьмёшь и перешьёшь… – Бросил тунику ей в руки.

– Опять? Это как? Ведь зашито же… – попыталась протестовать и заспорила, но центурион только вспылил, забрал тунику и снова разорвал её по шву. Девчонка только удивлённо захлопала ресницами.

– Перешьёшь ещё раз, я в таком ходить не буду. Сделаешь плохо – будешь делать ещё раз, и ещё, и ещё, если надо будет.

Он ужинал, а Ацилия сидела, шила. Старалась на него не глядеть, да он и не замечал её, разговаривал со своим рабом.

Она досидела допоздна, все уже спали, но на следующий день она оставлять не хотела, психовала, исколола себе все руки, ругала его. Подняла глаза и заметила, что центурион на неё смотрит, смутилась.

– Гаси свет и ложись спать.

– Я сначала доделаю.

Ничего больше не сказал, ушёл. Утром проверил её работу, покачал головой:

– Ладно, пойдёт… – Заметил, как она прячет левую руку за спину, и поймал её за локоть, перехватил запястье, поднося к лицу. Девчонка упёрлась, потянула руку. Исколола указательный палец до крови. Оттолкнул её руку, ругнувшись, – Белоручка.

Так и пошла её жизнь. Ацилии приходилось включаться в работу; она прислуживала за столом, помогала снимать сапоги, одеваться и раздеваться по утрам и вечерам, зашивала одежду. И всё равно маялась от скуки, благо, что хозяин совсем забыл про волосы, и Ацилия боялась ему напоминать, прятала их под лёгкую косынку, укладывала на затылке длинными шпильками.

Первые дни она боялась каждую ночь, что он придёт, ждала и нервничала, иногда плакала от страха, но он ни разу за все эти дни не перешагнул грани, ни разу не попытался воспользоваться ею как женщиной. Странный какой-то. Но Ацилия от этого только отдыхала. Он ходил по палатке по утрам, когда просыпался, приходил на обед, ужин, всё остальное время он появлялся редко, Ацилия все дни оставалась одна. Иногда центурион уходил на ночь на дежурство, и тогда она отдыхала от нервного напряжения.

В тот день она особенно устала от тоски и одиночества и решила нарушить приказ и выйти на улицу. Вынесла трипод, принесла шитьё и села на солнце. Научившись более-менее шить, она решила из двух старых туник мужских сшить одну длинную, похожую на женскую. Для себя.

Она проработала уже довольно порядочное время, так увлеклась, что не сразу заметила, что рядом кто-то стоит и закрывает ей солнце. Ацилия вскинула голову и замерла. Это был мужчина. Военный. И, судя по всему, центурион: формой такой же, как и её хозяин. Стоял и смотрел на неё вызывающе, похлопывая виноградной тростью по раскрытой ладони.

– Вам что-нибудь нужно?

Он молчал, и Ацилия уже думала, что он не ответит ей. Но он усмехнулся в короткую бороду:

– Так это ты – новая рабыня Марция?

Ацилия замерла, прищуривая глаза, рассматривала его. Высокий, сильный, с широкой грудью, с мощными плечами и руками, большая голова без шлема, короткие рыжие волосы и синие глаза. Веяло от него какой-то животной необузданной силой, она почувствовала, как в животе шевельнулся страх. Разомкнула пересохшие губы, шепнула:

– Да, а что?

Он подошёл ещё ближе, и у Ацилии задрожали руки.

– Где Марций?

– Я не знаю…

Усмехнулся:

– Ты рабыня и не знаешь, где твой хозяин? – Он убрал трость за пояс и подошёл ещё ближе.

Ацилия зажала в кулаке иглу с ниткой и поднялась навстречу, держала шитьё в левой руке, смотрела снизу спросила:

– Что вам нужно? Я же сказала, что не знаю… не знаю, где он…

– Что ты нервничаешь? Почему вся дрожишь? – Он обошёл её по кругу и встал за спиной, склонился к уху, шепнул, – Ты что, боишься меня?

