Тёмные церемонии

К сожалению, друзья оказались правы.

– Шаса? – повторила самая рослая и, видимо, старшая из трёх ведьм.

Ей не требовалось спрашивать – простейшее магическое сканирование, которое они наверняка провели, чётко показало генетический статус Лисс, однако ведьме захотелось, чтобы девушка представилась. Или доложила.

– Шаса, – подтвердила Лисс, стараясь смотреть на зелёных ведьм не слишком недружелюбно.

– Что ты здесь делаешь?

– Живу, – ответила девушка, проглотив ответ «не ваше собачье дело». Однако короткий и спокойный ответ не избавил её от дальнейших расспросов.

– Остроумная, – заметила одна из младших ведьм.

– Наверное, думает, что смешно пошутила над нами.

– Поиздевалась.

– Наглая сучка.

Патрульные были одеты в тёмное, терялись в сгустившихся сумерках, но Лиссет знала, что одежда не чёрная, а тёмно-зелёная – ведьмы недолюбливали чёрное.

– Ты – маг?

– Слабый.

– Колдуешь?

– Нет лицензии Альянса.

– Почему?

– Ты обманываешь Альянс?

– Когда ты колдовала последний раз?

– Во мне минимум энергии.

– Проверим.

– Вы уже проверили.

– Молчи и жди, когда тебя спросят.

– Что у тебя в сумочке?

– У тебя есть артефакты? Открой сумочку.

– Вы имеете право обыскивать меня?

– А как ты думаешь?

Ответить Лисс не успела.

– Она думает, что нет, не имеете, – прозвучал уверенный мужской голос, и патрульные одновременно повернулись в сторону остановившегося в тени прохожего. Удивляясь про себя, что не заметили его приближения.

– Ты кто?

– Для начала расслабьтесь, девочки. Я не хочу кровопролития.

– Тогда уходи. – Старшая ведьма чётко дала понять, что церемониться не станет: раз незнакомец знает о Городе, значит, должен понимать, на кого нарвался, и для него будет лучше заткнуться и пройти мимо. – Считай, что мы тебя не видели.

– Зато я вас видел. – Мужчина вышел из тени. – Меня зовут Дориан Машар, центур Внутренней Агемы. На ваши имена мне пока плевать, просто скажите, по какому праву вы задерживаете эту девушку?

– Она – тёмная! – сдуру бросила младшая ведьма. Прикусила язык, услышав шипение подруг, но было поздно.

– Быть тёмной – не преступление.

– Мы сочли её подозрительной.

– Она колдовала?

– Нет.

– Вы засекли работающие артефакты?

– Нет.

Старшая ведьма отвечала коротко, неохотно, даже зло, но отвечала, раз уж нарвалась на Внутреннюю Агему.

– Какой отряд?

– Что?

– Кто ваш центур?

– Мы не из Внутренней Агемы, – неохотно ответила старшая.

– А откуда? – удивился Машар.

– «Секретный» полк.

Это подразделение Зелёного Дома было много меньше дружины Дочерей Журавля, однако комплектовалось отборными боевыми магами, изначально убеждёнными в своём превосходстве не только над обыкновенными москвичами, но и над большинством ведьм. Сейчас они перестали сдерживаться и решили продемонстрировать его одинокой тёмной.

– С каких это пор «секретный» полк стал нападать на честных жителей Города?

Несколько секунд на пустынной улице царила тишина – зелёным требовалось время на размышление. С одной стороны, ведьмы понимали, что с центуром Агемы лучше не связываться. Не потому, что он силён, а потому, что Консул во всеуслышанье заявил, что своих в обиду не даст. С другой – зелёных раздосадовало, что не получилось поиздеваться над Лисс. И особенно тем, что их остановил рыцарь, отношения с которыми у ведьм исторически не складывались.

– Мы несём такую же ответственность за происходящее в Городе, как и Агема, – хмуро произнесла старшая ведьма.

– Нет. Вы обязаны оказывать факторам Внутренней Агемы любую помощь и предотвращать противоправные действия, если становитесь их свидетелями. – Дориан говорил ровным, издевательски спокойным голосом, но ведьмы терпели. – Я могу узнать, какое преступление вы здесь предотвращаете?

– Несовершённое.

– Прекрасный ответ, ведьма.

– Наслаждайся, рыжий.

– Я вас больше не задерживаю. Доложите своему непосредственному начальнику о произошедшем, и пусть он завтра позвонит. Запомнили моё имя?

