Инсинуации

– Мы не тупые. Все стало ясно уже в первую минуту, как только Риверс не выгнал тебя из лектория. Где это видано! Молча стоял и умилялся, как ты пускаешь во сне слюни. Боже, да весь факультет в курсе, что такое пренебрежение дисциплиной профессор прощает только своим любимицам.

Аннет многозначительно подвигала идеальными бровками, выделив голосом последнее слово, и сомнений в пошленьком смысле попросту не осталось. Что?! Они же не могут всерьез думать… О черт! Элис открыла рот. Затем закрыла. И видимо, на ее лице появилось настолько характерное выражение шока, что это немного отрезвило компанию девиц.

– Смотрите, девчонки. – Мел удивленно всплеснула руками и наконец отпустила локоть жертвы. – Кажется, Эл и правда не понимает, о чем мы.

– Абсолютно, – сквозь зубы процедила та, чувствуя, как заливает щеки краска гнева. Получается, эти курицы действительно решили, что она – святые угодники! – спит или собирается спать с профессором? Да они охренели! Гнев накрыл волной, и Элис заговорила тихо и зло: – Но благодаря вашим ужимкам уже догадалась. И хочу сказать, что я здесь для того, чтобы учиться, а не трахаться с преподавателем ради хороших оценок, сданного зачета или сомнительного развлечения! Это Массачусетс! Или вы в своих затуманенных гормонами мозгах уже позабыли, где учитесь? Позади вас стоит толпа, которая спит и видит, чтобы занять на аудиторной скамье ваше тепленькое местечко. Хочется вылететь с записью в личном деле? Приводов в полиции мало? Ну так вперед! Раздвигайте шире ноги. Можете прямо здесь, все равно он сейчас выйдет, так хоть сможет по достоинству оценить ваши усилия при дневном свете.

Она обвела взглядом притихших от такого напора девушек и устало продолжила, желая раз и навсегда закрыть вопрос:

– Оставьте при себе свои домыслы. Я видела его вчера у дяди в клубе и понятия не имела, кто он такой. Профессор из вежливости – и только из вежливости! – предложил после смены довезти до дома. Я отказалась. Все! – Однако это было не все. Но Эл скорее язык бы себе откусила, чем поделилась произошедшим хоть с кем-нибудь. Вся ситуация казалась слишком смущающей, а после сегодняшней лекции – унизительной. Так что она просто наигранно вздохнула. – Спуститесь с небес на землю или прекращайте читать бульварные романчики. Каникулы закончились, пора прекращать реальные или воображаемые потрахушки. Вы ведете себя аморально.

– Да ты, оказывается, ханжа! – с веселым удивлением выдала Мелани, на которую, кажется, проникновенная речь совсем не подействовала. Элис захотелось удариться головой о дерево, рядом с которым она все еще стояла. Подозрения, что мозги Мел расположены где-то в вагине, укрепились.

– Я. Не. Ханжа. Просто держу свое либидо при себе, а не тычу им каждому встречному мужику в лицо!

Нет, они все-таки ее достали. Элис круто развернулась, резким рывком высвободила руку из цепких пальчиков Кэтрин и стремительно направилась прочь от этого враз поглупевшего сборища озабоченных девиц. Рядом с ними IQ всей улицы начинал стремительно падать.

Сзади раздался чей-то оклик, но Эл лишь отмахнулась. Она спешила убраться подальше от кампуса, боясь сорваться, если заговорит с кем-нибудь еще. К тому же усталость придавливала к земле и грозила вколотить по колено в асфальт, словно на плечи водрузили тектоническую плиту. Под правой лопаткой ожидаемо противно заныло, тут же вызвав ломоту где-то в грудине, и неприятная боль расползлась по уставшему телу. Элис осторожно вздохнула. Нет, Джо однозначно прав со своим докучливым бубнежом. Ей срочно надо взять себя в руки и наконец-то выспаться, иначе риск попасть в больницу с очередным кризом будет уже не гипотетическим. Последний курс и больное сердце – понятия совершенно несовместимые в суровых реалиях МТИ. Этот университет не зря прозвали раем для чокнутых гениев и адом для остальных. Но у Элис не будет второй попытки ни сдать экзамены, ни выжить. Придется как-то умудриться все совместить.