Ацилия вскинула подбородок, отвечая:

– Что вам надо? Вы спросили меня, где… я ответила вам, что не знаю… Что ещё вам от меня надо? – Она смотрела прямо перед собой, а он – на её подрагивающую жилку под подбородком.

– Ты боишься! Девочка! – Его ладонь легла на её шею, охватывая с двух сторон, под большим пальцем забилась вена, зашептал в ухо, – Милая моя, боишься… Да ты, верно, девственница ещё… Невинная девушка…

Ацилия дёрнулась от него, но его ладонь не пустила её, ещё больше – он притянул её к себе спиной, второй рукой обнял за талию, а вторая – с горла – обхватила её до плеча, и теперь горло её было у него в локтевом сгибе.

– Пустите… – Она уже уронила шитьё, дрожала всем телом и голосом.

– Я слышал, что ты была у Овидия. О-о! – Усмехнулся. – Он у нас знаменит! Любит хвастать своими бабами… А что это ты? Ведёшь себя, как невинная девочка, ты такая и есть? Скажи мне… – шептал в ухо горячим дыханием, и заросший подбородок его колол шею и щёку, а виноградная трость впилась под ребро.

– Отпустите… – Ацилия дёрнулась, вцепляясь в его руку на поясе, как в камень-валун – не сдвинуть!

– Ребята расхваливали тебя, но ты лучше… Девочка моя, такая сладкая, как медовый сот… Что это Марций бережёт тебя?.. Овидий уж не знаю, может, пьяный был, а Марций так у всех нас вызывает сомнения… По девкам не ходит… Может, ему лучше мальчики, а? Как ты сама думаешь? Или он у нас вообще неспособный? Что у тебя с ним? Всё нормально?

Ацилия снова дёрнулась, но сумела лишь чуть-чуть отвернуть голову, центурион хмыкнул в ухо, продолжая:

– Ничего у тебя с ним, верно? Ты же девочка… Я это вижу… Скучно с нашим Марцием… Ты смотри, что же скучать лишний раз, давай я тебе его заменю, тебе понравится, вот увидишь… А Марций?.. Да на него только рукой махнуть, неспособный… Такая красота пропадает, посмотри… – Его рука с талии поднялась выше, легла на грудь, больно сжимая сильными пальцами.

И тут Ацилия уже не выдержала, в немом приступе человеческой ярости и бессилия рванулась так, что сумела освободиться. Нырнула под его руку в сторону бросилась от него и развернулась к центуриону лицом, хрипло дыша.

– Ух, ты! – засмеялся центурион. – Какая ты у нас… Похвально-похвально, я люблю таких… Горячих, как пряное вино! Да Марций себе такой самоцвет приобрёл… Да только он ему не по зубам… Ищи себе любовника посильнее да покрепче, тебе только такой нужен, как я…

– Вы с ума сошли! – Ацилия поправила на себе платочек, скрывающий волосы – сбился, пока вырывалась. – Оставьте меня в покое…

– Это ты зря, зря… Марций тебе не подходит – мальчишка… Что он вообще может? А тебе надо мужика крепкого…

– Уходите, прошу вас… – Ацилия дрожала всем телом, хрипло переводя дыхание. Не успела и глазом моргнуть, как он оказался снова рядом, сжал за локти, вжимая их в бока с болью, притянул к себе, пытался поцеловать в губы, но рабыня, скривившись, отвернулась, прижимая подбородок к ключице, он поцеловал только в горячую щёку.

– Я буду кричать… – выдохнула хрипло.

– Здесь многие кричали и кричат… Пошли в палатку, а с Марцием я потом договорюсь…

Девушка вскинула голову с огромными глазами, с растерянностью на лице. Он уже поверил в её согласие, а зря, – она крутнулась, ударила его руками в грудь, ладонью по щеке и метнулась в сторону.

