Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом

У него было несколько знакомых, с которыми можно было пообщаться, но он не мог назвать их друзьями.

– Я тусовался с ними, потому что мне больше некуда было пойти, – говорит Крист. – Это было как-то странно и некомфортно.

В конце концов он нашел работу в местном «Тако Белл» и с головой погрузился в нее, работая каждый вечер, ни с кем не общаясь и таким образом экономя деньги. К выпускному классу средней школы он купил машину, несколько стереодинамиков и гитару. Вместе с братом Робертом он взял несколько уроков гитары и сказал своему преподавателю Уоррену Мейсону – тому самому парню, который учил Курта, – что хочет играть блюз. Крист уволился с работы через несколько месяцев, а затем усердно работал в своей спальне, вместе с братом терпеливо осваивая приемы со старых записей Би Би Кинга.

А потом он познакомился с Баззом Осборном.

Крист работал в «Тако Белл» вместе с парнем по имени Билл Халл, чья главная заслуга состояла в том, что он был исключен из Абердинской средней школы за установку самодельной бомбы в теплице. Когда Халла перевели в школу Монтесано, он познакомился там с Баззом и Мэттом Лукином. Однажды Базз и Мэтт заглянули к нему в «Тако Белл».

– И еще там был такой большой, высокий, туповатый парень, он подпевал рождественским песням, которые играли на фоне, – вспоминает Лукин.

Крист упомянул, что играет на гитаре, а позже Осборн позвонил ему и пригласил потусить в Монтесано.

Они говорили о политике, и Осборн включил что-то зажигательное из The Vibrators, Sex Pistols, Flipper, Black Flag, Circle Jerks.

– Это было что-то вроде, вау, панк-рок, – говорит Новоселич, все еще удивляясь. – Я мгновенно и полностью отрекся от всего этого дурацкого метала – Ozzy Osborn, Judas Priest, Def Leppard, теперь это казалось жутким дерьмом, которое я больше не мог слушать. С тех пор эта музыка потеряла для меня всякую привлекательность. Сэмми Хагар[38], Iron Maiden, все это больше мне не нравилось. Но я все еще тащился от Led Zeppelin, Aerosmith и так далее.

Крист прошел через стадию прог-рока – Emerson, Lake & Palmer и им подобные, но, как он любит говорить, «за рычаг они меня не дергали».

Как и у Курта, реакция Криста на панк-рок была запоздалой.

– Он не впечатлил меня сразу, – говорит Крист. – Понадобилось около недели, чтобы меня наконец зацепило. Я слушал Generic Flipper, и эта пластинка тронула меня. Это было что-то вроде Искусства. Настоящее искусство. Оно было настолько содержательным. Люди доверяют Led Zeppelin IV или White Album, и здесь было так же. И это полностью перевернуло мою жизнь.

Крист начал читать панк-фэнзины, такие как Maximumrocknroll[39], открывал для себя политические хардкорные группы, такие как MDC, и читал обо всем, от анархизма до прав, которыми наделены животные. Затем он открыл для себя такие группы, как Butthole Surfers, Minor Threat и Hüsker Dü. Вместе с друзьями Крист садился в огромную синюю «импалу» Мэтта Лукина и ехал в Сиэтл смотреть панк-рок-шоу – целых два часа туда, и два часа обратно. Восхищаясь большим городом, компания держалась сама по себе.

Примерно в это же время брат Криста Роберт привел своего друга Курта Кобейна в дом Новоселичей. Когда Курт спросил, что за шум из стереосистемы доносится сверху, Роберт ответил: «О, это мой брат Крист. Он слушает панк-рок». Курт подумал, что это очень круто, и взял себе на заметку.

Крист окончил среднюю школу в 1983 году. Вскоре его родители развелись. Это было достаточно тяжелое время. В этот же период ему сделали пластическую операцию на лице – врачи вырезали небольшой участок кости из челюсти Криста и выдвинули несколько зубов вперед, чтобы поправить сильно выступающую нижнюю челюсть («Я выглядел как Джей Лено[40]», – говорит Крист).

Лукин вспоминает, как вместе с Осборном заезжал к Кристу в день операции. Они звонили в дверь снова и снова, но никто не отвечал. Потом они бросили несколько камешков в окно.

