Лафраэль и доспехи тьмы. Книга 1

Тут незнакомец повернулся, комично демонстрируя свое телосложение с выгодной стороны.

– Понимаешь, здесь такие порядки, именно в этом городе и в этой таверне: друзьям, а тем более старшим товарищам, которые делятся с тобой самым важным, а именно добрыми знаниями, следует всячески помогать! Тем более общеизвестно, что товарищей в беде оставлять нельзя! А то упрямство и глупость, впрочем, как и жадность, у молодых людей в этих землях ну никак не приветствуется, а порой, что очень скверно, осуждается и в итоге карается!..

Минуту пропойца испытующе смотрел на мальчика, стараясь понять, уразумел ли его довольно прозрачные намеки парень. Однако Руби не шелохнулся.

В это время принесли выпивку, две деревянных кружки отборной медовухи опустились с глухим стуком. Официантка, беспечно озираясь, сразу же отошла, не желая вникать в разыгравшуюся сцену, а между тем мужчина снова продолжил:

– Парниша, меня зовут Хайрам Больштад, для друзей просто Хайри! Ведь мы же с тобой друзья? – вполне доверчиво обратился он к Руби, сделав ударение на последнее слово, но тот по-прежнему молчал, внимательно наблюдая за приставшим к нему человеком.

Их стол еще не привлек лишнего внимания, однако на них уже стали оглядываться.

– Ну, хорошо, хорошо… э-э-э… Молчание – это знак согласия в этой стране, – внезапно продекламировал Хайрам. – Если мы друзья, то друзья должны делиться всем, что у них имеется, поровну. Видишь ли, у меня сейчас пока нет ничего, а раз так, то ты обязан помочь нуждающемуся товарищу, – с этими словами Хайрам взял бокал медовухи и сделал глубокий глоток.

Мальчик всё также не реагировал.

– Вот видишь, теперь мы настоящие друзья, это совсем хорошо. – Он сделал еще один глоток. – Ах-х, вот это я понимаю… Ну а как тебя зовут, мой маленький болтливый друг?

Руби остался верен себе и не ответил, отвернулся в другую сторону и больше не обращал внимания на приставучего «товарища».

– А-а-а, вот я глупый! – воскликнул Хайрам, ударив себя по лбу. – Понимаю, понимаю! Ты же чужеземец! Наверняка не знаешь, как и разговаривать по-нашему… а я тут распинаюсь! Эх, ладно, дорогой, молчи, молчи, только дай мне немного выпить…

После очередного глотка его вдруг поразила трезвая мысль, не пришедшая ранее, видимо, из-за хмельного состояния. Если мальчик не знает языка, значит, с ним обязан быть провожатый, который и заказал выпивку. Когда Хайрам зашел в таверну, ему, по обыкновению, указали на посетителя, с которого можно безобидно поживиться, как он делал уже не раз, а тут еще и иностранец – с ними совладать было легче всего, тем более они в большинстве случаев слонялись с солидными деньгами. Но если пацан пришел сюда не один (купца он просто не застал), то где же его компаньон? Не мог же он оставить мальчонку одного и без присмотра?

Но надзор был, и этот надзор в лице взбешенного Еверия стоял позади незадачливого выпивохи. Торговец не подходил долгое время к столу, рассчитывая на то, что мальчик сам быстро управится с наглым типом. Когда же тот бесцеремонно принялся пить его медовуху – медовуху, за которую купец заплатил свои кровные деньги, – терпение великана лопнуло.

Что-то почувствовав за спиной, Хайрам медленно повернулся назад и увидел огромную фигуру, нависшую над ним. На него смотрел верзила, разминавший кулаки.

– Уважаемый, вы всё не так поняли.

Где-то раздался смех тех самых приятелей, которые послали его к этому столу.

– Я ничего плохого не хотел. Я здесь постоянный обитатель. Я вообще безобидный малый… – сразу стал оправдываться он, поднимая руки ладонями вперед.

– То, что ты постоянный клиент, я уже понял, – издевательски заметил Еверий, оглядывая его. – Мне кажется, я всё правильно понял: ты только что выпил мою (!) медовуху, оскорбил моего друга, который даже после этого продолжает сидеть как ни в чём не бывало, – с упреком бросил Еверий, раздосадованный поведением Руби. – Трудно было его прогнать, мальчик?

Парень только повел плечами, продолжая пробовать неизвестный ему ранее напиток.

– Эх, ладно, придется всё делать самому!

