
Полная версия
Старик и рыба, и автомат
Ограждения колоний строились по похожему принципу. Внутри зоны сначала шли проволочные препятствия, через которые невозможно было пробежать, нужно было через них пробираться, что безусловно привлекло бы внимание часовых. Затем шёл проволочный забор, который часто использовался для разного рода сигнализаций. Следующим был основной забор, просто прочная и высокая стена. За ней была тропа, по которой ходил часовой, а всё это хозяйство загораживалось от любопытных глаз внешним забором. Сложность и навороченность сигнализации в каждой колонии была разной. Где-то супер современной, а где-то, как там где крысы. Это колония была самой совершенной, чуть ли не показательной. Вероятно, поэтому полковник сюда и приехал, делать свои эксперименты.
– Вот смотри, – объяснял полковник, – вокруг этого проволочного забора создаётся невидимое поле.
– Товарищ полковник, там зэки с топорами ходят, на улицу пошли! – перебил его Алексей, – их через КПП выпустили!
– Так это разконвоированные, они пошли внешний забор ремонтировать, – вмешался сопровождающий.
– Ну, вот видишь. Смотри сюда, внимательнее, внимательнее, – полковник одёрнул вертевшего головой по сторонам, Алексея, – если к проволочному забору приблизиться, сантиметров на тридцать, сработает сигнализация. А на пульте, будет видно, в каком месте произошла сработка. Система работает, и на подкоп, и даже, реагирует на птиц. Создают они нам проблемы. Вон, видишь, вышки есть, а часовых нет. Такая система позволяет одному часовому или двоим, охранять весь периметр. Когда сигнализация срабатывает, часовой бежит к тому месту, откуда сигнал.
Привели двух зэков, "фотомоделей". Они должны были изображать то, что им скажет полковник, то, что нужно было сфотографировать. Внезапно заревела сирена, и один зэков, не задумываясь, заехал другому кулаком в нос.
– Ты зачем, гад, это трогал?! Теперь в Штрафной изолятор из-за тебя попадём!
– Ничего я не трогал! – орал другой, размазывая кровь по лицу.
– Ну, вот, понял, как работает? Он ничего не трогал, просто близко подошёл, – пояснил полковник.
Позже, через несколько лет, Алексей вновь встретил того зэка, с разбитым носом. Как-то вечером возвращаясь на электричке с чьей-то дачи, задремавшего Алексея, разбудил шум и крики, с сидений напротив, через проход. Ввалившаяся шумная компания, исколотых татуировками пьяных мужиков, сгоняла пассажиров с сидений, требуя освободить для них место. Машинально, ещё не проснувшийся Алексей, уставился на эту компанию. Вдруг один из них, с бутылкой водки в руке, шатаясь, подошёл к Алексею. – Эй, братан, айда к нам, там все свои, – это был тот самый зэк, с разбитым носом. От неожиданности Алексей растерялся и ничего не понимая, сел рядом со старым знакомым.
– Расступись братва, я кореша встретил, мы вместе чалились!
Сидя в кругу уголовников, Алексей сообразил, что бывший зэк, вероятно, вспомнил, что видел Алексея на зоне, но с пьяных глаз забыл, что тот был в форме, и что они вообще-то, были по разную сторону забора. Целую остановку Алексей слушал пьяный бред о том, как «он чалился вместе с другом на зоне» и думал, что хорошо, что сидят они рядом, а не напротив. Можно было только догадываться, чем бы закончилась эта «ментовская подстава!» если бы четверо исколотых мужиков, вдруг узнали бы в нём не своего, а совсем-таки, наоборот. С трудом дождавшись остановки, Алексей поспешил выйти. Бывай, земеля!
Завершив фотографирование, прошли через КПП, полковник предупредил, что нужно сделать ещё один снимок, с часовым. Это уже считалось за пределами колонии, поскольку находилось за основным забором. Начальник караула вызвал по связи часового и предупредил, что сейчас придут фотографировать. Часового нашли за углом, метров за сто от КПП.
– Вот видишь, эти две стальные струны вдоль забора, это связь. У часового телефонная трубка, с крокодилами. Когда нужно, с КПП подают звуковой сигнал, часовой цепляет трубку, к этим проволокам и переговаривается с начальником караула. Вот этот момент, мы сейчас и сфотографируем.
Часовой достал из-за ремня трубку, накинул на проволочные струну крокодилы и изобразил переговоры с КПП.