– Когда мы уже были готовы сдаться, – рассказывает Лукин, – Крист открыл окно, и у него была такая огромная распухшая голова – Крист был похож на маленького толстого азиатского парня. Словно человек-слон подошел к окну.

Крист был зол на то, что его разбудили после наркоза. Его челюсти были плотно скреплены, но он все же сумел что-то произнести.

– Сволочи вы! – выкрикнул он.

Челюсть Криста была зафиксирована на шесть недель. Он по-прежнему ходил на вечеринки, только ему приходилось носить с собой кусачки на случай, если его стошнит или что-то застрянет в горле.

– Он ходил на вечеринки, надирался там, – вспоминает Лукин, – его рвало, и все это текло через его трубку.

Крист говорил, что ему нельзя было вынимать ее, и есть он мог только что-то вроде молочных коктейлей, и никакой твердой пищи. И все же это было довольно безответственно с его стороны.

– Вскоре отек спал, – говорит Крист, – и у меня появилось новое лицо.

Однажды, когда Крист учился в старших классах средней школы, он шел по коридору за двумя девочками помладше, которые восторженно обсуждали альбом Never Mind the Bollocks, Here’s the Sex Pistols. Он поддержал беседу: «Да, они действительно замечательные!» Шелли помнила его как «парня, похожего на школьного клоуна, который вечно шутит». Они немного поболтали и подружились.

Шелли дружила и с Куртом и помнит его как «умника», которому доставляло удовольствие бесить одного болвана, сидевшего рядом с ним в художественном классе. Мама Курта какое-то время жила у его друга, и Шелли знала его сестру, возраст которой уже позволял ей покупать пиво. Иногда она заходила к Курту домой и обнаруживала, что они с друзьями сильно накурились и тащатся под Led Zeppelin.

Шелли бросила учебу в выпускном классе, устроилась работать в «Макдоналдс» и сняла собственную квартиру за сто долларов в месяц на Маркет-стрит, напротив пожарной части. По дороге на работу она проходила мимо мастерской Фостера, где работал Крист, и могла поболтать с ним. Шелли записала номер его телефона, и они начали созваниваться. У них было много общего – Шелли тоже была той еще чудачкой в школе, – и к марту 1985 года они уже сидели в квартире Шелли как настоящие друзья, слушали пластинки с панк-роком и ходили вместе на концерты, и вскоре они начали встречаться.

Крист и Осборн некоторое время играли в группе с первым барабанщиком The Melvins Майком Диллардом, с Кристом на гитаре и Осборном на басу. Крист вместе с членами The Melvins играл панк-версию Sunshine Of Your Love[41] в качестве разогрева на концерте The Melvins/Metal Church в концертном зале D&R в Абердине. Крист стал солистом Stiff Woodies, стороннего проекта The Melvins, в составе которого в разное время играли Осборн, Кровер, Лукин, парень по имени Гэри Коул и другие, в том числе Курт Кобейн на барабанах («Мы звучали точно так же, как Butthole Surfers», – утверждает Курт). Крист был ярким вокалистом, вспоминает Дейл Кровер.

– Он носил этот большой длинный жилет с пурпурной бахромой, и делал высокие взмахи ногами, – говорит Кровер. – Это было забавно.

Stiff Woodies сыграли несколько раз, прежде чем встать на путь всяких сторонних проектов, вероятно потому, что вокальные таланты Криста были примерно на том же уровне, что и его эпизодическая роль в начале Territorial Pissings на Nevermind.

В еще одном стороннем проекте The Melvins, кавер-группе Mentors, Крист играл на басу. Его сценическое имя было Фил Ацио[42].

К тому времени Криста уволили с работы, где он трудился маляром, и он получал пособие по безработице – пятьдесят пять долларов в неделю. Обычно он долго спал по утрам, а потом болтался на репетиционной площадке The Melvins, где группа ежедневно репетировала. Вскоре Крист перебрался к Шелли. После этого он уже не так часто общался с прилипалами на репетиционной базе The Melvins, предпочитая проводить большую часть времени со своей девушкой.

У них не было ни телевизора, ни телефона, они покупали все в комиссионных магазинах. У них были разноцветные занавески, и они слушали Cream и ранние пластинки Rolling Stones.

– Это было едва ли не лучшее время в нашей жизни, – говорит Шелли. – Все было таким новым. Все казалось нам ярким. Мы впервые были далеко от родителей, и мир принадлежал только нам. Это было действительно круто.

