Аркада. Эпизод третий. maNika

Джехути был не очень высок, но плотен, мог показаться толстяком или раздобревшим после окончания карьеры спортсменом, однако его плавные и очень мягкие, напоминающие кошачьи, движения тонко намекали, что лишних килограммов Джа пока не набрал. Из машины Винчи вышел в затемненной fullface-маске, что, впрочем, тоже не удивило охрану: несмотря на «желтый» уровень биологической тревоги на улице и полную безопасность внутри клуба, высокопоставленные любители гладиаторских боев частенько оставались в масках, не желая, чтобы их связывали с FN23. Людей в масках вышибалы «GottoNY» привычно пропускали, однако Джа привлек внимание.

– Твой maNika зарегистрирован на миссис Старовражевич из Аляски.

– Старовиражевич, – поправил здоровяка Винчи. – И что?

– Это нежелательно.

– Использование полицейских программ сканирования нейрочипов и вовсе незаконно.

– Ты умный?

– Завидуешь?

Джа держался с охранниками несколько высокомерно, четко показывая разделяющее их расстояние, однако вышибалы демонстрировали удивительное спокойствие, почти не реагируя на провокационное поведение гостя: они повидали немало наглых VIP-персон и знали, как себя вести.

– Это нежелательно.

– Сглотнешь, Луи.

– Меня зовут не Луи.

– Да пофиг.

По лицу громилы стало ясно, что он сдерживается из последних сил, но ситуацию разрядил подбежавший менеджер, наконец-то заметивший возникшую у двери заминку.

– Все в порядке, Чак, мистер Старовиражевич – особенный гость, – произнес он, мягко ухватывая здоровяка за рукав. – Дальше я сам.

Охранники с видимым облегчением отступили, а менеджер широко улыбнулся и увлек Винчи внутрь.

– Прошу прощения за недоразумение.

– Такое случается.

– Рад, что вы с пониманием отнеслись к рвению охранников, – с чувством отозвался менеджер. – Мистер Руфай предлагает обсудить дела после боя… если вы не против.

И если бы последнее добавление услышали вышибалы, они бы от изумления впали в ступор: ведь менеджер прямым текстом сказал, что ради встречи с таинственным Старовиражевичем Мози Руфай, беспощадный главарь FN23, готов отказаться от созерцания долгожданной схватки.

Но идти на жертву не пришлось.

– Передайте мистеру Руфаю, что я с удовольствием посмотрю бой, – ответил Джа. В действительности он относился к гладиаторским побоищам более чем прохладно, но уголовники прислали билет на лучшее место и отказ могли принять за оскорбление. – Переговорим позже.

– Благодарю.

Менеджер исчез.

А Винчи прошел в главный зал, в котором выпивали, болтали, улыбались и толкались многочисленные гости: бандиты, селебрити, бизнесмены, политики, чиновники, шлюхи… Все, кому нравилось наблюдать за мордобоем и кого заводил вид крови. Все, кто хотел взглянуть на запретное и, возможно, увидеть чужую смерть…

Как будто в мире победившего Помпео смертей было недостаточно.

Джа отказался от шампанского, но взял коктейль, чтобы пить через трубочку – конструкция маски это позволяла, неспешно прошелся, разглядывая гостей, и только собрался в зал, как замер, увидев белокурую женщину в облегающем платье, окруженную сразу несколькими мужчинами. Смеющуюся женщину в зеленом платье, с большими зелеными глазами и с зелеными изумрудами на шее, пальцах и в ушах. Очень красивую женщину, умеющую пользоваться своей красотой. Королеву, выбирающую фаворита на ближайшую ночь.

Джа знал ее имя, но впервые увидел не на экране коммуникатора и… И с удивлением понял, что смотрит на белокурую красавицу уже целую минуту.

Не отрываясь.

Совершенно позабыв о выпивке.

Она почувствовала взгляд и оглянулась.

– Черт! – Винчи понимал, что маска спрячет его от красавицы, но все равно покраснел. – Черт!

Сунул бокал ближайшему официанту и быстрым шагом направился в ложу.

///

– Синтия Го! – провозгласил ведущий, и зал наполнился одобрительным гулом. Громким, но не слишком – поддерживали дерзкую претендентку в основном женщины.

