Следующий день

– С сегодняшнего дня!!! Утром, молодой господин, собрал домашних рабов в атриуме, и тихо, чтобы ни нарушить ваш покой, объявил, что теперь вы госпожа, и отношение к вам, должно быть подобающим. Он очень заботится о вас госпожа.

Авелия, от последних слов расцвела, но сразу же завяла. С одной стороны то, что сделал Луций, казалось очень приятным, а с другой …?? С другой, эти перепуганные лица, которые она успела полюбить. И что же делать!!? На свою беду, а может быть на счастье, Авелия не умела отдаваться моменту жизни целиком, не умела забывать прошлое, и тех, кто был к ней добр. Да, сегодня ее заметила Фортуна, да, сегодня ей повезло. Но не может она одна нырнуть в этот океан счастья, не обрызгав капельками благодати остальных. Не хочет юная девушка радоваться в одиночку. Ну неправильно же, чтобы хорошо стало только ей, особенно на фоне тех, кого она считала почти что семьей. Ведь как же всё просто!! Не надо ничего выдумывать, всё и так понятно!! То счастье, которым накрыло юную иудейку, не только её. Оно всеобщее!! Как же этого можно не замечать?? Авелия жаждет общего веселья, вселенской радости, понимания. Ей нужно чтобы каждый, до последнего ноготка, пропитался и разделил ее восторг, заразился им, и вот только тогда, только после этого, Авелии станет по-настоящему хорошо. Она еще раз обвела кухню взглядом. Уставшие лица, глаза уставленные в пол, и руки вытянутые по швам. Печаль. Однако, я ничем такого не заслужила – подумала девушка. Как их переубедить? Сегодня никак!!! Да я и не буду этого делать словами, после, всё делом докажу. Хотите хмуриться, да на здоровье!!! Я все равно счастлива. А Рина? Пожалуй, только она и может быть искренней и радоваться счастью вместе с ней.

– Спасибо тебе, – звонко ответила Авелия, и выбежала прочь с кухни.

Оказавшись в атриуме, она уже хотела бежать за Ревеккой, в комнату Эмилии, но вдруг засомневалась. Попасть к матери своего любимого мужчины, без приглашения, оказалось как-то не с руки. Более того, она до конца не понимала своего текущего статуса в семье. Одно дело, Луций объяснил рабам, что она его женщина, другое остальной семье, и третье, пожалуй, самое важное – Флавиану. Так и чего делать? Куда податься?? На ее счастье, из-за угла послышались знакомые шаги, и вскоре оттуда же появился Луций, о чем-то мило беседующий с Акимом. Увидев Авелию, он расплылся в широкой улыбке и жестом пригласил ее к себе. Девушка, словно молодая лань, быстрой перебежкой, рванулась к Луцию и уже через мгновенье болталась на его шее.

Аким стоял рядом, с потухающим взглядом, буравя пол ногою. Он, с обостренным чувством страха ожидал возмездия, памятуя последнюю встречу с Авелией. От ужаса за свою шкуру волосы тихонько приподнимались на голове, а по спине пробежала холодная испарина. Память, в самых мелких подробностях напоминала ему ту бойню, что он учинил девушке. Каждый удар, каждый пинок, проносился перед глазами и ложился в корзинку вымышленного депозита. Теперь, со стуком в зубах ожидал он его возврата. Однако Авелия даже внимания на того не обратила, любуясь исключительно своим возлюбленным.

– Хочу, чтобы ты познакомилась с Акимом, – он жестом указал на него, – мой верный раб и друг, с самого детства. Если что-то будет необходимо, достаточно сказать всего лишь слово, и твое приказание будет исполнено в самом лучшем виде. Уж в ком, в ком, а в нем, я никогда не сомневался.

– Мы уже знакомы, – не выпуская из объятий шеи Луция, проговорила Авелия.

