Наследница тамплиеров

Далия Трускиновская

Наследница тамплиеров

Пролог

Осенью тысяча восемьсот семьдесят четвертого года на раскисшей дороге неподалеку от лифляндского городишки Икскюля намертво увяз экипаж.

В экипаже сидел немолодой, лет сорока пяти, господин в черном пальто из тонкого сукна на нутриевом меху и в великолепном черном цилиндре. Строгий взгляд темных глаз из-под черных сросшихся бровей был обращен в неведомые дали; казалось, господину все равно, едет ли карета или стоит на месте.

Больше в экипаже никого не было.

Кучер по-немецки окликал крестьянок, шедших по обочине, и требовал, чтобы кто-то добежал до баронской усадьбы, привел подмогу. Крестьянки отвечали по-латышски – они настолько не знали немецкого языка, чтобы вступать в переговоры. Наконец появилась телега, лошадью правил латыш, а на мешках сидел еврей-портной, прижимая к себе величайшее сокровище – швейную машинку, закутанную в мешковину. Это был обычный портновский заработок – уговорившись с хозяевами хуторов, странствовать от одного к другому, чтобы, прожив неделю или даже полторы, сшить все необходимое: пиджаки, брюки, жилеты, юбки и жакеты для женщин. Ткань и приклад были тут же, в телеге, в двух больших коробах.

Портной кое-как перевел с немецкого на латышский крики кучера.

– Он говорит – нужно бежать в усадьбу барона фон Апфельдорна, чтобы барон прислал людей и лошадей!

Крестьянки рассмеялись. Скупость и неуживчивость барона были всему краю известны. Потом они поплотнее завернулись в свои клетчатые платки из толсто спряденной и плотно сотканной шерсти, хорошо укрывавшие от дождя, и ушли. Уехал и портной – его ждали на хуторе, где он подрядился шить двум хозяйским дочкам приданое, а хозяйскому сыну – костюм для венчания.

Тогда кучер предложил выпрячь одну из лошадей и ехать в усадьбу за помощью.

– Поезжайте, Клаус, – сказал господин. – Проклятый тамплиер…

Клаус выпряг гнедую кобылку, отвел ее на обочину и вскочил на спину с ловкостью циркового вольтижера. Он сразу поднял лошадь в галоп и ускакал к усадьбе, до которой оставалось всего-то около трех верст. Верховая езда кучеру нравилась, он улыбался и дышал полной грудью, как и следует молодому, не старше тридцати лет, сильному и здоровому всаднику. Причем кучер явно был любимцем своего барина – тот его баловал хорошей добротной одеждой, шитыми на заказ сапогами. А сам кучер баловал себя отличной помадой для черных усов, которые красиво закручивались и бодро торчали.

Еще час спустя господин в блестящем цилиндре, осторожно перейдя по доскам через грязный двор, входил в дом, который более всего смахивал на длинную, почерневшую от времени, крытую плотно уложенным камышом конюшню. Была бы еще вынесенная поближе к дороге коновязь на дюжину конских морд – так можно и за корчму принять, причем за хорошую благоустроенную корчму, в которой под одной крышей имеется все – сарай, куда можно, если надо, и лошадей ставить, заводя через большие ворота, устроенные с торца; помещение для проезжающих с печкой и длинными лавками, с чистыми столами; в глубине здания – кухня с расписанной цветами печью и хозяйские комнаты.

Но это было одноэтажное жилище небогатого помещика со всеми службами, включая хлев и свинарник на задворках. Догадаться о свинарнике было нетрудно – господин в цилиндре сперва поморщился, потом поднес к длинному чуткому носу надушенный платок.

Но к торцу дома была пристроена вышка, сажен пять высотой, наверху у нее имелась открытая площадка. Прошли те времена, когда следовало сверху высматривать приближавшегося неприятеля – в последний раз военные действия тут велись в незабвенном двенадцатом году. Однако вышку поставили сравнительно недавно – доски еще не успели приобрести того серебристого оттенка, который свойствен старой древесине.

Хозяин усадьбы вышел на крошечное крыльцо в шубе, наброшенной поверх халата, когда-то блистательного, атласного, с восточными узорами, теперь от грязи потускневшего. Голова его была непокрыта, жидкие седые волосы свисали вдоль щек до небритого, торчащего вперед, крупного подбородка.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! – закричал он по-немецки.

