Свадьба

– Так попросите кого-нибудь передать Филиппу Говарду, что я приехал! – снова начиная злиться, прокричал Дарсен. – Есть в этом замке прислуга, кроме вас? Женщины же здесь точно есть, Говард не может и дня без баб! Позовите их, я дам за это двести фунтов!

Старый привратник снова глухо рассмеялся, вынув трубку изо рта, и хитро взглянул на Дарсена единственным глазом.

– Сэр, я же сказал, что не могу сойти с этой бочки. Мне платят, чтобы я на ней сидел, а не праздно разгуливал по двору.

– Чёрт возьми, если Вы сделаете несколько шагов до ближайшей двери, не убудет с Вас!

В этот миг в дальнем углу замкового двора мелькнула фигура женщины, которая выплеснула на улицу воду из таза. Обрадованный Дарсен закричал: «Эй, мисс! Мисс!!!» – но девица мгновенно скрылась за дверями.

– Вы не могли бы позвать её сами, сударь?! – возмутился виконт. – Ведь женщина Вас бы услышала!

– Хых, – вставляя трубку в рот, усмехнулся Стоун. – Вам придётся дождаться той, которая не побоится подойти сюда. Но, уверяю, ожидание может продлиться не один день. За те годы, что я сижу на этой бочке, ни одна красотка не подошла к воротам замка ближе, чем на 10 ярдов.

Стоун хрипло рассмеялся.

– И сколько же лет Вы сидите на этой бочке? – отодвинувшись от окошка, тихо спросил виконт, не надеясь на ответ.

– Шесть, – бросил старик. – Шесть лет и три месяца.

«Значит, я был прав… – подумал агент и отшагнул от ворот. – Действительно, если этот Френсис Стоун и есть тот старый пират, славившийся неподкупностью и полным отсутствием преданности кому бы то ни было без личного интереса, за голову которого было назначено безумное вознаграждение, то пытаться переубедить его нет ни малейшего смысла. Не сойдёт старик с бочки ни на дюйм и не приложит ни одного усилия, чтобы выполнить мою просьбу…»

«Отличную крепость устроил своему сынишке Фицалан! – не без злости и восхищения мысленно воскликнул Дарсен, идя по старому деревянному мосту к карете. – Сюда не пробиться, как ни крути. Да ещё и старого пирата в привратники поставил! Это ж надо! Но как он остался жив, неужели его помиловали… Но тогда, выходит, и адмирала – тоже… Дела!»

Ричард Благостный стоял в личном кабинете, заложив руки за спину. Позади монарха была Констанция де Нанон. Разговаривали по-английски.

– Как всё запуталось… – вздохнул король.

– Более чем, – ответила девушка.

– Нужно уберечь первую леди от любых контактов. И внимательно следить за тем, что происходит вокруг наследниц…

– Граф Суассонский, возможно, и отступил бы сразу, – промолвила д’Альбре, заставив монарха обернуться, – но за ним стоит кто-то ещё. Кто-то более сильный и, я полагаю, даже не один человек.

– Орден? – догадался Ричард IV.

– Да, орден. Тот же, что когда-то вмешался во внешнюю политику Англии и сделал своими жертвами Вашу сестру с супругом, Вашу жену с королевой Шотландии, и я боюсь, что на этом они не остановятся. Брак Ротсея, вероятно, тоже под угрозой.

Король стал измерять комнату шагами.

– Я буду предельно осторожен, маркиза. Скажите, Вам нужны люди? Гвардия, шпионы?

– Нет, – покачала головой де Нанон, – у меня достаточно верных агентов, сир.

– Выясните, пожалуйста, – остановившись посреди кабинета, промолвил Ричард Тюдор, глядя в глаза французской герцогини, – не собирается ли Ля-Рошель начинать боевые действия? Именно сейчас нам это было бы ни к чему.