Аким побелел и затрясся в нервном тике, ожидая приговора. Вот сейчас-то она все и расскажет. Самые страшные картины выстроились одна за одной в его голове. Уж что-что, а последствия, ожидающие его за подобное рукоприкладство, он представлял прекрасно. Еще больше жути добавляло то обстоятельство, что Луций оказался влюблен, и влюблен не на шутку. Однако приговора не следовало. Приподняв вжатую в плечи голову, он увидел устремленный на себя взгляд черных глаз. Это Авелия, обвивая шею Луция руками, смотрела на него из-за спины возлюбленного. В ее взгляде отсутствовала месть или злость, однако читалось снисхождение и даже какое-то понимание. Казалось, она забыла о произошедшем. Впрочем, Аким не был дураком, и за свою недолгую жизнь успел вызубрить некоторые понятия. Одно из таких гласило, что женщины, гораздо мстительнее мужчин, и возможно это всего лишь затишье перед настоящей бурей. Что ж, лишнее время никогда не повредит, авось успею загладить вину. Он склонился в поклоне пред нею, повинуясь течению судьбы. «будь, что будет» думал он.

– Он любит тебя всей душой, – проговорила Авелия, обращаясь к Луцию, – я это точно знаю.

– Откуда такая уверенность? – с какой-то детской наивностью спросил он.

– Когда ты болел, мы вместе ухаживали за тобой, и я видела, как он переживал о твоём здоровье, – Авелия снова повернула голову в сторону Акима, давая понять, что не держит зла в сердце, но хорошо помнит прошлое.

В ответ Аким согнулся в еще более глубоком поклоне. Сейчас он думал лишь о том, как избежать участи наказания, и видя, что всё складывается хорошо, бескрайне тому радовался.

– Ну и хорошо, – равнодушно ответил Луций. После, обхватил Авелию за талию, привлек поближе к себе, и ласково поцеловав девушку в висок, продолжая:

– А теперь действительно важные новости. Достопочтенный Кандид, будет эдилом, устраивающим игры в Риме, в честь триумфального возращения Тита. Нашей семье выпала честь выставлять на этих играх зверей, поэтому мы должны хорошо подготовиться. Надо убедиться, что с животными все в порядке, что они здоровы, и готовы порадовать публику своим выступлением. А чтобы всё было, действительно, на самом высоком уровне, нам предстоит сделать несколько контрольных прогонов. Так сказать, игры в миниатюре, дабы растормошить зверей, оживить их ото сна, и придать им былую неистовость, – говоря это Луций прямо-таки разгорался, как уголь, на который дует ветер. Ему хотелось шокировать Авелию и одновременно погордится своей семьёй. Ведь не каждому дарована такая возможность, стать частью грандиозного спектакля. Однако вместо восторженного удовольствия, ее лицо исказил испуг, как будто он сказал ей что-то страшное.

– Что с тобой? – с заботой спросил он, притягивая ее ближе к себе.

Авелия не знала, что и ответить. Она видела, как Луций любит игры, и понимала насколько они важны для него. Более того, игры получались чем-то вроде семейного дела, где именно фамилии Флавиана оказывалась высокая честь, поставлять зверей для травли. И действительно, авторитет семьи в этой области, считался настолько высоким, что конкуренты считали дело заведомо проигрышным, и в соперничество попросту не влезали. Подобное отношение не могло не льстить. Луций кичился этой честью, выставляя её напоказ. А Авелия, что она могла ответить? Сказать вот так прямо, что подобные игры есть мерзкая забава озверевших от крови людей. Подобный ответ считался бы практически оскорблением возлюбленного, поэтому она соврала:

– Я с детства боюсь цирков, – неуверенный тоном ответила Авелия, и спрятала свою маленькую голову у него на груди.

– Вот еще новости! – с неудовольствием, но с пониманием проговорил Луций.

– Тебе надо ближе познакомиться с цирками, и тогда, клянусь Зевсом, ты полюбишь их, так же как я. Тут даже и думать нечего, – продолжал он распаляясь, – ты поедешь со мной, и сможешь посмотреть на происходящие изнутри. Сможешь понять, какой огромный объем работы проводится, увидеть масштаб и почувствовать размах, с каким мы готовимся к этим играм.