Центурион закричал, схватившись за щёку:

– Ах ты шлюха! Сучка… Что ты наделала? Да я тебя… – Вытащил из щеки иголку, показалась кровь. Свирепо сверкнул синими глазами. – Да ты… Ты дура, что ли? Чем ты соображаешь?.. Ну ничего… – Он мстительно сузил глаза, подбирая с земли её головной платок, она потеряла его, когда вырывалась; волосы рассыпались по плечам, а в кулаке Ацилия держала две острых шпильки.

– Не подходите ко мне… Я смогу ударить… Потом ни одна женщина не посмотрит в вашу сторону…

– Ну ничего… – Он стирал со щеки выступившую кровь, пряча за пояс платок рабыни. – Я ещё подумаю, как отомстить тебе, как тебя ударить побольнее… Уж кто-кто, а я-то ТАМ у тебя буду, вот увидишь… Посмотрим.

– Уходите!

Держась за щёку и ругаясь сквозь зубы, он ушёл. Ацилия обняла себя за плечи и попыталась унять дрожащее тело. Как этот говорил тогда, хозяин её: «Попадёшь в руки солдат, можешь не орать, всё равно не отпустят…»

Вечером пришёл Марций, нахмурился, увидев её без платка, с просто уложенными на голове волосами, непривычно показалось ему, но ничего не сказал.

* * *

– Эй, Марций, всё хотел тебя спросить…

– Спрашивай… – Марций поморщился, поворачивая голову к центуриону Лелию, и уже внутренне приготовился к восприятию рыжего голубоглазого лица. Они давно уже конфликтовали друг с другом, пытались задеть при всяком удобном случае, потому что были прямой противоположностью друг другу.

– Я слышал, у тебя появилась рабыня…

– Ну и что? При чём тут ты?

– Я её видел. Ничего девка, горячая…

Марций старался держать себя в руках, но ощущал, что сегодняшняя вечерняя встреча может закончиться неприятностями. Чувствуя накаляющуюся обстановку, легионеры подтягивались со всех сторон. Любопытные.

– И дальше что? – Марций вызывающе вздёрнул подбородок.

– Я тут подумал на досуге, зачем она тебе вообще нужна? Что она у тебя делает? Ты ведь не используешь её по назначению… Правильно я говорю? – Он засмеялся, работая на публику, огляделся на лица окружающих. – Я ведь правильно говорю?

– Какое тебе дело, Лелий?

– Ха-ха-ха! Да я прав! Ты даже не спишь с ней! Зачем она тебе? Для чего? Отдай её тем, кто знает, что делать с женщиной… – Марций наклонил голову, глядя на собеседника исподлобья, от волнения тёмные волосы прилипли ко лбу и к вискам. – Слушай, Марций, может, – он усмехнулся, обнажая белые крупные зубы в ухмылке, – я знаю, есть такие уроды среди мужчин, хотя, даже не знаю, можно ли их назвать мужчинами… С натяжкой…

Марций бросился к нему, скрипнув зубами, что аж в ушах зазвенело, но кто-то из деканусов удержал его за локоть, успокаивающе зашептал рядом.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Лелий. – Сегодня будет жарко!

– Отвали! – Марций пытался всеми силами обуздать, деканус удерживал его с трудом, начали подтягиваться другие. В любой момент столкновение могло перерасти в драку.

– Я её видел и даже пощупал немножко… – Многозначительно изогнул рыжие брови. – Она девственница, Марций! Девочка… Ты держишь у себя под боком девушку… Может, ты не знаешь, что с ней делать?.. Ты меня позови, я тебе покажу! Даже научу немножко!.. А то ты так и помрёшь в незнании… Бедная душа! Честное слово…

– Лелий, успокойся, чего ты взялся сегодня на ночь глядя? – вмешался ещё один центурион, но Лелий даже взглядом его не удостоил; сейчас перед ним было лишь бледное раскрасневшееся на скулах лицо центуриона Марция.

