Артинский ярус. Круги на поверхности. Апокалипсис сегодня

– Всю неделю – а пост устроили дней десять назад – наши, устьикинские, в село фуры с трассы загоняли, так на посту веселее было. Тянули все, что с продуктами, да всякие добрые вещи. А сейчас, когда все улицы фургонами с тягачами заставлены, да на стадионе еще сотня наливных цистерн с горючкой, немного успокоились и начали думать, как дальше жить. Вот и думают, – кивнул Равиль в сторону Большеустьикинского, где опять затрещали выстрелы. – Понравилось всем, что каждый, кто не совсем уж безрукий, при оружии, вот и митингуют. Вы бы, ребята, к нам не заезжали, потом уж в гости приезжайте, когда власть поделят и успокоятся. А то всякое может быть, вдруг какой шайтан попутает, – посоветовал Равиль.

– Хочется на людей посмотреть и о жизни вспомнить, – сказал Андрей. – Мы ж только что тебя увидели, первого. Жизнь почуяли. Друзья у тебя дрыхнут, перебравши, а ты нас гонишь…

– Да не гоню я вас, а советую – вот чуток проедете и сворачивайте вправо, там санаторий «Карагай», все указатели на месте. А рулит в санатории моя тетка Флора, вы ее сразу узнаете. Она очень гостеприимная и обрадуется. Я, вот сразу, как сменюсь с поста, туда же приеду. Она приказала приезжать – их там четверо на весь санаторий, отдыхающих всех похоронили, и она боится. А я единственный неженатый в нашем роду, потому должен тетушке помочь. А уж накормит она вас! С утра по рации рассказывает, как беляши жарит да что на второе затеяла, заманивает. Посидим спокойно и поговорим. Вы про Москву расскажете, а я – то, что у нас творится, – заверил Равиль.

Пожали парню руки, попросили не задерживаться и поехали в санаторий. Не заплутали: указатели не соврали, привели прямиком в башкирскую здравницу.

Тетя Флора была великолепна – ее и тетей-то было грешно называть: звонкая грудь, чуток раскосые азиатские глаза и роскошная белая грива, пусть и завязанная на затылке в узел, но ниспадающая сочным водопадом на затянутую джинсами задницу, перетекающую в длинные стройные ноги. Этакая тетя Флора, вся из себя и навыкате. Встретила на въезде в санаторий. Качнула тугой грудью, дерзко тряхнула абсолютно арийской шевелюриной, повела легонько той самой невероятной великолепной задницей и спросила, смущенно, но аппетитно улыбаясь:

– От Равиля? Он мне по рации сообщил, что гостей отправил, и не простых, а московских. Так что добро пожаловать, гости дорогие, и обед готов – азу сегодня, свеженькое мясцо, вчера кобылку закололи. Давайте уж сразу свой караван тяните к столовой, покушаете с дороги да побеседуем. Только страсти мне не рассказывайте – и без того запугана, ночами в спальне свет включаю… А тетей Флорой меня не называйте – я вам не тетя, это я Равилю тетя, а он сын моего братика старшего. А братик нам всем в деды годится. Так-то меня просто Флора зовут – отличное старинное татарское имя.

Андрею с Федором пришлось в восторге аж онеметь от столь красы невероятной. Превратились тотчас в галатных кавалеров, распахнули вдвоем перед Флорой дверцу авто, усадили красавицу и поехали, куда краса невероятная пальцем показывала.

– А кобылку-то зачем закололи? – крайне нетактично спросил Федор эту красоту неописуемую. – Не пожалели животинку…

– Абый наш расстарался, – сказала Флора. – Когда в селе сходняк устроили, халифат затеяли да придумали в воздух палить, кобылка наша молодая через ограду, испугавшись выстрелов, прыгнула неудачно да ногу серьезно поломала. Кость торчит, кровь льется… Абый решил, что ветеринаров не дождешься, кобылку не спасти, ну и прирезал. Да и опасался дед – у нас еще пара жеребчиков была, прикупили недавно, и как эта зараза началась, они и померли. Ну, дед и подумал, что и кобылка погибнет, оттого и прирезал. Жалко, славная была. Но кто ж Абыю перечить будет? И пошла наша кобылка на беляши. Не все курицу с тушенкой лопать.