– Уважаемый, постойте, зачем же кипятиться? – начал было завсегдатай, но договорить ему не удалось – мощнейший удар отбросил бедолагу на пол.

Все ближайшие посетители повскакивали со своих мест, но никто не ввязался в потасовку, освобождая пространство и с восторгом наблюдая за происходящим.

Это было странно.

Тем временем торговец разбушевался, схватил выпивоху за шкварник и выбросил на полтора метра от себя. Битва походила на то, как будто разъяренный медведь кидал куда его душе вздумается тряпичную куклу. Пьяный то и дело с каким-то комическим пафосом слезно просил пощадить его, молитвенно смыкая руки у груди.

Пареньку показалось, что Хайрам предугадывал движения своего большого оппонента, вовремя их блокировал или уворачивался, таким образом сводя эффект от ударов и какие бы то ни было повреждения к минимуму.

Неподалеку от Руби раздались голоса тех самых людей, которые недавно подослали своего приятеля к его столику. Они подошли ближе и стали о чём-то шушукаться. Вскоре он расслышал, о чём они говорили.

– Сейчас Хайрам покажет этому великану, недаром он бывший рыцарь, а их, как известно, не просто так ставят на эту должность!

– Не рыцарь, недоумок, а командир рыцарей! А это птицы уже совсем другого полета! – ответил сипловатый мужчина с лохматой бородой.

– Ну-у да, – не стал спорить первый.

– О-о, сейчас он покажет, как надо махать кулаками, – между тем возбужденно провозгласил третий. – Всегда мечтал посмотреть, как он дерется! Я слышал, что он таких вот здоровяков отправлял на землю за милую душу, даже не вспотев. Всё-таки он последний из своего аристократического рода потомственных вояк. Его прадед, говорят, был героем нашего королевства.

– Да ну?! Правда, что ли? – переспросил с интересом первый.

– А ты что, не знал? Род Больштадов слыл сильнейшим во времена войн.

– Да-да, что-то припоминаю. Вроде их род владел каким-то своеобразным способом фехтования? Я прав?

– Да, – влез в разговор сипловатый, – разработанный их предками в далекие времена. Однако стиль этот был потерян уже в нынешнем поколении, так как дедушка Хайрама не успел передать секрет своему сыну, он рано умер. Да, в принципе, если даже и успел, то сейчас в нашей стране фехтование не так востребовано, как во времена войн.

– Ну да, уже почти двадцать лет нет конфликтов с другими государствами, слава нашему королю! – неловко резюмировал первый.

– Слава! – нехотя отозвались два его друга, озираясь по сторонам.

Дальше Руби ничего не расслышал из-за поднявшегося шума, так как бой уже близился к завершению.

Еверий, разъяренный тем, что нет ощутимого результата, на который он рассчитывал, загнал противника в угол и стал бить изо всех сил могучими кулаками, вкладываясь в каждый свой удар, однако весь пыл вскоре иссяк. Вспотевший и уставший, он посмотрел на проходимца и чуть не упал от удивления: тот стоял как ни в чём не бывало, насмешливо взирая на торговца. Ему начали аплодировать и кричать, а он принялся театрально раскланиваться, словно выступая на подмостках в комедийном представлении. Видимо, здесь он являлся своеобразной звездой.

Купец упал на одно колено, глубоко вбирая в себя воздух, а торжествующий Хайрам подошел к нему ближе.

– Ну что, детина, может, хватит? – задал он издевательский вопрос, глупо ухмыляясь. – Угостишь меня медовухой еще раз, и мы квиты!

– Единственное, что ты у меня отведаешь, – это мой кулак! – зло вскричал Еверий, скрежеща зубами.

В этот момент могучее тело торговца неожиданно для всех подалось вперед. Он оттолкнулся от пола ногами, придав себе дополнительное ускорение, и протянул правую руку к противнику. Не сумев вовремя предвидеть этот маневр, Хайрам, соответственно, не успел среагировать на атаку и отпрыгнуть в сторону от, казалось бы, уже поверженного богатыря. Пятерня Еверия обхватила ногу Хайрама чуть выше щиколотки, сжав ее до ломоты в костях.

Бывший рыцарь всё же почувствовал железные тиски рыжего медведя, да так ощутимо, что непроизвольно вскрикнул высоким, почти женским фальцетом, беря самые немыслимые ноты и вершины в том искусстве, которое раньше ему ну никак не давалось, несмотря на добросовестные старания учителей. Ныне его мастерству позавидовали бы все блудливые певички ближайших таверн и забегаловок, а также вполне целомудренные девицы и их музыкальные наставники. Необычный голос застал всех врасплох, и публика смешалась. От него таких звуков еще никто и никогда не слышал.