– Признайся, сколько девок ты попортил в Нуманции за эти три дня? – Усмехнулся пренебрежительно. – Да отдам своё жалование – ни одной! Зачем ты тогда у себя её держишь? Продай её мне! Она – девочка, Марций, я даже накину тебе за это лишнюю сотню, а? Давай, договоримся!

– Да пошёл ты!.. – Марций дёрнулся в руках державших его людей, закричал, – Да что вы держите меня? Вы лучше его держите!

– Ха-ха-ха! – расхохотался Лелий. – Молодой петушок залетел на забор!.. Подождите, ребята, сейчас он начнёт кукарекать!.. Да, сдаётся мне, эта курочка не для тебя, ты у нас вообще какой-то расслабленный… А, может, ты неспособный? Может, ты не можешь, а?..

Марций сбросил с себя всех, кто пытался его удержать, в мгновение оказался рядом, сбивая последние слова с губ обидчика коротким сильным ударом кулака. Лелий опомнился, одним махом двинул в ответ, а второй рукой – под дых, выбивая воздух из лёгких. Марций упал на колено, от неожиданности, конечно, драться с Лелием один на один – сплошное безрассудство! Не давая опомниться Лелий, ударил ногой сверху по лицу, и Марк упал на локоть, но в падении, уже больше на инстинкте, толкнул противника в ноги. Тот в пылу драки не удержался и рухнул на колени, Марций бросился на него, начал бить по голове кулаками, но тот лишь заворочался на земле, мотая огромной рыжей головой, словно всё ему нипочём – провёл короткий удар в грудь, больше дистанция не позволяла. Марций осел на землю, прижимая руки к груди, а Лелий, обхватив его рукой за горло, сдавил руки в замок, удобно укладывая подбородок противника на локоть. Зашептал на ухо поверженному врагу разбитыми губами:

– Всё равно она будет моей… Рано или поздно… И ты сам увидишь это… из нас двоих… она… она меня предпочтёт… И я у неё буду первым… Я первым возьму твою рабыню, а ты останешься с носом. Ведь это всё, что у тебя есть… – Усмехнулся, сжимая локоть, и Марций захрипел, задыхаясь кровью.

– Лелий! Лелий, ты что? Ты же задавишь его! Остановись! Что ты делаешь? Что делаешь?

Подлетевшие легионеры и офицеры начали разнимать их, растягивать тиски рыжего центуриона. Показался трибун:

– Драку устроили! А ну как палок всем прикажу выдать! Это что такое? Прекратить!

Лелий поднялся сам, а Марция подняли деканусы. Он стоял, стирая кровь с разбитого калигом лица, шипы сапога сорвали кожу на щеке и на подбородке.

– Это кто здесь у нас такой? – Трибун вышел в свет горящих костров. – Марций? Лелий? Центурионы? Вы что, с ума посходили? Какой пример для подчинённых! Сейчас легату доложу, и получите палок!.. Что, Марций, совсем пьяный, что ли? – Смотрел прямо в глаза, но центурион выдержал взгляд, даже жестом не ответил на вопрос. – Пораспустились! Чем соображаете? – кричал, а сам смотрел на Марция.

Все молчали, лишь когда трибун ушёл, загомонили, разводя оппонентов в разные стороны.

– Если бы не трибун, Марций… – подал голос Лелий. – Я бы тебя удавил…

– Всё-всё, успокойся… Хватит! – Деканусы отвели его в сторону, подальше в темноту.

Марций стоял, опустив гудящую голову, смотрел в чёрную землю, сжимая виски кулаками.

– Ну, как ты? – спросил центурион Фарсий. – Всё нормально? До себя доберёшься? – Марций качнул головой. – Придёшь к себе, помоешься, отоспишься, и всё будет нормально… Сегодня не дежуришь? – Снова покачал головой. – Ну вот и хорошо! Иди!

«Будь проклят тот день, когда ты появилась у меня!..»

Ацилия и Гай встречали его с огромными глазами удивления и ужаса.