– Я выясню, – склонила голову д’Альбре. – И уверяю, что Ришельё в этом отношении нам с Вами союзник больше, чем Мария Медичи. Министр неглуп и понимает, что притеснять протестантов сейчас не в его пользу…

– Да, – потирая бородку, произнёс король и боком сел на стул, положив левую руку на его спинку. – Положение обязывает Англию и Францию дружить. Но отдать им руку принцессы я не могу. Во всяком случае, не в этом году.

Проводив Ирену до замка вместе с кортежем из рыцарей, Тед вернулся в лагерь. На неделе дежурила третья смена, до выходных, когда можно было бы ускакать к Джулии оставалось ещё четыре дня, и юный страж попросту не знал, чем себя занять, чтобы не скиснуть от тоски.

К вечеру от Вайолетт вернулся его брат. Младшая Младшая Сестра Райта и старший из Обермэйнов готовились к венчанию, которое было назначено на 16 марта. «То есть ещё месяц Туду быть круглым холостяком», – по-доброму усмехнулся Тед, помня о том, какая скромная невеста досталась его брату.

Он вспомнил, что после Рождества спрашивал у Тоода, как подвигаются их отношения с леди Вайолетт и когда уже девушка «созреет» на брак. На это юный страж лишь развёл руками: «Спасибо, что разрешила наконец поцеловать себя по-взрослому. Уже продвижение!»

Тед лёг на своё место с открытыми глазами. «Да уж… У нас с Джилл всё проще, – заложив руки за голову, размышлял сам с собою младший Обермэйн. – Она моя законная невеста и никто, даже её брат, не может запретить мне встречи с ней. Эх, жаль, что встреч этих приходится ждать всю неделю!..»

Под ложечкой сладко заныло. От воспоминаний о стройном теле девушки, запахе лаванды в её волосах, нежных ласках и бурных ночах на лице Теодора зацвела самая блаженная улыбка.

Его невеста не торопилась думать о потомстве, как и Дебора Вайт. Тед, обещая не идти наперекор её воле, прилагал все усилия в любовных играх, чтобы леди Джулия не отяжелела до брака. Во всяком случае, давать кумушкам при дворе повод для сплетен они не хотели. А венчание было назначено лишь на 30 марта.

«Как долго!.. – мысленно взвыл Обермэйн и перевернулся на правый бок, обняв подушку. – Но когда наступит этот день, весь Лондон будет знать, что леди Джулия Роквелл стала леди Джулией[2] Обермэйн! У меня будет самая красивая невеста в Англии!»

В своих мечтаниях Тед недалеко ушёл от правды: леди Анжелина выходила замуж на континенте…

Ирене не спалось. Ворочаясь с бока на бок, она всё время думала о сцене в храме, свидетельницей которой случайно стала. Перед глазами наследницы мелькали причудливые образы: невеста в белом платье, подобном снегу под колёсами увозившей её кареты, словно в древних траурных одеяниях, превращалась в хрупкую белую розу. А её жених, разодетый в толстый бархат, становился розой с плотным чёрным бутоном. В безумном танце сплетались два стебля, и белая роза умирала, теряя лепестки, которые, падая на белый снег, становились кровавыми…

Принцесса подскочила. Сон или виде́ние – ей было сложно понять, что именно предстало её взору. Но сердце так заходилось в груди, словно всё происходившее с цветами она прочувствовала сама.

Девушка выскользнула из-под одеяла и надела пеньюар. Отыскав ботфорты, она нырнула в них босыми ногами, взяла со столика одну свечу на маленьком подносе, зажгла её и ускользнула через потайной ход, по пути накинув плащ с меховой оторочкой.

Путь наследницы лежал во внутренний двор.

Выйдя на улицу, где в свете луны искрился белый снег, Ирена вмиг наткнулась на Мейсона, делавшего ночной обход.

– Стоп! Куда это Ваше Неугомонное направилось в такой час?! – грозно рявкнул сержант лейб-гвардии, перекрыв принцессе путь.

– В оранжерею, – холодно бросила Ирена. – Если хочешь, сопроводи меня.