А столовая в санатории была аппетитной, манкой, как и потрясающая тетя Флора, дополняла и подчеркивала дамскую феерию: очень уж изысканно гармонировали шотландско-цветастенькие скатерти на столах с водопадом сногшибательного волнующего белокурия. Да к тому же тетя Флора оказалась ловкой и удалой хозяюшкой – мигом, но без услужливо-истошной суеты, обстоятельно стол накрыла, гостей усадила и приосанилась. Живой и мирный sweet home. Чесночный аромат азу бодрил, простенький салат из капусты разухабисто морковкой подмигивал, а пузатенький кувшинчик с алым морсом призывно-живописно оттенял рифленый графинчик с водочкой. Феерично гранилось в этом сосуде все окружающее, и как-то очень уж уютно-искрометно отражалась незатейливая пищевая обыденность с вилками-ложками-ножами с прочими перечницами-солонками да салфетками именно в этом самом графинчике. Напоминал изгибы Флоры этот графинчик. К нему и потянулся Федор. Домашности хотелось!

– Давайте-давайте, не смотрите на меня, как будто я вся такая вербально-тактильная, я просто получаю удовольствие от общения, – прихохатывая и чуть ли не пританцовывая всем телом, проговорила Флора. – Кушайте-закусывайте, жуйте и самовыражайтесь, не ждите, когда я вам наливать начну, нечего ждать милости от природы. Эх, парни, как мы гостям-то нынче рады!

И беляши, румяные да жаром еще пышущие, порадовали, и азу случилось на славу – остренько и терпко, вкусно до безумия, и водочка на душу уютно легла, а Флора уже и гудящий самовар на стол водрузила, принесла с веранды. Федор, было, помочь ей попытался, но та махнула рукой – успокойся – и плавно с полуведерным самоваром прошествовала к столу этакой игривой павой. И не было ж в ней никакого похотливого секса, которым от прокаченных ботоксом особ за версту волокет, зато струился и облачно окутывал ее этакий чудесный флирт. Именно флирт – понятие не модное и напрочь забытое. Антикварное понятие.

– И глаз с меня не сводите, наверное, озадачились – откуда взялась такая блондинистая башкирочка? – стрельнув зеленоватыми глазами, спросила Флора. – А все от моей бабушки, ее дед с Казани привез, татарочкой она была, да татарочкой родовитой, оттого и белобрысенькой. Не все татары жгучие брюнеты. Вот в нее я и удалась, как белая ворона в нашей семье. У меня шесть братьев, я младшенькая, и все братья души во мне не чаяли, да горой за меня поднимались, если кто на меня косо глянет, или покажется им, что обидеть меня пытаются. До того меня пасли и охраняли, что замуж только в Сургуте удалось выйти. Да и то на свадьбе мужу моему братья морду набили – решили жизни поучить. Может, и поделом – не задалась у меня жизнь замужняя, да и муж потом на трассе погиб, в аварию попал. Вот такое я сокровище!

Андрей с Федором наперебой рассыпались в комплиментах и благодарностях. И, похоже, вот именно этой легкой словесной чепухи красавице Флоре как раз и не хватало. Заметно было, что купалась карагайская гурия в фонтане легкого мужского красноречия. Да и парни заметно расслабились, даже как-то полегчало слегка на душе, комфортной нежностью взбрызнуло. Пошел оттяг с откатом.

И тут взвизгнули яростно тормозящие колеса – на площадку перед кафе-столовой въехали сразу четыре авто: «гелентваген» и три «лексуса», черные и блестящие. Раскрылись дверцы и из машин выгрузилась приезжая публика, обвешенная оружием и слишком уж напоминающая каких-то братков из 90-х. Двенадцать человек в кожаных тужурках, с «калашами» -укоротами на плечах и в массивных забугорных берцах. Поводили плечами, слегка размялись после поездки и с хрустом направились в столовую. Дверь пинком открыли и сразу же:

– Есть что пожрать? Мечи на столы водку-закуску! Ваша крыша приехала!