И тут господин в цилиндре перешел на русский язык.

– Что это у вас такая страшная грязь? – брезгливо спросил он. – За те деньги, что я вам посылал, можно было хотя бы двор прибрать.

– Все деньги вложены в дело. Землекопам, рабочим, возчикам… Я велел принести плиту в дом, она у меня в спальне. Петер, помоги господину раздеться!

– Мне Клаус поможет.

Господин в цилиндре очень сомневался, что здешний Петер выучился мыть руки.

Без цилиндра он оказался совершенно лысым. И, если приглядеться, видны были шершавые островки у висков и на затылке – из особого высокомерия, утратив большую часть волос, этот господин велел сбривать себе и оставшиеся.

Потом они проследовали в спальню: один – статный, с неистребимой военной выправкой, другой – сутулый, шаркающий древними турецкими туфлями. А Клаус долго мыкался по дому, ища чистое местечко для хозяйского имущества. Молодая кухарка Гриета исподтишка на него поглядывала: вот бы заполучить такого молодца! Она не знала, что Клаус по женской части брезглив и высоко себя ставит.

В спальне был сущий бедлам – мебель громоздилась у стен, а посередке на четырех чурбанах лежала каменная плита. Размером она была – чуть ли не как постель для супружеской четы. Лысый господин хотел спросить, как ее удалось протащить в низкую дверь, но воздержался.

– Видите? Я втер в рисунок особую графитную пасту, а потом шлифовал плиту, и теперь отчетливо видно, что на ней вырезано! – с гордостью объявил барон фон Апфельдорн. – Сам, своими руками! Никому не мог доверить!

– Вижу.

На плите был вырезан круг – более аршина в поперечнике. Его делили на разнообразные куски линии – толстые и тонкие, одни шли от середины, другие охватывали бока. Также в кругу были очертания странной фигуры – вроде двуглавого всадника на осле. На нескольких линиях имелись круглые углубления, вроде лунок. Еще в большом круге были другие, поменьше. Словом, рисунок получился загадочный и непонятный.

– Вот! – воскликнул барон, тыча пальцем в плиту. – Крест тамплиеров! Видите? Вот, вот…

– Да, это он, – согласился лысый господин, склонившись над плитой. – Их тут два.

– Один вписан в круг, другой – в щит. Когда-то они были красными. На самом деле их шесть – посмотрите в лунки, там тоже на дне кресты. Ну что же, звезды нам благоприятствуют, я этой ночью взбирался на вышку, наблюдал созвездия. Они приблизительно соответствуют моей натальной карте. Сатурн… Марс… Венера…

Барон показал лунки, которым дал звездные имена.

– По-вашему, барон, это имеет значение?

– Допускаю, что имеет, – тихо сказал барон, но по лицу было видно – он придает натальной карте очень большое значение.

– Ну, ладно. Клаус! Принесите из экипажа сундучок.

В сундучке оказались монеты разных стран и разного достоинства, разложенные в бумажные конверты. Были среди них и очень старые – начала шестнадцатого века, как сказал лысый господин, выкладывая их на край плиты.

– Я предложил бы вам поужинать, но перед магическим ритуалом необходимо держать пост, – сказал барон.

– Я знаю. Пока не стемнело, мы можем сходить посмотреть на место, где вы откопали плиту.

– Там не на что смотреть. Только на ямы, в которых скопилась вода. И вот что я вам скажу! Мы вовремя успели! На месте Икскюльского замка хотят строить церковь! Уже приезжали землемеры и архитектор из Риги, снимали планы. Если бы они начали копать первыми и нашли плиту, мы бы ее никогда больше не увидели. А ее, может быть, велел вырезать мой предок. Вы знаете, что я по материнской линии происхожу от Фитингофов?

Лысому господину было лень припоминать всех крестоносцев, от которых за три года знакомства успел произойти барон. Тем более что Фитингофов в крестоносные времена в Вестфалии было немало. Уж этим вопросом лысый господин занимался основательно – он хотел понять, какая может быть родня у человека, чья жизнь очень его интересовала.

– К тому же туда нужно подниматься. Тропа – узкая и скользкая. Замок – на берегу Двины, а берег высокий. И лучшее, что мы там можем увидеть, это куски доломита, из которого он был построен еще при епископе Мейнхарде. Здесь была его первая резиденция. Поверьте мне…

– Я хочу пройтись и подышать свежим воздухом.

