По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга первая

– Неплохой улов, – удовлетворённо хмыкнул Председатель. – Пусть даже и из уборной… Ну, а Кусачий? Куда он подевался?

Сазанов виновато потупился.

– Мы шли за ним след в след… Ну, почти… Нашли даже останки ларца… Но сам он – как в воду канул… Да и не удивительно: ночь. Место – глухое…

Председатель хотел уже сурово выгнуть бровь, но передумал: всего предусмотреть невозможно. Да и итог операции – не такой уж скромный: пять кило золота! Бандиты – величина переменная. Золото – постоянная.

– Ладно! – решительно шлёпнул он ладонью по столу. – Будет нам посыпать голову пеплом! А он ещё попадётся – не последний день живём!

Великодушно успокоив Сазанова – а заодно и себя – Председатель всё же не удержался от того, чтобы не скосить иронический глаз на заместителя.

– Ну, и видок у тебя… В общем, так: прежде всего, ступай домой и приведи себя в надлежащий вид. О делах поговорим позже…

Когда за Сазановым закрылась дверь, первым делом Председатель распахнул окна, чтобы проветрить кабинет. И только после этого он вернулся за стол – и ещё раз перечитал донесение из Парижа.

«На месте устроился. Дедушка с внучкой тоже подъехали. Готов к выполнению новых заданий. М.»

С довольной миной на лице Председатель откинулся в кресле.

– Значит, уже там… Это хорошо: грядет новая фаза борьбы – заграничная. И тебе, дружище, предстоит в ней активно участвовать – как в силу твоих возможностей, так и в силу наших потребностей… «Дедушка с внучкой»…

Председатель усмехнулся: так они с Михаилом Николаевичем договорились именовать в донесениях «Нумизмата» и Наташу. Отодвинув бумагу с расшифрованным текстом, чекист устало прикрыл глаза.

«Итак, первый сеанс связи состоялся! Значит, не зря мы в своё время внедрили к Вахлакову на рю де Гренель нашего человека для связи между Центром и будущим резидентом в Париже!»

Председатель не умел сидеть в кресле – и уже через минуту был на ногах.

– За работу!

Глава десятая

– Руки вверх!

Градоначальник Ялты и назначенец Иван Антоныча господин Тутышкин оторопело взглянул на ворвавшихся в его кабинет офицеров. Офицеры были явно пьяны, но это обстоятельство комичной ситуацию почему-то не делало: в одном из ворвавшихся градоначальник узнал известного ресторанного буяна и ярого сторонника Барона капитана Птицына. Одного этого факта было достаточно для того, чтобы Тутышкин перепугался не на шутку.

– Ты что, оглох? – заорал Птицын, бешено вращая побелевшими от ярости глазами. – Я ведь тебе русским языком сказал: «Руки вверх!» Или ты понимаешь только другой язык? Изволь!

И рука капитана скользнула к кобуре. Однако вместо ожидаемого револьвера в ней оказался солёный огурец, вероятно, прихваченный капитаном в одно из бесчисленных посещений увеселительных заведений.

Однако Птицын не смутился подобным оборотом. Коль скоро огурец находился в приспособлении для хранения оружия, в качестве такового он его и использовал. Почти мгновенно покрасневшее место контакта скулы градоначальника с «ударной частью» огурца свидетельствовало об успешном использовании традиционной русской закуски – пусть и не по прямому назначению.

После вполне ожидаемых при таких обстоятельствах воплях на тему «Что Вы делаете?», Тутышкин, наконец, оказался способен задать более осмысленные и подходящие к случаю вопросы.

– Как прикажете это понимать, капитан? – прижимая ладонь к месту ушиба, дрожащим голосом пролепетал он. – Что это значит? Извольте объяснить!

Птицын нагло ухмыльнулся.

– Охотно изволю, господин бывший градоначальник, охотно! И в целях экономии времени – предельно лаконично: «Слазь!»

Плешивая голова Тутышкина мгновенно увлажнилась обильно выступившим потом.