В декабре Крист и Шелли переехали в более просторный, но более ветхий дом в Абердине. Дом продувался сквозняками, особенно в сырую северо-западную зиму, и сквозь трещины в стенах даже пробивались лучики солнечного света.

Заметив, что The Melvins получают за один вечер по восемьдесят долларов – поистине царская награда, – Крист и Курт основали группу, исполнявшую кавер-версии песен Creedence Clearwater Revival, метко названную Sellouts. Они полагали, что CCR – это кантри-рок, и он придется по вкусу жителям провинциального Абердина. Группа состояла из Курта, играющего на барабанах, Криста, играющего на гитаре, и парня по имени Стив Ньюман на басу (позже Ньюман потерял пальцы в результате несчастного случая на лесопилке). Они репетировали в доме Криста и Шелли, но их хватило всего на пять или шесть репетиций. Группа распалась после того, как в один прекрасный день Курт и Ньюман сильно поссорились. Они сидели и пили, когда Ньюман попытался напасть на Курта с пылесосом. Курт схватил доску два на четыре дюйма и ударом по голове вырубил своего куда более крупного противника.

Несмотря на то что средняя школа осталась позади, им все еще не удалось сбежать из Абердина и от своих провинциальных сверстников.

– Это был город на отшибе, а эти люди считали его центром Вселенной, – говорит Мэтт Лукин. – Были и воротилы, популярные в средней школе, у которых был свой определенный круг общения, и даже спустя время они поддерживали связь. Менталитет маленького городка – явная узколобость, люди воспринимают что-то непривычное для них как нечто плохое.

– Курт действительно был жертвой, – говорит Шелли. – Людям хотелось его избить. Курт отличался от них. Он не был занудой, и ему нравилась его собственная музыка, а люди в маленьком городке не любят этого – если ты другой, значит, ты урод. У нас в Абердине полно всякого дерьма. Крист как-то на вечеринке обмолвился о социализме, а эти парни уже заговорили о том, как бы перерезать ему горло, настоящие уроды, ведь они думали, что Крист коммунист. Атмосфера была жуткая, особенно в 1985 году.

В марте 1986 года Крист и Шелли переехали в Финикс, штат Аризона, в поисках работы. Но вскоре они устали от удушливой, изнурительной жары и всех этих республиканцев и вернулись в свою стодолларовую квартиру. Они оставались там еще в течение шести месяцев, прежде чем переехать в соседний Хокиам (слово из языка индейцев квинолт, означающее «потребность в дереве»), в квартиру над гаражом. Они стали вегетарианцами. Криста заразил этой идеей коллега по работе по имени Дуайт Кови, пожилой хиппи, который построил себе хижину в лесу и не пользовался ни электричеством, ни водопроводом. Крист перестал есть красное мясо, затем постепенно отказался от мяса птицы и от рыбы.

– Мне кажется, что я просто искал самый лучший образ жизни, – говорит он. – Я задумался обо всех этих убитых коровах. И нисколько не пожалел о своем решении.

Глава IV

Эти ребята были из Абердина

В конце зимы 1987 года Крист и Курт нашли нового барабанщика – усатого Аарона Буркхарда, который жил по улице ниже, недалеко от дома Курта. Буркхард курил травку и был одним из прилипал. Время от времени он садился за барабанную установку Дейла Кровера и играл.

– Буркхард очень жизнерадостный, счастливый человек, – говорит Курт. – Громкий, но не настолько невыносим, чтобы возненавидеть его до глубины души. И еще он ходячий магнит для неприятностей.

Буркхард был в некотором роде городским пройдохой. Он находился в машине, которой его друг протаранил витрину абердинского магазина Shop-Rite, причинив ущерба на пятнадцать тысяч долларов. Вскоре после этого его лицо появилось на первой полосе абердинской газеты Daily World, из-за того что еще одна машина, в которой он находился, перевернулась на разделительной полосе и загорелась, при этом погиб водитель.

У Буркхарда были свои недостатки, но он был единственным человеком в Абердине, который играл на барабанах и которого знал Крист. У него была постоянная работа в «Бургер Кинге», но почему-то не нашлось денег на приличную барабанную установку, поэтому ее пришлось собирать из нескольких барабанов, которые были у Буркхарда, деталей старой потрепанной установки Sears Дейла Кровера и даже подставки для нот, которая должна была держать одну из тарелок.