Общей любви Синтия не снискала, поскольку, как бы странно это ни прозвучало в отношении гладиатора, имела репутацию жестокого бойца и любила доставлять противникам боль. Для Синтии этот отборочный марафон был дебютным, но прошла она его с блеском, не испытав особенных проблем: ломала кости, вырывала пинги и разбивала ими головы противников. Крови во время ее боев лилось предостаточно, что нравилось лишь отморозкам, но Синтия знала, что если победит – ее полюбят, даже несмотря на жестокость.

– Девятнадцать побед в девятнадцати боях! – продолжил ведущий. – На личном счету нашей симпатичной Го четыре покойника! И все они умерли на ваших глазах! На арене! Никого не успели отвезти в больницу!

Синтия вошла в клетку и остановилась, неспешно наклоняя голову то вправо, то влево. В отличие от подавляющего большинства гладиаторов, Го скрывала пинги под псевдокожей, и выглядела как обыкновенная, не очень высокая девушка спортивного сложения: с маленькой грудью, крепкими ногами и злым лицом. Кисти защищены бинтами, и эта деталь показалась Джехути нарочитой: к чему защищать костяшки, если все знают, что конечности у Синтии искусственные? Профессиональный боец не мог себе позволить ничего настоящего, поэтому руки и ноги Го были собраны из легкого, но сверхпрочного титариума, позвоночник и таз усилены, а суставы надежно укреплены.

– Соперником нашей прекрасной и безжалостной Синтии станет… – ведущий выдержал короткую паузу, позволяя залу набрать в легкие воздух, и продолжил: – Дрекслер…

– Капитан! – рявкнули зрители и разразились овацией, приветствуя любимца Нью-Йорка, всемирно известного чемпиона, проигравшего Паразиту пояс и вынужденного возвращаться к вершине с самого низа – таковы были жесткие правила лиги.

– Сто восемьдесят три победы в ста девяноста пяти боях и двадцать семь покойников! Чемпион чемпионов, жаждущий вернуть себе титул! Наш Капитан!

Дрекслер появился, как настоящая звезда: под фанфары, улыбаясь и раздавая воздушные поцелуи, а оказавшись в центре клетки, вскинул вверх все четыре руки.

– В maNika чемпиона стоит военное ПО, – со знанием дела сообщил подружке сосед Джехути. – Позволяет контролировать шесть конечностей.

– Зачем?

– Затем, что он эту маленькую дурочку растерзает и не заметит!

В действительности дополнительные руки играли вспомогательную роль, полноценного управления ими нейрочипы пока не обеспечивали: человеческий мозг упорно воспринимал вторую пару как лишнюю, и сколько времени потребуется программистам, чтобы преодолеть его сопротивление, никто не знал. ПО для «шестирукой» maNika было написано не военными, а хакерами, и Дрекслеру пришлось много тренироваться, чтобы заставить себя использовать дополнительные конечности хотя бы в половину их возможностей, но своего чемпион добился.

– Капитан! – заорал сосед.

И Дрекслер прыгнул на Синтию.

Бой начался.

Быстрый, как всегда у пингеров, и безжалостный, как всегда у гладиаторов. Бой начался без разведки, поскольку противники хорошо изучили друг друга по видео: Капитан прыгнул, показывая, что собирается обрушиться на Го сверху, но в полете извернулся, приземлился много раньше ожидаемого и ловкой подсечкой свалил ошеломленную Синтию с ног.

Зал радостно выдохнул.

На мгновение показалось, что схватка завершена, но девушка успела откатиться в сторону до того, как Дрекслер развил атаку, ловко уклонилась от мощного удара и ответила прямым в подставленный висок. Очень быстро ответила и потому успешно: голова Капитана резко дернулась и, не будь его шея усилена, наверняка бы сломалась.

Дрекслер коротко вскрикнул. Зал замер. Синтия молча бросилась на Капитана, проскользнула между едва шевелящимися руками – судя по всему, Дрекслер «поплыл», – сбила с ног и прилипла, взяв на удушающий.

– Но как? – прозвенел в наступившей тишине изумленный голос одной из поклонниц Капитана.

Синтия улыбнулась, продолжая душить противника и не задумываясь над тем, почему он до сих пор не признал поражение, почему не стучит ладонью по земле, почему хрипит, но при этом…

– Черт!

Го слишком поздно сообразила, что попала в мастерски подготовленную ловушку: Дрекслер знал, что удушающий – коронный прием Синтии, укрепил шею, трахею и специально подставился под захват. И в тот момент, когда Синтия выкрикнула: «Черт!» – захватил ее в жестокие объятия.