– Т-то есть, к-как это «Слазь!»?

– Очень просто!

Вытаскивая за шиворот трясущегося от страха градоначальника из-за стола, капитан объяснял уже не только словами, но и руками.

– Власть переменилась! Так, что ты теперь – не Туточкин, а – Тамочкин!

Дружным хохотом спутники Птицына мгновенно оценили «остроту» своего предводителя.

– В общем, вали отседова, как говаривал мой дворник Кузька!

Безапелляционно извлекаемый из-за стола, Тутышкин попытался рукой дотянуться до кнопки звонка.

– Зря ты это, дядя! – укорил его Птицын. – Охрана почивает в коридоре. Для такого случая мы даже пожертвовали парой бутылок водки – по штуке на нос. Точнее: на голову. А если уж совсем точно: по голове! А что поделаешь: надо! Народ не проявил сознательности: пытался воспрепятствовать торжеству законности и порядка!

Птицын снисходительно похлопал Тутышкина по рыхлому плечу.

– Так, что ты, уж, лучше не серди нас! Вали, пока миром просят! Пшёл вон!

Низложенный градоначальник не заставил упрашивать себя, и на подкашивающихся ногах вывалился из дверей теперь уже бывшего своего кабинета. Проследовав мимо стонущих по углам охранников, он прежде всего, направился в туалет. И уже – рысью: вполне понятное дело.

Так начался знаменитый «мятеж» капитана Птицына. Стоявшие за его спиной «кукловоды» в лице генералов Клеймовича, Кутахова и Свищёва – все яростные сторонника Барона – решили таким неординарным способом заявить о настроении командного состава Волонтёрских Сил Юга России. Заодно они хотели проверить реакцию Главкома на выступление оппозиционно настроенных офицеров.

Птицын, разумеется, не был посвящён в «интимные» подробности. Его, пьяницу, драчуна и горластого критика «чистоплюя» Иван Антоныча, в любом застолье возглашавшего здравицы в честь Барона, просто ловко науськали на мятеж, больше похожий на дебош. Кандидатура Птицына тем более устраивала стоявших за его спиной настоящих заговорщиков, что он командовал ротой охраны «правительственных» учреждений города, и ему было проще всего обеспечить силовой захват сданных под охрану учреждений. Что он и сделал.

При этом генералы-«бароновцы» пока ещё не планировали никаких по-настоящему решительных действий: только зондаж и чуточку шантаж! Зондаж возможностей захвата Бароном власти – и шантаж теперешнего Главкома в целях постепенного приучения того к мысли о неизбежном расставании с креслом.

В течение трёх дней Птицын «управлял» городом. Ну, как управлял: функционирование городского хозяйства обеспечивали те, кто умел это делать, и кому это полагалось по должности. А перманентно нетрезвый Птицын восседал в кабинете градоначальника, перемежая это сидение периодическими выездами в город в служебном «ландо». Никакими другими «делами» он не занимался – как по причине неспособности ни к чему другому, кроме пития и бития, так и по причине того, что просто не знал, чем ему заниматься дальше: никто ему этого не сказал.

Пока капитан «градоначальствовал», город замер в ожидании развязки. И она наступила – потому, что не могла не наступить. Назначенцы Иван Антоныча, прибывшие в Ялту во главе расквартированных неподалёку тыловых частей, быстро навели порядок. Проще говоря, они набили морду орущему «Долой Ивашку!» и «Да здравствует Барон!» Птицыну, и свезли его «на съезжую». Генералы, заподозренные в организации этого балаганного «coup d`etat» с явно нешутейными целями, тут же дружно, в голос открестились от знакомства с «мятежным» капитаном. На поверку это оказалось правдой: генералы с капитаном благоразумно не были знакомы. Но лишь в таком формате: «встречались – но не были представлены друг другу». Да и встречались только по службе – когда отдавали капитану приказ о начале выступления.