По-хозяйски сдвинули три стола, сгрудили вокруг них стулья и расселись.

– Ну, чего там телишься, лахудра белобрысая?! – взвизгнул лысый вертлявый персонаж. – Я тебя еще с лета помню, когда откинулся да с корешем сюда побухать заехали, а ты перед нами какие-то растопырки устроила, охрану вызывала. Сейчас мы здесь хозяева и перед нами на коленях ползать будешь!

– Клиент всегда прав, – сказала Флора и направилась в сторону кухни. Андрей с Федором переглянулись.

– А ведь мы с тобой ружьишки в машине оставили, успокоились на радостях, что живых людей увидели, – пробормотал Андрей.

– Ну, кое-то с собой все же есть, – ответил Федор и снял очки, начал протирать их толстенные линзы салфеткой.

– А это что за парочка петушков-ботаников, – заверещал вертлявый. – А не ваша ли там техника с шикарной лодочкой стоит. Была ваша – будет наша. И сдуйте отсюда быстро – здесь сегодня правильные пацаны гулять будут!

Вертлявый в каком-то коверканном полуприсесте, жеманясь и кобенясь, подвалил к столику, где Андрей с Федором сидели, схватил кувшинчик с морсом и вылил его на голову Федора.

– Пошли вон отсюда, очкарики! Или белобрысой телке помогите жратву по-бырому нам на стол накидать. Глядишь, целее будете.

– Ржавый, ты лучше глянь, чего эта сучка там на кухне делает, слишком уж она копается там долго, – сказал крепко сбитый лысый мужик, явно верховодивший всей этой нагрянувшей в столовую оравой.

– Мля, да она по рации с кем-то базарит, – взвизгнул вертлявый и кинулся в сторону кухни, прихватив со столика столовый нож.

– Ну вот, нажила себе сучка проблем, стукануть кому-то решила, – ухмыляясь, оценил ситуацию лысый. – Ну, так отдерем ее счас всем хором, а потом в расход. Все умерли, так что уже не убудет-не прибавится.

– Это точно, – сказал Федор и в руке его по-стальному оскалился «глок». Выстрелы шарахнули практически беспрерывной очередью. На лбу лысого появилось смачное кровавое пятно, точно такие же дыреватые отверстия образовались на лбах и затылках окружающей лысого публики. Из раскроенных пулями голов потекли мозги. Блевотно пахнуло плотью, кровью и порохом.

– Эй, братаны, вы чего спешите, я бы сам этих ботаников вальнул, – послышался из кухни бодрый визг вертлявого. Затем он появился сам, держа в руке намотанную на кулак белокурую гриву Флоры. И остолбенел, глядя на одиннадцать трупов с развороченными головами, мирно сидевших за столом, усыпанным кровавыми мозговыми извилинами. Столбенел он недолго – грохнул выстрел и на виске вертлявого появилась дыра величиной со спичечный коробок.

– Флора, ты как? – крикнул Федор, ища на ощупь на столе свои очки.

– В говне я по колена, – отозвалась Флора. – Помоги лучше от этого вонючего козла избавиться!

Вертлявый оказался мервецом донельзя шустрым – перед погибелью своей успел не только обмочиться, но еще и обосраться. Вонью от него несло. Флора, освободив волосы из его скрюченного кулака, морщась от андреналинового шока, сказала:

– Я рацию искала, засунула ее в шкаф… Потом сообщила Равилю, что наехали блатари с Красноуфимска и понты гнут. Он уже едет сюда с подмогой. А этот залетел, схватил за волосья и потащил. Я, конечно, упиралась… Он здесь месяца три назад был, отдыхающих было мало, он с каким-то уродом снял номер, нажрались в хлам и устроили натуральный концерт с истерикой. Этот ко мне приставал, верещал, что пять лет отсидел да только что отчалился и баба ему позарез нужна. Я послушала да и двинула ему коленом по яйцам. Потом еще ребята с охраны его крепко попинали да и вежливо с территории попросили. Вот он, говнюк, и вернулся. Как и обещал.

