Быть Человеком

Жорж кивнул головой. – Господь – учитель наш. Достичь его высот не дано никому. Но он дарит нам возможность учиться. Несомненно, постичь науку его по силам не всем, для этого необходимы, как в любой учёбе, не только ум, но и трудолюбие, и старание.

– Думаю, этого будет совсем недостаточно. – Вновь возразил Максим. – Можно желать стать, к примеру, художником, но никогда не осуществить своего желания, вследствие отсутствия таланта. Чтобы следовать библейским заповедям, надо иметь в душе нечто, созвучное этим жизненным принципам. Уверен, что самый доступный и самый понятный для людей – язык закона. Уберите полицию, и в мире наступит хаос. Относительный порядок, к которому мы привыкли, держится в основном на страхе наказания. Он, как каркас, поддерживающий неустойчивое сооружение из множества фрагментов, сверху припудренных, прилизанных, подкрашенных для привлекательности, но не способных держаться самостоятельно. Уберите каркас – и все рухнет. Никакие религиозные учения не спасут.

– Согласен. – Вступил в разговор Егор. – Единственно верный и действенный метод воспитания Человека Разумного – это метод «Кнута и пряника». Кстати, и Большинство религий не брезгует им. Будешь хорошо себя вести – попадешь в рай! Ну, а если – нет, гореть тебе в аду!

– Если вы помните, – перебил с улыбкой Жорж, – христианству – более двух тысяч лет! Почему, скажите, люди верят в сказку?

– По разным причинам. – Вновь вступил в разговор Максим. – Кто-то – от неуверенности в собственных силах, от неспособности самостоятельно отвечать за свои поступки, от страха перед настоящим и будущим, кто-то, так сказать, на всякий случай. И лишь немногие – от того, что христианство отвечает их сути, их внутренней потребности жить по законам добра.

Лицо Жоржа выразило недоумение. – Какая разница, каким путем люди приходят к вере? Главное – результат!

– Я думаю, это важно. Так как идеалы, которые не отвечают сути человека, легко предаются при необходимости. Обмениваются на то, что действительно представляет ценность для него – деньги, власть, слава, жизнь. Для таких «верующих» вера – красивая смирительная рубашка, которую можно снять в любой момент. Закон же – это дубинка, от которой в реальной жизни никуда не деться.

Жорж, откинувшись на спинку стула, внимательно смотрел на Максима. – "Имеющий веру – имеет всё и ничего потерять не может." – Процитировал он. – Вы любите Тургенева?

– Я уверен лишь в том, что могу понять, что является фактом, доказанным наукой или временем.

– Ну, а что думаете вы, Надя? – Жорж с надеждой посмотрел на девушку.

– Я считаю бессмысленным этот спор. В книге жизни каждый читает то, что видит. Строки о Христе для меня – лучшее, что я прочла. Эволюция человеческой души, социальная эволюция только набирают скорость. Я верю, что мир будущего, новый мир, будет построен из вечных добрых истин.

– Эволюция биологического вида, породившая человека разумного, остановилась на этом знаменательном событии. – Не глядя на Надю, раздражённо заговорил Максим. В этот раз его раздражение было обращено на себя самого. Он не мог понять, зачем ввязался дискуссию и всё-таки продолжал. – С тех пор эволюционировали общественные законы, область знаний, однако, человек остался прежним. Человеку не преодолеть притяжение его биологической животной сути, не стать тем, что рисует его оптимистичное воображение. Если ему удастся хотя бы в целях самосохранения умерить свой аппетит, отказаться от ориентиров на роскошь и изобилие, у человечества появиться шанс выжить. Сейчас такого шанса нет.

– Да. – Произнес Егор с озадаченным видом. – Задел ты меня за живое своими разговорами об излишествах. Вон сколько на мне лишнего висит! Пора на хлеб и воду. А тебе, Жорж, – В глазах Егора заискрились смешинки. – Тебе надобно сменить имидж – костюмчик попроще, жилье поскромнее. Мудрость, сходящая свыше скромна. Так, если мне не изменяет память, говорил святой Иаков.