Положение бойцов изменилось в мгновение ока: Капитан дважды ударил Го в голову, вывернулся, взяв на болевой, но не остановился, а стремительно, пока Синтия не попросила о пощаде, до предела вывернул ей руку и безжалостно ударил в сустав. Крика не было, но громкий хруст показал зрителям, что бой окончен.

///

– Вот уж не думал, что Капитан так просто разделается с девчонкой, – улыбнулся Джа, усаживаясь в предложенное кресло. – Она казалась опасной.

– И ты на нее поставил?

– Нет, конечно.

– В таком случае, нам не за что извиняться.

Мужчины негромко рассмеялись.

В отдельном кабинете их было трое: Джехути Винчи, Мози Руфай, большой босс FN23, и его ближайший помощник Узочи Бабагида. Столь значимые люди, за которыми стояло множество готовых на все бойцов, не часто снисходили до встреч с простым посредником – а именно так представился Джа, – однако Винчи рекомендовали настолько серьезные люди, что главари одной из двух самых больших банд Восточного побережья готовы были даже пропустить бой.

– Шампанского?

– Виски.

– Правильный пацан?

– Не совсем.

– В смысле? – удивился главный уголовник.

– Не «бурбон», а скотч, – объяснил Джа, и Руфай с облегчением рассмеялся:

– Это мы стерпим.

Известный гомофобными взглядами Мози оказался любителем дорогих костюмов и шелковых рубашек. Он носил туфли из кожи крокодила, несколько крупных перстней с разноцветными камнями и золотую цепь на шее. Дурной вкус Руфая объяснялся легко: выглядывающие из-под воротника татуировки четко говорили, что начинал Руфай с самых низов и, добравшись до богатства, делал все, чтобы его продемонстрировать.

Его помощник, заместитель, палач и самый верный друг Узочи был пингером и не скрывал этого. Впрочем, скрыть замену черепной коробки сложно, а Бабагида был одним из первых, кто сумел пережить эту процедуру: «Feller BioTech» устанавливала искусственные черепа без гарантий, смертность составляла шестьдесят процентов, но Узочи повезло. Его голову разобрали и собрали заново, и теперь он носил черный, не прикрытый псевдокожей титариумный череп, из отверстий в котором на Джа смотрели искусно пересаженные живые глаза.

Узочи знал, какое впечатление производит, привык наслаждаться смущением собеседников и слегка разозлился, не увидев в глазах Винчи неуверенности.

Впрочем, с тех пор как ему заменили череп, Узочи постоянно злился.

– Ты останешься в маске?

– Она мне не мешает, – легко ответил Джа.

– Не сможешь выпить.

– Мне достаточно подержать стакан в руке.

– Это хороший скотч, – после короткой паузы произнес Бабагида, кивнув на бутылку.

– Тогда я унесу стакан с собой.

Руфай, который как раз закончил разливать виски, поставил бутылку на стол, рассмеялся и потрепал друга по плечу:

– Все в порядке.

– Не люблю, когда люди прячут лицо, – продолжил тот.

– Мне еще с ним жить, – скромно заметил Винчи.

– А я не люблю…

– Узочи, наш новый друг просто не хочет раскланиваться при встрече на балу у мэра, – Руфай демонстративно подвинул стакан гостю и поднял брови: – Не так ли?

– Совершенно верно, – подтвердил Винчи.

– Но если наш новый друг хочет совершить сделку, ему придется показать лицо. А на балу у мэра я первым от него отвернусь.

Условие прозвучало и было принято: Джа кивнул и снял маску.

Он оказался белым – впрочем, это было видно по рукам и шее, – без капли цветной крови, со светло-русыми волосами и короткой бородкой, обрамляющей округлое лицо, которому очень шло добродушное выражение. Глаза серо-стальные, нос небольшой, на щеках – маленькие, едва заметные ямочки, а вокруг глаз – морщинки от бесчисленных улыбок. Винчи напоминал молодого Санта-Клауса в отпуске, однако лидерам FN23 доходчиво объяснили, что перед ними сидит не просто авторитетный, а очень опасный человек.

Который пригубил виски и поднял брови:

– Прекрасно, Мози, действительно великолепный скотч.

– Рад, что он тебе понравился.

В следующее мгновение Джа перевел взгляд на Бабагида:

– Без обид, Узочи, я не хотел никого оскорблять, и если ты счел, что я зашел слишком далеко, – готов принести извинения. Впредь буду осторожнее в высказываниях.