– Навсегда, рыжий.

– Вот и славно. Вы ведь понимаете, что «навсегда» – это всего лишь до того момента, как моё имя перестанет для вас хоть что-нибудь значить?

– Например, когда оно станет строчкой на могильной плите, – не сдержалась ведьма.

– Как вариант, – пожал плечами Дориан. – Или подписью под объяснительной запиской.

– Под какой запиской? – не поняла одна из младших.

– В которой я объясню руководителю Агемы, почему мне пришлось убить трёх наглых зелёных сучек, – рассказал Машар. – Таков порядок: ваши последние секунды будут зафиксированы в коротком тексте, который никто не станет читать.

И они вновь сдержались. Уже поняли, что перед ними не просто рыцарь, а командор войны, причём – готовый к драке, причём – наверняка изучивший их и знающий, что справится. Поэтому и выбрал издевательский тон.

– Назвать тебе моё имя, рыжий?

– Не пытайся поразить меня храбростью, ведьма. Мне плевать.

Несколько секунд старшая бешено смотрела центуру в глаза, затем прошипела короткое ругательство и отступила. Подруги последовали за ней, и троица быстро скрылась за первым же поворотом. После чего рыцарь наконец-то посмотрел на Лисс:

– С тобой всё в порядке?

– Да… Они меня не тронули, не успели…

– Я знаю. Если бы тронули – я бы не стал с ними разговаривать.

– Они… они… – Лисс бросилась к центуру на грудь, прижалась и счастливо всхлипнула, чувствуя, как её обхватывают сильные руки. – Дор… Дор… Я так испугалась…

///

Рыжие любят блондинок…

Это не аксиома, но так повелось: крепкие рыцари и белокурые ведьмы по какой-то причине тянутся к запретному – друг к другу. Тысячи лет соперничают в Тайном Городе, и тысячи лет бегают на свидания, насмерть бьются в сражениях жестоких войн, стонут бессонными ночами… А потом снова дерутся.

Так повелось: рыжие любят блондинок… А женятся на рыжих.

Но нет правил без исключений, и некоторым рыцарям нравятся не яркие белокурые ведьмы, не родные рыжие красавицы, а брюнетки. Невысокие хрупкие брюнетки, в глазах которых пылает яркий, очень жаркий огонь. Вроде незаметные, но заполняющие тебя полностью. И тебя, и мир вокруг.

Такой увидел Дориан Машар юную шасу по имени Лиссет – женщиной, вобравшей в себя весь его мир. Завладевшей его мыслями и чувствами. Женщину, рядом с которой он почувствовал себя настоящим. Или проснувшимся, наконец-то очнувшимся от странного времени, когда в его жизни не было её – Лисс.

– Я просил дождаться в аптеке и выйти только после моего сообщения.

– Ты слишком долго не присылал сообщение, а брат Шитус откровенно намекал, что ему пора закрываться.

– Брат Шитус любит тебя и готов болтать всю ночь.

– Я захотела прогуляться.

– А я просил…

– Тебя не было.

– Немножко задержался по делам.

Лисс тихонько вздохнула, мягко обняла Машара за шею, уткнулась ему в плечо и прошептала:

– Хорошо, что немножко.

Так она сказала «спасибо».

А он больше не стал повторять, как глупо она поступила, не дождавшись его в аптеке, а просто прижал девушку к себе и поцеловал в ушко. И вспомнил о волне бешенства, накрывшей его при виде стоящей перед ведьмами Лисс. О жгучем, с большим трудом подавленном желании убить обидчиц. Дориан не был уверен, что выстоит против трёх ведьм, но у него было преимущество – значок центура Внутренней Агемы, который позволил бы выиграть лишние секунды. Чтобы убить.

Но он не убил. Хоть был готов.

Прогнав зелёных и успокоив Лисс, Машар посадил её в машину и отвёз к себе, куда, собственно, она и шла по тёмному переулку, заставил выпить бокал красного – чтобы успокоиться окончательно, – а потом… Потом Дориан стал счастлив… Именно так он воспринимал близость с девушкой – как счастье, потому что переживал с Лисс то, что не испытывал никогда раньше, – не только упоительный секс, но незабываемые эмоции, сильнейшие чувства, поднимающие его на самую вершину.

