УЛИЧНЫЙ КОЛОСОК

Надо сказать, что «железная дорога» со времён царя поставила себя в государстве несколько обособленно и была всегда, как сейчас говорят, самодостаточной. Она имела и имеет свои финансы, свой профсоюз, свои медицинские учреждения, свои образовательные заведения, крепкую систему рабочего снабжения и обеспечения: от топлива до пропитания, спортивно-культурные дворцы, залы и стадионы, санитарно-профилактические зоны и многое другое. Почти вся отрасль была защищена «бронью» от призыва в армию и мобилизации на фронт.

Разумеется, и зарплата работников в этой отрасли всегда была и есть престижна.

Длительное время привлекательна была и форма железнодорожника.

После нужды и нищеты, которые сопровождают деревенский труд, дядя Митя оказался на узловой станции, где добросовестный труд предоставлял все блага, которыми в избытке располагала железная дорога.

Начав в Пензе трудовую деятельность со стрелочника, через некоторое время он стал дежурным по станции. Появилась возможность помогать деньгами и посылками матери и подрастающим сёстрам.

Вскоре, после окончания семилетки, он забрал в Пензу младшую сестру Валентину, мою будущую маму.

Мама устроилась счетоводом на военный завод.

А затем вызвали и тётю Катю, которая определилась на элеватор.

Жили они у дяди Мити припеваючи, но недолго. Он женился и молодая сразу же проявила самовластие, а его сёстры ушли на квартиру. Пробыли они в Пензе до конца финской войны.

В короткой заварухе на финской территории, которая при царях всегда была русской, фактически стравили нас и немцев. Немцам нужно было оцарапать русского солдата сверхукреплённой «линией Маннергейма».

Большевикам, дабы обезопасить с севера Ленинград, нужны были финские болота. Ценою замороженных дивизий вместе с болотами прихватили и город Выборг. Так что Отечественная война для этих мест была длиннее на пару лет.

Там естественно проходила железная дорога со станцией в Выборге, фронтовом городе.

Зная методичную и скрупулёзную работу «органов» с кадрами, возглавить отвоёванную станцию случайный человек не мог.

Вот на этот фронт и был направлен дядя Митя начальником станции Выборг. Видимо, это назначение вынудило его стать «партийным».

Уезжая к месту новой «службы», он пообещал маме после устройства забрать её к себе и туда. К этому времени произошёл развод дяди Мити с первой женой, а мама и тётя Катя вернулись на Славу.

Вскоре, уже в Выборге, он повторно женился и вызов сестёр задерживался: мама работала счетоводом в колхозе, а тётя Катя – почтальоном.

К началу Великой Отечественной войны жид Лазарь Каганович втёмную захапал половину реальной власти. В том числе он возглавлял засиженный армией евреев Наркомат путей сообщения, придав этой отрасли статус полувоенной. Он понимал, что вся фронтовая и тыловая стратегия войны ляжет на железнодорожников. И чтоб не быть банально ликвидированным, сионист Лазарь всё своё влияние на вождя употребил для сохранения кадров основных профессий своего Наркомата.

В результате многомиллионная армия транспортников с начальствующими жидами была отодвинута бронью от мобилизации на фронт. Тем более под такой бронью был и дядя Митя, уже служивший в приграничной фронтовой зоне станции Выборг.

И до сих пор никому не удалось выяснить, какая сатанинская сила вынудила его добровольно податься на фронт с самого начала войны, когда миллионы таких или полегли, или угодили в плен.

На единственного сына Дмитрия бабушка Матрёна Ивановна получила жалкий лоскут фронтовой бумаги с пометкой «без вести пропавший». И частенько в темноте она под утро порывалась к окнам.

На мой вопрос: «Ба, ты куда?», она всегда отвечала: «Митя стучит».

Не удержаться от предположений, что было бы, если бы он остался жив…

Наверняка было бы что-то по-другому. Ну, а точно можно сказать только одно: после них вместо нас ныне были бы другие.

Летом 1942 года Воронеж был занят немцами. На востоке области стали накапливаться войсковые резервы и сооружались оборонительные укрепления.

На рытьё противотанковых рвов гнали колхозников обоих полов всех возрастов.

Докатилась мобилизация и до Хворостянского района, куда входила наша Слава.