Новоявленный менестрель сперва попытался освободиться от мертвой хватки самостоятельно, стараясь расцепить сжавшие его ногу пальцы, используя при этом две свободные руки, но у него ничего не получилось. Грубая сила была явно на стороне оппонента.

Наконец публика пришла в себя, и вокруг раздались смешки и шуточки, относящиеся уже к Хайраму, попавшему в такую неловкую ситуацию. Бывший рыцарь, в это время старавшийся изо всех сил ослабить злосчастную пятерню, начал злиться, пока не рассвирепел окончательно, так как его самолюбие уязвили.

– Ах ты, старый олух, деревенщина! – воскликнул он, срываясь на рычание. – Я тебе покажу, как надо вести себя, когда имеешь дело со мной!

Он размахнулся и ударил Еверия по лицу. Метился в подбородок, но попал в скулу, впрочем, даже это не освободило его от медвежьей хватки.

– Ах ты, собака, деревенщина, смерд, тварь!.. – бранился бывший командир рыцарей. – Ты сам меня вынудил, торгаш! – с этими последними словами он достал из-за пояса кинжал и тыльным основанием рукояти попытался ударить по лицу, но как только атака преодолела полпути до назначенной цели, его остановили. Рукоять кинжала с глухим стуком врезалась в препятствие. Руби вовремя подставил под удар собственный изогнутый кинжал.

«Как он успел? – быстро подумал про себя Хайрам. – Ведь секунду назад он сидел за столом, я это отчетливо помню! Не может быть, чтобы он преодолел это расстояние так быстро и незаметно! А еще эта сила, словно по дереву саданул!»

Он посмотрел в глаза новому участнику свары, заступившемуся за торгаша, но увидел в них только что-то совсем уж пугающее, как будто в них горело что-то потустороннее.

Неизвестно чем бы всё это закончилась, если бы в трактир не вбежала стража во главе с двумя рыцарями, которые взялись наводить порядок в заведении, щедро отвешивая тумаки встречающимся на их пути зевакам.

В итоге хоть и с трудом, так как Еверий не отпускал Хайрама, стараясь нанести последнему больший урон, но сражающихся разняли.

Глава 4. Проклятая дыра

Тюрьма или Проклятая дыра, как ее называли обитатели и надзиратели, была местом сосредоточения всего наихудшего в городе: темные обшарпанные стены, покрытые плесенью; комнаты, никогда не знавшие тепла; полы, холодные как лед; огромные крысы и клопы; но больше всего здесь опасались и ненавидели заключенных.

В одной камере могли сойтись: деревенский увалень, попрошайка, вор, убийца, насильник и просто-напросто сумасшедший. Помимо них встречались иной раз также и благородные люди, которых занесло в сии катакомбы капризным подвохом судьбы, коварной подлостью врагов или предательством близких родственников, не желавших делиться семейным наследством.

Жителей тюрьмы не разделяли, всех причисляли к одной и той же братии отчаявшихся бедолаг и несчастливцев, несмотря даже порой на их титулы, статус и прекрасную во всех смыслах родословную.

Всё это происходило оттого, что некогда, еще в далекие времена, часть аристократов восстала против пращура нынешнего короля. Он в свою очередь, подавив бунт, не оставил мятеж высокородного сословия без внимания, выразив свое отношение к нему в простом, но действенном указе, приобретшем всеобъемлющее правило как для простых людей, так и для знати. Указ этот снимал с благородных мужей, оступившихся когда-либо в прошлом, настоящем или будущем, все привилегии, с которыми им суждено было уродиться.

Можно представить растерянность тех, кто взрастал с серебряной и золотой ложечкой во рту, а после всего одного неверного шага ниспадал до положения черни. Это влекло почти смерть всем тем, кто, отринув страх, вздумал бы ослушаться воли короля.

Мелкопоместные бароны и барончики, феодалы всех мастей и иные могущественные аристократы в равной степени дрожали при мысли о смене места своего обитания, променяв отчий дородный дом на «хоромы» Проклятой дыры.

Согласитесь, перспектива не из лучших!

Поэтому со временем склоки и бунты уступили место спокойствию и умиротворению в государстве. Мера оказалась вполне действенной: аристократы больше не подымали своих ухоженных голов с не менее изысканных подушек в безуспешной попытке переворотов. Эпоха смут закончилась, и порядок возымел верх над пагубной практикой бессмысленных сражений и кровопролитий.