Кеш покачал головой и последовал за дочерью короля, не говоря ни слова.

Преодолели расстояние быстро. Отперев стеклянную дверь, девушка шагнула внутрь. Рыцарь, низко склонившись, вошёл следом за ней – он уже не доверял ни единому движению наследницы трона, когда она совершала непредвиденные действия, и не считал их безопасными.

Ирена сбросила плащ на пол. Мейсон поднял его и перекинул через левую руку.

Оставшись в одном пеньюаре поверх ночной рубашки, держа в ладошках маленькую свечу, блондинка медленно пробиралась вглубь оранжереи. Кеш, с удивлением расширив глаза, смотрел на неё, силясь понять, что вообще происходит, и неуклонно следовал за своей принцессой на почтительном расстоянии.

Дойдя до новых розовых кустов, Ирена поставила огарок на пол. Её взгляд упал на переплетение веток с чёрными и белыми бутонами. «Так и знала… Мне это не привиделось…» – подумала наследница и попыталась сорвать два цветка. Но стебли были слишком толстыми и колючими. Почувствовав боль, принцесса отдёрнула руку – на пальцах выступила кровь. Мейсон бросился к ней.

– Что ты хочешь сделать? Тебе срезать роз?

Девушка вложила пораненный палец в рот. Вкус крови заставил содрогнуться.

Рыцарь вынул кинжал из сапога и вмиг срезал несколько веток с бутонами.

– Странные они какие-то… Чёрные совсем… Зачем тебе эти розы, Ирен?

– Надо… – тихо ответила наследница, меняя один уколотый палец на другой. – И белых тоже.

Снова вкус крови заставил её сердце сжаться.

– Ты что делаешь? – округлил глаза Мейсон, вынул из кармана платок и протянул ей. – Господи, Ирен, как маленькая, ей-Богу!..

Девушка взяла батист и обернула им оба проткнутых пальца. Сержант срезал ещё несколько ветвей с белого куста.

– Хорошо, что я тебя встретила… Совсем не подумала взять нож и перчатки… Забыла, что у роз есть шипы.

– Идём обратно?

– Идём. Поможешь мне с букетом.

Мейсон кивнул. Когда они дошли до выхода, Кеш, временно сложив все срезанные цветы на пол, накинул на плечи девушки плащ, снова сгрёб розы в охапку и, внимательно осмотрев оранжерею, вышел вон.

На улице было всё ещё темно и тихо. Вдалеке подвывала собака. Не произнося более ни слова, Ирена прошагала до чёрной лестницы. Кеш проводил принцессу до потайной двери в опочивальню. Здесь наследница сняла плащ, обернув им колючие стебли цветов, и распрощалась со своим рыцарем.

День второй, 19 февраля

Ровена Ли прогуливалась по Лондону в поисках новых перьев для своих стрел. Предложения лавочников её не устраивали: то перья казались слишком короткими, то слишком узкими… Наконец, найдя нужное, девушка расплатилась и спрятала покупку в карман дублета. Да, как и леди Джулия, сестра Эдварда неизменно носила мужское платье, чем, конечно, всегда привлекала к себе внимание окружающих.

Одёрнув полы плаща, скрывающего стройную девичью фигурку, мисс Ли подняла взор и оцепенела. У соседнего прилавка она узнала высокую и стройную фигуру Роя Фокса.

Юноша выбирал товар с видом знатока, а стоявшая рядом девица помогала ему в этом, ласково касаясь плеча Красного стража.

Сердце Ровены сжалось от боли. Она зажмурилась на миг, но, открыв глаза, быстро развернулась и исчезла в толпе. «У него есть женщина… Какая я дурочка… Господи, ну действительно…» – сама себя уговаривала не плакать девушка, всё больше и больше набирая темп. Уже через минуту её шаг превратился в бег. Сестра Эдварда мчалась к домику Джерома Остина Вендера, моля Бога о том, чтобы никто не посмел остановить её на пути.