Поднимающие их на самую вершину…

А когда они отдыхали, лёжа поперёк кровати, он зачем-то вернулся к этой теме. Обругал себя сразу после первой фразы, но слово – не воробей, и они заговорили о вечернем происшествии.

– Скажи… чтобы ты сделал, если бы ведьмы не отступили? – очень тихо спросила девушка.

– Ты знаешь что, – в тон ей ответил Машар.

– У тебя есть на это право?

– Консул создал Внутреннюю Агему именно для того, чтобы поддерживать порядок. «Секретные» они или нет – они не имели права вести себя подобным образом, и если бы не остановились, я смог бы сделать с ними всё что угодно.

– Ради меня?

– Ради тебя. Но ты знаешь, что, окажись на твоём месте кто угодно другой, – я бы тоже вмешался.

– Знаю, – вздохнула Лисс. – Потому что это ты.

Он мягко провёл ладонью по её волосам.

– Потому что сейчас, в эпоху смены власти, кто-то должен удерживать Тайный Город от падения в хаос. И этот «кто-то» – Внутренняя Агема. Нравится тебе или нет, но пока между тобой, твоими друзьями, твоими родителями и отморозившимися колдунами стоим только мы.

– И ещё вы преследуете инакомыслящих.

– Противников порядка, – уточнил Машар.

– Нового порядка, – уточнила девушка.

– Каждый порядок когда-то был новым.

– Разве это хорошо – преследовать тех, кто не согласен?

– Вольно или нет, они ввергают Город в хаос.

– Они просто сопротивляются навязыванию новых догм.

– Сопротивляться можно по-разному.

– Ага, стань частью системы, чтобы изменить её изнутри. Старая сказка.

– Согласен – старая, – не стал отрицать Дориан. – Но я имел в виду другое: ты не обратила внимание на то, как мягко и плавно вошёл в Город новый порядок? Минимум крови. Никакой войны.

– Никакого хаоса, – прищурилась Лисс.

– Да, никакого хаоса. И это очень важно. К Консулу можно относиться как угодно, но не следует отказывать ему в уме. Он не разрушил то, что было, а изменил структуру власти. Все институты Тайного Города продолжают работать: «Тиградком», Служба утилизации – все. Режим секретности соблюдается…

– А по ночным улицам разгуливают отморозившиеся, как ты выразился, колдуны.

– Для которых есть Внутренняя Агема.

– Вы не можете успеть повсюду.

– Но мы есть. И тщательно расследуем все случаи агрессии и мародёрства.

– Мои друзья с тобой бы не согласились.

– У них были проблемы? – поднял брови центур.

– Да.

– Они подавали жалобу в Агему?

– Нет, – признала после паузы девушка.

– Вот и ответ на твой вопрос.

– Они не верят Агеме.

– Вот и ещё один ответ на твой вопрос.

Лисс помолчала, затем привстала, уперевшись локтем в кровать, и посмотрела Дориану в глаза:

– Неужели ты согласен с тем, что произошло? Согласен с появлением Альянса и властью Консула?

– Я не могу изменить то, что произошло, – мягко ответил центур, отвечая на взгляд девушки. – Чувствуешь разницу?

– Все говорят, что не могут.

– Я – не все, моя любовь. – Так он мягко намекнул на свой высочайший магический уровень. – Я честно служил Ордену и готов был сражаться за него до конца, но Консул настолько аккуратно перехватил власть, что сражения не состоялось. Получилось так, что я не нарушил присягу, продолжил служить, но потерял смысл служения. То есть я знаю, что произошёл переворот, что всё поменялось, официально этого не случилось – только под ковром. Я хочу биться, но не знаю, кому доверять. А многие мои сослуживцы с таким восторгом приняли власть Консула, что поставили меня в тупик.

– Ты мог продолжить служить Ордену.

– И делать вид, что не понимаю происходящего?

Да, в этом был весь Дориан Машар, блестящий рыцарь, командор войны, честный и не терпящий лицемерия.

– Зачем ты пошёл в Агему? – прошептала Лисс, прижимаясь к груди центура. – Зачем?

– Затем, что в Агеме тоже полно отморозившихся магов. И кто-то должен сделать так, чтобы жителям Города было не так плохо, как могло бы.

– Ты отрезал себе путь назад.

– Возможно.

Девушка вздохнула и тихо-тихо задала самый главный вопрос:

– Что будет, если Альянс падёт?

И похолодела, услышав то, что должна была услышать.