– Но это ещё не всё, – продолжал полковник, – если на эти струны просто нажать, или их оборвать, на пульте получат сигнал, «нападение на часового». Например, часового ранили. Он должен постараться упасть на эти струны. Вот этот момент, мы сейчас тоже сфотографируем. Так, рядовой, по моей команде нажмёшь на проволоку. Просто рукой, натяни её. Падать и рвать ничего не нужно. Нажми, и держи. Фотограф скажет, когда отпустить. Всё поняли? Так, приготовились. Ну, давай, нажимай.
Алексей снял раз, затем сменил точку съёмки, и щёлкнул ещё раз. Ну вот, вроде всё. В этот момент за спиной раздался громкий окрик.
– Лечь на землю лицом вниз! Стреляю без предупреждения!
Обернувшись на окрик, Алексей увидел, метрах в восьми начальника караула, с перекошенным от злобы и боли лицом. На одной ноге был сапог, другая распухшая босая нога, по щиколотку была в снегу. Рядом с ним стоял ещё один солдат. Оба держали в руках автоматы, направленные прямо в Алексея.
– Ты на кого оружие наставляешь, мерзавец? – заорал полковник.
В ответ, ударила автоматная очередь. Алексей с полковником, дружно упали в мокрый, грязный снег. Пока сержант допрашивал часового, полковник, лёжа на животе, громко матерился. А Алексей почему-то вспомнил стихи солдата: «Автомат мой автомат, я люблю тебя как брат…» На выстрелы, казарму подняли по тревоге. Уже через пару минут прибежали с оружием в руках разводящий офицер, а за ним и командир роты. Не прекращавшему ругаться полковнику и Алексею разрешили подняться. Начальник караула, с босой ногой, сам идти не мог, ему помогал солдат.
Разборки продолжили в казарме. Полковник требовал наказать сержанта, а командир роты отказывался, заявляя, что тот действовал по инструкции.
– У нас боевая часть! Мы тут учебных тревог не делаем! Мало ли, что Вам захочется! – орал на полковника капитан, – Вы не предупреждали, что будет сигнал «нападение на часового»! Да Вам бы никто и не разрешил, такой сигнал подавать! Нельзя было, без этого обойтись?!
– Ты у меня пойдёшь! Белых медведей, будешь охранять! – орал в ответ полковник.
– Да посылайте! Хоть на кудыкину гору, – махнул рукой капитан.
Вдоволь накричавшись друг на друга, поняли, что случилось ЧП, и стали вместе думать, как выкручиваться из создавшейся ситуации, пока не начались разборки. Алексея могли допрашивать, как свидетеля, поэтому ему объясняли суть произошедшего. Комроты говорил, что здесь не учебный полигон, а боевая служба, и никакие игрушечные эксперименты, недопустимы. На колонию могут напасть, и изнутри, и снаружи. Кем бы ни вырядился посторонний, хоть генералом, караул ему не подчиняется и никакие указания слушать не должен. А полковник, поостыв, уже вечером, за чаем, рассказал историю, в которой не то учувствовал сам, не то слышал от других.
Дело было, вроде бы в Брестской области, через несколько лет после войны. Караул охранял, удалённый от населённых пунктов, склад с оружием. Туда собирали всё, что находилось на полях сражений, что было у партизан, у полицаев и вообще везде, где находили. Постепенно поток поступающего оружия иссяк, и на складе наступили относительно спокойные деньки. За войну оружие всем так надоело, что про этот склад все можно сказать забыли, и не хотели вспоминать. Но оказалось, что у некоторых интерес к складу всё же был.
Небольшая группа, три или четыре человека, не то бывшие полицаи, сбежавшие из под ареста, или дезертиры, прятавшиеся по лесам, решили захватить оружие, или поживится чем-то ещё, что рассчитывали найти на этом складе. Доподлинно известно лишь то, что они на него напали. Ножами убили часовых, которые отдыхали от войны, и службу несли «без фанатизма». Переодевшись в форму часовых, бандитам удалось захватить разводящего офицера, и угрожая ему смертью, принудили провести их поочерёдно к каждому посту, а затем и в помещение где солдаты отсыпались после дежурства. Им удалось убить всех, и практически уже захватить весь склад. Оставался лишь последний пост, часовой с ручным пулемётом, на высокой вышке, с которой просматривался единственный вход в склад и прилегающий двор, где обычно разгружались машины и телеги.