Авелия мялась, переступая с ноги на ногу. Отказать она не могла, потому что для Луция была готова на всё, даже на участие в этих зверствах. Еще раз, мимоходом, бросив на юношу взгляд и убедившись в его непреклонности, она кивком головы согласилась, в глубине души делая огромный шаг через саму себя.

Спустя несколько часов, молодая пара, верхом на белоснежных лошадях въехала в ворота, города Остия. Временный цирк располагался параллельно руслу Тибра, прямо на главной улице. Арену возводили на скорую руку и мало заботились о ее внешнем виде, ибо ей предстояло сыграть роль тренировочного лагеря, в преддверии грандиозных игр. В возведении принимала участие уйма народу и животных. Скорее стройка напоминала муравейник, ибо только опытным взглядом прораба, можно было разобрать, кто и чего там делает. Лошади, фыркая и пенясь от натуги, тащили стволы деревьев направо, им навстречу, впряженные в телеги муллы подвозили землю и песок, а между ними, снуя и бегая в непонятном направлении, мелькали рабы. Гул и дребезг телег сливались в какую-то непонятную какофонию, разбавленную щелчками хлыста, так сказать, для придания скорости рабочим. Воздух на стройке пропитался запахом свежего дерева, пылью камней подвигаемых к будущей арене, а так же острым смрадом полевых кухонь, от котелков которых, серые струйки дыма ровно уходили в небо.

Чем ближе Луций с Авелией подъезжали, тем громче им приходилось разговаривать между собой. Стройка оказалась насыщена не только запахами, но и таким гулом голосов и ревом животных, что даже себя было слышно с трудом. Однако, Луция это не смущало. Будучи достаточно опытным, в организации представлений, юноша знал, что крыло отведенное под зверей находится дальше всего от дороги. Виною тому выступали несколько причин. Первая, несомненно, покой дорогостоящих животных. Вторая – водопой, так необходимый в жаркий период. Аккуратно пробравшись сквозь рабочих, пара очутилась на противоположной стороне стройки. Ветер, задувающий с Тибра, гасил смрадные запахи и гул строительства. Тут все уже оказалось готовым. Клетки стояли в ожидании своих постояльцев, прогоны до сцены были качественно укреплены, а в низине, на спуске к Тибру, стояли шатры для кормов животных. Меж клеток, важно вышагивая в окружении свиты рабов, прохаживался Буру, опытным взглядом определяя недоделки и раздавая за них справедливые тумаки. Завидев Луция, он замахал руками, приглашая того к себе. Его то и надо было молодому господину.

– А я думаю, что происходит?? Воздух, вдруг, стал прозрачнее и свежее, рабы послушнее, а главное!!! Прошла головная боль. Думаю, что же может быть тому причиной, и вот вижу вас, со своей королевой. Всё сразу стало на свои места!! – при этом он склонился в поклоне, косясь игривым взглядом на молодую пару.

– Прекрати, – с веселой улыбкой оборвал его Луций, которому лесть про королеву, пришлась по сердцу. – Я приехал посмотреть, насколько всё готово для репетиции.

– Клянусь Зевсом, что у самого Юпитера не встречалось таких ответственных детей. Недаром достопочтимый Флавиан постоянно гордится сыном. Я бы тоже гордился, если бы был так же уверен, что дело жизни надежно прикрыто, и со временем отойдет в достойные руки.

– Да прекрати же ты!! – смеялся в ответ юноша, у которого легкий румянец стеснения, успел проступить на щеках.

– Слушаюсь господин, – с веселой улыбкой продолжал раб, – пойдемте, я все вам покажу, ничего не утаю.