– Если Альянс падёт, меня приговорят к смерти – как предателя.

– Поэтому ты будешь защищать Альянс до последней капли крови?

– Нет, моя любовь, поэтому я буду поддерживать в Городе порядок, заставляя всех соблюдать закон. Новый? Да, новый. Но закон, который не позволяет нам скатиться в хаос, – ответил Дориан. – И не стану думать о том, что будет «если».

* * *

Частный жилой дом

Подмосковье, Серпуховской район

Быть не такой, как все.

Отличаться трудно, особенно – в детстве, ведь малыши только начинают осознавать законы жизни, что есть зло и жестокость, они узнают на опыте, а опыты ставят над теми, кто рядом, и первая в таких случаях цель – тот, кто не похож. Кто не такой, как все. Именно им достаются тычки – как в тело, так и в душу, перед ними потом, уже в зрелости, извиняются, обязательно добавляя, что «были детьми», но кому нужны извинения потом, если горько – сейчас? Если дружба получается, лишь когда скрываешь свою суть? И не получается дружить с тем, с кем хочется, потому что он – или она – знает о тебе всё и очень хочет, но не может признать тебя своей. Не может – потому что все вокруг считают тебя чужой.

Не такой, как все.

Частью мира, частью Тайного Города, но… но частью неполноценной.

Полукровкой.

И эта печать, или клеймо, останется с тобой навсегда – полукровка. Взрослые произносят его редко, но думают его, что много хуже, ведь слово, которое думаешь, скользит во взглядах и оборванных фразах, оно остро чувствуется и от того бьёт ещё больнее. Больнее детских тычков, которые пусть даже до крови.

Полукровка.

Такой была Марина Брич, которую друзья называли Бри, – полукровкой. Плодом большой любви. Любви не запретной, нет, но нежелательной. Любви между молодым врачом и молодой врачом, встретившихся в одной из московских клиник. Встретившихся, чтобы больше никогда не расстаться. Айнис и Елена… Они происходили из семей известных, с историей, с бесчисленными врачами в роду, с детства знали, чему посвятят жизни, и не могли не встретиться. Встретились, назвали свои имена, посмотрели друг другу в глаза и поняли, сразу поняли, что им суждено быть вместе. Уже вечером он проводил её до дома. Через неделю она познакомила его с родителями. Ещё через неделю он представил её родственникам. Уже – как невесту. Просто сказал, что сделал выбор и ни за что его не изменит. Его отец – у Айниса был только отец – промолчал и очень тепло улыбнулся Елене. Очень-очень тепло. Но промолчал.

А Елена уже знала о Городе и том, что Айнис – эрлиец, представитель древней расы врачевателей, имеющей очень мало общего с людьми. Что он умеет много больше, чем все медики мира, а учёба ему понадобилась лишь для получения диплома и легализации. А ещё Елена знала, что Айнис её любит – и всё остальное не имело значения.

Они не могли не быть вместе. И никто не мог им помешать.

Да никто и не хотел мешать, потому что достаточно было увидеть, как Айнис и Лена смотрят друг на друга, как держатся за руки, как скучают, расставаясь даже на час, чтобы понять, что их любовь сметёт любую преграду. А тому, кто попробует помешать, потом будет стыдно. Каким бы подонком он ни был – ему всё равно станет стыдно, ведь такой любви мешать нельзя.

Айнис и Лена сыграли свадьбу, через два года на свет появилась Марина, и их семья обрела законченные черты. А дальше… дальше – успешная карьера, и у Айниса, и у Елены, много любви и радости, в заботах друг о друге и в тепле. В абсолютном душевном тепле. Что же касается Марины, она унаследовала способности отца и талант матери. Ей прочили блестящее будущее, и в обычном мире, и в Городе – эрлийцы предлагали девушке пройти обучение и открыть собственную практику, но однажды…

Однажды всё изменилось.

Умер дед – скоропостижно, и неожиданно оказалось так, что именно на нём крепилось мироздание семьи. Дед умер, а через два месяца Айниса убили атаковавшие Город вампиры, убили на улице, и убили прицельно – опознав эрлийца. Марина думала, что двух тяжелейших ударов для одного года будет достаточно, но ошиблась. Судьба будто решила, что слишком долго их маленькая семья купалась в любви и радости, и вознамерилась потребовать плату за счастливые годы. Страшную плату.