Вероятно, необычная ночная активность, насторожила часового на вышке. Его могли снять одним винтовочным выстрелом. Но бандиты решили не испытывать судьбу, а может быть просто не знали, что пост был последним, или сколько человек на вышке. Они повторили трюк, но почему-то, оказались все вместе с разводящим. Позже предположили, что разводящий сказал им, что при смене караула должно быть определённое число солдат, иначе это могло вызвать подозрение часового. Они строем подошли к вышке и разводящий на неё полез. Следом за ним по ступенькам поднимался один из бандитов. Почему часовой убил разводящего, не известно. Возможно, тот сам предупредил его. Вслед за этим, пулемётчик сразу расстрелял всю группу бандитов. Побоявшись спускаться, он до утра звал на помощь. С рассветом он увидел страшную картину, в том числе трупы раздетых часовых.
Через сутки где-то в штабе сообразили, что склад не отзывается, и послали туда проверяющих. Однако, пулемётчик стал стрелять без предупреждения, и никого не подпускал, ни к вышке, ни ко входу в склад. К нему посылали командиров, которых он знал лично. Но он никому не доверял. Нашли его однополчанина и близкого друга, но и того часовой не подпускал. Прошло уже три дня и все понимали, что там, на вышке нет еды и, конечно, кончилась вода. На переговоры солдат не шёл. Встал уже вопрос, о его жизни. Он не спал и не ел. Последним аргументом был комендантский взвод с оркестром, и знаменем части. Когда заиграл марш, и солдаты с барабанным боем и в парадной форме вынесли знамя, выстрелы прекратились. Часового увезли в больницу. Говорили, что он сошёл с ума.
– Вот так, вот, – закончил свой рассказ полковник, – знаешь, как бывает.
– Товарищ полковник, а спросить можно?
– Ну, давай, спрашивай.
– А, Вы случайно, не читали такую книгу, где старик ловил рыбу?
– Какую ещё рыбу? При чём тут рыба?…
Проехав без приключений пару отдельных рот, Алексей оказался в той, где было неспокойно. В воздухе висело возбуждение от какого-то недавно произошедшего события. Однако делиться с Алексеем никто не хотел. Скорее всего, приказали не трепаться перед приезжим. У одного из солдат, что дали Алексею в помощники было залеплено пластырем всё ухо. Успев, за день подружится, он под секретом признался, что его отстранили от службы, чтобы он «не позорил своим видом всё подразделение». Оказалось, что часть уха оторвала пуля, а то, что осталось, залепили пластырем.
ЧП было серьёзным, хоть и крайне нелепым. Оказалось, что два солдата выясняли, как Дантес застрелил Пушкина. Спорили они, не один день. В конце концов, решили с целью какого-то, только им понятного, эксперимента, имитировать дуэль во дворе казармы. Для этой цели они взяли из пирамиды первое, что попало, пистолет, и короткий автомат со складным прикладом. По команде добровольных «секундантов», повторили дуэль так, как вычитали в какой-то книге. Стрелять, понятно, они не планировали. Просто хотели пощёлкать затворами. Самым ужасным было то, что в магазине автомата, каким-то непонятным образом оказался боевой патрон. Никто не мог объяснить, как он попал туда, где его быть не должно. Зачем вообще понадобился магазин, для этого эксперимента? В общем, произошёл случайный выстрел. Пуля оторвала кусок уха. Обоих от службы отстранили. Теперь пострадавший чистил туалеты, а стрелок сидел под арестом.
– Ну, и повезло же тебе, – посочувствовал Алексей, – ещё пару сантиметров, и ты труп. Автомат мой, автомат…
– Чего? Не понял.
– Я говорю, повезло тебе, что ты не труп.
– Конечно, повезло, – с удовольствием согласился «Пьер Безухов», так теперь его называли в роте, – мне тут офицеры рассказали, про двух придурков, которые тоже спорили. Не у нас, в другом месте. Ухо, это что.… Вон, борцы уши ломают, они у них как пельмени, и ничего живут, это не мешает. А там один другого, на всю жизнь покалечил. Представляешь, он доказывал, что холостыми патронами можно убить, поэтому стрелять в сторону людей, всё равно нельзя, особенно с близкого расстояния, а другой не верил и смеялся. В конце концов, они чуть не подрались. Этот, что не верил, смеялся, дразнил, – стреляй, стреляй в меня, я не боюсь. Солдаты вокруг потешаются, а другой бесится от бессилия, он уже рожок холостыми патронами набил, а стрелять боится. А этот, что смеялся, послал его, и повернулся задницей, да ещё и наклонился, зачем-то. Все вокруг, опять заржали. Не выдержав такого унижения, тот присел и пальнул в задницу, очередью, сантиметров с пятнадцати. Представляешь, не убил, а отстрелил тому яйца. Это же, ужас, как больно! Представляешь, остался без яиц! Интересно, это правда, что после такого, тонкими голосами разговаривают?