Куда труднее пришлось Барону. Как он мог доказать свою лояльность и законопослушность, если ни того, ни другого по отношению к Иван Антонычу у него и в помине не было?! И как ни пытался он обосновать свою непричастность к «игрушечному» перевороту также незнакомого ему капитана пребыванием на излечении – предусмотрительно организованным в момент совершения оного – Главнокомандующий коварному Барону не поверил. Давно испытываемая им неприязнь к властолюбивому «тевтону», а также страх перед его притязаниями на руководящее кресло, наконец-то, нашли выход.

Слова генерала Кобылевского о том, что «завтра» Барона по времени не намного будет отстоять от его «сегодня», оказались пророческими. Уже через неделю после вступления в должность командующего армией, Барон перестал быть таковым – потому, что перестала существовать армия. Иван Антоныч произвёл хитроумную реорганизацию, в результате которой армия превратилась в корпус, а её командующий – всего лишь в одного из многочисленных командиров.

Но и это было не всё. Ещё дней через десять, воспользовавшись очередной критикой Бароном стиля и метода своего руководства, Иван Антоныч просто снял того с должности. Науськиваемый своим начальником штаба, на следующее утро после этого приказа Главнокомандующий в дополнение к первому приказу издал ещё и другой. На основании собранных воедино слухов, домыслов, страхов и реальных фактов – по принципу «вали кулём – потом разберём!» – Барон был обвинён в бонапартистских замашках, в развале вверенных ему соответственно армии и корпуса, в подрыве авторитета Главнокомандующего и во многих прочих, действительных и мнимых, грехах. Также многозначительным, хоть и красивым латинским словом «инспирирование», он недвусмысленно был привязан к «мятежу» капитана Птицына.

Посему резолютивная часть приказа была предельно жёсткой: арестовать и в кандалах доставить в Ставку Главнокомандующего. Однако с исполнением приказа вышла осечка. Нет, приказ – вместе с его исполнителями – благополучно дошёл до дверей кабинета опального командира Волонтёрского корпуса, но дальше случилось непредвиденное.

Капитан Концов, исполняющий обязанности старшего адъютанта командира корпуса, отказался пропустить прибывших с приказом лиц к Его превосходительству под тем предлогом, что у того – конфиданс с дамой. Двое офицеров, проигнорировавшие «резолюцию» адъютанта, тут же пожалели о своём непродуманном поступке – уже лёжа в пыли возле штабного крыльца, с которого они были сброшены после выставления за шиворот вон.

Попытка опозоренных «экзекуторов» восстановить реноме закончилась бы всего лишь обыкновенным водворением их на место – мордой в пыль, если бы им вдруг не задумалось подкрепить своё намерение демонстрацией обнажённых револьверов. К ним, на свою беду, присоединились и двое их спутников.

Тут всё и случилось. Рассвирепевший непослушанием гостей, Концов не только обезоружил ретивых исполнителей приказа – уже на глазах вышедшего на шум Барона – но и учинил им форменный мордобой. И дело заключалось уже не в Бароне: своим нахальством визитёры оскорбили достоинство капитана, не привыкшего к неуважению. Но Барон подумал иначе – к немалой пользе Концова.

После того, как подвергнутые экзекуции несостоявшиеся «экзекуторы» перестали подавать не только признаки сопротивления, но и признаки жизни, Барон расщедрился на пару сокращений мышц лица. По-своему улыбнулся, то есть.

– Благодарю за службу, капитан! Думаю, с господ порученцев уже достаточно науки хороших манер!

Павел Андреич вытер натруженные кулаки и сапоги – о мундиры жертв, естественно – и разогнул спину.

– Прикажете загрузить это, Ваше превосходительство?

И он кивнул головой на четыре распростёртых на земле тела. Барон усмехнулся одними губами.

– Да, не сочтите за труд, Павел Андреич.

Впервые за всё время общения – а это почти три недели – Барон обратился к Концову по имени-отчеству. И это было не только приятно, но и весьма симптоматично.