Сначала дед, потом отец, теперь – мать…

///

– А здесь и впрямь настоящая глушь, – рассмеялся Володя, выходя из машины. – Никогда бы не поверил, что в Подмосковье можно отыскать настолько дремучее захолустье.

– Почему?

– Думал, всю землю здесь давно распилили на коттеджные посёлки, а что не распилили – отдали под Новую Москву.

Оспаривать высказывание Володи Бри не хотела, говорить о местных земельных лордах – тем более, поэтому выдала нейтральную улыбку и полушутя продолжила утреннюю тему:

– Теперь ты понимаешь, почему наш домик не отняли?

– Нет, не понимаю, – мгновенно ответил Володя. – Место здесь удивительное.

– Только добираться тяжело.

– Добираться дико трудно – это правда, но место великолепное. Невозможно в него не влюбиться.

Очень далеко от Москвы, на самой границе области, зато вокруг – чудом сохранившиеся леса, абсолютная тишина – несмотря на стоящую неподалёку деревню, и великолепный вид с высокого берега Оки.

– Наверное, здесь красивые закаты? – предположил Володя.

– Очень, – не стала отрицать девушка.

– Почему мы не приезжали сюда раньше? Чтобы побыть только вдвоём.

– Последние годы здесь жил дедушка.

– Круглый год?

– Он любил дом.

– Понимаю его. – Антон остановился и осмотрел уютно устроившееся среди деревьев строение. – Дом очень красивый. Правда, старый. И маленький.

И во всём он был прав.

Дом действительно производил впечатление: не очень большой, но изящный, с весёлой башенкой справа, которую очень любила маленькая Марина, высокой крышей, под которой помещалась просторная мансарда, и большими окнами первого этажа. Дом появился на берегу Оки вскоре после Отечественной войны 1812 года и с тех пор ни разу не перестраивался, только ремонтировался. Причём ремонтировали его бережно, правильнее было бы сказать – реставрировали. Эрлийские предки Бри дом любили, менять в нём ничего не хотели, и потому он производил впечатление абсолютно аутентичного строения той эпохи… Собственно, он таким и был.

– Ты часто здесь бываешь?

– В детстве, пока не пошла в школу, жила здесь с апреля по октябрь.

– С родителями?

– С дедом.

– В такой глуши? – удивился Володя.

– Деревня в трёх километрах.

– Всё равно глушь.

– В общем, да – глушь, – подумав, согласилась Бри. – Но дед никого не боялся и меня научил.

– А если случится что?

– Что?

– Ну… не знаю. – Володя закрыл ворота и направился к багажнику – за сумками. – Мало ли что может случиться? А до деревни целых три километра.

– Дед ничего и никого не боялся, – повторила девушка.

И в очередной раз пожалела, что милый друг хоть и вырос в Москве, ничего не знает о Городе. О том, что обеспечивать удалённую связь маги умели задолго до изобретения мобильных телефонов, перемещения с помощью артефактов портала занимают считаные секунды, а преступникам – если они сумеют преодолеть гипнотическое заклинание «ничего особенного», внушающее ненужным гостям, что в доме нет ничего интересного, – преступникам лучше держаться подальше от тех, кто способен метнуть в тебя огненную молнию…

– Проходи. – Девушка поднялась на крыльцо, открыла дверь и посторонилась, пропуская несущего пакеты Володю. – Кухня прямо по коридору. Оставь пакеты у холодильника.

– А здесь чисто, – заметил парень.

– Мы… платим местной женщине, она приходит, убирается.

– Зачем?

– Затем, чтобы сюда можно было приехать в любое время. – Бри увидела непонимающий взгляд и улыбнулась: – Это дом, Вов, настоящий дом. Он должен жить и дышать, его нужно содержать в чистоте и приводить в порядок, если что-нибудь случится. Так надо, потому что в противном случае дом умрёт.

И поймала себя на мысли, что говорит словами деда.

– Тогда я разуюсь, – негромко сказал Володя.

– Спасибо.

Он поставил пакеты на пол, скинул кроссовки и прошёл в дом в носках. Не видя, как Бри улыбается ему в спину. Улыбается, радуясь тому, что Володя увидел, оценил, а главное – понял, где оказался. И понял, как должен поступить. И улыбкой своей Бри говорила: «Спасибо».

– Дом небольшой, но очень уютный. – Поставив пакеты, парень прошёл на веранду, с которой открывался вид на реку, распахнул одно из окон и огляделся. – Красота!