– Да уж…. Автомат мой, автомат… Насчёт голосов, не знаю…
Ни «Пьер Безухов», ни другой участник литературно-исторического диспута, ничего не знали про книгу, где старик ловил рыбу. Не знали про это и офицеры, и даже замполит.
В очередной роте, куда добрался Алексей, главным событием был зэк, который ходил по трубе. На территории колонии было какое-то производство, а может просто котельная. Там стояла высоченная, толстая, кирпичная труба. На неё по боковой лестнице забрался зэк, и уже несколько часов ходил по торцу трубы, протестуя против какой-то несправедливости. Слезать, отказывался, пока не будут выполнены, его требования. Стащить его оттуда не было никакой возможности, зэк угрожал сброситься с высоты, если кто-то попытается к нему приблизиться. Вся картина была хорошо видна за пределами колонии, и даже в населённом пункте, где зеваки были рады любому развлечению, редко случавшимся в этой глуши. Если зэк разобьётся, все будут об этом судачить, приедут проверки. В общем, никому не нужные неприятности. Руководство колонии совместно с командованием роты охраны, искали выход из положения, когда Алексей, «голубь из штаба», свалился им на голову. Поразмышляв, решили, от него не прятаться. Может, это даже и неплохо, что был «незаинтересованный свидетель». Да, и куда спрячешься.
Замёрзнуть, зэк на трубе, не мог. Из неё шёл тёплый поток воздуха. Если бы было холодно, замёрзнув, зэк мог и сам слезть. А в тепле, он уже несколько часов чувствовал себя хозяином положения. Да вот, только воздух этот, был отравлен. Как объяснил начальник колонии, внизу располагалось вредное, гальваническое производство. Труба для него и строилась. Зэк на трубе дышал вредными выбросами. Рано, или поздно, где-нибудь к ужину, проголодавшись, он мог бы и слезть. Этот зэк не был похож на самоубийцу, и если бы хотел умереть, то давно бы прыгнул с трубы. Однако, было подозрение, что надышавшись отравы, человек мог стать неадекватным, мог потерять чувство времени и прочие чувства. Мог свалиться от усталости, или головокружения. Начальник колонии психовал.
– У этого мерзавца, третья ходка. Бандит, клейма негде ставить! Это он перед своими авторитет зарабатывает. Зачем, таких вообще держать? Их никаким чёртом не перевоспитаешь.
– А что с ними делать? Стрелять? – вмешался в разговор замполит роты.
– Я думаю, что если на четвертую ходку пошёл, то нужно стрелять. Ничего с него не будет. Выйдет, опять кого-нибудь ограбит или зарежет. А тут есть такие, что по седьмому разу сидят. Есть такие, что всю жизнь по тюрьмам. Тут, недавно, одного выпустили. Он походил, походил, да и назад пришёл. Некуда ему идти. Тюрьма ему – и мать родная, и дом.
– А этот то, что хочет?
– Чтобы сменили зама по режиму, и убрали локальные зоны.
– Ну… Это же не реально.
– Да, он это знает, дурака валяет! Авторитет, перед своими зарабатывает.
– А как вы его прохлопали? Там что, любой может залезть?
– Куда там. Он же ночью залез. Кто там, на ту трубу смотрит. Готовился заранее, продумал всё.
– Зэк хитёр и коварен! Помнишь, рассказывали, как один, из бензопилы вертолёт сделал, и чуть уж не улетел.
– Ладно, что делать то будем?
– Он же с ночи не жрал, а уже ужин. Голодный, наверное. Давай скажем, что ему посылка пришла, с едой. Есть у него родственники, кто бы послать мог?
– Это, если он, что-нибудь соображает ещё. Его же теперь, лечить надо.
Вскоре, через мегафон кричали: «Кому отдать посылку, если что?…» Кричали, что там еда, сгущённое молоко, и письмо большое. Походив по трубе ещё с полчаса, зэк согласился спуститься. Голод, усталость, и любопытство, победили.