Они тронулись в направлении шатров, с которых Буру планировал начать свой отчет, как вдруг Авелия спрыгнув с лошади, пошла куда-то в другую сторону. Нет, скорее побежала, в направлении нескольких рабов, не замечая ничего перед собой. Добравшись до них, она схватила за руку исхудалого, темноволосого юношу, выдернула его из толпы и стала разглядывать, так как будто бы он был не рабом вовсе, а изящным изваянием, или же произведением искусства. Уже через секунду на лицах обоих проступили слезы. Всхлипы мешали начать разговор, а руки, которыми Авелия вцепилась в руки раба, не разжимались.

– Назар, неужели это действительно ты? – свозь вздохи, прерываемые тяжелыми комками у горла, проговорила Авелия

Юноша молча смотрел на нее, своими влажными от слез глазами. В знак подтверждения, что это он, парень еле заметно кивнул головой. Говорить он тоже оказался не в силах. Разглядывая Авелию, Назар постоянно косился то на Буру, то на Луция, боясь гнева молодого господина и главного прораба стройки. Быстрый затравленный взгляд перемещался с одного хозяина на другого, а после, всего на секундочку падал на девушку пред ним. Виной тому, несомненно, являлось воспитание, полученное им за время пребывания в железных кандалах. Местные надсмотрщики быстро и доходчиво объясняли правду жизни, зазевавшимся рабам. Ведь не работать на работе, мог только самоубийца, в прямом понимании этого слова. Но незнающая или уже успевшая позабыть то Авелия, не отпускала его от себя, сжимая крепче и крепче.

– Мне надо идти работать, – еле слышно проговорил юноша, высвобождая руки из ее объятий. Авелия, казалось, не слышала этого, продолжая заваливать Назара кучей вопросов.

– Скажи же, как мама? Как Хила? Не молчи.

Авелия практически трясла его, в припадке внезапно охватившей паники. Как вдруг почувствовала, что размякшие, до этого времени, члены Назара будто бы окаменели. Подняв голову чтобы посмотреть тому в лицо, она увидела, вместо старого приятеля, которого ей довелось встретить несколько минут назад, совершенно другого человека. На смену увлажненным глазам, в нее смотрели сухие равнодушные пустышки, не выражающие ничего, кроме презрения. Лицо юноши стало цвета мраморной плиты, такое же ровное, холодное, без изъянов. Постояв немного, друг против друга в немом молчании, Назар поклонился и не произнося больше ни слова, направился к остальным рабам. Его исхудалая спина, просвечивающаяся сквозь дырявые лохмотья на солнце, держалась ровно и статно. Всё, что осталось в нем от человека, когда-то знакомого Авелии, демонстрировалось сейчас. Назар шел медленно, как положено сыну вельможи, а не рабу, так, чтобы она успела рассмотреть его и запомнить. Назар понимал, что сейчас он на виду не только у Авелии, что надо бежать на работу, что строгий Буру накажет его, но намеренно шел медленно. Какое наказание уготовлено дерзким рабам, юноша знал прекрасно и искренне боялся его, но поступить по-другому именно в этот момент, просто не мог. Самоуважение, так упорно прививаемое в иудейских стенах, не позволяло поступить по-другому. Подсознательно понимая, что это их последняя встреча, он счел необходимостью показать ей, а может быть больше самому себе, что пока еще является человеком, а не животным. Хотя, этот порыв мог быть вызван и чем-нибудь другим. Скорее, быть может усталостью, умноженной на обреченность и возведенной в степень бессмысленности, давали такой эффект. Увидев подругу детства, хочется удивить её чем-то хорошим, а не демонстрировать убогое настоящее. Однако, приглядевшись внимательнее, Назар увидел не такого уж и друга. Он, чьи родители называли её семью друзьями, видел предателя и отказывался в это верить. Точнее не отказывался, а не хотел видеть. Изменить её он не мог, да и не хотел теперь. Финальной же каплей для измученного сознания, стала красота Авелии. Девушка распустилась словно роза, среди ужаса, скорби и боли. Она цвела и наслаждалась жизнью, прямо на костях его близких. Хотя нет, не его!! Их общих близких. Правильно, именно общих, а него его. Ведь сколько знакомых и родных погубили эти ироды, сколько судеб сломали, сколько людей заковали в кандалы. А она!!?? Она цветет и радуется жизни, держась за ручку с одним из сыночков поганого кровавого сословия. Так пускай же видит!! Пускай знает, что они отняли у Назара всё. Отняли всё, что было дорого и любимо. Они заставили стать его скотом, но улыбаться ей, делая вид, что всё хорошо, он не будет. Пускай это стоит жизни, сегодня это оправдано!!! Это его заключительный каприз, это его последнее желание. Пускай эта подстилка запомнит Назара и каждый раз вспоминая, видит в нем свой народ. Свой забытый, преданный и брошенный народ. Живи с этим, если сможешь Авелия!! Дыши этим, если хочешь!! Радуйся, если сумеешь!!! Он продолжал удаляться от нее, сильнее и сильнее черствея сердцем, но более и более уверенный в своей правоте. Однако, всё оказалось не так просто. Сила вот так вот уйти, была в нем, но не в ней. Авелия догнала Назара, бросилась тому на шею, и прислонившись зареванным лицом к его мозолистой щеке, умаляла остаться, просила рассказать о судьбах общих знакомых. Но ответ молодого раба звучал точно так же. Назар лишь кланялся, сквозь зубы уведомляя о том, что ему необходимо продолжить работы.

