Искатели

Официант, ожидая, стоял рядом. Иногда что-то брякало у него внутри, будто там перекатывались монетки.

– Ну, чего глазами щелкаешь? – Томсон ткнул пальцем в сливочный пудинг и палец этот, внимательно осмотрев, облизал. – Улыбнулся отсюда, тюбик!

Официант опять с недоумением брякнул и замигал красной лампочкой.

Конг, доевший свой бутерброд, стряхнул со стола крошки.

– Эй, бормоглоты, вы чего пристали к пареньку? – негромко и раздельно спросил он.

– Ты чего, страшок копченый! – повернулся к нему пузатый Томсон и почему-то нацелился на него каким-то пультом, яростно нажимая кнопку.

– Ищите себе другой алкодром, – вступил Ахилл. – Плинтухайте отсюда.

– Окабанели, корявые, – взвился Джеррисон и схватил со стола автомат. – Коряв еще, орлан, на нас батон крошить! Вот бивень, в натуре!

Ахилл и Конг продолжали сидеть неподвижно и явно не собирались бояться. Гангстеры метались внутри, потом бросились к выходу.

– Давай, давай, – попрощался Ахилл, – в другом месте свой коньяк колдыряйте!

– Пока, зверьки, – задержавшийся Джеррисон погрозил то ли кулаком, то ли зажатым в нем автоматом. – Еще встретимся!

– Встретимся, не сомневаюсь.

Официант-столбик стоял, недоуменно жужжа, потом выкатился на улицу и с нелепой, безнадежно медленной скоростью покатился за убегающими.

– Забавные мутанты, – заметила Диана. Она доела мороженое и метко бросила палочку в опрокинутую урну.

– Я их видел, – сказал Ахилл. – Отсюда они, с Васильевского, колдыри местные. – Что-то они кислые какие-то сегодня, странные.

Профессор Кент шел по улицам Университетского городка. Вот так он решил добраться до банка, невероятным, эксцентрическим даже способом. Просто пешком. Мимо невысоких домов, стоящих посреди небольших скверов и зеленых дворов – сейчас их называли «патио».

Новые недавно появившиеся университетские здания были сложены будто бы из кирпича и даже с имитацией окон, стилизованы под старинные петербургские особняки. Копировали их с большим или меньшим успехом. На самом деле, конечно, – из современного прозрачного изнутри стройпластика. Вдалеке над крышами был виден вызывающий такое недовольство общественности новый собор, стеклянный прямоугольник – этот был будто стилизован под старинный небоскреб. Платон еще помнил, успел увидеть на этом месте ветхие василеостровские дома – былые коммуналки, трамвайные рельсы, а вот именно здесь – остатки какого-то завода, коробки со сводчатыми окнами, с трехсотлетней почти копотью на бурых кирпичах.

На улицах было пусто, будто этот мир еще не был переполнен, и Землю во всех концах не дразнили «муравейником». Так почему-то во все времена было в Петербурге – стоит отойти в сторону от главной магистрали, и ты оказываешься один.

На перекрестке, на параллельной улице, видимо, в качестве исключения мелькнули двое прохожих: один – высокий и толстый, другой – маленький и худой. Толстый, кажется, тащил что-то вроде чемодана.

Легкие тени от флаеров и тех, кто путешествовал по небу с гравитаторами, шевелились здесь, на пустом тротуаре. Многие свободно парили в воздухе, под ветром, уносившим их от залива. Платон заметил две темные точки, отделившиеся от какого-то флаера и падавшие вниз. Вторая точка обогнала первую – видимо, была тяжелее. Наблюдение, которое много лет назад могло бы заинтересовать какого-нибудь Ньютона. Профессор удивился мимолетному зрелищу и тут же забыл об этом – о чем-то задумался.

Он нес портфель из самой натуральной, кажется, свиной кожи, подаренный ему на первый настоящий юбилей – на тридцать лет. В расчете именно на этот вот торжественный день. С табличкой: «Кенту Платону Сократовичу. Будущему потомственному декану Археологического факультета СПбУ, а так же будущему великому первооткрывателю».

Пресловутое завещание лорда Чарльза Кента неизбежно должно было оказаться ерундой. И разгадка давней интриги, конечно, окажется будничной, может быть даже, ничтожной. По всем правилам этой вот будничной жизни.