Тётя Катя была призвана на фронт, а мама мобилизована на укрепление фронтового тыла.

В тыловой «армии» в основном была девчачья молодёжь, многие из которых ростом были гораздо ниже казённых лопат.

Тот домашний паёк, что дала бабушка маме в дорогу, кончился быстро, так как ломовая работа по перекидке земельных кубов требовала достаточного питания.

Советские прохвосты тылового интендантства поначалу кормили ополченцев плохо, затем совсем плохо и потом вообще забыли о них. А вскоре мобилизованные разбежались по своим сёлам, где прятались от сталинского возмездия по погребам и в сеновалах. Но тыловое участие в войне на этом не закончилось.

К 1943 году освобождённая сибирскими казаками Москва окончательно опомнилась от немецкого наступления.

Бросившие столицу и шустро сбежавшие из неё на восток горластые большевики и номенклатурные жиды также быстро стали возвращаться из «эвакуации» поближе к Арбату.

Отожравшись и обогревшись, «аппарат» и «органы» спешили обустроить себя комфортом, требовавшим народного и электрического напряжения.

Восстанавливалась Каширская электростанция и наращивались мощности Шатурской.

Если Каширская станция вырабатывала электричество на тульских серых углях, то Шатурская была спроектирована для работы на торфяном топливе от окружающих необъятных болот Мещёры.

Обширнейшие топи необходимо было предварительно осушать. Так как нужной техники ещё не существовало, тяжелейшие и губительные для здоровья работы предстояло вручную выполнять людям.

Тронутое сифилисом мышление вождей решило мобилизовать на торфоразработки цветущую женскую молодёжь. Правящие жиды сознательно убивали в ледяной мещёрской жиже десятки тысяч славянских красавиц: во-первых, надо было выполнять «задание партии и правительства; во-вторых, косвенно «подтягивался нарушенный войной баланс женского и мужского населения; в-третьих, дополнительно самокорректировалось воспроизводство русского народа, рост которого всегда беспокоит глобальный сионизм.

Почти все девчата 1920—25 годов были собраны со всего славинского села и под ружьём сосланы на торфоразработки в Орехово-Зуево Московской области. В их числе была и моя мама.

Организация быта была Гулаговской.

Девушки жили большими партиями в низких бараках. Постоянно бывало холодно и сыро из-под полов, не спасавших от болотного дыхания. Дырявый туалет в отдалении. Никаких условий обрести в казарме подобие собственного «гнёздышка», чтобы «почистить пёрышки». Работали от темна до темна, стоя по грудь в ледяной воде. Выдаваемая резиновая и прорезиненная «спецуха» ещё более усиливала пронизывающий до костей озноб. Одежда постоянно была сырой, так как высыхать не успевала. Холод заставлял усердно работать лопатой, грабаркой, кайлом, путейским молотком.

Вся сеть торфяных узкоколеек, которая жива до сих пор, уложена не революционными корчагиными, а реальными девчатами, страшный конец жизни некоторых из них довелось мне увидеть.

После тяжелейшего дневного труда они замертво падали в бараках не емши, не пимши, не раздемши, не мымши. Спешили согреться от болотной стылости.

Вскоре настырно начинала одолевать малярийная лихорадка, которая в местном населении присутствовала генетически. Изгонять её пытались вином.

Под вином на пьяной Мещёре подразумевалось два вида: белое – спирт и водка, а красное – всё остальное.

Понимая, что их женское предназначение похоронено безвозвратно, некогда одарённые, здоровые, недоступные красавицы, кровь с молоком, пускались во все тяжкие с пьянством, табаком, распутством, женскими болезнями. За короткое время наступало полное растление: и физическое, и нравственное.

Целые бараки превращались в притоны.

По стране быстро распространялось тяжёлое понятие: «торфушка», т.е. женщины, беспрепятственно и безнаказанно доступной, даже для подростков. Бывало, что похмельная красавица просыпалась облеплённой страстными малолетками, как блохами.

Начальный пример безнравственного обращения с девицами подавал административный «комиссариат», ну, а полное падение довершала их «система».

«Система» заключалась в следующем.

Вся карающая машина «развитого социализма» не уклонилась от царской «владимирки»: она находилась строго на востоке от Москвы.