– В тебе погибает великий артист. Твоё призвание – сцена. – Жорж хрустнул длинными белыми пальцами. – Люди не могут быть равны абсолютно во всем, потому что Бог создал их разными, наделив разными способностями. А разные способности дают разные возможности. Не всё ли равно, сколько стоит мой костюм, или, сколько у меня домов. Главное – я делаю то, что многие сделать не в состоянии, как я уже говорил, в силу разных способностей. Быть может, кто-то замечательно метет дворы, но он за всю свою жизнь не заработает столько, сколько я уже перечислил на различные благотворительные цели. Да, моё состояние – около пяти миллиардов долларов. Я люблю дорогие вещи. Но, что лучше? Гладить по головке и делиться последними центами, или, как я оказывать существенную, ощутимую помощь? Надо, я думаю, спросить тех, кому я даю работу, кто получает от меня материальную помощь. Да, движение к успеху идёт в жесткой борьбе. Если я буду жалеть всех, кто плетётся сзади меня, я никогда не буду первым. Однако, это, отнюдь не противоречит моей вере, так как я не только сам двигаюсь вперёд, я помогаю обществу двигаться в том же направлении. И именно это добро, это – благо для людей. Я, отбросив сантименты, буду идти впереди успешным и богатым, а, так называемые, добрые и чувствительные в это время будут звенеть центами и топтаться в хвосте, вежливо уступая друг другу дорогу. Кроме того, я не согласен, что ориентиры на роскошь – это дурно. Почему? Если я в состоянии позволить себе иметь красивые дорогие вещи, почему я должен довольствоваться примитивом только потому, что кто-то не умеет, или не хочет зарабатывать деньги? И еще – Жорж сделал паузу и многозначительно посмотрел на Максима. – Хочу напомнить, что эксперименты с уравниловкой уже были. Результаты их известны.

– Вы меня неправильно поняли. – Сдержанно возразил Максим. – Равенство, братство, труд на общее благо и т. д. – все эти понятия звучат красиво, но они не совместимы с человеческой природой. Человек – система, запрограммированная на потребление. Но, если этот процесс не контролировать, человек съест себя сам.

На лице Жоржа возникло выражение иронии. – Извините, но пока в ваших рассуждениях звучат только лозунги. Как практически можно осуществить ваши идеи?

– У меня нет готовых рецептов. Да и изобретать их мне не интересно. – В голосе Максима зазвучали жёсткие ноты. – Каждый должен заниматься своим делом. Я лишь убеждён, что человека изменить нельзя, но его можно увлечь. Ненасытная человеческая природа постоянно требует новых ощущений. Потому на смену классической музыке приходит тяжелый рок, классической живописи – разного рода «измы» – сюрреализм, футуризм, кубизм.

– Вы считаете, что религия, как средство воздействия на сознание людей, устарела, и нужна новая философия, некий «изм», основанный на равенстве, но не коммунизм? – Возразил Жорж, заметно нервничая. – Вы, несомненно, умный человек, но, честно говоря, ваши высказывания меня просто шокируют. Религия – старый дедовский метод. Состоятельность – порок. Превозносите бедность и серость. Наденька, ну а вы, что думаете по этому поводу?

Девушка посмотрела на него, затем на Максима и заговорила негромко, не спеша, осторожно, словно пытаясь затушить разгорающийся словесный пожар. – Я уверена, что религия устареть не может. Это философия. Принимать её или нет – выбор каждого. Однако, культ денег, культ роскоши заставляют забывать человека о вечных ценностях. Максим прав. Эти идеалы калечат сознание людей. Когда мы говорим о физическом здоровье, мы проповедуем умеренность и рациональность. Но, думая о теле, не стоит забывать о душе, о том, что для ее здоровья необходимо соблюдать те же принципы – умеренность и рациональность. Это золотые правила жизни, в природе выживает лишь тот, кто соблюдает их.

– Умеренность и рациональность это здорово! Я за умеренность в еде, питие и прочих подобных удовольствиях. Ну, а как же быть с красотой? – В глазах Жоржа вспыхнул огонёк иронии. – Она не может быть умеренной и рациональной, потому что все, что умеренно это середина, это, так сказать, посредственно. Красота это всегда вершина! Стекло не может быть красивее бриллианта, а железо привлекательнее, чем золото. Что будут делать в вашем умеренном и рациональном мире те, кто любит красоту?