Платону совсем не верилось, что в его жизни может что-то так измениться. Он не ощущал этого.

«Изменится течение жизни, – Слова эти сейчас, вблизи, почему-то казались странными. Только сейчас в голову пришло, что у слов, оказывается, когда-то были авторы. И одному показалось, что жизнь похожа на реку. – Повернуть течение жизни. Пустить по другому руслу».

Знаменитый лорд Чарльз когда-то, как многие иностранцы в то время, приехал поработать, по контракту, на несколько лет, в институт Этнографии, по-петербургски Кунсткамеру. Со временем был назначен ее ректором, а потом – деканом нового университетского факультета, Археологического. Так и задержался в России до самой своей кончины. После него на факультете служили множество предков Платона Сократовича: отец и дед, бабушки, тети и дяди, многие и возглавляли его. И для всех этот вот будущий, а теперь внезапно наступивший день был главным. С самого рождения Платон слышал так много предположений, догадок, столько всего разного, часто противоречивого про великий день.

Именно этот, когда по обычному тротуару, обычными шагами он идет в давно знакомый банк за какими-то старыми бумагами, в которых написано о каких-то фантастических сокровищах, сказочных знаниях, обещанных предком. Он вдруг подумал – это странно, что идет именно он – ведь в его жизни ничего необычного никогда не было, и он ничего необычного никогда не делал.

Вот она и показалась за поворотом, стеклянная призма банка. Рядом с похожим на средневековый замок богословским факультетом. «Royal Bank of England».

За чугунной оградой – безупречно ровные газоны, покрытые безупречно ровной травой, которую будто бы надо стричь триста лет, маленький фонтан с золоченой статуей Меркурия. Вход у подножия стеклянной стены стилизован под античный портик – металлокерамические колонны, псевдогранитный фриз.

«Ассоциативная интерпретация античности», – мелькнуло в голове.

Он оказался в невероятно высоком, уходящем в небеса, холле здания. Платон бывал здесь много раз, но все не мог привыкнуть ко всему этому.

Все здесь, внутри банка, было суперсовременно и безупречно. Создано словно из несуществующих пока материалов. Он будто перенесся на век вперед. В век двадцать третий.

Внушающие ужас лифты, круглые платформы без стен, огороженные только силовыми полями, с неуловимой для человека скоростью взлетали куда-то в банковские, высоты.

Обдавая выдавленным воздухом, бесшумно обрушивались прямо между бесстрастно снующими людьми, безошибочно выбирая свободное место. Воображение почему-то отказывалось верить в эту безошибочность. Он всегда думал о том, что может произойти в таком лифте с каким-нибудь больным: с сердечником или, хуже того, страдающим расстройством желудка. Но такие, видимо, не подразумевались, таких здесь быть не могло. Деловито мелькали только почти одинаковые, похожие на андроидов, клерки среди путаницы самодвижущихся дорожек-эскалаторов на полу, непонятно куда ведущих.

Все блестело, как будто нарочно, вызывающе, чтобы была заметна полная невозможность пыли, упаси бог, грязи. Каждый мог видеть, что здесь нет ни пылинки, ни, наверное, даже микроба.

Несовершенны здесь были только растерянные, дряблые, нестерильные клиенты. Каждому такому было понятно, что здесь не может быть случайностей, а тем более, странно подумать, обмана. Наверное, в этих стенах ни разу и не произнесли этого слова.

К счастью, подниматься на таком лифте не приходилось ни разу. Дождавшись паузы в движении платформ, Платон перебежал зал и мышью нырнул в привычную боковую дверь.

Оказывается, его ждали. В зале стояли несколько человек, что-то вроде делегации. Впереди сама Левкиппа Ефимовна, директор петербургского филиала этого банка. Женщина с очень хорошо сохранившимися следами красоты, совершенно неопределенного возраста: от сорока и много выше. Как всегда в строгом деловом, а сегодня, кажется, еще и праздничном костюме: в желтом коротком жилете и розовых галифе из легкой ткани. Длинные, безукоризненно ухоженные волосы, согласно требованиям моды, лежали на спине директрисы. Как всегда абсолютно безупречная, корректная, неземная. Приветствуя его, она глядела прямо и бесстрастно.