После того как родители Криста развелись, Мария Новоселич переехала в помещение над своим салоном красоты, так что молодая группа перенесла свои репетиции в небольшой домик Курта. Теперь у него был маленький Fender Champ, а у Криста – усилитель марки PMS и неуклюжий старый бас Hohner, который он позаимствовал у Грега Хокансона. Они начали репетировать всерьез, черпая вдохновение у трудолюбивых The Melvins.

Сначала Курт пел с английским акцентом.

– Когда я впервые услышал американский панк-рок, – говорит Курт, – он показался мне недостаточно панк-роковым, потому что в нем не было акцента.

Поначалу они выучили большую часть записи Fecal Matter, но почти сразу приступили к написанию нового материала. За три месяца у них появилось около дюжины новых песен. В то время Крист был большим поклонником четок, благовоний и психоделического рока шестидесятых годов. «Полноценный хиппи», – говорил Курт. Крист был в восторге от найденной пластинки голландской группы Shocking Blue, наиболее известной своим классическим поп-хитом 1970 года Venus. Курту альбом не понравился, но, чтобы позабавить Криста, он согласился сделать кавер на одну из песен альбома, псевдопсиходеличный комок жевательной резинки под названием Love Buzz. Курт значительно повысил темп, отбросив все, кроме первого куплета, в основном из-за того, что ему было лень разбираться в остальных словах.

С самого начала между Буркхардом и остальной группой возникло недопонимание. Буркхард больше увлекался мейнстримом, чем тем, что он называл «панк-говном», и не совсем понимал музыку Курта, которая напоминала утонченные, противоречивые группы, такие как ранние Gang of Four, Scratch Acid и The Butthole Surfers.

– По большей части я слушал мейнстрим, а Курт был погружен в андеграунд, – говорит Буркхард. – Но мне нравилась их музыка.

Оглядываясь назад, можно сказать, что это был первый признак будущей масштабной популярности музыки Курта – она, во многом вдохновленная панком и андеграундом, каким-то образом перешла в мейнстрим.

Больших усилий стоило заставить Буркхарда репетировать. Он сожительствовал с разведенной матерью двоих детей, которая была к тому же на шесть лет старше его. Она получала пособие по безработице, и, когда в начале месяца приходил чек, они с Буркхардом выходили на улицу и гудели вместе с другими безработными Абердина.

– Первого числа в этом городе всегда шумно, – говорит Буркхард.

– Когда приходил чек на пособие, – говорит Курт, – Буркхарда невозможно было затащить на репетицию.

Поначалу даже Кристу было трудно соответствовать рвению Курта – иногда он пропускал репетиции или говорил, что занят, возможно, из-за того, что мать Криста, гордая женщина, владевшая собственным успешным бизнесом, не слишком любила Курта.

– Черт, его мать меня ненавидела, – говорит Курт. – Она называла меня ничтожеством и терпеть меня не могла. Я всегда слышал, как она говорила Кристу, что он должен найти себе других друзей, всегда унижала его и называла неудачниками его и всех его друзей.

Курт несколько раз приводил Криста домой. Венди вспоминает, что Крист часто бился головой о потолочные балки.

– О, не волнуйтесь, – говорил он как ни в чем не бывало, – со мной постоянно это случается.

Крист был таким застенчивым, что готов был на все, чтобы избежать общества Венди, которая была известна своей разговорчивостью.

Буркхард вспоминает, что рваные джинсы и богемное поведение отличали Курта от обычного абердинского наркомана.

– Он просто держался так, словно ему было на все насрать, – говорит Буркхард. – Ему было все равно, что о нем думают другие.

Курта было не остановить.

– Я хотел записать пластинку или сыграть несколько концертов и не дать группе развалиться, как это произошло со всеми остальными в течении последних шести лет, – говорит Курт. – Мы отыгрывали сет, а потом я просто начинал снова играть песни, даже не поднимая глаз, чтобы понять, хотят ли эти ребята играть их снова. Мне нужно было привести их в форму.

В конце концов, рвение Курта победило Криста, и они оба стали настолько одержимы, что расстраивались из-за каждой неудачной репетиции.

– Мы могли сильно злиться, – говорит Курт. – Мы относились к этому очень серьезно.

Вскоре их целью стало настоящее выступление.

– Мы просто обязаны были сыграть, – говорит Курт. – Боже, если бы у нас была возможность выступить, это было бы здорово.