Избалованный нос лысого господина уловил совсем уж гадкий запах – на кухне подгорела брошенная на плиту жирная тряпка.

– Но вокруг – сплошная грязь, осень, видите ли…

– Вижу. Тогда отведите меня в комнату, куда не доносятся кухонные ароматы.

– Ароматы? – удивился барон. – Вы о чем, сударь? Там Гриета готовит ужин… для работников, для работников! Мы ведь держим пост! Хотя вода дозволена. Хотите, я велю Петеру подать холодной воды?

– Не надо. Я пошлю Клауса к колодцу.

Клаус вернулся и мрачно доложил: какой-то феноменальный дурак поставил в двадцати шагах от колодца хлев, и чтобы дойти, нужно шлепать по навозной жиже. Так что зачерпнуть воды из такого сомнительного колодца кучер не рискнул.

– Возьмите Лизетту, скачите к ближайшей корчме и добудьте чистой воды. Заодно узнайте, можно ли там переночевать.

– Будет сделано, господин Вернер.

– Как? Я же распорядился, чтобы вам тут приготовили постель! – возмутился барон.

– Благодарю. Мне будет удобнее в корчме, – сухо ответил лысый господин. И отодвинул стулья, загородившие книжный шкаф.

Барон надулся. Он не понимал, что смутило гостя. Сам он вырос в примерно такой же усадьбе, эту приобрел недавно на деньги лысого господина – требовалось жилище недалеко от развалин замка. И он даже гордился тем, что сумел навести в ней кое-какой порядок.

Им следовало обсудить подробности ритуала, но взаимное недовольство мешало обоим: один обиделся, что его труды не оценили, другой неожиданно осознал, что зря потратил кучу денег. Только ближе к полуночи оба собрались с духом, чтобы действовать.

Барон даже переоделся – оказалось, он где-то раздобыл длинный черный халат и решил считать его мантией. На голову он надел черную шапочку вроде ермолки и преобразился: только что был неряшливым стариком, и вдруг сделался то ли магом, то ли алхимиком. Последнее, что он сделал, – повесил на грудь красный тамплиерский крест в круге, вырезанный из дерева и аккуратно раскрашенный. Круг был величиной с суповую тарелку и весил никак не меньше трех фунтов.

Лысый господин (барон обращался к нему «господин Вернер», но до сих пор не знал, это имя или фамилия) тоже достал из саквояжа одеяние, но ослепительно белое, с нашитым тамплиерским крестом, также красным, только побольше. Одеяние помялось в дороге, но доверять его кухарке Гриете лысый господин не рискнул – в доме барона фон Апфельдорна утюг, несомненно, был, но чистить его от ржавчины и грязи пришлось бы до утра. Если бы в баронской усадьбе пекли в этот день хлеб, можно было бы воспользоваться старым крестьянским способом и разгладить ткань горячими ковригами, сперва укрыв самой чистой простыней, какая только есть в хозяйстве. Но хлеб не пекли, так что пришлось обойтись.

Свое одеяние лысый господин натянул поверх сюртука – в спальне было холодно, потому что огонь в печке мог все испортить. Огонь мог быть только от трех свечек – это барон, собиравший все о тайных ритуалах, вычитал в одной умной книжке, и лысый господин спорить не стал.

– Нужно помолиться, – сказал он. – Я привез молитвенник семнадцатого века – самый старый, какой мог достать.

– Вы уверены, что тамплиеры читали именно такие молитвы?

– Я уверен, что они молились по-латыни, а латынь времени неподвластна, что ей сделается…

После чего барон принес три мельхиоровых подсвечника, в каждом стояло по большой белой свече, зажег их, а керосиновую лампу погасил. Эти подсвечники были установлены на плите в круге, там, где линии, пересекаясь, образовали правильный треугольник.

Затем лысый господин достал из сундучка конверты с монетами, которые лежали сверху, и стал раскладывать монеты по лункам. Барон внимательно следил. Вдруг он переместил две монеты.

– Это еще зачем?

– Они должны быть выпущены в одном году и совпадать по номиналу.

– Где вы это вычитали?

– Нигде. Своим умом дошел!

– Вы с вашей супругой совпадали по году выпуска?

Ответа не было.

Разложив монеты, лысый господин достал из сундучка большой конверт.

– Тут заклинание, – сказал он. – Нарочно отыскал знатока средневековой латыни, ездил к нему в Дюссельдорф. Читать буду я. Вы собьетесь.

