Старик и рыба, и автомат

– Порнография! Порнография!

– Это Тициан, искусство, утверждённое и разрешённое, из столичных музеев, – пытался робко возражать замполит роты.

– Цици что?! Искусство? Порнография! Порнография! – ревел полковник, – солдат насмотрится, потом всю ночь, под одеялом!…, – далее следовали, проясняющие процесс, матерные подробности, – а зэки, бегут! – завершил мысль полковник, – убрать эту гадость!

***

– Так, слушай сюда. Едешь в командировку по дальним ротам. Нужно отразить тамошних отличников боевой и политической. Определишь их на месте, – ответственный секретарь держал в руках список рот.

– Куда ехать, сейчас же зима?

– Ничего, не замёрзнешь, начальству виднее.

– А, как ехать-то?

– Общественным транспортом.

Это означало, на перекладных. Поезд, автобус, электричка, попутка. Сложность была в том, что отдельные роты были ничем иным, как внешней охраной колоний, разбросанных по нескольким областям, и далеко не всегда расположенных в населённых пунктах. Внешняя охрана это те, кто с оружием, конвойные войска. Их задача следить, чтобы из колонии никто не сбежал. А внутри колонии работали надзиратели, воспитатели и прочие сотрудники, не имеющие отношения к войскам. У них было своё начальство и свои порядки. В колонию с оружием входить нельзя, его могли отобрать заключённые.

Нередко, населённым пунктом была сама колония, с надзирателями, администрацией, ротой охраны, семьями офицеров и несколькими вольнонаёмными из обслуживающего персонала. Добраться из ближайшего населённого пункта, туда можно было грузовиком, возившим продукты, или попутным автозаком. Но об этом нужно было договариваться, заранее. Поэтому Алексей предпочитал общественный транспорт. Обычно это был рейсовый автобус, колесивший по бескрайним просторам, в том числе, мимо таких удалённых колоний. Иногда раз в день, а то и реже. Но если правильно составить маршрут, то со всей командировкой можно было управиться недели за три.

В первую из списка роту, Алексей приехал вечером, когда уже стемнело. Выйдя из автобуса, он оказался один в поле. Как ездил автобус, было вообще непонятно. Дороги не видно вовсе. Кругом белое поле, покрытое тонким слоем слежавшегося снега, порывистый ветер, лёгкая метель и мороз градусов, наверное, десять. Автобус уехал. Куда идти, нигде ни огонька. Покрутив по сторонам головой, Алексей разглядел в темноте подобие ворот, или арки сделанной из арматуры. Никакого забора, или хотя бы каких-либо столбиков рядом, не было. Подойдя ближе, удалось прочитать надпись, выложенную из арматуры полукругом вверху арки, «Добро пожаловать в ИТУ…» и номер, который Алексея не интересовал. ИТУ – это Исправительно-Трудовое учреждение. Рота должна быть где-то здесь.

Никакой дороги, или хотя бы следов от машины, за воротами не было. Но уже совсем стемнело, и если тут дожидаться, то и волки сожрут, – подумал Алексей, и на свой страх и риск двинулся через арку в поле. Через несколько десятков метров, глаза привыкли к темноте, вдалеке стали видны слабые, редкие огоньки. Люди должны быть там. Как долго шёл, и как много прошёл, в темноте понять было трудно. Наконец появились какие-то сооружения, подобие улицы и пару фонарей, болтавшихся на ветру. Внезапно, откуда ни возьмись, появилось стадо животных, поначалу испугавших Алексея. Когда животные приблизились, оказалось, что это небольшое стадо свиней разного размера, от маленьких, до крупных хрюшек. Показалось, что свиньи были дикими. Они, не обращая никакого внимания на Алексея, прошли мимо и двинулись дальше по своим делам. Как позже объяснили, свиньи были домашними, но их никто не закрывал, поскольку разбегаться им было некуда. Кормили только здесь. Постепенно свиньи адаптировались к окружающей среде и даже обросли шерстью, без которой они вряд ли смогли бы бегать по морозу. Цель их прогулки было непонятной, разве что волков искать.