– Не будешь, – эмоции на металлическом черепе не отражались, но по голосу собеседники поняли, что второй уголовник успокоился. – Но я тебя понял, белый, и я это принял.

– Спасибо. А чтобы не показаться дерзким и наглым, я прошу принять в дар пять ящиков знаменитых, любимых вами АК99. Я сбросил файл с указанием, где вы можете их забрать. Пятьдесят стволов и по сотне патронов к каждому.

– Бесплатно? – уточнил Мози.

– Абсолютно.

– В чем подвох? – уточнил Узочи.

– Хочу привлечь ваше внимание.

– Ты и без стволов привлек наше внимание, но с подарком действительно лучше, – Руфай сделал большой глоток виски. – Во всяком случае, хоть что-то останется от тебя на память.

Винчи вежливо посмеялся. Узочи остался бесстрастен.

– Какие новости ты нам привез? – перешел к делам Руфай.

– Хорошие, – неспешно ответил Джа, поигрывая стаканом. – Я смогу сделать то, о чем мы говорили в прошлый раз.

– Ты молодец, – важно произнес Мози. – Но мы еще не приняли окончательного решения.

– Я ни в коем случае не собираюсь вас торопить, – пожал плечами Винчи и с видимым удовольствием сделал еще один глоток виски. – Но я слышал, у вас стали исчезать люди…

– Что? – рявкнул Узочи.

– Откуда ты знаешь? – дернулся Руфай.

И стало ясно, что Винчи наступил на больную мозоль.

– Я веду дела, а не сплю с открытыми глазами, – хладнокровно произнес Джа. – Я знаю, что вы потеряли Бентли, и теперь его территорию пытаются прихватить «guerreros».

– Мы ее удержим.

– Не сомневаюсь. Но важно не то, что вы сумеете отбиться, а то, что у вас пропадают люди.

Бандиты переглянулись. Винчи допил виски, поставил стакан на стол и выразительно посмотрел на Мози. Тот молча взял бутылку.

История их взаимоотношений, еще не сложная, но перспективная, развивалась несколько месяцев и сейчас приближалась к кульминации. Она началась с желания FN23 решить проблему первенства и взять Восточное побережье под полный контроль. Амбициозная задача требовала огромных сил и казалась невыполнимой, поскольку единственный конкурент банды – латиноамериканский клан «guerreros» обладал приблизительно равными с FN23 возможностями. И тогда появилась идея получить поддержку у европейских деловых партнеров Руфая, в распоряжении которых находилось изрядное количество хорошо вооруженных, умеющих воевать бойцов, и на сцену вышел человек, которого Узочи и Руфай знали под псевдонимом Старовиражевич. До сих пор они общались по сети, сегодня впервые увиделись, и бандиты сразу потребовали снять маску.

А это означало, что решение принято.

Или будет вот-вот принято, поскольку лидеры FN23 не могли не знать, что конкуренты из «guerreros» затеяли активную вербовку бойцов в Центральной Америке.

– Какие дела ты ведешь с Сечеле? – вернулся Узочи к старым, давно пройденным вопросам.

– Не только с ним, – уточнил Джа, забирая со стола свой стакан. Он понимал, что лидерам FN23 требуется время, чтобы прийти в себя после упоминания Бентли, и легко согласился повторить пройденное.

– Какие дела?

– В основном – оружие.

– А не в основном?

– Достаточно того, что я плотно занимаюсь поставками оружия, а значит, в моем распоряжении есть подходящий транспорт, – чуть жестче ответил Винчи. – Сечеле поставил передо мной задачу, я взял время на размышление и теперь говорю: я могу ее решить.

– Ты сможешь привезти в Штаты тысячу солдат? – недоверчиво спросил Узочи.

– Сечеле говорил о пятнадцати тысячах, – сделав глоток виски, Джа вернул стакан на стол и принялся сворачивать самокрутку. – С оружием.

– Как ты это сделаешь?

– Благодаря коррупции, мой дорогой Узочи. Или ты думаешь, что я стал удачливым торговцем, потому что старательно скрываюсь от GS?

– Ты не скрываешься от GS? – удивился бандит.

Винчи раскурил самокрутку, пустил к потолку струю ароматного дыма и, глядя в живые глаза железноголового собеседника, спокойно ответил:

– Я с ними сотрудничаю.

И тем заставил Узочи поперхнуться.

– Может, ты в ней служишь? – тихо спросил закончивший размышления Руфай.

– А тебе не все равно? – поднял брови Джа.