– Отчего это я собьюсь?!

– Оттого, что вы не знаете заклинания, а я его наизусть выучил. Текст мне нужен на всякий случай, для уверенности. Остается один вопрос. Как быть с вашими работниками?

– А что?

– Они могут подслушивать.

– Они не поймут ни черта. Это латыши.

– Я узнавал – среди латышей встречаются грамотные, которые хорошо знают немецкий.

– Моя Гриета? Она знает двести слов. Петер – столько же. А батраки живут на соседнем хуторе и уходят туда ночевать.

Лысый господин выглянул в окно. Оно смотрело не на дорогу, а на задний двор. Там в полусотне сажен от усадьбы стояли домишки для прислуги, клеть и баня. Ни одно окошко не светилось. Барон не солгал – батраки действительно тут не жили, и даже в бане хозяин не приютил какого-нибудь слабосильного старика, как это часто делалось в здешних краях.

– Кучер? – спросил лысый господин.

– Кучер?.. Это простой парень, он исполняет обязанности конюха и помогает Петеру по хозяйству.

– Плиту сюда переносили батраки?

– Да…

– Ну, ладно. Теперь уже ничего не изменишь. Ваш племянник?

– Эрнест живет и учится в Риге, я поместил его в приличное семейство на полный пансион. Тут негде учиться. И сюда его не заманишь, особенно в такую погоду. А ваш Клаус?

– Клаус – надежный человек, мы вместе… Впрочем, это не имеет значения. Запирайте дверь, господин барон, и приступим.

Они прочитали по молитвеннику несколько молитв, причем читал лысый господин, а барон повторял. Потом настало время для заклинания.

Заклинание полностью противоречило молитвам. Вместо Мадонны призывался на помощь демон Бафомет со всей своей адской свитой. Лысый господин читал нараспев, взмахивая руками и запрокидывая голову. Барон уперся руками в плиту, смотрел на три огонька и, когда прозвучало роковое «Да будет так!», резко дунул.

Две свечи погасли, одной удалось спасти огонек.

– Черт бы вас побрал! – напустился лысый господин на барона. – Уже и свечу погасить вы неспособны!

– Я не успел приготовиться!

– Не успел!

– Вы должны были предупредить!

– Вы знали, что свет нужно гасить после «так»!

– Все пропало, все пропало! Когда еще будет такая ночь?..

– В ближайшее полнолуние, растяпа!

– Нет – когда еще звезды опять встанут соответственно моей натальной карте?!

– Черт бы побрал вашу натальную карту!

– Нет! Все дело в ней! Поскольку я – прямой потомок Арно де Бетанкура, ритуал должен сработать только с моим участием! Он заложил в механику ритуала миг моего рождения!

– Это что-то новое, господин барон! Давно ли додумались?

– Я всегда знал это! Я – прямой потомок тамплиеров…

– …дававших обет безбрачия!.. Ладно, хватит. Пробуем еще раз, – хмуро сказал лысый господин. – Зажигайте свечи. Перед тем как гасить, я дам знак, вот такой.

Он щелкнул пальцами.

– Нельзя. Это же звук.

– Это будет без звука. Итак… вы куда полезли?..

– Я спички уронил.

Лысый господин возвел взор к потолку.

Наконец они, помолчав и внутренне настроившись на магический лад, были готовы повторить ритуал.

После молитв, заклинания «Да будет так!» все три свечи погасли.

В полном мраке и неподвижности незаконный потомок тамплиеров, очевидно – всех сразу, и лысый господин простояли по меньшей мере десять минут. Потом у барона отчаянно зачесался нос. Пришлось поскрести.

– Не двигайтесь, ради всего святого… Вы им помешаете… – зашипел лысый господин.

– Молчите… вы же их испугаете…

– Тихо, тихо…

– А… А… Апчхи!

Случается же такой чих – как будто из револьвера пальнули.

– Болван! Вы все погубили! Хватит! Я устал. Мне надоело тратить деньги. Плиту я забираю, она моя, – холодно сказал лысый господин. – За ту сумму, в которую мне обошлись поиск и откапывание, можно было новый Икскюльский замок построить.

– Ваша, ваша… – пробормотал ошалевший от огорчения и отчаяния барон.

– И не вздумайте ее прятать! Найду. Зажигайте керосиновую лампу.