Эл торопливо шагала по Вассар-стрит, пока набирала сообщение для О’Нили с предупреждением не ждать ее сегодня у Хиггинса. И по-прежнему пялилась в телефон, когда завернула на Портленд-стрит, где обычно толклись таксисты. Остановилась Элис лишь на пешеходном переходе, который оказался занят группой странно одетых велосипедистов. Похоже, соседний Гарвард решил устроить парад. Опять. Но когда Эл уже вознамерилась перейти проезжую часть, перед ней неожиданно и резко, лишь чудом не задев, затормозил черный матовый автомобиль. С душераздирающим визгом шин он начертил на асфальте четыре черные полосы, прежде чем остановился. Элис испуганно отшатнулась. С губ сорвалось отнюдь не богоугодное выражение, и в это же мгновение разношерстная уличная толпа в едином порыве повернулась в сторону лихача…

С удивлением взглянув на идиота, что в такой час гонял по тихим улочкам Кембриджа, Элис почувствовала, как ее и без того несчастное сердце болезненно дернулось. Чертов мудак! Опять! За какие грехи этот день стал еще паршивее? Еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Эл уставилась на машину прямиком из самого ада. Оставалось только осенить себя крестным знамением и помолиться, дабы самовлюбленный говнюк не сморозил очередную двусмысленную гадость на всю Портленд-стрит. Это же ей потом вовек не отделаться от идиотских шуточек. Тем временем секунды капали одна за другой, а Элис стояла и пялилась на черного четырехколесного зверя, совершенно не представляя, что же теперь делать. Наконец стекло «Мерседеса» медленно опустилось, и взору предстал Джеральд Риверс с невероятно самодовольным выражением лица. Козел!

Злость, тлевшая после разговора с Мелани и остальными идиотками, вспыхнула новым пламенем. Элис сгорала в собственном гневе и стыде, потому что теперь свидетелями отвратительной сцены будет не только кучка студентов в закрытой аудитории, но и минимум сотня зевак! Надо же так сглупить! Только сейчас Эл поняла, что лучше всего было уйти. Следовало немедленно отвернуться и раствориться в разношерстной толпе. Однако время было упущено. Она стояла напротив уродской машины и смотрела в самые страшные в мире глаза. Дав себе мысленного пинка, Эл раздраженно уставилась под ноги.

– Вас подвезти, мисс Чейн? – Донесшийся голос электрическим ветром поднял на теле все до единого волоски.

Эл едва не зашипела. Гаденыш, без сомнений, прекрасно владел речевым аппаратом. Его идеально тактичные нотки предложения почувствовались даже в жалких четырех словах. И будь профессор еще чуть больше тщеславен, он непременно занес бы их в хрестоматию для обучения малолетних пикаперов. Впрочем, Элис не сомневалась, что ни один человек в мире не произведет такого эффекта всего лишь одной мелкой фразой. Увы, набор генов Джеральда Риверса был уникален и неповторим.

Обо всем этом наверняка догадывался и он сам, потому что, небрежным взглядом окинув притихшую улицу, вновь с пластиковой улыбкой уставился на мисс Чейн. И Эл показалось, что замерли даже вездесущие мухи. Все насторожились в предчувствии скорой развязки, возможно, кровавой, и раздражение чуть ли не потрескивало в воздухе. Однако прошла секунда, затем вторая, и Эл вдруг поняла, что ей просто необходимо быть выше этого. Она не даст ни одного шанса на устную провокацию. Даже если от того, как именно профессор выделил ее имя, захотелось дать ему в рожу или плюнуть на капот эпатажной тачки. Желательно серной кислотой. Но Эл лишь молча посмотрела в чудовищно бесцветные глаза, где провалами чернели расширившиеся зрачки, и все так же, не произнеся ни слова, медленно подняла правую руку с оттопыренным средним пальцем.

Пантомима была понята верно, потому что уже в следующую секунду космический ублюдок рассмеялся и вдавил педаль газа в пол. Бешеный носатый монстр взревел двигателем и сорвался с места, стремительно унося своего владельца в горячее марево августовского заката.

– Ненавижу… – процедила Элис, пока смотрела вслед быстро удаляющейся черной точке. – Как вселенная вообще умудрилась породить такое?

Толпа безмолвствовала.

* * *

На следующий день перед дневной лекцией по квантовой оптике Элис забежала в лабораторию профессора Хиггинса. Пора было обозначить фронт работ на год и определиться с докладом на спонсируемой самыми престижными работодателями Кремниевой долины грядущей конференции по биотехнологиям. Заявку туда они подали еще весной, и вот недавно пришел ответ – их статья принята.