Прохожие, конечно, и не думали мешать странной девице в мужском платье, с развевающимися по ветру непокрытыми волосами, которая опрометью бежала по узким улочкам Лондона к юго-восточной его окраине.

Виконт Грендбер открыл глаза и увидел кудрявую женскую головку. Незнакомая девушка сидела в шаге от него и что-то шила, держа ткань на коленках. Он повернул лицо, чтобы лучше её рассмотреть и почувствовал тупую боль в животе.

Шатенка обернулась.

Ярко-синие, как шотландские озёра, глаза вонзились в его лицо.

– Лежите, сударь, – произнесла девица по-английски бархатистым приятным голосом с сильным акцентом, выдавшим немецкие корни своей хозяйки. – Вам ещё нельзя шевелиться.

– Кто Вы?

– Ваша сиделка.

Кеннеди обвёл взглядом комнату, силясь понять, где он находится. Последнее, что помнил виконт по праву – это заказ на баранью ногу и вино, сделанный в гаагском кабачке, куда его занесло по воле случая.

– А что произошло? Где я и почему тут?

– В Бинненхофе[3]. Вы совсем ничего не помните?

Незнакомка приподняла орехового цвета брови, и её вмиг ожившее личико показалось бывшему атаману более чем привлекательным.

«Хоть я и не люблю немок…» – пронеслось в голове мужчины.

– Смутно… Помню, как прибыл в Гаагу… Серая деревня… Я в кабак ушёл. С тоски. Дальше пусто.

– Вы всю ночь лишь одну фразу повторяли, – холодно произнесла девица и отвернулась, снова принявшись за свою работу.

Кеннеди не мог видеть, что она делает. Интерес распирал, и он попытался приподняться на локте, но тут же обнаружил, что его рука привязана к чему-то и он её вообще не чувствует.

– Да что же Вы, сударь! – воскликнула немка, вскочив на ноги. – Вы ранены, нельзя Вам двигаться!

– Сильно ранен? – недоверчиво покосился на неё английский изгнанник.

– Четыре рубящих удара в живот, перелом левой кисти и колотая рана на правой руке. Вы потеряли много крови, Вас буквально зашивали…

– И кто мой благодетель? – осматривая чисто выбеленные стены со скудной, но добротной обстановкой, спросил англичанин.

– Её Величество Елизавета Богемская[4], – не без гордости ответила девица.

Кеннеди почувствовал, как зашевелились волосы на голове. Недавняя стычка в кабаке, когда рыжий юнец обнажил шпагу против трёх пьяных голландцев, мгновенно всплыла в памяти. «Так вот что это за сестра была[5]!» – догадался мужчина.

– Вы отчаянный храбрец, надо заметить.

– Нет, – усмехнулся Кеннеди. – Я просто пьяный идиот.

– Это почему же?

Девица снова красиво приподняла орехового цвета брови. Мужчина перевёл взор на очаровательное молодое лицо и ответил не сразу:

– Потому что в тот день я просто искал смерти.

– А нашли славу, – мягко улыбнулась немка, обнажив мелкие белые зубки.

– Ваша королева не обрадуется, услышав моё имя.

– А как оно звучит?

Кеннеди назвался полным титулом.

– Ну что ж, виконт, я рада, что Вы очнулись. Пока покину Вас ненадолго. Принесу бульон – Вам нужно подкрепиться.

С этими словами девица повернулась на каблуках и ушла из комнаты. Бывший атаман остался наедине со своими мыслями и воспоминаниями. «Что же я такое говорил в бреду, если она заинтересовалась моей персоной?..» – мысленно вопрошал себя Чёрный Джон.

Джонатан Райт сидел у окна ДЛД, постукивая кончиком кинжала по столешнице. Всё произошедшее за последние дни столпилось в его голове и наперебой кричало о своей значимости.