Чудное место, животные бегают и никого не боятся. Людей рядом не было. Кроме шума ветра, никаких звуков не доносилось. Было жутковато и становилось всё холоднее. Алексей пошёл наугад, пытаясь найти жилой дом, или хотя бы какие-нибудь надписи, на окружающих темных, одноэтажных строениях. Наконец повезло, на одном здании было написано, «Магазин». Теплее, – подумал Алексей. И правда, через сотню метров, на таком же здании барачного типа, было написано «Войсковая Часть». Увидев форму, впустили внутрь.

Прибытию Алексея командование роты, явно не обрадовалось. Никто не предупредил о внезапном появлении корреспондента, который сидит где-то при штабе дивизии. Это пахло неприятностями. Тем более, что в части произошло ЧП, с которым ещё не успели разобраться сами. А тут готовый стукач, приехавший с непонятной целью. Алексею пришлось долго убеждать командира роты и замполита, что он хороший, и прибыл с добрыми и неопасными намерениями. Просто фотографировать отличников боевой и политической. Поверили ли, такой «отмазке» или нет, командиры виду не подали, и лишь передали Алексея одному из сержантов, чтобы устраивал на ночлег.

Вообще, в каждой роте встречали по-разному, это полностью зависело от настроения местного начальства. Некоторым было наплевать. Приехал, делай свою работу, и вали. Служить в отдельной далёкой роте, офицеры не стремились. Туда попадали либо из училища, либо за провинность. Жёнам и детям такая служба была совсем не в радость. Редко рядом была нормальная школа, а если работа, то скорее всего, в колонии. Медики, библиотекари, кто как устроится. Если уж попал за провинность, то быстро выбраться служить куда-нибудь поближе к центру, надежды было мало. Службу свою они делали, но без огонька.

Командование рот, во внезапном приезде корреспондента из дивизии, подозревало либо скрытый подвох, либо невезение. Ходит, вынюхивает, стучит наверное. Потом жди проверку. Наводили справки, пытались выяснить настроение начальства, и смирялись с неизбежностью.

Третьи, видели в этом возможность быть замеченными в штабе дивизии, и всячески старались угодить. Если одинокий солдат, самостоятельно, без всякого офицерского контроля, разъезжает на общественном транспорте по бескрайним просторам и заброшенным ротам, и при этом не сбегает, и не напивается, значит, это не простой солдат. Не зря же, в каждом номере газеты его фамилия, конечно блатной. Глядишь, где-нибудь в штабе проговорится, про бойкого командира, которому явно тесно, в столь малозначительном подразделении. А сверкнуть лицом в газете, совсем хорошо. Её не могут не читать в Политотделе. А тут тебе и портрет, и фамилия, и геройский поступок. Может, заметят, приблизят, чем чёрт не шутит.

Были ещё и четвертые, просто весёлые добродушные люди. К службе они относились добросовестно, а в остальном старались жить в своё удовольствие, насколько это было возможно, в глухом заброшенном месте. Приезд нового человека из центра, воспринимали, как подарок, в смысле развлечение, нарушавшее привычную рутину. Было с кем поговорить, послушать новости из столицы, пофилософствовать о жизни.

Ужин уже давно прошёл, но стакан чая нашёлся. В темной казарме, сержант показал свободную койку, подождал, пока Алексей уляжется, и зачем-то взял под мышку его китель и брюки, явно собираясь забрать их с собой. Это было против всяких правил. Не успел Алексей спросить, в чем дело, как тот спросил сам,

– Еда в карманах есть? – вокруг все уже спали, поэтому сержант говорил очень тихо.

– Какая еда? – не понял Алексей.

– Ну, конфеты какие-нибудь, или печенье?

– Да нет, ничего такого нет.

– А было что-нибудь? – вопросы сержанта становились всё интереснее.

– А тебе это зачем? – никакая фантазия Алексея не могла объяснить смысл этой странной ночной беседы.

– Буду знать, куда повесить твою одежду. Если еды не было, то можно в нижний ряд. А если было, тогда лучше на верхний.

– Это ещё зачем? – Алексей уже начал подозревать некие местные казарменные шутки, типа «прописки». Утром все встанут в строй, а твоей одежды нет. Будешь стоять в кальсонах. – Вот же, у других форма на табуретках лежит. Зачем, ты мою забираешь?

– Ты приезжий, твою форму капитан сказал повесить, в каптёрку.

– Капитан сказал? – что же это за чудеса такие? Неужели, командиру роты больше нечего делать, как только заниматься чьими-то штанами?

– Ладно, иди за мной, сейчас всё объясню, – понял смущение Алексея сержант.