Работать с Хиггинсом было легко и приятно. Рыжеволосый, костлявый профессор-душка с удовольствием общался со студентами и к своим сорока годам был все еще не женат, за что не уставал благодарить небеса, пока неделями пропадал на конференциях и симпозиумах. И хоть по меркам университета Хиггинс был достаточно молод, увидев его бледную, заросшую щетиной физиономию в первый раз, их курс дружно дал новому преподавателю все прожитые им годы, а потом накинул сверху еще десяток. И каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что разница между ними не так уж и велика! Впрочем, и та дюжина лет совсем скоро стерлась, оставив за собой только уважительное обращение «профессор». В общем, немыслимым научным ветром занесенный в Массачусетс профессор Хиггинс быстро стал объектом всеобщей студенческой любви не только за свое меткое чувство юмора, которое так ценили юные гики, но и за поразительное человеколюбие. Однако даже у него бывали неудачные дни, когда характер брал верх над строгой натурой. И тогда профессор превращался в порядочную язву, ненавидел чопорную Новую Англию, а от каждой его шуточки несло кладбищенским душком.

Элис считала его историю довольно забавной. Как потомственный военный инженер Хиггинс несколько лет отработал на британскую службу разведки, прежде чем однажды утром почувствовал ярый пацифизм. Ирландская кровь немедленно возжелала революционных перемен, и форменная стрижка сменилась на бесформенные светло-рыжие лохмы, а строгий и вынужденно скупой на слова офицер неожиданно обнаружил себя восхитительным лектором. Хиггинс был очень хорош. Он стремился передать знания с той же страстью, с какой в свое время жаждал воцарения мира. И Элис искренне считала, что таких преподавателей больше нет. Живая речь и фанатичная увлеченность предметом завораживали настолько, что спустя всего пару лекций к профессору выстроилась очередь из желающих писать под его началом выпускную работу. Но вечно занятый Хиггинс выбрал только двоих. И как же была удивлена Элис, когда из десятков не менее талантливых однокурсников он указал именно на нее. И на Джошуа. Но у этих двух мужчин была совершенно особенная атмосфера с запахом канифоли, припоя и горячего пластика. Фанатики текстолита, они точно втайне принесли клятву верности на справочнике номенклатуры резисторов.

И потому совершенно неудивительно, что однажды обсуждение технологических новинок привело этих двух в клуб дядюшки Клауса, где их и обнаружила Элис. Студент и преподаватель умудрились напиться до состояния полной потери сигнала между мозгом и двигательным центром. Точнее, в таком состоянии был Джошуа. Профессор Хиггинс, имея знаменитую ирландскую печень, оказался чуть более вменяем. Он успел просветить Элис, что ее чернокожий приятель оплакивал расставание с очередной пассией, после чего отрубился прямо за столом. Очнулся дражайший руководитель уже в их квартире на крошечном диване, мучаясь дикой головной болью, стыдом и любопытством. Именно в тот вечер профессор стал вторым человеком, поверенным в секрет О’Нили. Не то чтобы друг детства скрывал свои предпочтения, нет. Просто не считал нужным орать об этом на каждом углу. После этого случая Хиггинс часто присоединялся к компании, состоящей из Джо, Элис и ее коллеги по «Вальхалле» – Триши. Он же привел к ним аспирантку Генри Келль – единственное живое существо, кто мог навести порядок в совершенно бессистемных завалах бумаг занятого профессора. Все вместе они играли в покер, выбирались в свет и несколько раз устроили тур в «Монополию».

Так что в этот день, как и сотню раз до этого, Элис открыла тяжелую деревянную дверь, что вела в лабораторию профессора, и, преисполненная радостным предвкушением встречи, шагнула вперед. В конце кишкообразного, заставленного компьютерами и разномастными стульями помещения притаился кабинет Хиггинса. И здесь все было по-старому: валялись неопознанные микросхемы, пучки перепутанных проводов, а столы покрывали множественные пятна от кислотных растворителей. С тайным трепетом Элис вдохнула запах канифоли и раскаленного металла, что круглогодично витал в местной аудитории и теперь плотно ассоциировался с научным руководителем. Тот, кстати, нашелся за одним из специальных вытяжных стендов, склоненный над очередной печатной платой.

– Добрый день, профессор, – лучезарно улыбнулась она.