Да, раскрытие тайны принцессы Екатерины, которая в итоге полюбила его прадеда и стала защитницей дома Кеннеди пред королём, немного успокоило душу. Райт понимал, что выдуманная история мести треснула по швам, и ему лично некого и не за что ненавидеть…

В то же время полное вымирание клана Оствейских и странное убийство Джейкоба Кеннеди, случившееся в его отсутствие, не могли не тяготить. Мысли Красного Джона всё чаще обращались к Голландии, к Чёрному… «Как он там? Жив ли?..» Возможности узнать не было. Спрашивать о таких вещах у Ирены он никогда бы не решился.

Странный груз лёг на сердце – лесному рыцарю казалось, что он более чем кто-либо в ответе за жизнь тёзки. За жизнь и продолжение рода… Угасающего на глазах рода.

Девица вернулась с пиалой, от которой исходил невероятно аппетитный аромат. Желудок бывшего разбойника мгновенно отреагировал на запах диким рыком. Шатенка помогла Кеннеди присесть на кровати и занялась его кормлением с ложки. Это действо выглядело бы забавным, если бы не являлось печальным: правая рука Чёрного Джона не двигалась – глубоким уколом были повреждены нервы плеча, поэтому врач привязан её к доске, чтобы конечность не болталась, словно неживая, а левая кисть ещё плохо шевелилась после перелома.

Немного подкрепившись, атаман перевёл взгляд на свою сиделку.

– Вы провалялись без сознания пять дней, а сейчас довольно быстро идёте на поправку.

– Значит, сегодня уже 19 февраля… И всё это время Вы были здесь со мной?

– Меня к Вам приставила королева и велела сообщить, когда Вы придёте в себя.

– Не торопитесь с вестями к Её Величеству.

Брови девушки легли вопросительной дугой. Кеннеди ответил на незаданный вопрос:

– Моя фамилия в Англии не в чести. Я изгнанник.

– Отдохните, – поднимаясь с кровати, произнесла девушка как ни в чём не бывало. – Я приду к Вам позже, к вечеру.

Лейтенант специальной роты лейб-гвардии сэр Джером Остин Вендер вошёл в кабинет и на миг остолбенел. Облачённая в амазонку принцесса Уэльская сидела верхом на стуле, держа руки на его спинке и положив подбородок на ладони. Её взгляд был устремлён в дальний угол комнаты, а за спиной стояли две вазы: в одной красовались белые бутоны роз, во второй – чёрные.

– И что это значит? – нахмурился фаворит.

– Я думаю… – отозвалась наследница, даже не пошевелившись, лишь перевела на друга взгляд. – Много думаю…

Страж сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к ней, опустился на корточки, заглянул в лицо:

– И что ты надумала?

Откинувшись назад, Ирена тяжело вздохнула:

– Леди Екатерине повезло… Её муж был совершенством, и его невозможно было не полюбить. Его уважительное обращение с женой покорило сердце принцессы, и она позабыла Сэма Кеннеди.

Джером поднялся и положил ладонь на пальчики подруги, понимая, куда она клонит.

– Да, – качнула распущенными волосами дочь Тюдора. – Ландешот обещал осенью то же. Он обещал, что не прикоснётся ко мне против моей воли, что не станет доводить брак до конца. В этом он так же благороден, как и Райты… Все Райты. Брат… – её бирюзовые глаза обратились к лицу Остина Вендера. – Но свадьбы с герцогом не будет, а таких, как эти двое, больше нет. Второй раз мне так не повезёт…

– Послушай, – склонившись вперёд, зашептал Джером, а его чёрный плащ заслонил спинку стула и часть фигуры сидящей принцессы, словно желая скрыть её от посторонних глаз. – Кто-то мне говорил, что принцессы не боятся браков?

– Не боятся, – глядя на названого брата стеклянными глазами, ответила девушка. – Но это не значит, что радуются им. Смогу ли я полюбить своего мужа? После чувства к Джону Райту? – она отрицательно покачала головой. – Не думаю… Нет в мире больше человека, который относился бы ко мне так же трепетно и нежно, как эти два герцога. Такого третьего нет. Поэтому придётся просто принять то, что будет, как данность, закрыв сердце на замок.