– Приветствуем вас, лорд, – обычным своим сдержанно-доброжелательным тоном заговорила она. – У нас всех сегодня юбилей. Почти праздник.

– Не такой уж праздник, – смущенно возразил Платон. Ни к каким торжествам он готов не был, отвел глаза в сторону, стараясь не смотреть в ее глубокие черные глаза. Может, еще не привык к тому, что он теперь тоже не кто-нибудь, а декан Санкт-Петербургского университета.

– Наши люди пришли утром, включили компьютеры, а все мониторы горят красным светом. От всех компьютеров звон пошел по всему банку. – Левкиппа даже слегка улыбнулась. Платон впервые видел ее улыбающейся. – Я даже испугалась.

«Неужели ты можешь бояться. Интересно, какие мысли могут быть в этой голове, кроме служебных. А чем она способна заниматься после службы»?

– Оказывается, наши компьютеры никогда не забывали об этой дате, отсчитывали дни и вот вспомнили. Триста лет прошло. Ровно триста лет! – продолжила и закончила прекрасная директриса.

После этого его окружили, поздравляли, кто-то специальный из банка на ходу пытался договориться о каких-то публичных торжествах и пресс-конференции.

Цветы и папки с приветственными адресами пришлось оставить в зале. В хранилище его, как всегда, сопровождал клерк стандартной банковской внешности. От андроида он отличался только очками в дорогой оправе.

«Уже не торжественный день – торжественный миг». – Почему-то мысленно после этих слов он как-то не мог поставить восклицательный знак. Открывая дверь большого сейфа, крутил на ней маленький штурвальчик – вот, имел теперь право, но ничего торжественного не чувствовал. Сколько раз он проходил мимо этой двери, не обращая на нее внимания, а его наследство, нашумевшие эти бумаги, оказывается, все время были тут.

Сейфом оказалась эта тесная комнатка с железными стенами. Посреди нее стоял стол с еще одним небольшим сейфом, вроде шкатулки – незакрытой. Внутри лежал обыкновенный старый портсигар. И все!

Платон достал его. Портсигар был ощутимо тяжелым, внутри пустым. Обыкновенное золото!

– И что, ничего больше нет? – нелепо спросил он очкастого андроида, стоявшего у двери.

– Этого я не знаю, – сдержанно ответил тот, посмотрев на профессора с совсем человеческим недоумением. – Мы не брали.

Разочарование оказалось неожиданно глубоким. Обнаружилось, он только внушал себе, что не верит в чудесное наследство, в сокровища древних индейцев. Теперь, когда всего этого окончательно не стало, вдруг выяснилось, что надежда была, такая большая надежда. А сейчас на ее месте – пустота.

«Вот тебе и рукописи, вот тебе и карты»! – Он повертел в руках портсигар, по-прежнему самый обычный. Крышка была инкрустирована мелкими разноцветными камешками. Семь разноцветных дугообразных рядов, как он не сразу понял, изображали радугу.

«А разговоров было. Артефакт, блин! Ну, дедушка! Английский юмор, надо понимать, старый добрый английский юмор: не верьте в чудеса, в подарки ниоткуда… Или просто маразм».

Он сунул портсигар в карман и двинулся к выходу:

«Покойнику, конечно, на свою репутацию плевать, а вот с моей что теперь будет? Теперь еще объясняться из-за тебя, старого придурка, перед всеми набежавшими. Вот вам и пресс-конференция… Извините за доставленные хлопоты, Левкиппа Ефимовна, – готовил он речь. – Что?.. Да так, вещичка для музея курьезов. Давно хочу такой музей на факультете создать. Столько нелепых экспонатов у нас там накопилось».

Гангстеры сидели на лавочке в сквере, напротив стеклянного небоскреба, над его крышей, будто в воздухе, висела непонятная надпись на иностранном языке.

– Хорошая вещь, – все объяснял Джеррисон, обнимая свой ящик. – Недоведенная пока еще только. Ты следи за мужиками, тыкай пультом-то!

– Смотри, а чего на нем эта лампочка моргает? – Толстый Томсон с недоумением глядел на их агрегат.