В каптёрке, пристроив форму Алексея, сержант рассказал, что ночью по казарме бегают крысы в поисках солдатских заначек. Почувствовав запах съестного, крысы прогрызают одежду снаружи, безжалостно уничтожая её. А в каптёрке, одежду можно повесить на недосягаемую для крыс высоту. Не доверяя утверждению Алексея, что в карманах не остался запах еды, капитан, на всякий случай, приказал форму приезжего повесить в каптёрку. Такое объяснение, не налазило на голову. Откуда в казарме могли быть крысы?

– Крысы идут из зоны, она через дорогу. Ночью перебегают, и прячутся под полом. Там их сотни. Ночью они выходят через щели в полу, и хозяйничают по всей казарме, – сержант рассказывал буднично, явно не в первый раз.

Это что же щели такие, что крыса пролезет? – может, эта такая местная страшилка для новобранцев, подумал Алексей.

– А ты посмотри, возле своей кровати.

– А как же ночью в туалет ходить? – неужели, правда, подумал Алексей.

– Крысы на людей не нападают, иди себе спокойно.

– Может, кота надо завести?

– Говорят, кот когда-то был тут. Поначалу пытался драться с крысами, но их слишком много. Кот перестал обращать на них внимания, и сам стал шарить по кухне.

– А травить крыс, не пытались? – Алексей глядел в глаза сержанта и не видел в них никакой хитрости.

– Да что только не делали, ничего не помогает. Крысы уходят в зону, а потом опять возвращаются. Я вижу, ты мне не веришь. Давай так, я тебя до подъёма разбужу, сам увидишь. А сейчас давай спать. Я устал, да и ты, я вижу тоже.

Одолжив у сержанта фонарь, Алексей внимательно осмотрел пол вокруг кровати. Рядом у стены проломались прогнившие доски. Из щели дул морозный ветер. В свете фонаря было видно, что там гуляла метель. Вообще, все доски казармы были прогнившими и с большими щелями. Температура в помещении, удерживалась раскалённой докрасна «буржуйкой», и кирпичной печкой в углу. Усталость, наконец, свалила Алексея, и он провалился в сон. Казалась только лёг, а его уже тряс сержант, вставай, вставай, пошли.

Было темно, казарма ещё спала. С трудом продрав глаза Алексей проследовал за сержантом. В каждой руке у того, были красные пожарные вёдра. Вероятно, он только что снял их с пожарного щита. Подойдя к пирамиде с оружием, которая стояла тут же в казарме, сержант стал быстро собирать штык-ножи. Он снимал с них тяжёлые металлические ножны и складывал в вёдра, и ножи и ножны. Наполнив, таким образом, вёдра, одно из них он дал Алексею, и показал, чтобы тот шёл за ним, стараясь не шуметь. Пройдя по коридору всего несколько метров, сержант остановился возле двери с надписью «Столовая».

– Сейчас я открою дверь, а ты включишь свет, – сержант показал, где выключатель, – ну готов? Давай!

В широко открытую дверь была видна комната метров сорок, со столами и табуретками. На столах копошилось что-то тёмное. Алексей даже не сразу понял, что это крысы. Сержант, не раздумывая и не прицеливаясь, стал быстро, как только мог, бросать в них без разбору ножи и ножны, как бросают камни. Крысы завизжали и бросились к щелям, в панике мешая друг другу. Образовался затор. Сержант продолжал бросать туда до тех пор, пока все ножи и ножны не закончились. Лопатой добил раненых крыс. Затем крысиные трупы сложил в вёдра и отнёс на помойку, по ходу поясняя, что всё это бесполезно, потому, что на помойке мёртвых крыс сожрут другие крысы, и опять будут тут ходить. От этой картины Алексею стало дурно. Но сон отлетел.

– Если здесь столько крыс, и ты говоришь, что они идут с зоны, то, сколько же их там?

– Не знаю, я там никогда не был. Думаю, что столько, сколько и здесь, кочуют туда-сюда. А может там даже меньше, там есть, кому их ловить.