Ни начальник колонии, ни зам по режиму, ни замполит, никто в роте никогда не читал книгу, про старика, который ловил рыбу. Замполит сказал, что читать ерунду ему некогда потому, что «нужно читать устав, и материалы Съезда Коммунистической партии». Книжкой заинтересовался только заместитель командира роты, тоже капитан. Он был рыболовом любителем, поэтому тема про рыбную ловлю была ему близка. Рота была последней в списке Алексея. От ближайшего к ней города, прямиком, без пересадок шёл поезд, прямо к пункту назначения, туда, где штаб дивизии и редакция газеты. Капитану тоже нужно было в штаб. Договорились ехать вместе. По дороге, Алексей обещал рассказать про книжку. Капитан оказался говорливым. Не спали почти всю ночь, болтали о разном. Поняв, что Алексей не рыбак, капитан рассказывал о службе, о том, как в первый год после училища попал в роту, в Красноярском крае.
На вокзале его встречал командир роты и какой-то офицер из колонии. Потом долго ехали автобусом, а дальше нужно было добираться по узкоколейке. Другого транспорта не было, и дорог других тоже не было. Вагоны маленькие, пассажирские. В них ехали, и зэки, и охранники, и редкие гражданские, что работали в колониях, которых было не одна, вдоль этой узкоколейки. Заглянув в вагончик, капитан, тогда ещё лейтенант, понял, зачем его встречали. Сам бы он не решился зайти внутрь. Да и указателей никаких не было. Не было, у кого спросить. Ни кассиров, ни билетных касс, никаких железнодорожников, или проводников. Доехав до места, вышли из вагона, а вокруг, вдоль железки, непролазная грязь по колено, сапоги можно оставить. Уже несколько дней шли дожди. Ну, никак не выбраться на сухое место. Пока размышляли, как быть, откуда-то пригнали колону зэков, вероятно должны были сесть на поезд. Тут офицер, что был с командиром роты, вдруг крикнул конвоиру,
– Сержант, дай пройти! Раздалась команда, «ложись!», и зэки легли прямо в грязь.
– Ну, пошли, – сказал офицер.
– По людям, что-ли? – не поверил Алексей.
– По людям, – сказал капитан.
– Автомат мой, автомат…. И ты, пошёл?
Капитан промолчал. Сказал, что ту ночь не смог заснуть.
– Как же там, зэки сами в вагонах ездят? Неужели, не разбегаются?
– А там некуда бежать, кругом тайга, болото, комары. Если, и были беглецы, то погибали.
– Откуда известно, что погибали? Может, удавалось выбраться?
– Нет, беглецов всегда искали. Всегда находили. Там был, такой старшина, страшный. Следопыт. Он один, ловил всех. У него другого дела не было. Если побегов нет, он только тренировался, и собак тренировал. Для себя, отбирал лучших. У него всегда свои собаки были. Если, где-то побег, его звали. Он всегда один шёл. Назад, живых не приводил. Всех убивал, при попытке к бегству. За свою службу, лет за тридцать, говорят, сотни людей убил. Только один раз, не убил, пожалел. Побег случился в день рождение его дочери. Он догнал троих беглецов и сказал, чтобы те, сами вернулись. Что он дарит им жизнь, в честь рождения его дочери, чтобы они за неё молились. А если не вернутся, то он всё равно их догонит, и убьёт всех. И ушёл. И беглецы вернулись, сами… Однако, самое большое впечатление, на Алексея произвёл другой рассказ капитана.
Чуть ли ни в той самой колонии, откуда они сейчас ехали, был застрелен зэк. Ему, каким-то образом, удалось преодолеть уже внешний забор, и он уже оказался в поле. Стреляли сразу с двух вышек, и оба часовых попали. Было раннее утро, все ещё спали. На звук выстрелов, казарма поднялась по тревоге. Первым, к раненому зэку подбежал дежурный сержант, и сразу упал перед ним на колени, пытаясь помочь раненому. В руках он держал щётку для чистки обуви. Когда раздались выстрелы, он чистил сапоги, и так, со щёткой в руках, и прибежал. Зэк лежал лицом вниз, но как только сержант попытался его приподнять, зэк, кухонным ножом для разделки мяса, с размаха нанёс удар, сержант инстинктивно откинулся назад, и нож пробил ногу возле паха, насквозь. Раненный зэк опять пытался ударить, но подбежавший следом солдат прикладом автомата, сломал ему челюсть. Зэк упал на спину. Из-за потери крови, сержанта едва спасли, он остался инвалидом. Когда подбежал тот самый капитан, кто всё это рассказывал, зэк уже успел, каким-то образом, даже встать на ноги. Ошалевший капитан сразу не понял, что зэк тяжело ранен, и даже пытался говорить с ним. – А что это у тебя? – ему показалось, что у зэка, под робой что-то спрятано, и он потянул за неё. Пулями и раздробленными костями таза у зэка был вспорот живот, кишки выпали на землю. Секунду простояв, он упал и умер на месте.