Капитан энергично «загрузил» в автомобиль пришельцев их тела – так, как загружают дрова в паровозную топку. Прибывшее вместе с офицерами отделение солдат равнодушно наблюдало как за избиением своих командиров, так и за их «погрузкой». Наиболее разумным для себя оно сочло не вмешиваться в служебные разборки господ офицеров.

Из-за спины Барона за обоими этими процессами – «зачисткой» и очисткой – наблюдали генералы Кутахов и Свищёв, ибо «дамой», с которой, со слов Концова, Его превосходительство имел «конфиданс», были именно они. Оба не могли скрыть удовольствия от того, как ловко капитан управился с посланцами Главкома.

– Браво, капитан! – лаконично, в свойственной ему манере, восхитился Кутахов. Восхищение Свищёва было более непосредственным. Он подошёл к Концову, и, глядя на него замутнёнными кокаином глазами, нежно приобнял за плечи.

– Нет слов, Паша!…

Обернувшись к Барону и Кутахову, он воскликнул:

– Ну, как тут не вспомнить незабвенного Михал Илларионыча:

«С такими молодцами – и отступать?!»

Вернувшись к Павлу Андреичу, Свищёв не удержался, и трижды по-русски облобызал бравого капитана.

– Господа! – дёрнул подбородком Барон. – Имею сообщить вам, что вопрос о кандидатуре моего старшего адъютанта больше не значится в повестке дня!

– И лучшего выбора Вы и сделать не могли, Ваше превосходительство! – просиял Свищёв.

– Мои искренние поздравления, капитан!

Кутахов и в похвалах был традиционно сдержан.

– Подполковник, дорогой Альсан Палыч! – многозначительно поправил генерала Барон. – Подполковник! Я сегодня, буквально только что, произвёл Павла Андреича в очередной чин.

Последовала новая порция поздравлений – теперь уже в связи с производством. Однако, несмотря на торжественность момента, все понимали, что это – далеко не финал истории, и следующий ход – за Главкомом. И были правы.

Узнав о случившемся, Иван Антоныч в тот же день, по прямому проводу связался с Бароном, и выразил ему свои сожаления. С его слов, произошло досадное недоразумение: офицеры неправильно истолковали содержание приказа, и самочинно превысили данные им полномочия, которые якобы сводились лишь к уведомлению Барона об освобождении от должности.

В связи с изложенным, Иван Антоныч даже счёл возможным извиниться за произвол своих посланцев и заверил, что со всех них будет строго взыскано – как будто взбучки от Концова было недостаточно.

Одновременно с заверениями в совершеннейшем к Барону почтении Его Высокопревосходительство настоятельно рекомендовал последнему отбыть в Крым – пока без должности – на лечение, для поправки расшатавшейся нервной системы. Разумеется, под «железное» обещание будущего портфеля.

Барон, который, разумеется, всё понял, как и следовало понимать, сдал корпус Кутахову, и отбыл в столицу Крыма, куда уже эвакуировалась часть потрёпанных дивизий ВСЮР. В связи с отъездом Его превосходительства между Кутаховым и Свищёвым, открыто недолюбливавшими друг друга, развернулась настоящая борьба за подполковника Концовым (своим приказом Иван Антоныч утвердил производство Павла Андреича в чин). Каждый доказывал, что ему при его должности такой офицер нужнее – хотя должности у обоих были одинаковые: оба командовали армейскими корпусами. Правда, у Кутахова имелось одно преимущество: он был преемником Барона на посту командира Волонтёрского корпуса, и мог претендовать на всё его имущество – в том числе, и на души и тела его офицеров.

В конце концов, энергичному и грубоватому Свищёву надоело аргументировать свою позицию – и он без долгих проволочек выкрал Концова прямо из-за служебного стола. Как выкрал? Да очень просто: попросил того проводить его до автомобиля, и, прощаясь за руку, одним рывком втащил Концова в машину, после чего велел шофёру гнать, не останавливаясь. Все последовавшие за этим попытки Кутахова восстановить статус-кво ни к чему не привели.