Лагеря Гулага составляли восточный архипелаг общегосударственной советской каторги. В той «зоне» половина русского народа была окутана колючей проволокой. Туда позже, будучи участником и инвалидом Великой Отечественной войны, замели и моего папу – Болотина Георгия Петровича.

Оторвилы, отвоевавшие и отсидевшие по многим статьям УК, кроме 58-ой, сознавали, что «масть» в нищем Союзе может прожить только Москвой.

Однако, вчерашнему зэку столица отмерила 101 км приближения, с запретом проживания в ней.

Огромная орда «откинувшихся» и бежавших «воров» и «вертухаев» разбухала на границе Московской и Владимирской областей, т.е. в Орехово-Зуеве, который быстро превратился в советский Чикаго.

Эта подмосковная «малина» «промывала» от денег и багажа упакованных пассажиров пригородных электропоездов, следовавших до Москвы или обратно. Частенько случалось, когда севший в поезд столичный «интеллигент» в очках, при барахле и с портфелем, попадал в компанию вагонных попутчиков, невинно коротавших дорожное время в картёжного «подкидного». По известному «сценарию» случайные «соседи» его тут же прислоняли к игре «на интерес» и, спустя короткое время, «доходный» гражданин вылетал из вагона на перрон какой-нибудь промежуточной станции в одних трусах в лучшем случае, а в худшем – вываливался вообще голым где-нибудь посреди перегона.

Благо, дверей в то время в электричках автоматических не было.

Но основной «кормилицей» для блатных была конечно Москва, с её вокзалами, рынками и городским транспортом.

Добыча сливалась в ореховские притоны, «красивая жизнь» которых становилась ярче от присутствия женщин, недостатка в которых здесь никогда не было.

Помимо «торфушек» в Орехово-Зуеве испокон веков основное женское население составляли потомственные ткачихи.

В 19-ом веке силою отеческих законов русских царей и старательской настойчивости российских заводчиков, купцов и фабрикантов империя совершила огромный скачок в своём развитии, который не снился даже Петру Великому.

С развитием железных дорог и речного судоходства в центральных губерниях, опираясь на их густонаселённость, как на дрожжах, стала размножаться многообразная промышленность, в том числе и ткацкая мануфактура. Сырьё для неё легко доставлялось из среднеазиатских владений России.

Хлопок по Каспию, через Астрахань, вверх по Волге прибывал на Нижегородскую ярмарку, а оттуда опять же по Волге, или Оке, или Клязьме уходил в Иваново-Вознесенск, Шую, Павлово-Посад, Орехово-Зуево, Ликино-Дулёво и другие города.

Как уже я упоминал, данная местность, покрытая лесами и болотами, нормальными пахотными землями не располагала.

Поэтому мужское население утекало на близкие заработки в Москву, и ткацкое производство изначально стало уделом женщин и девушек из окружающих сёл и деревень.

Два подмосковных села Орехово и Зуево фабриками Саввы Морозова были объединены и превратились в ткацкий городок Орехово-Зуево, с замоскворецким укладом жизни, бытом, языком и предприимчивостью.

При царе временного ничего не было; всё строилось на века и добротно, в чём мы убеждаемся и доныне.

Для сравнения возьмём жильё, где жили сталинские «торфушки» и морозовские ткачихи.

В отличие от могильно-гнилостных сараев тружениц «торфяного тыла», о которых сказано выше, фабричные ткачихи при царе жили в добротных 2-х, 3-х этажных кирпичных домах, называемых казармами. Красиво и функционально построенные дома целы и невредимы до сих пор и являются престижнейшей в жидовском кругу барыжников русской недвижимостью.

Наши родственники в Ликино-Дулёво, потомственные мануфактурщики, долгое время жили в подобном доме, и мне в 60-х годах довелось бывать в такой «казарме».

Мой дядька, Владимир Петрович Болотин с семьёй из 3-х человек (он, жена Клавдия и сын Евгений) занимал комнату площадью около 25 квадратных метров. Кирпичные стены толщиной до метра. Потолки высотой более 3-х метров. Два окна до потолка. В комнате антресоли, составляющие 2-ой этаж комнаты, где располагались шкафы, кровати, тумбочки. Простор, тепло и свет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.