– Невозможная красота, – подтвердила Бри.

– Может, останемся до вторника? Мне здесь нравится.

– До вторника не получится, – вздохнула девушка, испытывая непреодолимое желание спрятаться в доме на всю ближайшую неделю. А лучше – на месяц. Закрыться и затаиться, в надежде, что всё плохое, что случилось за последние месяцы, схлынет, забудется и оставит в покое душу. Перестанет теребить, требуя расплатиться по долгам, которые она сама себе придумала.

– Хорошо, давай останемся до понедельника?

– Еды не хватит.

– Я сгоняю в магазин.

«Какой же ты милый…»

– Марина, тебе нужно развеяться.

Он чувствовал её настроение, не знал подробностей смерти матери, но понимал, что Бри не в своей тарелке, и заботился как мог. И за это девушка была Володе очень благодарна.

– Вов, давай останемся здесь до завтра – как договаривались? Иначе поездка в Питер точно накроется.

– А так она не накроется? – мгновенно среагировал парень.

– А так я ещё думаю.

– Но думаешь в положительном направлении?

– В очень положительном.

– Ты обещала.

– Я обещала подумать.

– Хорошо. – Он закончил тему быстрым поцелуем в губы и поинтересовался: – Что здесь ещё есть?

– На первом этаже веранда, кухня, гостиная с камином и две спальни, – перечислила Бри. – Весь второй этаж – одна большая мансарда.

– Холодная?

– Тёплая.

– Спальня?

– Теперь – моя.

– Здорово!

– Я тоже так думаю, – улыбнулась Бри. – Но спальню придётся заслужить.

– Что я должен сделать?

– Разожги камин, а я пока придумаю насчёт ужина.

– А купаться?

– Купаться – завтра утром.

– Точно?

– Я разбужу тебя в пять…

– Нет!

– Хорошо, в семь, – рассмеялась Бри. – В семь тоже замечательно: мы спустимся к реке и будем купаться в небольшой заводи.

– В ней водятся черти?

– Это не омут.

– Значит, русалки?

– Увидишь.

– Жду не дождусь. – Володя прошёл в гостиную и почти сразу сообщил: – Дров нет!

– Ключ от сарая справа от двери, – ответила ушедшая на кухню Бри. – Если дров окажется мало – наруби про запас.

– А ты умеешь занять гостей…

– Топор в сарае. Целую.

– Прекрасная телеграмма.

– Рада, что она тебе понравилась.

– Ты, случайно, не из Питера родом?

– Просто навеяло твоим желанием туда смотаться.

– Мне отозвать предложение?

– Ты настолько осторожен? – подняла брови девушка. И, прежде чем Володя ответил, осведомилась: – Топором пользоваться умеешь?

– Пару раз видел, как его применяют.

– В кино небось видел?

– А где ещё?

– Ну-ну…

– Не волнуйся, я справлюсь.

И действительно справился.

Впрочем, справился не только он: Бри тоже не ударила в грязь лицом, и вечер получился удивительно хорошим. К бутылке белого вина, которую они прихватили с собой, девушка приготовила куриное фрикасе с белыми грибами, не в первый раз удивив Володю умением вкусно стряпать. Ужин плавно перешёл в посиделки перед камином: дом стоял рядом с большой рекой, к вечеру становилось прохладно, а камин приятно сглаживал это неудобство. Сначала просто сидели, болтая и наслаждаясь возможностью побыть вместе, не заботясь ни о чём, кроме поддержания разговора. Затем занялись любовью – у камина и наверху, в большой спальне-мансарде.

Не спали до трёх утра.

Потом Володю сморило. А девушка, убедившись, что он крепко спит, выскользнула из-под одеяла, накинула футболку и быстро спустилась в подвал. Быстро и уверенно, даже свет нигде не включала, ведь она знала каждый уголок, каждую скрипящую половицу. Прошла сквозь дом бесшумной тенью, но перед последней дверью, что вела в дальнюю часть подвала, остановилась, так и не надавив на ручку. Замерла, как будто вдруг растеряла уверенность. А в действительности – вспомнив старый разговор.

Очень старый разговор.

Дед сказал:

«Бри…»

Дед всегда называл её Бри, всегда, сколько девушка себя помнила. И именно дед начал так её называть, вызвав изрядное неудовольствие родителей и восторг у маленькой Марины, которой безумно понравилось второе имя.