Это был один из лагерных поваров. Он, как обычно, задолго до подъёма, встал и должен был готовить завтрак для заключённых. Почему он сорвался, никто так и не узнал. Вооружившись кухонным ножом, он стал пробираться в спальную зону. По пути убил другого зэка, художника, который тоже встал до общего подъёма, и шёл рисовать лагерную агитацию. Затем повар зашёл в спальное помещение и убил дневального, того, что всю ночь стоит у тумбочки и охраняет покой спящих. Затем он пошёл по рядам, и стал убивать всех подряд. Он нащупывал у спящих сердце, затыкал рукой рот и пробивал спящего человека насквозь, вместе с тюфяком, на котором тот спал. Ему удалось зарезать ещё шестерых, но его заметили, он попытался бежать, и был убит. После расследования его закопали в безымянной могиле.
Однако, через некоторое время, откуда-то издалека, приехала его дочь, и попросила отдать тело. Она прождала несколько дней или недель, пока оформляли документы и получали разрешение. Тело выкопали, соорудили гроб, и она на поезде его увезла, чтобы где-то похоронить. Капитан разговаривал с ней несколько раз, изучив до этого уголовное дело, по которому отбывал срок этот лагерный повар. Капитан уговаривал женщину оставить всё как есть, но она стояла на своём. На вопрос, зачем ей всё это нужно, она отвечала, – мы русские, христиане, негоже бросать родителей, и что она, прощает его.
– Вот ты можешь такое объяснить? Я не могу, – капитан говорил, что до этого, было всё понятно. И как жить, тоже понятно. А теперь, капитан, не знает, думает. Неужели, есть люди, которые в любой ситуации, могут оставаться, людьми? Наверное, на таких земля держится. Может, она святая? Или, сумасшедшая?
– Автомат мой, автомат…, – всё, что смог сказать Алексей.
– Автомат тут, ни причём… Присказка твоя, дурацкая какая-то. Это, что-то означает?
– Да нет, ничего, так, к языку привязалось. Солдат стихи написал.
В том уголовном деле было написано, что повар сидел за убийство ребёнка, которого родила эта самая его дочь, которая забеременела от него, в результате изнасилования. Всё это было доказано, и подтверждено его признанием. Он, ни от кого и не скрывался. Это был, нелюдь.
***
– Лившиц, ты не знаешь такую книгу, где старик в океане ловит рыбу, а когда поймал, её акулы сожрали? Не могу название вспомнить.
– Знаю, конечно. Это любой дурак знает. Называется, «Старик и Море», Эрнеста Хемингуэя.
– Так, я же его читал, «Прощай оружие». Но там, совсем про другое. Ты, точно знаешь, что он?
– Ну, темнота. Это знает любой, кто книжки читает. Он на Кубе жил. Там и написал. И за это Нобелевскую премию, получил.
Так вот, за что премии дают. Да, правильно дали! Никогда эту книгу не забуду, думал Алексей. И правда, книга без обложки много лет хранилась на полке, пока жена «этот хлам» не выбросила.
– Лившиц! А, Лившиц, а чего это я стихи, в газете не видел? Их когда опубликуют? Может я пропустил?
– Какие стихи?
– Ну, те, что я привёз. Автомат мой, автомат…
– А, то говно? Так я же их выбросил.
– Как выбросил? Тебе же майор сказал, печатать!
– Ничего мне майор не говорил.
– Ну, Лившиц, ну погоди! – Алексей помчался искать майора.
– Товарищ майор, Лившиц стихи выбросил!
– Какие стихи?
– Те, что Вы в номер сказали поставить! Автомат мой автомат… Он сказал, что это – говно!
– Ну, выбросил, и ладно. Они и правда, были не очень. У тебя ещё что-то?
Алексей хлопал глазами. Стихи выбросили… Ну, Лившиц!…