Зона, как и казарма, была старой, ещё дореволюционной. С тех пор, наверное, никогда не ремонтировалась. Охранные системы, тоже наверное, были такими же. Солдаты говорили, что там те же самые старые вышки по углам, а вдоль забора простреливаемые коридоры. Как и все зоны эта тоже была огорожена основным забором. Если беглецам удавалось его преодолеть, это считалось свершившимся побегом, и часовые были обязаны стрелять. Всё охранное хозяйство загораживалось от посторонних глаз внешним забором. Между основным и внешним образовывался коридор, по которому могли ходить часовые и бегать собаки. Это и был простреливаемый коридор. Пару лет назад, когда в колонии был бунт заключённых, на вышки вытащили пулемёты, и когда толпа пыталась проломить забор, часовые стреляли трассирующими пулями вдоль этих коридоров, охлаждая пыл атакующих. Вот и вся нехитрая система охраны.

Зона была, строгого режима. В таких в основном сидят те, кто попал за решётку уже не первый раз. Народ опытный и без каких-либо комплексов. Это не «жертвы режима», или шофера, совершившие по пьянке аварию. Здесь, в основном сидели те, кто не сомневался в своём праве брать, что хочу, и резать всех, кого хочу. Если такие вырвутся, мало никому не покажется.

Так называемая, типическая, рота охраны, на самом деле, скорее взвод, всего сорок человек пацанов, от восемнадцати лет. Они должны удержать, не выпустить, около тысячи головорезов, с территории в несколько гектар, где сосредоточено огромное количество всего, что можно превратить в оружие, от сельхозинвентаря, до транспортных средств. Чтобы охранники не испугались, не запаниковали, их нужно было учить. Учить действовать слажено и быстро, учить стрелять, учить, не спать на посту, и точно выполнять устав караульной службы. Поэтому, день солдата конвойной роты расписан по минутам. Нужно, как в школе, сидеть в учебном классе, слушать лекции замполита, о неизбежном крахе загнивающего капитализма в странах запада, стрелять на стрельбище, маршировать на плацу, бегать, чистить оружие, стирать белье, ходить в баню, но главное, с боевым оружием, круглосуточно охранять зону. Такого дополнения нет в армии. Дело не в физических нагрузках, а в недетской ответственности, которая обычно возникает у солдат, лишь на войне. Ловить крыс, или латать казарму, у солдат-конвойников просто нет времени. Одному богу известно, почему государство допускает такое состояние, части своего государственного хозяйства.

Прочухавшись от недосыпа, и утреннего кошмара, Алексей снова оказался в «Столовой», где били крыс. Там было оживлённо, день начался. Солдаты уплетали свою пайку, сидя за теми же столами, вымытыми и пахнущими хлоркой.

Заниматься Алексеем, командование роты не хотело. Были заняты разборками досадного несчастного случая. За сутки до этого, ночью, роту подняли в ружье, из-за ложного побега. В отличие от Армии, оружие конвойников, поднятых по команде «в ружье», заряжено боевыми патронами. Поэтому в расположениях отдельных рот, редко устраивались учебные тревоги. Привыкнув к ним, солдат может начать проявлять халатность. Вот и в этот раз, солдатики стали в строй, и следуя команде, побежали. Внезапно раздался выстрел. Однако движение продолжалось, пока не убедились, что тревога – ложная. Построив подразделение, стали выяснять, что за выстрел был. Однако никто не признавался. Обследовав оружие каждого, выяснили, что произошёл случайный выстрел у одного из солдат. Пришли к выводу, что при подъёме по команде «в ружье», когда за одну минуту солдат должен проснуться, одеться, вооружиться и стать в строй, каким-то образом, вероятно за что-то зацепившись, предохранительный рычаг автомата, оказался переведён в боевое положение. Солдат повесил автомат на плечо, стволом вниз, что случалось довольно часто. Во время бега затвор, якобы передёрнулся, и произошёл случайный выстрел. А возможно, солдат просто не признался в том, что сам загнал патрон в патронник. Самое интересное, что этим случайным выстрелом, он прострелил себе ступню, но не почувствовал этого, и продолжал бежать. Как он объяснил, он решил, что кто-то пошутил, налил в сапог воду, и было мокро бежать. До самого последнего момента, солдатик так и не понял, что это именно его автомат выстрелил. Он заорал от боли только тогда, когда ему показали прострелянный сапог. Сейчас начальство решало, что с этим делать. Скрыть несчастный случай, не удавалось из-за внезапного приезда Алексея. Впрочем, и так могли настучать, а тут вообще никаких шансов.