– Понятие красоты относительно. – Ответила Надя. – Иногда то, что кого-то приводит в восторг, другому не приносит радости. Но в большинстве случаев это понятие формируется в человеке под воздействием общества, в котором он живет. Для многих красиво то, что общепринято считать красивым. Кроме того, как все в нашем мире, красота имеет денежную оценку. И потому, опять же в силу общепринятых представлений, для очень многих людей обладание красивыми вещами, украшениями есть способ подчеркнуть свой материальный достаток, свое превосходство над другими. К сожалению, последнее приносит большее удовольствие, чем сама вещь, к сожалению, эквивалентом счастья для многих в нашем обществе считается богатство. Я убеждена, что, если человеку не навязывать уродливых идеалов, не создавать у него комплекс неполноценности потому, что он не может их достичь, не превращать его жизнь в бесконечную гонку за богатством, то он сможет находить радость в красоте естественной, той красоте, которая нас окружает, которую подарил нам Бог.

– Ну, а как быть с теми, кому недостаточно красоты естественной, для кого рамки умеренности и рациональности будут подобны прутьям клетки? – Не сдавался Жорж.

Надя пожала плечами – Пожалуйста. Если человеку нужен шик и он может себе его позволить – пусть. Только на него надо смотреть не с восхищением и завистью, как сейчас, а с сожалением, как на человека, отставшего от жизни, живущего устаревшими понятиями о красоте и счастье. Нужны другие идеалы, другие стандарты, другая шкала ценностей, не привязанная к деньгам.

– Наденька! – Жорж развел руками. – Но это, извините, наивные рассуждения. Миром правят рыночные отношения, а вы предлагаете забыть о деньгах!

– Я прекрасно понимаю, что рыночные отношения исчезнут не скоро. – ответила Надя. – Я говорю о том, что сейчас все измеряется в деньгах, в том числе и значимость человека. В нашем обществе богатые люди более известны, чем деятели науки и культуры. Их жизнь обсуждается в прессе, на телевидении. В центре всеобщего внимания все, от размеров состояния – до стоимости нижнего белья. На мой взгляд, когда человек совершенно бессмысленно тратит огромные суммы денег, зная о том, что многие люди не могут позволить себе самое необходимое, это не только свидетельствует о его проблемах с совестью, но и о порочности общественных законов.

Егор поперхнулся, торопливо вытащил из кармана брюк большой носовой платок и, протирая капли пота, выступившие на побагровевшем лице, произнёс. – А, говорят, женщины – слабый пол. Ты ещё жив, Жорж? Доктор выписал нам лекарства: умеренность и рациональность – ежедневно, до и после еды.

– Идеи, несомненно, замечательные. – Жорж подарил нежную улыбку Наде и ироничную – Егору. – Если бы они еще были выполнимы. Чудесная музыка, Наденька! Пойдемте, потанцуем. – Он встал из-за стола, элегантный, стильный, подошел к девушке и галантно подал ей руку. Она посмотрела на него с мольбой, видимо, намереваясь отказаться. Однако, Жорж опередил её, добавив категорично-шутливым тоном. – Возражения не принимаются. Отказом Вы нанесёте непоправимый вред моему здоровью. Надя покорно последовала за ним.

– Эх! – Вздохнул Егор. – Почему ты, Макс, не пригласил Наденьку? Валенок ты!

– Ну, какой из меня танцор? К тому же мне пора идти. – Максим привстал, однако Егор остановил его порыв, решительно водрузив на его плечо свою массивную руку.

– Не торопись. Ещё несколько минут. – Произнёс он заплетающимся языком. – Я, вероятно, выглядел шутом, ты прости. Моя беспокойная голова не даёт покоя языку. Я пытаюсь понять правду не от мира сего. – Егор потер ладонями виски. – А теперь эта голова разболелась. Пойду прогуляюсь. – Он, кряхтя поднялся.

– Тебя проводить?

– Что меня провожать? Я же – не девушка! Ты лучше за девушками ухаживай. – Проворчал Егор и неуверенной походкой отправился к выходу.

Максим вновь посмотрел на часы. Было без 5 минут три. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и спланировать оставшуюся часть дня. Вскоре раздались знакомые шаркающие шаги. – Спишь? – Егор, кряхтя, погрузил своё тело в кресло.

– Думаю. – Вяло ответил Максим. – Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Освежился, облегчился. – Егор вздохнул и посмотрел на танцующих. – Милая барышня. Славная, очень славная, к тому же, умница. Да, ты это и сам заметил. Представь, родители ее – довольно состоятельные люди, но она живет отдельно и очень скромно. В госпитале работает, может проводить там не только весь день, но и ночь. Больные ее боготворят. Говорят, что ее слова помогают больше, чем лекарства. Советую тебе к ней присмотреться.