Так вот, настал момент, когда время буйств и разногласий прошло, люди остепенились и примирились со своей участью и гордыней, однако старый закон уже на протяжении полутора столетий оставался неизменным.

Впрочем, находились и те, кто роптал из-за указа, часто с льстивой ужимкой пеняя высокой власти на устаревшую норму, утверждая, что она потеряла актуальность. Однако государи, все как один, лишь хитро и с прищуром улыбались на подобные негодования своих вассалов, не делая ничего для улучшения их положения.

Поэтому неудивительно, что Еверий, Руби и Хайрам оказались в общей просторной камере, закрытой массивной решеткой. На стене в коридоре горел лишь один факел, грозя вот-вот потухнуть. В камере находились около пятнадцати человек. Места всем не хватало, поэтому большинство не спали, а сидели и разговаривали. Непереносимую вонь ничто не могло ослабить, даже морозный ветерок из перекрытого прутьями крошечного оконца у потолка.

Ошарашенный Еверий с дикими глазами озирался по сторонам, словно не веря, что угодил в адский дом для отверженных. Вторым в камеру ввели Хайрама, который упирался, бесновался и просто ругался страшными и пугающими словами, угрожая всем и каждому расправой, но его не слушали, грубо впихивая внутрь.

– Я Больштад! Вы не смеете, свиньи! – разорялся он, а стража лишь посмеивалась над его выходками. – Я имею связи, вам это не сойдет с рук… Вы у меня поплатитесь…

– Уже сошло, господин, – назидательно заключил один из тюремщиков, закрывая решетку на ключ, после того как в помещение вошел Руби. – Как сходило уже двенадцать раз до этого. Вы у нас ведь почетный клиент, а я ваш верный Грим всегда встречаю вас, когда вы сюда попадаете… Разве вы могли забыть?..

– Нет, Грим, – проворчал Хайрам, успокоившись. – Тебя я ни за что не забуду. Твою толстую рожу с прогнившими зубами и премерзким запашком, даже если очень захочешь, никогда не забудешь.

– Вот вы опять меня ругаете, – как будто обидевшись, произнес Грим, в самом деле на вид не сильно отличавшийся от описания Хайрама. – А я вас люблю… просто обожаю, когда ваша светлость бывает у меня. Мне это доставляет неизгладимое удовольствие – видеть, как сей некогда уважаемый муж, перед которым я когда-то трепетал, преклонив колено, сидит в одной из моих камер и всецело зависит от меня. О-о-о, мне даже золота не надо… – И тут он безобразно улыбнулся, обнажая остатки зубов, ни один из которых не был целым или даже просто белым.

Его соратники, а именно стража тюрьмы, не оценили издевательскую шутку. Они стояли неподалеку, чувствуя лишь гадливость к несчастному изгою.

Существо это, ехидное и даже ничтожное, до которого дотрагиваться не хотелось, заперев дверь камеры, направилось со стражей тюрьмы к выходу, между прочим, напоследок сказав, что в камере, куда он поместил арестованных, находится шайка отъявленных негодяев, грабивших и убивавших невинных проезжих на окрестной дороге.

– Желаю вам спокойной ночи! – прошипел Грим и окончательно скрылся из виду, кряхтя и позвякивая ключами.

Люди в камере были грязные, оборванные, истощенные. Ни одного свободного места, только у самих решеток и нашелся островок незанятого пространства.

Смрад в камере происходил от трех факторов: от самих грязных людей, заплесневевшего пола и стен, но более всего от отхожего места в дальнем правом углу, которое давно, а может, и никогда вовсе не убирали. Люди существовали здесь не лучше скота в хлеву.

Еверия передернуло, когда он оглянулся вокруг. Он являлся торговцем, привыкшим к разного вида испытаниям, выпадавшим на его долю в угоду выбранному ремеслу, в том числе к жаркому климату пустынь, холодным горным ночам, порывам беснующегося ветра, долгим проливным бурям, к неожиданным штормам на море и даже к смерти, стерегущей за каждым темным углом. Однако обстановка убогости и разложения всегда приводила его в уныние, тем более он никогда не лишался свободы, что тоже не могло радовать. Еверий считал себя лишним в этой клоаке упадка и безысходности.

С беспокойством купец посмотрел на своего молодого товарища, но тот не выказывал ни малой толики паники, как будто так и должно быть, и всё идет своим чередом. От этого Еверий еще больше разозлился, но не на Руби, а на своего недавнего противника.