Весь день, Алексей возился с отличниками боевой и политической, чтобы к вечеру попасть на тот самый проходящий автобус. Он вписывался в его маршрут до следующей роты. Хотелось, как можно скорее убраться подальше от крыс. Сержант организовал для него ранний ужин, за это Алексей сфотографировал повара. Пока в одиночку доедал кашу, подошёл солдат и робко попросил разрешения обратиться.

– Я пишу стихи, нельзя ли их опубликовать в дивизионной газете? Я бы послал газету маме, и моей девушке, – он протянул Алексею листок в клеточку, вырванный из тетради:

«Автомат мой автомат,

Я люблю тебя как брат,

Я люблю тебя как брат,

Автомат мой автомат… ….

И дальше много всего, на ту же тему. Никто никогда не просил Алексея, ни о чём подобном, да и не решал он ничего, и не задумывался, кто и почему ставит материалы в номер. Стихи? В них Алексей не разбирался, прав был Лившиц. В газете иногда публиковали цитаты, из стихов Маяковского, на злобу дня. Но солдатских стихов, он в газете никогда не видел. Скорее всего, солдат сложил эти строки, стоя с автоматом на вышке. А потом, придя в казарму, записал их в тетрадочку. Должен же солдат о чем-то думать в ожидании смены. Наверное, у него и другие стихи есть, но ведь принёс только эти. Подумал, наверное, что если покажет, что-нибудь про свою девушку, или ещё что-нибудь недостаточно патриотическое, не поймёт его начальство, и не опубликуют. А про автомат, отказать не должны. Алексей дочитал строки до конца. Чувствовалось, что парень хочет угадать, попасть в тему, и в газету, но в то же время звучало всё искренне, и наивно. И ничего не было такого, за что мог бы зацепиться острый глаз политотдела.

– Ладно, обещаю, в редакцию передам. Может и опубликуют.

– Спасибо, спасибо, – парень явно воспринимал это как свою удачу, везение. Эх, хороший сегодня день!

Собрав свою сумку, Алексей прощался с сержантом.

– Послушай, мне четыре часа до пересадки, в автобусе кантоваться. Может, у вас тут есть что-нибудь почитать, кроме нашей газеты. Ну, такое чтобы прочитать, и выбросить?

Зашли в ленинскую комнату, но подобрать что-нибудь подходящее не удавалось. Газеты были подшиты, журналов не было, а несколько десятков книг, кроме уставов, явно были где-то учтены. Почти уже разочаровавшись, Алексей случайно обнаружил некое издание, вроде тонкой книги, но только без обложки, титульного листа и оглавления. Как называлась книга и кто автор, установить не было никакой возможности.

– Ну, эту бери, её никто искать не будет. Вот её и выбросишь, когда прочтёшь, – сержант был доволен, что удалось угодить.

Выбирать не приходилось, Алексей сунул книжку в карман и зашагал к автобусной остановке.

Выхлопная труба автобуса, наверняка заканчивалась в его салоне. Иначе было трудно объяснить запах гари и бензина. Устроившись на заднем сидении, Алексей убедился, что заснуть не сможет, хотя за окном было темно. Вспомнив про книжку в кармане, и понадеявшись, что вдруг это окажется каким-нибудь детективом, попытался её читать, но это было невозможно. Пришлось пересесть поближе к одной из двух работавших лампочек, освещавших салон.

Описанное в книге действие происходило далеко, где-то на Кубе или Багамских островах. Рассказывалось о жизни тамошних рыбаков. Если бы не ночной автобус, или был хоть какой-то выбор, Алексей никогда не стал бы читать о таком далёком, чужом и непонятном. Несмотря на темень и тряску автобуса, Алексей силой заставлял себя читать, этот неизвестный текст без заголовка, в надежде измотать себя чтением, и всё же попытаться вздремнуть. Строчки прыгали перед глазами. Чтобы хоть как-то понимать содержание, приходилось перечитывать каждую фразу по нескольку раз. Постепенно Алексей приспособился, и втянулся в процесс. Теперь речь уже шла о старом рыбаке мечтающем поймать наконец рыбу, чтобы произвести впечатление на соседей, которые не хотели с ним общаться потому, что он неудачник. Единственным другом у него оставался соседский мальчик. Как всё это было далеко от крыс, зэков, газеты, и зануды Лившица.