– Спасибо за совет, – категорическим тоном прервал его Максим, – но, думаю, он мне никогда не пригодится.

– Никогда не говори – «Никогда». Помнишь ты эту мудрую фразу?.. А вот и наши голуби возвращаются.

– Спасибо, Наденька, – Сказал Жорж, подойдя к столу. Он склонил голову, изящными движениями помог девушке сесть на ее место, затем присел сам. – Я только что рассказывал Наде о своем загородном доме, и мне пришла в голову замечательная мысль. Я решил пригласить всех вас в гости. Как говориться, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать.

– Превосходная идея! – Воскликнул Егор без раздумий. – Еще одна возможность побыть в исключительно приятной компании! Правда, Макс? – Он решительным движением пододвинул к себе тарелку со спагетти, предназначавшуюся для Максима, намотал макароны на вилку и понес ее ко рту.

– Я не смогу. У меня – конференция через три дня, мне нужно подготовиться.

Рука Егора остановилась. С минуту он молчал, глядя на Максима, словно пытаясь понять услышанное. Наконец, вздохнул, положил вилку в тарелку и, покачивая головой, с обидой во взгляде и голосе заговорил, растягивая слова. – Нуу, не ожидааал, не ожидааал. Не видел друга почти вечность, и – наа тебе.

– Мы вернёмся часам к двум. Я тоже буду занят во второй половине дня. – Включился в разговор Жорж. – Так что, всё наверстаете.

– Верно! – Егор выразительно посмотрел на Максима. – Всё возможно, если очень хочется! Тебе ведь хочется ещё раз побыть в приятной компании?

– Убедил. – Ответил Максим поспешно, чувствуя на себе пристальный взгляд Надежды Белик и опять краснея.

– В общем, не дам я тебе покоя, Макс! – Прогремел Егор с сияющим лицом. – Во сколько едем, друзья?

– Не едем, а летим! Мой коттедж находится в двухсот километров от города. Это немалое расстояние удобнее преодолеть по воздуху. Мы полетим на вертолете. Я сам поведу его. – Жорж сделал паузу. Его взор выражал восторг и ожидание.

– А почему – не на воздушном шаре? – Егор изобразил недоумение. – По-моему, очень романтично.

– Потому что воздушного шара у меня нет, а вертолеты есть. Два – у здания моей компании, один – в моем загородном поместье. Наденька, как вы относитесь к мистике?

– В вашем доме водятся привидения? – С наигранным беспокойством спросила Надя.

– В моем доме – нет. – Жорж обвел всех сидящих за столом интригующим взглядом. – А вот, в окрестностях, ближайших и отдаленных, я не раз наблюдал загадочные явления.

– Летающие тарелки? – С искренним любопытством спросил Егор. – Как тебя угораздило угодить в такую глухомань, где представители инопланетных цивилизаций встречаются, как я понимаю чаще, чем наши братья земляне?

– Я намеренно построил дом в отдаленном от города месте. Я устаю от постоянного присутствия чужих людей вокруг меня. Репортеры, чиновники разных мастей, клиенты. Иногда хочется побыть одному, спрятаться от чужих глаз, побыть с друзьями, в маленькой, приятной компании, как сейчас. – Жорж вновь взглянул на Надю. – Я покажу вам множество замечательных мест! В общем, яркие впечатления гарантирую! Завтра в десять утра я предлагаю встретиться у главного входа моей компании.

– Прекрасно! Давайте выпьем за наше путешествие! – Заявил решительным голосом Егор. – Надя, попробуйте вино! Оно значительно лучше апельсинового сока.

– Нет-нет, я, к сожалению, должна идти. – Девушка посмотрела на Максима, затем на Жоржа, – Спасибо за приятную встречу. Спасибо вам, Егор.

– До завтра, Надя! Обязательно возьмите леденцы в дорогу, чтоб не укачало в вертолете. И – фотоаппарат. Будем фотографировать инопланетян!

– Непременно.

– Я провожу! – Жорж торопливо поднялся со стула. – Как раз, расскажу, куда подъехать.

После ухода Нади мужская компания распалась. Оказалось, что Жорж спешил к своей матушке. Максим уехал домой готовиться к конференции. Егор, поскучав еще около получаса в одиночестве, уехал в гостиницу и улегся спать.