– Это всё из-за тебя, глупый павлин! – рявкнул он на Хайрама, подходя к последнему вплотную. Эхо его голоса прокатилось по длинным пустым коридорам, вдоль темных каменных стен. – Ты мне ответишь за этот позор, я тебя в лепешку расшибу!

– Ну, любезный, всё бы обошлось, если бы ты не был столь свиреп, – надменно ответил Хайрам, ничуть не смутившись и позевывая между делом. – Я всего лишь выпил немного твоего пойла, не более, а ты из-за пустяка начал кулаками размахивать. Кто ж виноват, что это стало таким шумным занятием, которое невольно привлекло посторонних зрителей, облаченных в доспехи стражников столь славного града!

– А-а… а… А что же мне нужно было сделать с тобой? – растерявшись, прогромыхал торговец. – По головке погладить, спасибо сказать?! – продолжал орать Еверий, еще более распаляясь. – Ты наглец, я таких всегда быстро на место ставил и буду ставить!..

– Ну что, поставил меня на место в таверне, медведь? – высокомерно бросил Хайрам, перебивая торговца и с вызовом глядя ему прямо в глаза. – Что-то я не почувствовал!

– О-о! Я сейчас исправлю эту досадную ошибку! – сквозь зубы процедил Еверий, неминуемо сближаясь с Хайрамом с не самыми лучшими намерениями, но тут их прервали.

Бесцеремонно влезшим в перепалку торговца и бывшего рыцаря оказался главарь той самой шайки, которую ранее упоминал Грим. Он грубо посоветовал спорящим захлопнуть глотки, либо он сам их навеки утихомирит. Голос звучал из-за угла и был высоким, можно сказать, даже писклявым, поэтому Хайрам зло крикнул в ответ, чтобы тот убирался ко всем чертям.

Главарь разбойников, вероятно, обиделся на такое отношение к вежливой просьбе, поэтому тут же встал и вышел из тени. Перед ними предстал двухметровый детина на голову выше Еверия, с массивной челюстью и бешеными глазами, но голос его и вправду был как у ребенка.

– Что ты сказал, помет крысы?! – угрожающе пропищал разбойник, словно по мановению волшебства поднявший на ноги пятерых своих прихлебателей, сидевших недалеко. – Мне кажется, надо вас немного проучить! Уж больно вы зазнались, отбросы! Вы не до конца поняли, куда попали, и я вам услужливо всё объясню, выродки гоблинов!

– Глор, дай мне того узкоглазого мальчишку, – обратился к вожаку сутулый и мясистый разбойник небольшого роста, один глаз которого закрывала ветхая серая повязка. – Я хочу с ним поиграть, дай мне его, дай! Я давно ни с кем не играл…

– Да бери, Вайрус, мне не жалко! – ответил громила, словно отмахнувшись от назойливой мухи, а затем направился в сторону Хайрама. – А вот тебя, сына шлюхи, я отправлю к дьяволу лично и прямо сейчас!

– Опрометчиво было называть мою мать шлюхой, здоровяк, – зло отозвался Хайрам. – Коли так хочется, можешь попробовать меня приструнить! Однако не стоило перед этим раскрывать свой поганый рот! Предупреждаю, что за твои слова я с удовольствием отправлю тебя и твою кодлу к червям, будь уверен!

Здоровяк не испугался и, несмотря на озвученную угрозу, всё равно подошел к Хайраму и тут же рухнул на задницу, сбитый могучим ударом стоявшего рядом Еверия, о котором все позабыли. Торговец погладил костяшки кулака и явно обрадовался, что тот, наконец, нашел хоть какую-то цель, ведь перед этим он так и не смог эффективно задеть Хайрама.

Бандиты на время опешили, впервые увидев, как их главаря отправляют на каменный пол. Впрочем, Глор не потерял сознания, приняв столь сокрушительный урон. Он лишь начал удивленно разминать челюсть, скривившись от боли, до конца еще не понимая, что произошло. Из его губы сочилась кровь.

– Не мешай, молодежь! Он мой! – с этими словами Еверий развернулся и неожиданно отвесил второй удар, предназначавшийся уже Хайраму, но тот опять увернулся.

– Бей их! – смешно завопил в это время Глор, неуклюже вставая на ноги.