Раздался стук. Лысый господин не сразу сообразил, что барон грохнулся на колени.

– Что еще? – спросил он.

– Всего один разочек! Гриета, Гриета! Принеси огня! Гриета, дура, ты спишь?!

– Как вы меня утомили…

Явилась кухарка с клоком горящей бересты, барон встал, зажег лампу и выпроводил Гриету.

– Расписку пишите! – потребовал лысый господин.

Расписка была самая простая: в том, что барон фон Апфельдорн получил в уплату за каменную плиту, имеющую историческую ценность, с резьбой, изображающей двух всадников на одном коне, тысячу четыреста пятьдесят рублей. На самом деле потрачено было куда больше, но лысый господин разумно рассудил: если поставить истинную сумму, то расписка ввергнет юристов, в случае судебного процесса, в великое недоумение. В расписке он назвал себя Вернером фон Рейенталем.

Поставив росчерк, барон навис над плитой, чуть ли не носом тычась в каменную резьбу.

– Они могли, мы ведь долго ждали… – пробормотал он. – А что, если это не те монеты? Господин Вернер, давайте попробуем другие!

– Пожалуй…

Монеты из других конвертов были уложены в лунки. Барон стал зажигать свечи, и тут случился спор: если монеты – новые, то и свечи должны быть новые, так решил лысый господин, а барон не понимал его логики. Однако новые свечи были вставлены в подсвечники, керосиновая лампа потушена, ритуал начался с самого начала – с латинских молитв, хождения вокруг плиты, махания руками над свечками и, естественно, заклинания.

Лысый господин вдруг заметил, что перестал ощущать запахи. Запахов в старой усадьбе было много – пыли, гнили, кошачьих проказ, и это еще не считая кухонных.

Барон же понял, что оглох. Голос лысого господина сделался сперва далеким, еле слышным, потом и вовсе пропал.

При этом лысый господин ощутил прикосновение к груди и животу, словно бы лег лицом вниз на постель. А барон, напротив, ощутил такое же прикосновение к спине и даже сделал шаг вперед, но оно никуда не делось.

Оба испугались, но ритуал продолжался.

При этом поразительные мысли лезли им в головы. Казалось бы, нужно сосредоточиться на латинских словах, выговаривая их четко и правильно, влагая в них всю силу души. Но барон вдруг представил себе Гриету – как она ложится в постель, сняв все, кроме рубахи и вязаных толстых чулок с цветным узором. Лысый господин же увидел сорокалетнюю даму, которая точно так же раздевалась перед ним, но он был в тот миг семнадцатилетним гимназистом, не желавшим пойти с однокашниками в бордель из брезгливости, а желавшим именно светскую красавицу, о которой ходили слухи, что-де немало себе позволяет.

Это было совершенно некстати.

Вдруг на плите, не дожидаясь торжественного «Да будет так!», вспыхнула большая голубая искра. Одновременно все три свечи погасли.

Барон, стоявший ближе, шарахнулся от нее, лысый господин онемел. Во рту у него образовалась неприятная слюна – с металлическим привкусом, мешавшая говорить.

Искра покачалась в воздухе между лысым господином и бароном, оставляя след в виде тонкого дымка, и медленно поплыла над вырезанным кругом. Воздух задрожал, светлый дымок заструился, всадники зашевелились…

– Оно! Оно! Оно! – закричал барон.

– Матерь божья… – пробормотал, сглотнув, лысый господин. – Что вы стоите?! Зажигайте лампу!

– Нет, нет, пусть оно сперва уйдет!

Но искра просто так уходить не желала – более того, она явственно разозлилась, как будто не получила желаемого. А злость голубой искры – вещь опасная. Сперва она, метнувшись в сторону, подожгла рукав баронского халата, потом устремилась к лысому господину. Тот с перепугу прихлопнул ее толстой книгой – латинским молитвенником. Искра, упав в середину круга, на каменных всадников, зашипела, пустила последний дымок и более не безобразничала.

Барон сбивал с рукава пламя тем, что подвернулось под руку, – подушкой. Лысый господин поспешил на помощь. Пламя оказалось упрямым и холодным. Но рукав пожирало исправно, и один длинный острый язычок уже лизнул тамплиерский крест. Наконец лысый господин вытряхнул барона из халата и приказал звать Гриету с ведром воды. Заодно Гриете крикнули принести огонь. Но стряпуха явилась не сразу, в чепце набекрень и с шалыми глазами. За ней ворвался кучер Клаус, в каждой руке держа по револьверу.