Луций, наблюдающим за происходящим со стороны, поначалу решил не вмешиваться. Однако, после того как наглец повернулся спиной к госпоже, терпение кончилось. Раб демонстрировал неуважение. Кроме того, пускай они когда-то и были знакомы, но неужели он не видел с кем она сюда приехала?? Видел!! А значит, нарочно так ведет себя. Значит, специально демонстрирует неуважение. Такую дерзость надо пресекать!! Так учил отец, и это правильно. Иначе Авелия так и останется в умах остальных полулюдей, одной из им подобных. Злость молниеносно пробежала по молодому организму.

– Подойди-ка сюда, – окрикнул он уходящего раба.

Назар послушно предстал перед молодым господином. Однако, сейчас в нем было того страха, с которым он косился всего несколько минут назад на Луция или Буру. Напротив, в том как он стоял, в том как он смотрел, чувствовался вызов.

– Госпожа задала тебе вопрос. Почему она не услышала ответа? – голос Луция звучал абсолютно спокойно. Он тысячу раз становился свидетелем того, как «объезжают» вот таких наглых и непокорных рабов. Кричать и ругаться не имело смысла, да и не стоили они этого. Более того, он доподлинно знал, что тихий голос хозяина, считается у рабов плохой приметой. Если хозяин начинает разговаривать холодно и внятно – жди беды. Так звучала одна из самых известных рабских присказок. В данный момент, Луций принял как раз этакий равнодушный вид. Внешне демонстрируя спокойствие, немного леность, сознание своего полного превосходства и неотвратимость наказания, он пытался сломить волю раба. Однако пред ним стоял не идиот. Назар знал не понаслышке, не раз и не два убедившийся на собственной шкуре, что это суждение о тихом голосе госпадина, справедливое. Но сейчас был не тот случай. Всё, оставшееся в нем от человека негодовало после увиденного. Та, которую он когда-то любил, та которую любила его семья, та что считалась гордостью и украшением Махерона забыла о своем происхождении наплевав на прошлое, и не стеснялась появиться в окружение узурпатора, распустившаяся и цветущая. Зло сковало сердце Назара, ярость клокочущим вулканом поднялась по жилам к горлу. Он раскраснелся от захлестнувшей его ненависти. В эту минуту раб готов был вынести все муки ада, лишь бы высказаться в лицо этой твари. И случай предоставлял ему это право. Повернувшись лицом к Авелии, он стал говорить громким отрывистым голосом, так чтобы его слышали окружающие:

– Вы спросили как мама, госпожа? – он специально отделял её от себя, именуя титулом «госпожа» как можно четче.