– Намусорили вы тут! – оглядела столовую Флора. – Но все равно спасибо. За помощь и защиту спасибо! Огромное женское спасибо!

Глава 12

Нет худа без добра

Башкирия. Мечетлинский район, село Больше-Устикинское, Санаторий «Карагай»

Октябрь, 2020 г.

– И вот почти неделю уже всем кагалом обсуждаем – какой у нас должен быть халифат, – продолжил Равиль. – Курултай собрали, старики молодежь слушают, молодежь высказывается. Порешили, что должны придерживаться народных обычаев да родную землю защищать. Собрались, значит, для того, чтобы утвердить очевидное. А споры идут насчет тонкостей и нюансов. На самом деле, я считаю, народу просто общение требуется и какой-то праздник – жуть случившая у всех души повыворачивала.

Равиль с десятком молодцов примчался минут через пятнадцать после того, как случилась стрельба. Пять разномастных машин да «Газель» с пулеметом в кузове развернули боевой порядок на площадке перед столовой «Карагая», ощетинились стволами, а затем ворвались на место побоища.

– Кто их так? – спросили бойцы чуть ли не хором.

– Да вот, Федя постарался, – сообщила им Флора. – Говорила ж я вам – нельзя меня без охраны оставлять, а вы «Курултай, курултай!». Не будь здесь Феди, плохо бы дело закончилось…

И быстро рассказала о ситуации, перемежая русский язык с башкирским. Добавила лишь: – Это ж такие твари, которым чуть дай слабинку, так и раком тут же поставят…

Пошарились по карманам убитых. Набор у каждого оказался стандартным: пистолеты, китайские ножи, сигареты, зажигалки и документы – паспорта или справка о недавнем освобождении. Телеса трупов специально осматривать не удосужились, но татуировки и без досмотра вполне наглядно синели на каждом мертвеце. В паспортах прописка – Красноуфимск.

Посовещавшись, парни с Большеустьикинска порешили, что раз уж в поселке создается халифат, то нужно оперативно сообщить, что красноуфимские «синие» претендуют на халифатскую территорию. Но трупы везти на курултай не следует, покойников и без того насмотрелись достаточно, а проще вывезти их в дальний овраг. А на въезде в санаторий обязательно нужно поставить караул. И немедленно. Выделили трех бойцов и «Газель» с пулеметом. Менять караул надумали вместе со сменой поста на свороте в поселок. Проверили связь, придумали позывной и посчитали, что инцидент исчерпан.

– А трофеи вам нужны? – поинтересовались у Андрея с Федором.

– Ну, оружия у нас самих достаточно, но только вот нет кое у кого привычки с собой его носить, а прочее… – Федор пожал плечами и плеснул водки в стопку, а Андрей решил осмотреть технику налетчиков. Во всех «лексусах», кроме «гелентвагена», ощутимо пахло мертвячиной. Видимо, красноуфимские «синие» особой привередливостью не отличались, выбирали автомобили пороскошней, вытряхивая из них тела бывших владельцев. Андрей поковырялся в бардачках, напрочь забитых купюрами и золотыми вещицами, порылся в багажниках, набитых водкой и коробками с шоколадом, но себе прибрал лишь пяток раций, обнаруженных при поверхностном обыске. И решил, что этого из обнаруженного трофейного имущества вполне достаточно.

– Вот и ладно, отгоним эти тачки в село, жмуриков – под откос, а нам еще курултаю все это докладывать, потом еще опять курултаить да курултаить, – заявили большеустьикинские «спецназовцы», – Если что – мы на связи!

Ворча, что «опять покойников таскать», вытащили из столовой дюжину трупов, закинули в багажники, вытряхнув оттуда ящики с водкой-закуской, и уехали, оставив в санатории охрану и Равиля, пожелавшего погостить у тети Флоры и пообщаться с лихими московскими ребятами.