– А, вот и ты! – Хиггинс устало потянулся. Кажется, его бледное лицо за лето так ни разу и не увидело солнца. Он растянул губы в улыбке и снова сгорбился над столом, вооружившись паяльником с каким-то хитроумным жалом. – Рад тебя видеть. Как начался семестр?

– Вполне неплохо. – Элис пристроилась рядом на высоком стуле, наблюдая, как аккуратно и точно попадает на контакт припой. – Как прошла конференция в Венгрии?

– Уныло. – Профессор поморщился, но тут же поднял ласковый взгляд своих зеленоватых глаз. – Видел, ты выбрала курс Джеральда – похвально, весьма разумно и полезно.

Элис недоуменно посмотрела на своего руководителя. Что за новости? Профессор никогда не позволял себе подобных фамильярностей, по старой военной привычке свято соблюдая строгую субординацию. Кроме… Что же, Элис и Джошуа, по всей видимости, были не в счет, как и Генриетта. Хиггинс же истолковал ее недоумение по-своему.

– Профессора Риверса, – пояснил он.

Уточнение вышло излишним. Ни за что на свете Элис не забыла бы столь необычное сочетание. Джеральд Риверс. Обманчиво-мягкое, лживо-нежное сперва и хлестко-раскатистое в конце. Р-р-риверс. Как никто другой, этот мужчина соответствовал своему имени. Даже здесь ощущалось чертово двойное дно.

– Элис?

Она вздрогнула, осознав, что слишком задумалась, и профессор ждет ответа.

– Все… в порядке, – наконец удалось ей выдавить из себя пару слов, проигнорировав замечание о главной головной боли последних двух дней. Элис выдохнула, взяла себя в руки и продолжила уже спокойным тоном. – Пришла узнать, что у нас по планам с конференцией.

– Как твое самочувствие? – ответно проигнорировал слова Хиггинс. – Джошуа сказал, твои боли…

– У него слишком длинный язык, – зло перебила Элис, скорее по привычке, чем из-за настоящего раздражения. В конце концов, профессор столько раз становился свидетелем маленьких приступов…

– Он волнуется. – Хиггинс помедлил секунду, словно раздумывая, сказать или не сказать что-то еще, и неожиданно добавил: – Я тоже.

И в этот момент Элис почувствовала, как внутри разлилось приятное тепло. Вот он – Мэттью Хиггинс! До фанатизма заботливый и сострадательный человек, который нес добро каждую минуту своего существования. И все же Элис покачала головой.

– Я благодарна вам обоим за заботу, честное слово. Но способна разобраться сама.

– Доктор Чен так не считает. Мы тоже. Эл, ты же знаешь, что всегда можно попросить субсидию, чтобы за счет университета провести хотя бы малую операцию. Уверен, комиссия одобрит запрос…

Этот вопрос профессор и Джо поднимали каждые полгода. И пусть они особо не надеялись на согласие упрямой мисс Чейн, но все равно не оставляли попыток.

– Нет, – жестко отрезала она в очередной раз. – Грантов с моих проектов хватает, чтобы компенсировать затраты университета на обучение, но вряд ли они захотят тащить балластом больную девчонку. На мое место всегда найдутся более перспективные.

– Не городи ерунды! – неожиданно вспылил Хиггинс. – Ты – ценное приобретение для Массачусетса, да и в комиссии сидят адекватные люди, которые войдут в положение. Но если и нет, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь и…

– Сэр, – устало проговорила Элис, – я ценю, что вы переживаете за меня, но брать ничего и ни у кого не стану. Во-первых, это дело только мое. Во-вторых, вы даже не представляете, какая там сумма.

Она мягко улыбнулась и, не дожидаясь ответной реплики, сменила тему.

– Так что с конференцией?

Профессор понял, что продолжать разговор бессмысленно, растерянно почесал светло-рыжую бровь и сдался.

– У тебя будет стендовый доклад. Готовим постер.

– А почему не устный? – удивилась Элис, а сама попыталась стянуть уже прилипшую к влажному телу верхнюю кофту, чтобы остаться в одной футболке. С удивительной августовской жарой не справлялся даже мощный кондиционер лаборатории. Тяжелый взгляд, которым профессор Хиггинс задержался на просвечивающих сквозь тонкую кожу венах, остался незамеченным.