– Она умерла уже после второго дня плавания. Ведь, если вы вспомните, госпожа, мама страдала сильнейшими головными болями. Она при всём желании, не смогла бы перенести путешествия в Рим. Но как это объяснить бравым легионерам чувствующим поживу?? Скажи им, что она не доедет, в живых бы они маму не оставили. Пришлось рискнуть!!! Всевышний смиловался надо мной, и я не видел её последнего вздоха, – по щекам Назара побежали ядовитые слезы. Но собрав остатки воли, он продолжал:

– Мне про её смерть рассказала Хила. А известно ли вам, прекрасная матрона Авелия, как хоронят рабов, усопших в пути? – юноша улыбался злейшим оскалом, размазывая слюни по лицу.

– Их просто выкидывают за борт, под оглушительные проклятия капитана, который не досчитается прибыли. Мертвый раб ничего не стоит, а маму кормили и мыли в пути. – глаза Назара загорелись дьявольским огнем. Он сделал несколько шагов навстречу Авелии, но остановился, смиряя себя, что было сил. Тощие руки сжались в кулаки, тело вибрировало в нервной тряске, а жилы на шее так вздулись, что казалось, вот-вот взорвутся. Однако, какими-то непостижимыми силами, он держал себя в руках, продолжая:

– Вы интересовались делами Хилы, госпожа?? Вам интересно, как устроилась судьба моей сестры?? Пожалуйста. Вначале пути она стала наложницей одного из матросов. На время путешествия, конечно. Ведь закон о перевозках гласит, что присваивать себе рабынь не разрешается, а попользоваться ей втихушку?!? Почему бы и нет. Не знаю на беду или нет, но в один из тех дней мне довелось встретиться с ней на палубе корабля. Сестру вели для очередного развлечения, а мне было приказано осмотреть кого-то из командиров, ведь если ты помнишь, в своё время я считался неплохим лекарем. Однако, отвлекся. Приношу свои искренние извинения!! Мы встретились. Два обездоленных, разбитых и изломанных человека. Каждый на пределе того, что можно вынести. Каждый на той черте, за которой заканчивается жизнь. Не знаю, сколько бы мы могли еще терпеть издевательства, унижения и побои, если бы тогда не увиделись. Не в силах сдерживаться, мы бросились друг другу в объятия. Ту секунду, что она была в моих руках, я умолял ее держаться, говорил, что все терпят, что всем тяжело. Но и не вооруженным взглядом стало заметно, что эти разговоры пустые. Даже слепец бы заметил, что бедная Хила уже решилась на страшный грех самоубийства, и теперь это только вопрос времени. Однако, не один я оказался таким наблюдательным. Опытный Каллистус тот, что отвечал за нашу доставку по морю, тоже заметил последний крик души моей измученной сестры. А еще он заметил, что мы знакомы. Дальше – проще. Каллистус разобрался, что я брат, вдобавок, в трюме нашел еще и отца. Таким образом, судьба Хилы оказалась решена. Уже в этот день, после того как нагулялась матросня, он вызвал ее к себе и сообщил, что ежели та решится убить себя, то пусть не торопится в лодку Харона, а немного подождет. Сказал, что следом за ней, в эту самую посудину, отправимся я с отцом, только с маленьким отличием. У нас не будет глаз, ушей и даже языка. Знаешь, как стало дальше??? Хила передумала!!! Ты понимаешь почему? Если бы она того не сделала, меня и отца постигла бы учесть матери. Она отдала им свою честь, взамен на наши жизни!!!.Вот таким вот отдала – пальцем он махнул в сторону Луция. – Им!! – он уже кричал. – Тем, кому ты стала подстилкой!!!