– То есть? – растерялся уголовник. А учитывая его положение, в прошлый раз Мози чувствовал растерянность приблизительно шесть лет назад.

– Если бы GS за каким-то чертом понадобилось ликвидировать пятнадцать тысяч европейских голов, GS ликвидировала бы их в Европе. Нет смысла сажать боевиков на корабль и топить… – Винчи глубоко затянулся. – Не забывайте, что корабль сам по себе больших денег стоит.

– То есть GS пропустит судно, под завязку набитое вооруженными бойцами? – изумился Узочи.

– GS и береговая охрана просто пропустят судно, – терпеливо объяснил Джа. – Их не будет волновать, что оно везет – это я гарантирую.

– В чем твой интерес?

– Деньги и развитие бизнеса. Когда вы устроите большую заварушку, мои товары и услуги будут крайне востребованы.

– Но когда мы победим, ты потеряешь крупный рынок сбыта в лице «guerreros», – заметил железноголовый. – Да и мы успокоимся…

– Успокоитесь настолько, что вам перестанет требоваться оружие? – удивился Винчи. На этот раз – не притворно. – Ты серьезно?

– Без оружия мы не обойдемся, – проворчал Руфай, жестом предлагая Узочи заткнуться. – Когда ты сможешь обеспечить поставку?

– В течение двух недель.

– Оплата?

– Вперед.

– Гарантии?

Джа развел руками и приятно улыбнулся. Все было понятно без слов: гарантии в таких делах никто не давал.

Orc archive

Paris ne vaut pas une messe[6]

Раньше, до того как мир необратимо изменился, мне нравилось внезапно, без всякой на то причины, просто по зову сердца, бросить дела и отправиться в какой-нибудь город. Иногда – в старинный европейский, тихий, больше походящий на деревню, иногда – в современный китайский мегаполис, или в пыльный, пустынный, плавящийся под знойным солнцем арабский, в котором пять раз в день кричит муэдзин, или в опасные азиатские трущобы, по улицам которых бродят крысы с ножами и крысы с хвостами. Отправиться только потому что захотелось увидеть именно этот город, захотелось побродить по его улицам, послушать голоса жителей, иногда понятные, иногда абсолютно чужие, выпить местного вина или пива, съесть то, что едят все вокруг, переспать с местной красоткой или с той, кого местные называют красоткой, и встретить рассвет на террасе, со стаканом виски в руке и сигарой в зубах.

Встретить расслабленным, успокоившимся, готовым вернуться в большой мир.

Мне нравилось бывать в абсолютно разных городах и через их камень прикасаться к истории: древней, средневековой и современной. Я бродил по улицам, которые видели королей и кардиналов, великих ученых и не менее великих полководцев, президентов, трибунов, революционеров, людей пылких и горячих, мечтательных, отчаянных, смелых, а главное – устремленных в будущее. Я видел города, застывшие и меняющиеся в угоду времени, сохранившие традиции и сделавшиеся безликими, и любовался их жизнью.

Но после того, как мир испоганил некроз Помпео, страсть к путешествиям оставила меня. Потому что сначала жизнь городов сделалась нервной, наполненной злостью и тоской, болью, порождающей жестокость, и ненавистью, результатом которой становилась еще большая боль. А потом, когда прекратились вызванные Помпео бунты и власти установили контроль над территориями, жизнь окончательно изменилась. Она мало где походила на себя недавнюю, даже там, где власть осталась в прежних руках, и я устал угадывать, в каком городе можно отдохнуть и развеяться, а с каким можно только попрощаться.

Мир перестал меня радовать.

Я стал путешествовать только в тех случаях, когда этого требовали дела, воспринимая переезды без удовольствия, как необходимость, но был один город, в который я не мог не заехать. С которым не мог не попрощаться, потому что был обязан ему многим. Старинный город, который барон Осман превратил в блестящую имперскую столицу. Старинный город, в котором я обрел все, что у меня есть, который изменил меня так же, как я изменил мир: сильно, безжалостно и навсегда. В старинный город, который я никогда не любил, но который стал моей страстью.

В город…

Я отправился в Париж.

Прощаться.