Но оснований сожалеть о случившемся о Пал Андреича не было. Приказом Свищёва подполковник Концов был назначен офицером для особых поручений при штабе командира корпуса. Принимая во внимание неугомонный характер молодого – ему шёл всего лишь тридцать третий год – генерала, можно было со всей уверенностью предположить, что концовка официального наименования должности подполковника носит чисто формальный характер, и состоять при штабе ему вряд ли придётся.

Так оно и случилось. Особые поручения заключались даже не столько в сопровождении генерала по частям его разбросанного по всем крепостям и валам корпуса – хотя и это имело место – сколько в эскортировании падкого на развлечения Свищёва по различным злачным местам. После недели «работы» в новой должности Павел Андреич мог спокойно наниматься в гиды любому состоятельному приезжему, желающему ознакомиться с самыми диковинными развлечениями крымской богемы.

Недели через две после отстранения от должности, Барон, находящийся «на излечении» – массандровскими винами – получил неожиданный, и вместе с тем вполне ожидаемый, приказ из Ставки о своём увольнении со службы. В сопроводительном письме Главкомом было высказано «дружественное» пожелание Барону немедленно покинуть расположение войск и отбыть на лечение за границу. Аргументация была вполне недвусмысленной: «во избежание нежелательных инцидентов – вплоть до эксцессов».

Барон опять всё понял правильно – как того и хотел Главком – и не без традиционных уже «пожеланий» «долгих лет жизни» своему «благодетелю» отбыл в Константинополь. Но борьба за портфель Главнокомандующего этим закончиться теперь уже не могла. Уж, слишком громко – и с разных сторон – стали раздаваться голоса о целесообразности отставки Иван Антоныча и передачи всей полноты власти человеку, действительно способному навести порядок в расхристанном христианнейшем войске.

И основания к тому были. За эвакуацией части «доблестных» носителей «белой» идеи в Крым последовала эвакуация другой части в Одессу. Но в последнюю – ненадолго: вскоре уже оттуда пришлось перебираться в Новороссийск и Батум.

Драп «посеревших» «белых», нагружённых возами с добром, «полученным» «от благодарного населения», набирал ход. И уверенности в том, что новое место пребывания – конечный пункт маршрута, с которого начнётся триумфальное возвращение во власть, уже ни у кого не было. Знаменитый «тысячевёрстовый отход» от Орла лишь делал паузу в черноморских субтропиках перед «последним броском на Юг»…

Глава одиннадцатая

Председатель Цупрчрезкома* ещё раз перечитал донесения своих агентов, работающих в тылу «незалежных» войск. В материалах, поступивших из различных источников, содержались подтверждающие друг друга сведения о перемещениях людей головного атамана по сёлам и городкам, находящимся в полосе наступления «красных войск».

Проверив и проанализировав данные, полученные от «подгулявших» уполномоченных пана Директора, агенты установили, что целью всех поездок «атаманцев» является сбор у населения… нет, не ценностей, ибо таковых уже не имелось: слухов о приближающихся частях Красной армии.

«Значит, пан Директор приступил к активному сбору „информации“ – и явно не для личного использования! – усмехнулся Председатель. – „Товар“ – явно для закордонного покупателя… Что ж, а таком случае, пан Директор отчасти выполняет работу за нас. Работу по линии дезинформации противника о планах Красной Армии. Но пану Директору надо помочь. Одному ему не осилить нужного нам объёма качественной дезинформации. Обязательно надо помочь!»

Директор нажал кнопку звонка. Уже в следующее мгновение в кабинет впорхнул всегда теперь бдящий секретарь.

– Сазанова!

Секретарь исчез так же стремительно, как и появился – и через минуту на пороге уже стоял заместитель Председателя Цупрчрезкома по оперативной работе.

– Проходи! Садись! Читай!

Сазанов молча проследовал к столу, пододвинул венский стул, и приступил к изучению председателевой бумаги. Закончив чтение, он отложил в сторону донесение и поднял на шефа серые внимательные глаза.

– Какие выводы?

Сазанов пожал плечами.