– Вот опять началось! – пробухтел Джером, выпрямился и кивнул в направлении двери: – Поехали! Надо проветрить твою голову.

Елизавета Богемская переодевалась. Её любимая камеристка София, войдя, сделала книксен и молча обратила взор на свою госпожу в ожидании вопроса. Королева повернула в её сторону голову, тёмные локоны красиво обвили полуобнажённую шею женщины:

– Как он?

– Пришёл в себя, Ваше Величество.

– Ему повезло больше, чем моему бедному брату, – без тени горечи ответила Зимняя королева. – Ты узнала, как его зовут?

– Да, госпожа.

Девица, затягивавшая корсет Елизаветы Богемской, закончила своё дело и отступила на шаг. Королева жестом приказала ей выйти и повернулась всем телом к Софии. Вопрос в глазах старшей дочери Джеймса Шотландского заставил девушку назвать имя раненого:

– Это виконт Грендбер из клана Кеннеди.

На холодном, словно выточенном из мрамора, лице Зимней королевы отразились не самые хорошие эмоции. Она поморщилась, словно увидела противного слизня.

– Кеннеди… Только ещё их тут не хватало.

– Это плохо, Ваше Величество? – поинтересовалась София.

– Едва он оправится, пусть возвращается туда, откуда прибыл, – холодно ответила королева и отвернулась. – Снабдите его деньгами, коли понадобится. Шотландский он подданный или английский, мне всё равно. Но я не желаю видеть этого человека в Гааге.

– Хорошо, госпожа, – сделала книксен немка и удалилась.

Анжелина играла локоном, не в силах остановиться ни на одной мысли. Сара смахивала пыль с мебели, едва слышно напевая себе под нос. Приблизившись к окну, выходившему в парк, мулатка остановилась.

– А он всё ещё здесь, миледи! – воскликнула камеристка.

– Кто «он»? – подняла голову маркиза.

– Испанец этот Ваш…

Словно невидимая сила заставила леди Линкольн подняться и вмиг оказаться у окошка. Глянув через плечо мулатки, Анжелина прикрикнула на прислугу: «Нашла на кого пялиться, дура! Пошла вон!» – и топнула ножкой.

Сара сделала книксен и с хитрой улыбкой удалилась.

Оставшаяся у окна красавица шагнула в тень портьеры. Её тонкая белая рука с красивыми изящными пальцами скользнула вдоль штор, добравшись до края полотна, и чуть собрала ткань.

Под сенью деревьев, так, чтобы не бросаться в глаза прохожим, медленно прогуливался Джим Токкинс.

Сердце почему-то участило бег. «Он не заметит меня, ведь не заметит же?..» – сама себя вопрошала маркиза, продолжая наблюдать за мужчиной из-за штор.

Испанец почувствовал, как залихорадило в груди, и поднял взгляд. За каким окном сейчас его любимая, он не мог знать наверняка, но взор остановился у крайнего. «Её спальня… – подумал Преподобный, вспомнив расположение комнат принцессы. – Наверное, это её спальня, как и у Ирены».

Токкинс впился глазами в тёмные очертания оконного проёма.

Сердце Анжелины остановилось. Задержав дыхание, девушка боялась сдвинуться с места, чтобы не привлечь внимание зоркого испанца, который смотрел в эту минуту именно на ту портьеру, за которой притаилась она.

«Что же это я?..» – вобрав в лёгкие воздух, маркиза сделала шаг назад. Отказаться наблюдать за красивым поклонником оказалось непросто. Но, как невеста принца Бранденбургского, Анжелина уже не могла позволить себе такое развлечение.

Она ушла вглубь спальни, села в кресло-качалку, закрыла глаза и перевела дух. Под мерное раскачивание и чуть слышный скрип пришли новые мысли. Пред взором поплыли картинки из прошлого. Первая встреча с испанцем летом 1623 года на берегу у костров – она, наконец, вспомнила, как это было. Первая встреча с Фридрихом у фонтана в немецком парке… И ведь тоже случайность!