Наконец они попали на концерт – на вечеринку в Олимпии. Они загрузили «Фольксваген-Жук» Криста оборудованием и поехали на концерт. Взвинченные и возбужденные мыслью о своем первом шоу! Но, приехав, они обнаружили, что полиция уже прикрыла вечеринку, и они просто развернулись и целый час ехали обратно в Абердин.

Первым настоящим концертом стала домашняя вечеринка в соседнем Раймонде, городе еще более изолированном, чем Абердин. Это было выступление на разогреве одной металлической группы с участием гитарного гения Абердина («Этот парень знал все гитарные фишки Эдди Ван Халена», – говорит Крист, находящийся под впечатлением). Буркхард вспоминает, что хозяева были «мажорами из высшего класса, и у них был ящик Michelob – хорошего пива. Крист начал творить какую-то дичь, прыгнул в окно, оббежал вокруг дома до входной двери, зашел, а потом повторил это еще несколько раз. У него была искусственная вампирская кровь, и он просто валял дурака, но это было чертовски весело.

– Мы так напугали народ, что все спрятались от нас на кухне, – говорит Курт. – Мы осмотрели всю гостиную и остальную часть дома.

Просто чтобы шокировать буржуазию, Шелли и Трейси начали целоваться при всех; Курт посреди гитарного соло забрался на стол, и они гладили его ноги.

– Конечно, к концу вечера большинство девушек, присутствующих на вечеринке, уговаривали своих парней побить нас, – говорит Курт. – Нас, конечно, не побили, но дали понять, что нам здесь не рады. Собирайтесь и валите, ребята.

Большинство людей были в недоумении, ведь группа сыграла не так много каверов, как планировали.

– Они не знали, что и думать, – говорит Крист, который помнит, как несколько предприимчивых людей подошли к группе после концерта, выражая свой восторг. – Кто знает, что потом случилось с теми, кто считал, что это было круто, – добавляет он, с сожалением качая головой.

К тому времени в их репертуар входили Hairspray Queen, Spank Thru, Anorexorcist, Raunchola («Реально пошлая», – объясняет Крист.), Aero Zeppelin, Beeswax и Floyd the Barber, а также такие каверы, как, например, Love Buzz, White Lace and Strange малоизвестной группы шестидесятых годов Thunder and Roses, эпическая Sex Bomb Flipper и Gypsies, Tramps, and Thieves, где Крист исполнял основную вокальную партию.

Вскоре эти парни сыграли свой первый большой концерт – заключительный вечер в зале GESCCO Hall в Олимпии. Они снова сняли заднее сиденье «Фольксвагена-Жука», принадлежавшего Кристу, и по дороге из Абердина выпили галлонную бутылку вина.

На концерте присутствовало около десяти человек, они ободрали со стен несколько ярдов дорогущей полиэтиленовой пленки и обмотались ею, пока группа играла. Начало было хорошим.

Затем группа выступила в Community World Theater, переоборудованном порнотеатре в Такоме. Трейси дружила с его владельцем, Джимом Мэем, и помогла им организовать концерт. Мэй брал за вход всего пару баксов и не возражал, если несовершеннолетние пили там пиво. В театре выступали такие группы, как Dicks и Jack Shit, а также The Melvins и гастролирующие панк-группы, такие как Circle Jerks.

У группы еще не было названия, но Мэю хотелось как-то обозначить себя на афише, и поэтому Курт придумал название Skid Row (термин, который родился в Сиэтле).

Никто из их друзей не ожидал чего-то сверхъестественного от их группы, но многие пришли посмотреть на их выступление. И вот он, приятный сюрприз – группа была действительно великолепна. У них были настоящие песни, а Курт и вправду мог петь. И они были не против небольшого представления – Курт ненадолго надевал ботинки на невероятной серебряной платформе во время исполнения Love Buzz, подпрыгивал на пять футов в воздух и приземлялся на шпагат. Вскоре у Skid Row появилась собственная группа поклонников.