– Господин… – запричитал старый Гай, видя кровь, рабыня, ошеломлённая, стояла рядом со светильником в руке, возвышаясь над сидящим на триподе центурионом.

– Дай воды! – приказал, и раб метнулся на улицу. На Ацилию он не смотрел намеренно, стирая из-под носа выступающую кровь, она шла быстро и капала на пыльную кирасу и тунику у горла.

– Вы голову запрокиньте…

Но он лишь бросил на нее короткий, пренебрежительный взгляд, и Ацилия поджала губы, решив про себя, что больше не скажет ни слова.

Вернулся Гай с бронзовой миской в руках, стал мокрой тряпкой стирать кровь с лица господина.

– Отдай ей!

Ацилия задрожала, не зная, как это делать, неловкая, несмелая. Он морщась отодвинул её руку и прямо глянул снизу вверх, выговаривая:

– Ты вообще ничего не умеешь!

– Извините… – Она опустила руку и отвернула голову, стараясь на него не глядеть.

– Ну?..

Она вздрогнула и качнулась на ногах.

– Я боюсь сделать вам больно…

Он усмехнулся, сверкнув в полумраке тёмными глазами:

– Больнее, чем есть, уже не будет…

Её осторожные пальцы аккуратно касались его лица, поворачивали голову за подбородок, Ацилия мягко обмыла все сбитые шипами калига раны, промывала тряпку в тазу у Гая в руках и собирала вновь выступающую кровь. Марций сидел с запрокинутой головой и всё это время пристально наблюдал за её лицом – бледные щёки, горящие глаза, поджатые губы, волосы выбились из-под платка и вились на висках.

Всё из-за неё!

Зачем ты взялась на мою голову!

– Господин, надо вызвать врача… – предложил Гай негромко.

– К Плутону! – Дёрнул головой раздражённо.

Ацилия убрала руки и отстранилась. Гай ушёл на улицу уносить воду. Ацилия собралась отойти подальше, но Марций поймал её за руку, не дал ей этого сделать, она обернулась, глядя удивлённо на своего господина. Но он уже поднялся на ноги и, выкручивая её запястье, притянул рабыню к себе. Она закрылась локтем, упёрлась им ему в грудь, отворачивая лицо, подставляя щёку, смотрела искоса снизу. Хрипло дышала.

– Ты нарушила мой приказ!

– Какой?

– Я приказал не шариться по лагерю!

– Я и не ходила… Зачем мне?

– Лелий тебя видел и даже лапал!.. Где?

– Я не знаю никакого Лелия…

– Врёшь! – Притянул её к себе, и локоть её упёрся в ребро, выбивая кашель, но он сумел сдержать его на время.

– Я всего один раз выходила… была здесь, рядом… Никуда я не ходила, честно…

– Так он что, к тебе сюда приходил?.. Может, ты уже и спала с ним на моей постели? – Его пальцы сильнее сдавили запястье, и Ацилия, сверкнув глазами возмущённо, повернула к нему лицо.

– Да вы что?.. – смутилась, встретившись взглядом. – Никто ко мне не приходил, никуда…

– И ни разу не трогал? Нигде?

Она опустила голову, прошептала:

– Рыжий…

Он схватил её за второе запястье и встряхнул, глядя прямо в лицо, выдохнул возмущённо:

– Был! Значит, был… Лелий! И лапал тебя!

Она в страхе глядела ему в глаза, стараясь не замечать синяка под глазом и сбитых ссадин на щеке, прошептала:

– Мне больно…

– Продать тебя ему? Хочешь?

Она замотала головой, все слова застряли в горле. И тут центуриона пробрал кашель, болезненный, отрезвляющий. Отвернулся, толкнув девчонку от себя. Ацилия споткнулась и упала на колено, но поднялась быстро и оглянулась на него. Он всё ещё кашлял, держась руками за грудь, прямо через ремни кожаной кирасы. Сказывались кулаки Лелия.

Подлетел Гай, ухватился за локоть:

– Господин, господин, надо врача вызвать…

Центурион замотал головой, шепча:

– Толку?.. Чем он мне поможет?