– Вот такой у нас колхоз, – усмехнулся Равиль, – цивильный, но очень воинственный. Половина этих орлов даже в армии не служила, зато все отлично знают, как лучше надо воевать. Еще и других учат.

Тут заявилась тетя Флора с ведром и огромной шваброй и строго прошипела: – Вы тут нагадили, а убирать-то мне. Ткнула пальцем в мозги с кровью, размазанные по плитке пола столовой. Федор попытался было ей помочь как автор всего этого безобразия, но Флора сообщила ему, что пусть он в России полы моет, а здесь Башкирия. И путать не стоит. Потому что халифат!

Чтоб не гневить блистательную Флору, обустроились на веранде, где Равиль и начал рассказывать насчет особенностей построения халифата. Особенностей-то никаких и не было, но главное – независимость. От кого и зачем – пока не понятно, но потом время покажет. Равиль в прениях по постройке халифата не участвовал, потому что эти разговоры ему за день наскучили, пару деньков погостил в санатории у тети Флоры, которая, как оказалось, еще с юности была слишком уж ущербной башкиркой и вообще изначально плохонькой мусульманкой, поскольку паранджу носить не желала, и второй женой ни у кого быть не хотела, только первой и единственной. Потому Абый ее и отправил в санаторий, подальше от курултаевских ораторов. И тут дружок сагитировал в карауле на посту подежурить. Вот и подежурил, чуть любимую тетку не прокараулил. Хорошо, что Андрей с Федором вовремя в санатории оказались. А затем Равиль в лоб спросил Федора:

– А как же ты стрелять-то так лихо научился?

В этот момент как раз и Флора появилась на веранде. Пригласила в столовую – «все чистенько, сейчас и закусочку поставлю, да и тебе, Равиль, поплотнее покушать бы надо, а то за Федором с его рюмками через каждые пять минут, не угонишься. Да и курите там спокойно, и я с вами посижу-послушаю». Перебрались в столовую.

Федор плеснул в рюмки водки, не дожидаюсь, пока сотрапезники поднимут свои емкости, опрокинул дозу в глотку, порылся вилкой в мисочке с солеными груздями, закусил и закурил. Выпустил струю дыма и начал рассказывать:

– Еще в дороге хотелось тебе, Андрюха, про жизнь свою живописать. Но как-то настроения не было, да и не мудрено – без того событий хватало, было что обсудить и осмыслить. Впрочем, и говорить то про некоторые особенности моей жизни особенно не хотелось. Ну, в общем, так – я, короче, лет двадцать в первопрестольной киллером работал. Убийцей. Стрелял бандюганов и хапуг зажравшихся. Тех, кого мне заказывали. Убивал и не попадался. Потому что меня никто и не искал. Не было меня, был я этаким призраком.

– Федя, с твоим-то зрением – какой ты стрелок? Хотя результат налицо, вернее – недавно вот на этом полу красовался, – перебил его Андрей.

– Насчет зрения, кстати, – продолжил Федор. – Заметил, что у меня зрение резко улучшается. Еще в Казани это дело началось, я там в «Оптике» очков себе набрал в разных оправах, у меня ж линзы- «восьмерки» были, с детства близорукостью страдал. К докторам обращался не раз – неизлечимо, отвечали. Но уже в Казани почуял, что зрение меняется. Набрал в Казани оправ с линзами послабее: «семерочки» и еще в Уфе прибарахлился, взял даже «пятерочки». Очень уж оправа приглянулась, фасонистая такая. И пригодилось: сейчас вот та самая «пятерочка» на мне, хотя даже не предполагал, что линзы пригодятся. Не знаю что и как, но зрение радикально меняется в лучшую сторону. Прозреваю, в общем. А моя стрельба, как ни странно, началась как раз из-за моего хренового зрения. Нет худа без добра.