– Тебе предстоит многое доделать в программе, и лишние вопросы к работе пока неуместны. Сама понимаешь, проект спонсирует отдел из NASA, а они – товарищи скрытные. – Он вздохнул, дав понять, что предпочел бы с блеском показать их с Элис детище, но… но… Всегда эти условности и секретность.

– Без проблем, – примирительно подняла руки Элис. Она и не думала настаивать. В конце концов, профессору виднее. И Эл уже собиралась сказать это и кое-что еще, но Хиггинс успел первым.

– Ах да. Я уже говорил, что рад твоему выбору?

Она удивленно моргнула.

– Сэр?

– Курс профессора Риверса.

И Элис едва поборола желание досадливо хлопнуть рукой по столу. Это заговор, что ли? Ни разу за все пять лет она не слышала этого имени, не видела этого человека, вообще не знала о нем. Но уже второй день подряд неоднократно сталкивалась с проклятым типом не только вживую, но и в разговорах. Ее очередная лекция у чудного профессора только закончилась, отчего Эл казалось, что легкие еще долго будут пропитаны витавшим в аудитории ароматом. Тем временем Хиггинс задумчиво постучал по столу рукояткой паяльника и проговорил:

– Нам может потребоваться его помощь на последнем этапе, если ты все-таки решишь зафиналить идею и напишешь собственный искусственный интеллект. Тебе предстоит делать анализ каждого гена, чтобы внести его в библиотеку, а без нейросети программа не справится.

Элис почувствовала, как внутри что-то сжалось. Нет, скорее она съест собственную выпускную работу, чем обратится за помощью к Риверсу. К кому угодно, хоть лично приедет в клинику Мэйо[8], но только не к нему!

Видимо, весь спектр испытываемых эмоций слишком отчетливо отразился на ее лице, потому что профессор отложил паяльник и удивленно проговорил:

– Так, Эл. – Он откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на свою подопечную. – Я, конечно, не полиграф, но и ты не игрок в покер. В чем дело?

– Абсолютно ни в чем, – нагло соврала она, пряча взгляд. – Думаю, я справлюсь сама.

– Ты еще ни разу не писала на языке искусственного интеллекта, – резонно заметил Хиггинс. Он пока не переходил в активное наступление, но уже пристально разглядывал напряженную Элис.

– У меня будет целый семестр, чтобы научиться примитивным алгоритмам, – не сдавалась она.

– Но успеешь ли ты дописать программу к защите? – Рыжие брови вопросительно взлетели вверх.

– Успею! – Элис кивнула для большей убедительности.

А что она могла ответить? Эл прекрасно понимала, что подобное поведение выглядит слишком странно, но ничего не могла поделать. Нежелание хоть как-то контактировать с профессором Риверсом оказалось сильнее здравого смысла. Да ей же кошмары вперемешку с эротикой полгода будут сниться, если она согласится принять эту помощь!

– Не знаю, чем обусловлено твое упрямство, – вздохнул руководитель и устало потер глаза. – Честно говоря, я очень удивлен. Джеральд – великолепный специалист и может помочь усовершенствовать твою программу. Он не раз работал с биотехнологами…

– Вы называете его по имени, – неожиданно перебила Элис, отчего сбитый с толку Хиггинс моргнул, но все же ответил.

– Я знаю его шесть лет. Наши выпускники всегда работают вместе, у нас много общих проектов, а еще… мы друзья. В некотором роде.

На последних словах профессор непроизвольно поморщился, а Эл рассмеялась.

– Как-то вы не испытываете особого воодушевления.

– Джеральд – сложный человек…

– Да ну? – не удержалась она от ехидной ремарки. Хиггинс притворно сердито зыркнул в ее сторону и скрестил руки на груди.

– Так, ну-ка рассказывай. До тебя, конечно же, дошли все слухи и легенды, что который год подряд блуждают среди наших студентов.

– Слава летит впереди него, – кивнула Элис. – Разумеется, я не собиралась верить каждому слуху, что доносится от не слишком умных индивидов…

– Это правда, – не дал договорить профессор.

– Что? – Элис даже растерялась от такого заявления.

– Все правда. Все, что ты слышала, – правда.

Говоря честно, Эл ожидала многого. Например, что наставник будет отрицать нелепые домыслы или начнет выгораживать друга. А может, вообще не станет поднимать эту тему. Но вместо этого Хиггинс просто признал, что Джеральд Риверс – редкостный моральный урод, беспринципный хакер, богатенький транжира и любитель молоденьких студенток.

Элис нервно вдохнула. Что же…

Вау.