– Что это с вами, господин, что случилось-то?..

– Да-а… С Лелием… подрались… – Глянул на Ацилию хмуро.

– С центурионом Лелием? Ух-х… – Старик стал помогать снимать кирасу, расстёгивать ремни, стянул через голову тунику, забрызганную кровью. Всё это время центурион покашливал, держась за рёбра.

Ацилия впервые рассмотрела центуриона. Он был выше среднего роста, атлетического телосложения, но, в отличие от рыжего Лелия, был суше, легче, изящнее даже. Темноволосый. От шеи и по груди тянулся тонкий светлый шрам. Ацилия глядела на него, пока центурион не бросил ей в лицо свою тунику, что Гай помог снять через голову, приказал:

– Постираешь…

Она еле успела увернуться, не сводя с него взгляда, он был лишь в кожаной юбке, подвижный, но переживающий боль, и губы его дрожали от этих переживаний, а он думал, что она этого не видит.

Гай набросил на плечи господина тёплый сухой плащ, всё что-то причитал по-стариковски, говорил о враче, увёл центуриона к нему за полотняную перегородку. Ужинать он отказался, только сдался требованиям раба и выпил горячего молока с мёдом. Ацилия всё это время стояла неподвижно, потом подобрала с пола грязную тунику.

«Подрались из-за чего-то… И что мир не берёт?.. Все мужчины одинаковые… Дерутся, а другим расхлёбывать…»

Посмотрела на грязную тунику в руке и вздохнула.

* * *

На следующий день Гай всё-таки вызвал врача, тот простукал грудную клетку, заверил, что переломов нет, но два дня запретил чем-либо заниматься, только отдыхать.

В эти два дня Ацилия оказалась с хозяином на одной территории и очень тесно, пыталась избегать, но столкновения были неизбежны.

Он придирался, о чём-то спрашивал, недовольно качал головой, кривя губы, критически осматривал выстиранную тунику и, конечно же, потребовал перестирать.

Когда он занимался составлением приказов, писал письма, она отдыхала. Сидела в своём углу у входа, перебросив через плечо волосы, расчёсывала их костяным гребнем.

Центурион подошёл вдруг и встал рядом; Ацилия опустила руки, гребень сверкнул в полумраке светильников отбеленной костью; смотрела в лицо хозяина с тревогой: что ещё ему надо?

– Я с тобой поговорю? Ты не против? Или у тебя слишком важное занятие?

Ацилия смутилась, перекинула волосы за спину, а пальцы сами собой нащупали в складочках одежды на полу острые деревянные шпильки.

– Я слушаю вас…

Он присел на полу на согнутую ногу, один кулак положил на колено подогнутой ноги, вторым упёрся в пол.

– У меня возникли вопросы и сомнения, я хотел бы их разрешить…

Ацилия осторожно облизала пересохшие губы.

– Человек, мнение которого я не оспариваю, в этом, конкретном вопросе… И Овидий – тоже… У них двоих разные мнения… – У Ацилии задрожали пальцы, ладони, она избегала смотреть центуриону в глаза, отводила взгляд в сторону. – Один мне сказал, что ты девушка, что мужчин у тебя ещё не было… А у Овидия я брал тебя сам… Если я не ошибаюсь, у тебя было платье м-м… разорвано… – Он развёл руками. – Да и держал он тебя за горло не за ради безделья… Так? – Смотрел прямо, и она, теряясь под его взглядом, поджала пересохшие от волнения губы.

– Спросите его сами…

– Я его ненавижу, – коротко и холодно ответил.

– В кости же вы с ним играете…

– Только потому и играю.

– Что вы от меня-то хотите? Что вам надо?.. Каждый кого-то не любит, даже ненавидит… Причём тут я?

Он вдруг резко выбросил руку, ту, что лежала на колене, качнулся навстречу, сжимая пальцы на её горле. Ацилия шарахнулась назад и упёрлась в полотняный полог – дальше некуда. Увидела его лицо совсем близко.