Случай свел её с двумя претендентами на руку, такими разными и такими необыкновенными, что дух захватывало от этой странной игры, в которую красавица ввязалась.

Память унесла Анжелину к первой встрече с Лоренсом. Тёмный кабак, отвратительные запахи, грубые мужланы – и его благородное лицо. Потом его дом, тёплый взгляд, вкусный ужин, умные речи… И ни одного прикосновения, которое осквернило бы её королевскую честь. Это уже после, когда он стал приезжать раз в полгода с товарами, девушка позволяла себе женскую слабость: бросалась в объятия мужчины, как в омут с головой. Его тёплые руки нежно обнимали её плечи, поддерживали за локоток, подсаживая в карету. И снова – ни одного движения, которое можно было бы посчитать неприличным. Нет, ТАК дорожить ею не сможет, пожалуй, более никто…

Мысли вернулись к Рею Шервуду. Его решительность спасла первую леди от болезни. Почему-то вспомнились тёплые объятия рыцаря, когда, сидя на коленях у чужого жениха и судорожно обнимая его, она погружалась в спасительный сон. Это было до безумия приятно…

Леди Анжелина повела плечами и вздохнула. «Сэр Раймонд похож на Лоренса…Этой силой, этой решительностью… Мой имбирный рыцарь, спасший от мороза моё тело, не коснувшись королевской чести, я буду вспоминать тебя всегда…»

Приятная нега разлилась по жилам.

Память вынула из закромов ещё два самородка.

Первым стал осенний разговор с Токкинсом, когда он в обличии гвардейца проник в её комнаты. «Огонь, разожжённый во мне, пылает зря, когда я вдали от Вас… Моё сердце выжжено дотла… Кроме Вас, в нём никогда никого не будет, моя маркиза. Да! Я говорю МОЯ, хотя и не имею на это права по законам общества, но по закону сердца и святой любви Вы всегда будете моей, леди Анжелина Геррит, маркиза Линкольн, даже если нам суждено жить бесконечно далеко друг от друга!» Его слова отчётливо звучали в ушах.

«Твоя… – повторила про себя маркиза. – Самонадеянный испанец, ты пытаешься украсть меня у самой себя! Не выйдет. Нет в тебе того, что покорило меня в Лоренсе… Нет в тебе столько „имбиря“…»

Второй самородок памяти подставил девушке подножку. Она вспомнила прогулку с принцем Бранденбургским, когда молодой мужчина впервые позволил себе прикоснуться к ней. Их лошади шли рядом, он протянул руку, пытаясь обнять маркизу за талию. Жёсткий поток невероятной мощи влился в тело красавицы. Она отпрянула, конь заплясал. Но Фридрих был прекрасным наездником и, приноровившись, вскоре снова оказался рядом, перехватил ладонь маркизы, лежавшую на поводе. Она метнула на нахала убийственный взгляд, но он тут же вновь одержал над ней верх, произнеся такие банальные до тошноты слова о любви. А его пальцы сжимали её руку, и от этого было трудно дышать. Анжелина тогда вырвала ладонь, пришпорила коня и ускакала прочь.

Первая леди открыла глаза. От воспоминаний сердце заколотилось слишком быстро.

«Страсть, греховная страсть, но как она манит… – размышляла красавица. – Манит и завлекает. Его сила покоряет, заставляет стать слабее… Пожалуй, только такому мужчине я и смогу подчиниться… Ты прав, Лоренс. Романа с испанцем не случилось бы, даже если б он вдруг оказался принцем крови. Я для него – «Дама в башне». Недосягаемая и обожествлённая. А чувства немца горячие и неудержимые. Они подкупают… Господи, в этом жутко признаваться себе самой, но я хочу, чтобы он законно имел ту власть надо мной, что имеет мужчина над женщиной!.. Что происходит? Я хочу стать женой… просто женой и просто женщиной, а не богиней… Страшно, страшно, но неизбежно. Теперь уже неизбежно…»