Глава III

Этот воскресный день был совсем не хуже субботнего. Солнце тщательно помыло и приукрасило всё проснувшееся на столько, на сколько это было возможно, потому это всё казалось похорошевшим, и ничто никому, как говорится, не резало глаз. Даже мусор, брошенный свободолюбивыми гражданами и носимый ветром то туда, то сюда, выглядел почти естественным и неизбежным способом их самовыражения. Однако, Максим не заметил этих перемен к лучшему, так как очень спешил. Он не любил опаздывать. Подъехав без пяти минут десять к офису компании Жоржа, он уже собирался выйти из машины, но вдруг мимо бокового окна промелькнул чей-то силуэт. Это была Надя. Максим увидел ее со спины, но узнал сразу. Она была в брючном костюме бежевого цвета и светлой кепке. Он вышел из машины и пошел вслед за девушкой. В первую секунду Максим думал окликнуть ее, но почему-то не решился. Он следовал за ней и испытывал неловкость от собственной неловкости, от того, что, как ему казалось, он выглядел глупо. Потому Максим испытал облегчение, почти что радость, когда на каменно-стеклянном фоне парадного входа обозначился Жорж, сверкающий белизной сорочки, брюк, обуви и улыбки.

– Надя! Максим! – Крикнул тот и бодро зашагал навстречу.

Надя обернулась. Лицо ее выражало удивление. – Здравствуйте. – Приветливо сказала она.

Максим кивнул головой и поспешно протянул руку подошедшему Жоржу. – Здравствуйте, а где Егор?

– Егор? – На лице Гринбера возникло выражение досады. – Он позвонил мне минут десять назад. Сказал, что болен и не сможет приехать.

– Что-нибудь серьезное? – Обеспокоенно спросила Надя.

– Нет! Обычный похмельный синдром. Слишком много вина, да еще шампанское. Передал вам привет, пожелал счастливого пути. Ну, что? Не будем терять время. Прошу – за мной! До взлетной площадки – минут пять.

Он махнул рукой и зашагал радостно и легко, а Максим остался стоять на месте, размышляя о том, что появился отличный предлог никуда не ехать. Надя, вероятно, почувствовала его сомнения. – Пойдемте. – Сказала она, глядя на Максима просящим взглядом. – Теперь отказываться неудобно.

Тот нахмурился и, ничего не ответив, последовал за Жоржем.

Через несколько минут вертолет уже летел высоко над землей, оставляя один за другим городские кварталы, исчерченные линиями дорог. В небольшой кабине для пассажиров Максим и Надя сидели друг напротив друга. Девушка с задумчивым видом смотрела в окно. Максим теребил в руках свои солнцезащитные очки. Их можно было бы положить в карман, но тогда некуда было бы девать глаза. Смотреть на Надю ему почему-то было неудобно, смотреть в окно – надоело. Он испытывал напряжение, которое постоянно нарастало от мысли, что он опять ведет себя глупо. Внизу в многоцветном океане из трав плыли зеленые островки леса. Травянисто-лиственная поверхность находилась в постоянном движении и, волнуясь, расплескивала на окружающий мир ощущение простора и свежести. Максиму показалось, что даже салон вертолета наполнился запахами зелени и цветов.

– А вон и мое загородное гнездо! – Объявил Жорж, глядя в боковое окно. Он махнул рукой, указывая на отчетливо выделяющиеся среди зелени бордовую крышу, состоящую из множества башенок и сводов. – Мы вернемся сюда чуть позже, а сейчас я хочу показать вам кое-что чрезвычайно интересное! Там, за Седым Хребтом! – Жорж сделал жест в направлении движения вертолета, где сквозь белую полупрозрачную пелену из облаков проступала горная цепь. Сначала она показалась Максиму чем-то нереальным, призрачным, однако, по мере приближения, горы становились все более отчетливыми, превращаясь в гигантскую стену, зеленую у основания и белую, обледеневшую наверху. Эта стена, казалось, была специально создана кем-то, чтобы преграждать путь всему, что желало попасть в мир, расположенный за нею. Приблизившись к каменной преграде на уровне примерно половины высоты её, вертолет погрузился в ущелье между двумя горами. Еще примерно минут двадцать он летел над однообразной, унылой равниной. Впереди возвышалась еще одна мощная земная складка. Была она, несомненно, меньше, чем предыдущая и больше напоминала холмы, нежели горы. Жорж периодически что-то выкрикивал, но Максим уже не слушал его. Он машинально пролистывал журнал за журналом, сожалея о напрасно потерянном времени, и злился на Егора.