– Вот так вот он тебя держал? Да?

– Вы с ума сошли… – прошептала пересохшими губами, выдавливая слова.

– Я просто не люблю, когда меня держат за дурака. Не люблю, когда меня обманывают… Когда я думаю об одном, а получается всё по-другому.

– Я никого не обманывала… – Она не сводила с него глаз, смотрела прямо в чёрные зрачки, а пальцы ещё сильнее стиснули шпильки, до ломоты в запястье.

– Ты же спала с ним, да? – На этот раз прошептал уже он сам, ей в лицо, в глаза.

Ацилия замотала головой, вцепилась пальцами второй руки в его предплечье, попыталась ослабить хватку, шепнула чуть слышно:

– Отпустите меня…

– Я ненавижу Овидия… Глухой лютой ненавистью… Нет смысла говорить, почему… Ты – его женщина… Ты была его женщиной… Мне всё равно, как это происходило, всё равно, что ты делала… Хотела ты этого – не хотела… Главное, что это было… Ты была с ним, с пьяным, с трезвым – не имеет значения… Ты – его объедки… И я доедать их не собираюсь…

Он был так близко, лицо к лицу, а говорил эти страшные слова холодным шёпотом, что лучше бы, наверное, кричал, и Ацилия не выдержала – выбросила правую руку, метя в шею, как раз под нижнюю челюсть, чтобы наверняка.

Не зря он был военным, не зря был центурионом и учил молодёжь.

Тело тренированного бойца среагировало быстрее, чем мозг, – он блокировал удар левым предплечьем, но всё же из-за неожиданности, шпильки прошли насквозь через мякоть руки у локтя. А пальцы на горле Ацилии он так и не разжал. Поднялся, поднимая и её следом, сверкая чёрными глазами, притянул к себе плотно, выкручивая запястье за спину, прижался щекой к её щеке, вдавливая лицо рабыни в тунику на груди, как раз возле ямки между ключицами.

Ацилия только ахнула от испуга и неожиданности. А он спокойно и чётко, отделяя каждое слово, заговорил ей в ухо:

– Я же мог тебя убить, дура… Чем ты только думала… Сломал бы шею голыми руками… Ради чего…

Она замотала головой, освобождаясь, он отпустил её запястье за спиной, переложил ладонь ей на затылок, утопая пальцами в чёрных с медью волосах. Она дёрнула подбородком, поднимая лицо, попыталась отстраниться, но он не пускал, шепнула зло:

– Да, конечно, такие бы потерпели убытки…

Он только хмыкнул, скривив губы.

– Отпустите меня, я всё равно вам не нужна…

Несколько секунд он молчал, пока не понял, что она имеет ввиду не сейчас, а вообще, оттолкнул вдруг от себя, опять в угол.

– Нет!

Ацилия упала на колени, взметнув волосы, и сквозь них глянула на него, прижав пальцы руки к надорванному горлу, сипло спросила:

– Почему? Я же не нужна вам! Зачем я вам? Для чего? – В её голосе звучало само отчаяние. – Позвольте мне… разрешите написать письмо в Рим… Меня выкупят… Вам вернут ваши деньги!

– Нет!

– Вы… Да вы просто… – Она готова была расплакаться, но смотрела упрямо. – Вы просто какой-то моральный урод! Жестокий и бессердечный… Какая вам разница? Какой вам интерес? Я же предлагаю вам деньги!

– Нет! – Он рывком вырвал из руки её шпильки, зажимая пальцами хлынувшую кровь, только губами дёрнул.

– Почему?..

– Знаешь, что ты заслуживаешь за это?

Она промолчала, глядя ему в лицо, а Марций сломал пальцами раненой руки деревянные шпильки, и этот звук заставил Ацилию вздрогнуть. «Сломал бы шею голыми руками…»

– Отпустите меня…

– Я никогда тебя не отпущу… Ни за какие деньги.