Договорить он не успел. Буру, словно прорицатель, угадал что будет дальше, и не позволил продолжиться оскорблениям в адрес молодого господина. Глухой удар дубинки обрушился на затылок Назара. Он тихонько вскрикнул и повалился на землю, прямо в ноги Луцию. Авелия взвизгнув, словно ужаленная, попыталась подхватить падающего знакомца, но сделать этого не смогла, ибо бесчувственное тело намного тяжелее живого, и хрупкой девушке, это физически оказалось не под силу.

– Ты убил его?? – со скрываемой злобной обидой, пытаясь демонстрировать равнодушие, спросил Луций у Буру.

– Нет, хозяин. Я оглушил наглеца, чтобы из его поганого рта не изрыгались гнусные ругательства.

– Скажи-ка мне, а кого первого из зверей, привезут пробовать свои силы на арене?

– С минуты на минуту должны подъехать медведи, которых нам прислали из Сорматии, – не много почесав подбородок, он продолжил – правда, их только доставили, и они еще не привыкли убивать на арене, поэтому может случиться осечка. Ха!! совсем забыл, прямо за ними везут Лоста, вот он точно н не подведет!

Луций молча кивнул головой, и злобно посмотрел в сторону Назара. Авелия, которой смысл слов, казалось, стал ясен только сейчас, бросилась к нему в ноги.

– Прошу тебя..вас..не надо, умоляю, – барахтаясь пред ним на коленах, утопая в грязи и пыли, иудейка хватала Луция за руки, притягивала к себе лобызая края одежды. Дальнейшее, что лепетала Авелия, разобрать оказалось невозможно. То были всхлипы, стоны, какие-то несвязанные слова и мольбы. Но Луций и не собирался в них разбираться. Подняв ее будто игрушку и поставив на ноги, он приказал рабам увести Авелию подальше, так, чтобы она не слышала про дальнейшую судьбу наглеца. Поначалу девушка сопротивлялась, пытаясь еще раз бросится к Луцию в ноги, но после нескольких неудачных попыток, обмякла и повисла на руках рабов, словно тряпочка. Ее погрузили в телегу и повезли ближе к берегу Тибра, чтобы прохлада, гуляющая по реке, помогла девушке вернуться в чувства и прийти в себя. Тачка тронулась, увлекая разбитую Авелию подальше от печальных событий. Затяжное поскрипывание и покачивание на кочках, будто люлька, повешенная на ремнях, начали ее успокаивать. Но ненадолго. Навстречу им, так же скрипя и трясясь, прошла телега с установленной на ней клеткой. Сквозь пелену заплаканных глаз, она разобрала мощные, бурые фигуры, сидевшие в ней и озирающиеся по сторонам. Тем не менее, полностью их рассмотреть девушка не успела. Ее внимание отвлекли сначала еле заметные, а потом нарастающие и переходящие в овацию аплодисменты, свист и радостное улюлюканье толпы, находящиеся где-то впереди. Что это могло быть?? Наверное, везли или несли, какого-нибудь высокопоставленного мецената, любимого толпой, и потому так горячо приветствуемого. Авелия начала всматриваться. И действительно, навстречу ей, ломая линию горизонта, будто бы вырастая из-под земли, появилась еще она телега. Правда не совсем такая, которую ожидала увидеть девушка. Телега предназначалась для перевозок животного, а не для человека. Однако, она не была такой же, как предыдущая. Прежде всего, ее отличал ярко золотистый цвет, больший размер и украшенный скульптурой купол, в виде Гидры сражающейся с гладиаторами. Внутри клетки, важно расхаживал из стороны в сторону, огромный лев. Перепутать его с кем-то другим было решительно невозможно. Это Лост, собственной персоной, прибывал на травли. Авелии стало еще хуже, чем несколько минут назад. Она даже представить себе не могла, что может сделать лев с Назаром. Ужас, будто бы вылитый из ведра на голову, ледяными струями пота потек с плеч вниз по телу. Голова начала кружится, она вцепилась в край телеги, чтобы ни потерять сознание, но звучный рык, уезжающего льва, окончательно добил ее. Девушка распласталась по полу без чувств.