Когда лампу зажгли, черный халат утопили в ведре, Гриету прогнали на кухню – вздувать самовар и готовить хоть какой ужин, Клауса отправили за дровами, чтобы наконец затопить печь, наступила самая главная во всем этом деле пора.

Барон и лысый господин склонились над плитой.

Во всех лунках лежали тусклые монеты, в двух – блестящие. И более того – они лежали поверх тусклых.

– Получилось! – воскликнул барон. – Но как, как? Что именно сработало? Почему – эти? Почему не другие?!

Лысый господин потянулся к ним пальцем, но в последнюю долю секунды отдернул палец.

– Секрет тамплиеров – наш! Нет больше секрета тамплиеров! – продолжал буянить барон. – А они не верили! Они смеялись! Когда я понял, что деньги могут размножаться, – что мне сказали? Что я старый безумец! Что деньги размножаются одним путем – когда их кладут в банк под проценты! А откуда у тамплиеров были деньги? В таком количестве? Они что – из Америки серебро привозили? Да, да, я и такое слыхал! Из Америки – ха-ха-ха! Дураки! Болваны! Деньги спят, их нужно только разбудить! И они будут размножаться! Но я должен понять – почему именно эти монеты? Я пойму, я пойму! Размножаться будут все! Господин Вернер, сколько вы вложили в дело? Теперь вы через месяц получите двести процентов, потом – четыреста, потом – тысячу шестьсот процентов, представляете?

– Представляю. Но вы сперва возьмите эти деньги в руку, – предложил лысый господин. Он должен был бы усмехнуться, потому что расписка уже лежала во внутреннем кармане его черного сюртука, но сдержал усмешку.

– И возьму! Вот, взял… что такое?! Они горячие!

Монеты, выскочив из ладони, разбежались по плите. Теперь стало видно – это два старых нассауских кроненталера, весьма потертых, и два новых, словно только что отштампованных, с четким рисунком – увенчанный короной гербовый щит, а на нем – стоящий на задних лапах лев.

– Мы открыли только половину тайны, – сказал лысый господин. – Или даже вовсе четверть. А главная загадка, боюсь, так просто в руки не дастся, а завтра попробуем провести ритуал с другими монетами. Может, что-нибудь поймем.

Барон съежился под его ледяным взглядом. Барон был слишком взволнован и напуган.

– Моя мантия… мантия погибла!.. – воскликнул он. – И крест!

– Где он?

– В ведре! С него, наверно, уже смылась краска!

– Боже мой, какой же вы остолоп… Зовите свою Гриету. Клаус, Клаус!

Кучер очень скоро появился.

– Ты привез хорошую воду?

– Да, ваша милость.

– Очень хорошо. Принеси из экипажа корзинку с продовольствием. Возьми там себе холодного мяса и хлеба, чаем я с тобой поделюсь. А завтра привезешь свежий горячий завтрак из корчмы.

– Как прикажете.

Клаус едва заметно ухмыльнулся в усы, и точно так же ухмыльнулся лысый господин. Эти двое прекрасно понимали друг друга.

Глава первая

Софья Андреевна шла домой неторопливо, поглядывая на витрины. Это было ежедневной обязательной прогулкой: после работы – пешком до дома за двадцать минут. Помешать могли только ливень, гололед или совсем уж антарктический мороз.

У нее было два маршрута – через старый торговый центр «Альфа» и через новый торговый центр «Бонус». И в том, и в другом она могла купить фруктов к ужину (Софья Андреевна блюла фигуру), изучить скидки (на вещи, которые ей совсем не были нужны; нужные она покупала в других местах), выпить стакан свежевыжатого сока. Иногда она просто шла насквозь, иногда застревала, чтобы купить колготки или новую шапочку для душа.

Деньги у нее были, она неплохо зарабатывала, и именно поэтому не тратилась на всякую дорогостоящую ерунду. Она знала, что даже очень хорошие зимние сапоги не должны стоить больше десяти тысяч. Если в этих сапогах предстоит ходить по улицам, которые в пору гололеда поливают всякой едкой химией, то следует смириться с тем, что они на один сезон и стоить должны соответственно. А вот норковый жакет – по меньшей мере на пять сезонов, и, опять же, он имеет право стоить соответственно.