– Все! Идем на посадку! – Крикнул Жорж, как только вертолет достиг холмистой гряды. – Отсюда – великолепный обзор! Я открыл это место случайно и теперь часто бываю здесь. Прилетаю, чтобы подумать о вечности, о душе!

Максим посмотрел в окно и увидел внизу площадку, диаметром примерно десять – пятнадцать метров, на которой толпились группами раскидистые деревья. Они, как будто тоже любовались видом сверху и размышляли о вечности. Вертолет стал опускаться. Земля приближалась с каждой минутой. Вскоре уже отчетливо были видны ветви деревьев, раскачивающиеся потоками воздуха, идущими от винтов. Тут внезапно раздался треск, вертолет сильно закачало, затем, наклонившись на левый бок, он стал падать, цепляясь винтами за ветви деревьев.

Максим открыл глаза. Прямо перед ним покачивалось нечто темно-зеленое и ажурное, как кружево. Пахло лесом, свежей листвой. Максим попытался пошевелиться и почувствовал, что прижат чем-то с левой стороны. Он с трудом приподнялся, опираясь на правую руку, и увидел Жоржа, который висел головой вниз, пристегнутый ремнем безопасности, и упирался правым плечом и головой в его спину. Лобовое стекло вертолета было разбито. Сквозь образовавшуюся дыру торчала мощная ветвь эвкалипта. Максим попытался высвободиться из – под Жоржа, но тот застонал и открыл глаза. Он посмотрел на Максима испуганным взглядом и произнес.

– Что со мной?

– Мне кажется, ничего страшного. – Максим приподнял Жоржа за плечи. – Постарайтесь расстегнуть ремень безопасности.

Жорж обвел взглядом кабину вертолета. – Черт! Как же это могло случиться!

– Быстрей! – Прервал его Максим. – Надо посмотреть, что с Надей. Расстегните ремень.

Жорж поднял руки, покряхтел минуты две и стал сползать вниз. – Ааах! – Вздохнул он, оказавшись спиной на Максиме. – Какое облегчение!

– Не могу сказать того же. – С трудом проговорил Максим.

Жорж встал на колени и пополз на четвереньках в салон вертолета. Максим, встав на ноги, последовал за ним. Голова его кружилась и болела, саднило в области левого виска. Салон был деформирован и засыпан мелкими осколками стекла. Надя лежала в хвостовой части вертолета. Девушка была без сознания. В области правой голени, ниже колена сквозь разодранную ткань брюк торчал крупный, размером с ладонь, кусок стекла.

– Аптечка есть? – Спросил Максим, Стараясь не смотреть на девушку. Соединение её хрупкого образа с произошедшим совершенно лишало его способности думать. Он совсем не испытывал страха, хотя и не был бесстрашным человеком, напротив, находился во власти особенного воодушевления, которое посещало его обычно во время решения сложных задач со множеством неизвестных.

– Дда. – Заикаясь, ответил Жорж. Лицо его было бледным. Он, спотыкаясь, придерживаясь за спинки кресел, дошел до кабины и минуты через три вернулся с аптечкой в руках.

– Держи. Правда, я не смогу помочь. – Жорж сделал судорожное глотательное движение, пытаясь подавить позывы на рвоту. – Я с детства боюсь крови. Прости. – Он лег и закрыл глаза.

Максим вытащил из аптечки вату, бинты и антисептик, осторожно прикоснулся к куску стекла и потянул его на себя. Надя застонала. По тому, как крепко держалось стекло в ране, Максим сделал вывод, что оно, вероятно, вошло в кость. Он перевел дыхание, вытер рукавом пот со лба и повторил попытку уже с большим усилием. Надя застонала вновь и открыла глаза. Взгляд её выражал недоумение.

– Все хорошо. Теперь все будет хорошо. – Максим смотрел на девушку, пытаясь улыбнуться. – Сейчас я обработаю рану и забинтую ее.

Он наложил повязку и зафиксировал голень шиной, которую туго прибинтовал.

– Спасибо. – Надя посмотрела на Максима благодарным взглядом. – У Вас – ссадины на виске и щеке справа. Их надо обработать.

– Чепуха! – Прервал её Максим, краснея.

– Нет, не чепуха. Наклонитесь, пожалуйста.

Максим покорно наклонил голову. Надя очистила его лицо от крови и налипших мелких стекол и обработала ссадины антисептиком.