Знаю, звучит сентиментально. Знаю. И еще знаю, что нельзя возвращаться туда, где был счастлив, но я хотел увидеть набережные, по которым мы с Беатрис медленно гуляли вечерами; мосты, на которых стояли, бездумно разглядывая проплывающие по Сене кораблики; камни, на которых сидели, по очереди откусывая от свежайшего багета; парки, в которых прилюдно целовались, наплевав на правила шариата; бульвар Гарибальди, по которому я каждое утро ходил за горячими круассанами… Пекарню у старика Роже отобрали, теперь ею владеет кислый Абдуллах с носом цвета «баклажан» и такого же размера, предлагающий восточные сладости, в том числе – с марихуаной. За выставленными на тротуар столиками курят кальян. Через две двери – публичный дом, новый, раньше его здесь не было. «Дешевые белые шлюхи!» Скорее всего – славянки, мне рассказывали, что албанцы наладили поставки из Чехии и опустили цены на самых крупных аукционах до неприлично низких. Стены домов расписаны черной вязью, потому что Его превосходительство Исам Даниял, мудрейший глава XV парижского округа, имел репутацию человека набожного и распорядился, чтобы на каждой улице размещалось не менее трех цитат из Корана, а подданные, как это часто бывает с лизоблюдами, решили продемонстрировать рвение и расписали угодными руководителю надписями все свободные места. Раньше надписей не было. И мусорных куч не было – вонючих надгробий муниципальной службе. Нынешний XV округ оплачивал услуги мусорщиков неаккуратно, по мере необходимости, и кучи исчезали в лучшем случае раз в месяц.

Исчезали, чтобы вновь начать расти…

И вонять.

В том Париже, который я знал, пролилось много крови: Варфоломеевская ночь, бесчисленные казни во время Революции, безжалостное подавление Коммуны – вот лишь немногие события, во время которых на старые камни валились горы трупов. Если сложить все кости, перемолотые здесь временем, то Париж давно следовало признать кладбищем, но теперь он погибал, и я, получается, присутствовал на похоронах кладбища.

Странное ощущение.

Я вышел в центр бульвара Гарибальди и поднял голову, как всегда делал, возвращаясь в нашу квартиру с горячими круассанами на завтрак: искал взглядом балкон на третьем этаже и всегда находил на нем Беатрис – она встречала меня, одетая в легчайший, очень тонкий шелковый халат, оставляющий открытыми длинные ноги и едва скрывающий грудь. С небрежно заколотыми волосами. Желанная настолько, что у меня перехватывало дыхание, любимая настолько, что начинало щемить сердце. Увидев меня, Беатрис чуть наклоняла голову, и мир исчезал, растворялся в чарующей прелести моей женщины. Я бегом поднимался на третий этаж, распахивал дверь квартиры, втягивал ноздрями запах свежего кофе, бросал пакет с круассанами на полку и смеялся, подхватывая Беатрис на руки. Смеялся, как никогда в жизни: ни до, ни после.

Вы знаете, что такое счастье, орки? Я – знаю.

И потому взгляд, который бросил я на наш старый дом на бульваре Гарибальди, был преисполнен грусти.

Дом, который я вспоминал с любовью и теплом, оказался обезображен черной вязью исполненных баллончиком цитат, на балконах валялся скарб и сушилось белье, некоторые окна выбиты, входная дверь покосилась, а около нее ржавел остов разобранной машины. Глядя на который я вспомнил, что Генрих Наваррский оценил Париж в мессу.

Сейчас город не стоил даже отходной молитвы.

– Хочу посмотреть, – сказал я мрачно. – К тому же, в прошлый раз я, кажется, забыл на диване книгу.

– Книга находится в вашем кабинете, патрон, полка прямо над креслом для чтения, – негромко сообщил Захар, командир моих телохранителей. Он всегда был предельно сосредоточен и собран, знал, что мне нравится та книга, и не забыл забрать ее из оставленной квартиры. А я, получается, ни разу не вспомнил о ней с тех пор.

– Значит, хочу просто посмотреть.

– Да, патрон.

Захар вполголоса отдал необходимые распоряжения, и парни вошли в подъезд, обеспечивая мне проход на третий этаж…

Вы спросите, почему нам никто не мешал? Потому что мою безопасность обеспечивало семьдесят вооруженных до зубов бойцов при поддержке полусотни дронов различного предназначения, от ударных до РЭБ, и еще в воздухе барражировало четыре вертолета. Сентиментальность сентиментальностью, но рисковать я не собирался, людей взял исключительно опытных, и вооруженные туземцы Его превосходительства Исама Данияла и прочих местных превосходительств держались от нас на почтительном расстоянии, провожали злобными взглядами, но приближаться не рисковали. А гражданские благоразумно разбежались.