В апреле 1987 года они выступили на радиостанции KAOS Колледжа вечнозеленого штата в Олимпии. Курт завел там друзей, с которыми познакомился на концертах The Melvins, и один из них был диджеем на радиостанции. Запись этого выступления – живого полуночного шоу – стала первой демозаписью группы. Они исполнили прекрасные полноценные версии Love Buzz, Floyd the Barber, Downer, Mexican Seafood, Spank Thru, Hairspray Queen и трех других песен, названия которых даже Курт уже не помнит. Буркхард оказался солидным, крепким ударником в духе Джона Бонэма – своего рода обьяснение хард-рокового происхождения группы (интересно, что однажды их лучшим барабанщиком станет фанатичный поклонник Бонэма). Курт пел несколькими голосами – в том числе отчаянным дэт-металлическим рычанием и сдавленным воплем мартовского кота – совсем не так, как он поет сегодня.

Позже они сменили много названий, в том числе Ted Ed Fred («Тед Эд Фред»), Bliss («Безмятежность» – «Я был под кислотой той ночью», – объясняет Курт), Throat Oyster («Устрица в горле»), Pen Cap Chew («Жевание колпачка ручки») и Windowpane («Оконное стекло»).

И, наконец, группа остановилась на «Нирване», концепции в индуизме и буддизме, которую словарь Вебстера определяет как «угасание желания, страсти, иллюзии, эмпирического «Я» и обретение покоя, истины и неизменного бытия». Эта идея о рае – месте, где «никогда ничего не происходит», как однажды выразился Дэвид Бирн, – очень похожа на то, что Курт ощущал, принимая героин, но он говорит, что идея была не в этом.

– Мне нужно было красивое, милое и приятное слуху название, а не те злые, грубые панк-роковые названия типа Angry Samoans[43], – говорит Курт. – Я хотел чего-то другого.

Сейчас Курту уже не так нравится это название.

– Оно слишком сложное и серьезное, – говорит он.

А позже ему придется заплатить пятьдесят тысяч долларов другой группе за название, которое его даже не волновало.

Курт уже несколько месяцев не платил за свою маленькую лачугу, и в итоге его выселили. Трейси спросила, не хочет ли он переехать к ней в Олимпию, и Курт согласился. Это было удобно, потому что Крист и Шелли решили переехать в Такому, и, если Курт тоже переедет, то держаться вместе будет намного проще. О Такоме для Курта не могло быть и речи, поскольку она, по его словам, «была более жестоким Абердином». Кроме того, Олимпия была классным студенческим городком.

Осенью 1987 года Курт переехал в крошечную однокомнатную квартиру-студию Трейси на Норт-Пирс-стрит, 114, в Олимпии («коробка для обуви», так называл ее Курт), которую они снимали за 137 долларов в месяц с учетом электричества, горячей воды и платы за вывоз мусора. Курт и Трейси прожили там чуть больше года, а потом переехали в маленький домик с одной спальней.

Курт сбежал из Абердина. Трейси вспоминает, что вскоре после того, как Курт переехал к ней, он сказал, что, пока Трейси была на работе, он поел сливочного сыра и крабов и чувствовал себя очень интеллигентным, сидя в Олимпии на полу из настоящего дерева и поедая такую причудливую еду.

Тем летом Крист и Шелли примерно месяц жили у них в квартире в рабочие дни, чтобы избежать двухчасовой дороги до работы, а это означало, что теперь в маленькой студии приходилось тесниться вчетвером. Шелли и Трейси работали в ночную смену в кафетерии «Боинга», а Крист работал в Такоме, зарабатывая шесть долларов в час в качестве промышленного художника. Ночью Курт спал, а днем болтался по дому. На выходные Крист и Шелли возвращались к себе в Хокиам.

Все четверо проводили много времени вместе, развлекаясь или просто шатаясь по квартире, пялясь в телевизор или закидываясь наркотиками.

– Это была не та кислота, которую принимали The Beatles – вспоминает Крист. – Это была более быстрая, грязная кислота… Мы просто сходили с ума, бушевали всю ночь напролет.

Курт описывает квартиру как «лавку диковинок». Трейси каждый уик-энд ходила с Куртом по магазинам и возвращалась с целыми вагонами всяких безделушек.

– Там негде было развернуться, – говорит он.

Квартира была полностью обставлена вещицами из комиссионки, включая огромный плакат Aerosmith на стене в гостиной и кучу прозрачных пластиковых анатомических моделек. Стены были увешаны картинами Курта, вырезками из Weekly World News и National Enquirer, а также дорисованными религиозными картинками. Рядом с ним всегда находилась одна из самых ценных вещей Курта – Чим-Чим, его пластмассовая обезьянка.