Однако сон не приходил, а вместо этого что-то стало происходить. История почему-то становилась всё более интересной, хотя людей в ней уже не было. Лишь одинокий старик плыл в своей лодке, в океане и разговаривал сам с собой. Увлекаясь всё больше, Алексей хотел узнать, что будет дальше, чем закончится. Но больше всего его возбуждало то, что он совершенно не мог понять, почему этот простой сюжет не отпускает, держит, заставляет забыть, про автобус, про тряску и вонь. Хотелось читать дальше и сидеть в этом автобусе, пока книга не закончится. Старик упорно ловил и наконец, поймал большую рыбу, привязал её к лодке, но появились акулы и стали отгрызать от неё куски. А старик в одиночку отбивался от них. Ну и что?

Алексею нравилось перечитывать фразы, искать, что именно в них особенного, в чем секрет, почему он не может оторваться. Он волновался, что скоро нужно выходить, и это помешает ему читать. Он читал на автовокзале, куда приехал автобус, и уже в другом автобусе, и наконец, дочитал до конца, заснув лишь под утро. Когда его растолкали, первое, о чем он подумал, это название книги, которую он не знал. Как, без названия узнать, кто это написал? У кого спросить? Как спросить? Ведь придётся пересказывать содержание. Только, кто захочет слушать, про какую-то рыбу? Но, Алексей уже точно знал, что не успокоится, пока не узнает, кто не давал ему заснуть. Вот бы, поговорить с ним. Как он это делает? Мне двадцать лет, почему я хочу читать про какого-то старика, который даже ни с кем не разговаривает?…

Здесь, куда прибыл Алексей, он должен был ждать полковника из Москвы. Тот был важным специалистом по охранным системам. Он ездил по интересовавшим его колониям, и собственноручно, с известной одному ему целью изучал действие этих систем, в реальных условиях. Задача Алексея была сфотографировать всё, что скажет полковник. А пока, в ожидании его приезда, Алексей мог отдохнуть и спокойно выполнять редакционное задание.

Местный замполит книжку про рыбу не читал, и ничего про такое не слышал. Да разговаривать и не стремился, хотя всё быстро и хорошо организовал. Командира роты не было. Солдаты шептались, что он бухает уже не первый день. Не то жена от него ушла, не то ещё что-то, что совершенно не интересовало Алексея. Он уже переделал всё, что только мог, по своему плану, вдоволь выспался, и успел опросить всех, кого видел, про книжку с рыбой. Наконец прибыл полковник, и сразу, решительно приступил к делу.

Прибыли в караульное помещение колонии. Сержант, начальник караула был обут в один сапог. Другая нога покоилась на табуретке, нежно прикрытая портянкой. Увидев полковника, в сопровождении разводящего офицера, он встал, перекосившись от боли и отрапортовал дежурными фразами. Нога сильно распухла и сапог на неё не налазил.

– Почему начальник караула, в таком состоянии, на службе? – удивился полковник.

– Сам напросился, зря, наверное. Людей не хватает, да он же никуда не ходит. Он на пульте сидит.

Разводящий исчез. Алексей завозился с аппаратурой и не заметил, как полковник ушёл в зону. Нужно было догонять. КПП в колонии оборудовано тройными дверями-шлюзом. Если нужно войти или выйти, сначала открывается первая дверь. Как только она закрылась, дежурный по КПП охранник, блокирует её изнутри, из своего помещения, зарешёченной и застеклённой до пола комнаты. Вошедший, оказывается заперт. Не войти, не выйти он не может, пока охранник не выяснит цель визита. Общаться они могут только через решётку. Если дежурный решит, что посетитель может пройти в зону, он открывает среднюю дверь. Посетитель проходит, за ним средняя дверь блокируется. Только после этого открывается дверь уже внутри зоны.

Пройдя первую дверь, Алексей ждал, когда откроют вторую дверь. Она открылась из неё шагнули на встречу два мужика, и уставились на Алексея. Оба они были выше и крупнее его. Это были зэки. Каждый из них держал в руках по топору. У одного топор лежал на плече, прямо перед глазами Алексея. Зэки смотрели на него сверху вниз, и улыбались. Запертый в тесном замкнутом пространстве, с двумя вооружёнными зэками, Алексей струхнул. Кто помешает им, тюкнуть его прямо тут, и порубить на части?… Спина моментально стала мокрой. В чувство привёл окрик охранника за стеклом: «Проходим, проходим, не задерживаемся»