В начале девяностых жил я в заводской общаге. Там многие жили – и «лимита» постсоветская, и всякая наезжая публика. Весело жили и дружно. Со мной в комнатухе жил парень, армянин, и погоняло у него было Арнольд. Ну, а как еще армянина обозвать? Потому, наверное, что телосложением был далеко не Шварцнеггер. Худенький был, шустрый, верткий, но носатый. И когда армяне с азербами Карабах устроили, земляки подкинули ему идею оружие добывать. И не просто мысль такую подарили, а денег дали и всякие нужные связи. Диаспора ихняя подусуетилась. И стал Арнольд оружейным дилером. А мы с ним всячески дружили – водку пили, и прочее.

Автоматы-пистолеты добывал Арнольд у всяческих прапорщиков, которые за доллары родиной торговали, ну и оружием тоже. Оружие отправлял поездом, через своих проводников. А диаспора с ним рассчитывалась. Поэтому у нас в комнатухе всегда две-три здоровенных горнолыжных сумки под кроватями торчали, набитые «калашами». И как-то земляки Арнольду претензию выставили – дескать, оружие непроверенное посылаешь, нехороший ты парень. По такому случаю мы с Арнольдом водкой закинулись и порешили все свежекупленное непременно проверять.

Наутро запихали десяток автоматов с пистолетами в сумки, сели в электричку, уехали к черту на рога в чисто поле и Арнольд начал там в мишени палить. А я сидел и водку пил, чтоб скучно мне не было. Арнольду надоело лупить в белый свет как в копеечку, подсел он ко мне на расстеленную коммунистическую газетку, выпил-закусил и предложил тоже пальнуть. Ну, я ему, конечно, напомнил, что мне мишень сначала нащупать надо, а потом в нее стволом ткнуть. Вот тогда спуск нажму и уж точно попаду. И поскольку нам к тому времени от водочки захорошело, то так мы и решили сделать. Чтобы уж пострелять так пострелять.

Вытащил Арнольд из- под задницы своей газетку «Правда», отошел метров пятнадцать, палку воткнул, на нее газетенку присобачил. «Видишь?», – меня спрашивает. «Вижу, но хреново». – отвечаю. «Вот хреново и стреляй», – говорит Арнольд. Сам сразу же от газетенки отбежал – не дурак, понимал, что я и в него попасть могу. А у меня в голове что-то щелкнуло: стрелять нужно на шелест бумаги. Послушал я шелест, выстрелил. Арнольд аж от радости завопил – точно в глаз какому-то партийному персонажу, в газетке пропечатанному, попал. «Давай, – говорит, – Еще!». Отбежал от мишени, я опять выстрелил и в лоб тому печатному персонажу попал.

Арнольду забава понравилась, мы с ним еще водки приняли, решили столь удачную стрельбу продолжить. Арнольд новую газетенку, которую уже у меня из-под задницы вытащил, на палку прихреначил и метров на полста отошел, свежую мишень установил. Отскочил от мишени подальше и кричит, дескать, чтоб стрелял. Я вслушался повнимательнее, выстрелил и опять попал.

И вот с той поездки начались у нас с Арнольдом регулярные выезды со стрельбами. А у меня в голове что-то щелкнуло к тому времени и начал я каким-то чутьем мишень чувствовать: и на слух, и чуть ли не на запах, даже до сих пор объяснить не могу. Просто в голове включалась эта мишень и я в нее попадал. Точно попадал. Ну, точность, конечно, еще и от оружия зависела. Из «тэтехи» легко научился в консервную банку, даже в донышко, если Арнольд донышком ставил, в самый ее центр попадать. И навскидку, не целясь. Чего мне было целиться, если ни мушки на стволе, ни мишени все равно не видел. Линзы в очках толще указательного пальца. Но попадал уверенно. Называл это стрельбой по наитию. Вместо зрения – нюх и интуиция. И удача от Бога.

Года полтора ездили мы с Арнольдом на стрельбы во всякие удаленные гребеня на электричках. Стволы проверяли, а я руку набивал. Хорошо набил. Но потом у Арнольда бизнес рухнул – диаспора поставки оружия масштабно отладила и без услуг Арнольда начала обходиться. Но он не печалился, еще с каким-то барахлом начал шустрить, что-то по компьютерной части. Но пяток стволов у нас остались, патронов хватало, и на пикники со стрельбами мы частенько выезжали. Выпить на природе водочки да по бутылкам пострелять – отличный отдых.