Не сказать, что в своей приютской жизни она часто встречала таких. Ха! Наоборот! Отчего-то захотелось рассмеяться. Узнай о Джеральде Риверсе матушка Агнесс, и не вылезти ему из пожизненных епитимий. Ибо где же видано, чтобы человек нарушал столько заповедей одним своим существованием! И развеселившаяся от мысли, как лощеный профессор будет покаянно зачитывать вслух Евангелие, Элис неожиданно ляпнула:

– Почему никто не заявлял в полицию?

– На кого? – не понял Хиггинс.

– На Риверса.

– Побойся бога, – хохотнул он и почесал рукой изрядно отросшую бородку. – Им все довольны: правительство, университет и лично его глава – президент Коэн. Опять же, девушки… Что бы Джерри ни делал, он делает это прекрасно.

Элис непроизвольно сморщилась, услышав показавшееся кощунственным уменьшенное имя профессора. Прозвище мультяшной мыши совершенно ему не подходило.

– Это очень… своеобразный комплимент.

– Нам с тобой может многое не нравиться, но свою жизнь каждый имеет право проживать так, как считает нужным. До тех пор, пока он приносит деньги, все будут закрывать глаза на его проделки. Тем более, повторю, про недовольных я не слышал.

– Это отвратительно!

– Тебе не идет ханжество, Элис.

– Я не ханжа!

Вот уже который раз люди почему-то считают, что дело исключительно в интимной составляющей личности чертова Риверса! Как будто ей есть до этого дело. Элис вздохнула.

– Я видела его в клубе у дяди еще до начала семестра, знаю, что он собой представляет. Где секс на одну ночь, там и алкоголь. Не удивлюсь, если и наркотики. И что станет с ним через несколько лет такой праздной жизни? Не буду спорить с вами, он имеет право жить так, как хочет. Просто мне обидно за такое бессмысленное растрачивание потенциала.

– Он ничего не растрачивает. – Руководитель отвернулся обратно к своей плате, взял в руки паяльник и договорил. А Элис показалось, что он сам не рад тому, о чем приходится рассказывать. Видимо, минутой раньше ирландская горячность опять вылезла вперед еврейской расчетливости. Но все же Хиггинс произнес: – Как бы он себя ни вел, что бы ни делал, Риверс никогда не позволит веществам одурманить свой мозг. Он говорит, это самое дорогое, что у него есть. Да, возможно, я не одобряю его слишком фривольное поведение. Но он об этом прекрасно знает и в моем присутствии сдерживается. Даже и не сосчитаю, сколько раз Джерри спасал мои проекты, когда я уже лез на стены от безысходности. Молча приносил готовое решение, а в последний раз сам взялся за паяльник и до трех утра помогал доводить прототипы до ума. Я и не знал, что он умеет! Так что друг из него тоже отличный. Хотя характер, конечно, дерьмовый.

Вот как. Элис мысленно хмыкнула. И душа-то у Риверса отзывчивая, и мастер на все руки, а еще гений с избирательно высокими принципами. Эл почувствовала, что ее замутило. Еще парочка таких сомнительных дифирамбов, и она сама проникнется восторгом к профессору вопреки предостережениям Клауса и собственным ощущениям. Прямо послушать, так Риверс – сверхчеловек, а не простой смертный. Хотя на все было одно логичное объяснение. Доброта Хиггинса, похоже, опять сыграла с ним злую шутку. Но невозможно же заблуждаться насчет одного человека столько лет?

– А про покер обидно было, – заметила Элис шутливо, выводя разговор из опасного русла. – Кстати, мы собираемся по четвергам возобновить наши встречи в «Вальхалле». Приходите, составите нам компанию. И тогда посмотрим, кто из нас плохой игрок.

Хиггинс неожиданно отложил паяльник и, не поворачивая головы, сказал:

– Эл, если у тебя возникнут какие-нибудь проблемы с Риверсом, пожалуйста, не стесняйся и скажи мне.

Фраза вышла настолько неожиданной и прозвучала так серьезно, что Эл невольно взглянула на профиль сидящего перед ней мужчины и нахмурилась. Хмурился и Хиггинс. Его губы были плотно сжаты, а невидящий взгляд устремлен на микросхему. С чем была связана такая резкая перемена настроения, Элис не могла даже представить. Что за чертовы мистификации? Бесконечная Хиггинсова дуальность начинала утомлять.