– Эй вы, остолопы! – прозвучал вдруг дребезжащий голос старика, спавшего на самом почетном месте, в углу, на покрытых соломой нарах. – Разве не слышали о Хайраме Могучем, Хайраме Непобедимом? Вот он, стоит перед вами, как жалкий пьяница. Вы, деревенщины, можете, конечно, на него напасть, но из вас всех ни один не выстоит и минуты. Хочется вам, дуболомам, просто так губить свои никчемные жизни понапрасну, а? Я не раз видел, как этот презренный выбивал дурь и не из таких норовистых парней, как вы, голыми руками убивал мужей, облаченных в железные доспехи.

– Кто это там вякнул, собачье отродье?! – гневно обратился Глор к встрявшему в конфликт незнакомцу, но на эти слова неожиданно отреагировала вся камера, окружив банду.

Вставшие заключенные словно по волшебству обнажили острые предметы, заточенные под нужды несправедливого боя, пока тот, кто недавно говорил, не поднялся со своего места. В темной шерстяной шапке, покрытый теплым тряпичным одеялом, в некоторых местах заштопанным от дыр, с редкой черной бородкой, стоящей колышком, с уставшими глазами, он молча подошел к гиганту. На три головы ниже главаря разбойников, он был худощав и стар, но всё же бесстрашен.

– Меня зовут Болем, – незнакомец спокойным хриплым голосом обратился к Глору. – И если ты будешь в таком ключе говорить со мной, не выказывая хотя бы некоторого почтения, то не проживешь и пяти минут.

Тут тусклые глаза старика смерили молодого детину с беспечным, можно сказать, что почти с ничего не значащим выражением, от которого у иных – кому доводилось испытывать такой взгляд на себе, – в жилах невольно стыла кровь.

Банда, до этого стоявшая более или менее уверенно, теперь совсем сникла, не исключая и самого вожака, который побледнел и затрясся.

– Такого больше не повторится, Болем, – тихо произнес Глор, покрывшись холодным потом. – Я никогда не хотел вставать у тебя на пути или хоть как-то оскорблять тебя.

– Я так это и понял, – добродушно ответил Болем, похлопывая бандита по мощному плечу. – Так что присядь пока в углу, пацан, и молчи, если тебе дорога твоя жизнь!

– Понял, Болем! – послушно согласился Глор, немедленно исполнив полученный совет, намереваясь спрятаться как можно дальше в сумраке камеры.

Банда Глора пошла за вожаком, не пререкаясь, а все недавно вставшие тут же уселись на места и стали заниматься тем же, над чем корпели перед стычкой: кто играл в кости, кто курил трубку, кто полулежал и бездельничал.

– Опять ты здесь?! – обратился Болем к Хайраму. – Не знаешь, когда следует остановиться, глупый мальчишка?! Может, мне стоит проучить тебя разок? Для большего вразумления! Видимо, мои слова уже давно на тебя не действуют!

– Ты можешь попробовать, но так легко я не дамся, Болем! Ты меня знаешь! – в тон ответил Хайрам, присаживаясь возле решетки. – Тем более что это было просто недоразумение, ссора из-за бокала медовухи…

– На большее я и не рассчитывал, – со вздохом произнес старый заключенный. – Так и знал, что ты из-за какого-то пустяка здесь оказался, дурак!

– Ну не всем же быть одним из представителей мастеров-воров, как ты, Болем! Оригинальные и продуманные преступления совершать, где пахнет невинной кровью, точно не по мне – я всё же бывший командир рыцарей…

– Ты дурак, Хайрам Больштад, и ничего больше, чем дурак! – раздосадовано ответил Болем и сел рядом с Хайрамом. – А эти кто? – спросил он, мотнув головой в сторону Руби и Еверия. – Твои товарищи?

– Да, недавно с ними познакомился… тот, что побольше, – торговец-дуралей, вздумавший со мной в драку лезть, а тот, что помоложе, меня угощал медовухой. Заметь, добровольно и причем бесплатно! Из-за них я здесь и оказался! Ха-ха-ха!

– Дурак! – снова презрительно сплюнул Болем. – Сколько ты еще будешь мне мозолить глаза в этих казематах. Я думал, что хоть здесь смогу дожить свой век спокойно, думал, что здесь ты до меня уж точно не доберешься, но нет, как всегда, ошибся, поспешил! Ты и тут являешь свой наглый светлый зад, как жалкий простолюдин! Дворяне – это те, кто по праву рождения являются благородными, служа своему королю. Но тебе плевать и на это! Родовая честь, уже молчу о родительской, тебя не интересует и ничего для тебя не значит!