– А какие выводы? Надо помочь «товарищу»…

– Хорошо соображаешь, зам! – улыбнулся Председатель. – Что предлагаешь конкретно?

Сазанов попытался встать.

– Сиди, сиди!

Прежде чем начать «предлагать», Сазанов задумался.

– Дезинформация таких масштабов и такого уровня нас устроить, ясное дело, не может.

– Ну? – поощрил зама Председатель.

– В связи с неизбежным конфликтом с панами нам необходимо канализировать непосредственно во Второй отдел штаба Генерального дезинформацию стратегического характера. А таковой можно считать только сведения о силах, месте и времени выступления противника – в данном случае, Красной Армии.

Председатель с довольным видом откинулся в кресле.

«Нет, ты послушай только, как рассуждает! Что значит школа! Да, молодец я! Прямо – как тот „сукин сын Пушкин“: каких людей воспитал!»

Реакция шефа не ускользнула от внимания Сазанова, и он продолжал уже более уверенным тоном.

– Следовательно, чтобы Семён Васильич не разбрасывался по бабулькам и дедулькам, нам надо «подставить» ему серьёзного человека. Лучше всего – из оперативного отдела штаба фронта. Но кандидатура этого человека не должна вызывать сомнений у Генштаба и «дефензивы». То есть, человек этот должен быть известным им, и, как говорится, «с прошлым». Такому противник быстрее поверит. Нам ведь надо убедить в надёжности источника не передаточное звено – Семён Васильича – а конечное, то есть, самих хозяев.

– У тебя есть кандидатура?

– Даже две! – усмехнулся Сазанов.

– А кто второй?

Председатель лениво приоткрыл один глаз. Сазанов удивлённо вспорхнул бровями.

– Васин, конечно! А как вы догадались… ну, насчёт первого?

Председатель открыл второй глаз и рассмеялся.

– Тоже мне – бином Ньютона! Будто у нас – такой, уж, богатый выбор. Как говорится, «ты да я – да мы с тобой». То есть, если второй – Васин, то первый – Пряников. А если первый – Пряников, то второй – Васин. Да более подходящих кандидатур и не найти!

Полагая разговор оконченным, Сазанов встал и одёрнул гимнастёрку.

– Разрешите действовать, товарищ Председатель?

– Действуй! – великодушно махнул рукой Председатель.

…Ни Васин, ни Пряников, разумеется, не смогли отказать «в просьбе» товарищу заместителю Председателя Цупрчрезкома. Оставалось лишь «вывести» одного из них – для начала – на людей пана Директора, которых было ещё предостаточно и в самом Киеве. Правда, большинство из них, будучи оторванными от источников финансирования, давно уже отошли от дел, и до момента возобновления финансирования категорически отказывались работать «за спасибо». Головной же атаман, в свою очередь, категорически отказывался авансировать «дармоедов» до предоставления ему стоящих сведений. Словом – замкнутый круг.

Центральной комиссии Чека предстояло удовлетворить и примирить обе стороны…

* Центральное управление чрезвычайной комиссии

Глава двенадцатая

– Господи, Жорочка, неужели это – ты?

Утратив шляхетское высокомерие, Аксинья Андреевна по-бабьи всплеснула руками. Прильнув к юноше, она буквально не знала, что делать вперёд: то ли раздевать его, то ли самой раздеваться…

И только после бурного обмена приветствиями – в постели – она смогла, наконец, приступить к более или менее связным расспросам.

– Ну, рассказывай, как ты поживал всё это время? Где ты, как ты? Когда уехал из России? Как папа, как мама? Как Виталий Палыч?

Жора рассмеялся.

– Ну, навалилась! Ладно, слушай. Только не обещаю, что ответы мои будут предельно лаконичными. Это уж – как получится… Буду откровенен: я здесь в качестве друга Татьяны Николавны Чуркиной, дочери полковника Чуркина, а заодно и бывшей невесты капитана Концова, Павла Андреича… Моего друга…

Жора вздохнул и замолчал. Заинтригованная началом, Аксинья с нетерпением ожидала продолжения рассказа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.