Но как-то прихожу с работы в комнатуху, гляжу – Арнольд, весь поникший, водку дует без закуски. – Чего печальный?, – спрашиваю. А он и рассказывает, что сестру двоюродную с мужем и детьми какой-то изверг азербайджанский, сколотивший в Москве банду, убил, ночью всю семью вырезал. Отморозок конченный, пытал и насиловал, а потом горло всем перерезал. Ну, я ему и говорю: – А давай завалим палача? Арнольд идею поддержал.

И завалили этого урода. Просто завалили, фактически без всякой подготовки: Арнольд узнал, где этот азер обычно гуляет, показал мне его, и когда ночью эта дрянь из своей сраной тошниловки-забегаловки вышла на крыльцо, я ему в темноте кромешной метров с тридцати пулю в лоб влепил. Из кустов стрелял. Ждать, конечно, долго пришлось. Под дождем. Но дождался. И никаких романтических угрызений совести нихера не испытывал.

Арнольд за месть эту хорошо проставился, неделю пили, поминали его родичей. А потом, через некоторое время, спросил меня: – Пострелять опять не хочешь? Убрать кое-кого надо, и люди хорошо заплатить готовы. Я подумал да и согласился. Потому что никакой жалости к этим зажравшимся на слезах человеческих извращенным уродам никогда не испытывал. Собаке собачья смерть, хотя собаки – животные благородные. В отличие от множества подонков.

И как-то дело наладилось: опять цель подвернулась, торгаш какой-то с рынка вел себя не по-людски, еще раз стрельнул, и стрельнул удачно. А потом уж Арнольд заказы постоянно таскал – снова торгаши, разномастные бандиты да банкиры. А я постоянно на электричках катался да на лесных полянах тренировался. Чтобы этих уродов надежней валить. И никаких претензий ко мне никогда ни от кого не было. Никто нами не интересовался. Или Арнольд такие цели подбирал, что всем было по хрен на то, что их убрали, то ли ни меня, ни Арнольда подозревать никому в голову не приходило. Заказы к Арнольду приходили через десятые руки, опять же через диаспору, так же замысловато поступали и деньги, в расчетах никто никогда не обманывал, все было очень просто и одновременно очень запутанно. Концы в воду, как говорится.

Жили мы с Арнольдом все в той же комнатухе в общаге, девиц в гости приглашали да водочку попивали. А денежки у нас водились, потому что труды наши богато оплачивались. Но ни квартиры скупать, ни тачки навороченные менять как перчатки, ни прочими гламурными понтами обзаводиться мы как-то не стремились. Тем более я, к примеру, никогда в жизни за руль не садился, потому что зрение не позволяло. Жили скромно, но дерзко и дружно.

В начале ХХI века вместо бандитов в заказах стали появляться чиновники, но для меня они от бандитов мало чем отличались – разве что рожы самодовольней да жопы потолще, вот и вся разница. Так вот лет этак двадцать я выходил на улицы и постреливал, горя не знал и ни о чем не жалел. А потом годков десять назад Арнольда пригласили переехать на родину, в Армению, какой-то пост ему в каком-то природоохранном министерстве дали. Тот и согласился, потому что к тому времени природу очень полюбил, особенно если на этой природе водку пить да по консервным банкам стрелять. Арнольд, как и я, одинокий был – вся его семья погибла в Спитаке во время землетрясения. Оттого его на историческую родину особенно никогда и не тянуло. Долго он размышлял, со мной разговоры вел, и, в конце-концов, решился предложение принять. А наш расстрельный бизнес все равно пришлось к тому времени сворачивать: былые заказчики своих конкурентов и прочих всяких неугодных убирали к тому времени уже интригами. Стрельба не требовалась, свои своих же поедом и безжалостно ели. Потому что людоеды и сволочи. Вот такая она, судьба моя киллерская….