– Это не лампочка, а светодиод.

Тоненько зажужжал зуммер, за ним внутри агрегата задребезжал жестяной звонок от древнего будильника, прерывисто замигала еще одна красная лампочка.

– Вон он! – закричал Джеррисон, указывая стволом автомата на какого-то высокого человека с портфелем, появившегося на ступенях банковского портика.

Гангстеры побежали к нему напрямик, через газоны. Джеррисон что-то закричал и в восторге выпустил в небо длинную очередь. Сразу опустела улица и небо над ней. Прохожие и флаеры исчезли мгновенно. Многие, наверное, до сих пор не знали, какая скорость заложена в их аппараты.

Выйдя из банка, Платон увидел каких-то двух чудаков, бегущих в его сторону, большого и маленького. Большой, как пистолетом, размахивал детским пультом, а маленький – неуклюжим гангстерским автоматом. И вдруг, заорав, выстрелил куда-то очередью.

И вот оказалось, что стреляют в него. Настоящая пуля, самая подлинная, ударила в металлокерамику рядом с ним. Внезапно он понял, что сидит за колонной. Пули, как горох, скакали по ступеням. Платон вжался в щель между этой колонной и стеной.

Гигантское стекло рядом осыпалось дождем осколков, неприлично обнажив внутренность банка. Внутри метались потерявшие бесстрастность сотрудники. Пули летели между ними, разлетались компьютеры. Женский визг заглушил грохот автомата. Двое скакали внизу, маленький все стрелял, посылая внутрь банка бесконечную очередь. Вверху, в открытом окне, мелькнуло лицо Левкиппы.

Потом вроде бы раздался еще один звук. Знакомый уже рев. Во двор банка влетела девушка на байке. Длинные огненные волосы метались у нее за спиной. Байк завилял, разгоняя гангстеров. Те бросились в разные стороны.

Мотоцикл подъехал вплотную к мраморной лестнице. Уже сбегающий по ступеням Платон замер, увидев, как бандит направил на девушку автомат.

– Ну что же вы? – крикнула та. – Садитесь!

«Как ее зовут?.. Диана, да».

Мотоцикл как будто рванулся из-под него. Он ощутил локтями тонкую и крепкую девичью талию. Они уже мчались по опустевшим улицам. Волосы девушки били по его лицу.

– Ничего не понимаю, – заговорил, а точнее даже, закричал Платон. – Какие-то сумасшедшие.

Непонятно, расслышала ли его Диана.

– Да держитесь вы крепче! – крикнула она.

Вслед опять стреляли. Вдоль улицы зазвенели и посыпались стекла. Байк свернул, один, потом второй раз, промчался сквозь проходной двор и выскочил на другую улицу. Уже затормаживая, проехал мимо робота-официанта. Весело раскрашенный столбик в черных дырах от пуль лежал на тротуаре. Потускневшее лицо-монитор с застывшей улыбкой глядело в небо.

Несмотря на то, что неслись они как будто на предельной скорости, оказывается, отъехали недалеко. Байк затормозил возле открытого кафе. Из-за его ограды высунулись две головы: одна – обычная, человеческая, другая – какая-то невероятная, похожая на большой каменный шар с глазами и хоботом.

Не остыв от изумления, Платон пропустил спасительницу вперед. Она была нисколько не испугана и не расстроена, даже, вроде бы, радовалась чему-то.

– Неимоверное хулиганство, – заговорил он, входя под навес. – Невероятное. Напились, наверное.

– Что сейчас было! – перебила его Диана. – Стрельба! Настоящая, из автоматов. На Платона Сократовича напали.

– А я вас знаю, – произнес гуманоид с хоботом. – Вы декан археологического фака.

Сразу было заметно, что русским языком он овладевал в студенческих общагах.

– А я абитуриент местный, – продолжал гуманоид, вежливо свернув свой хоботок. – Хочу к вам на археологический. А вы тоже будете экзамены принимать?

– Я видел, эти двое за нами побежали, – не стал отвлекаться Платон. – Хотел бы я знать, что все это значит. Самый опасный противник – тот, о котором ничего не знаешь.

– Хорошо, что все закончилось, – воскликнула Диана.

– А я носом чувствую, что не закончилось, – негромко произнес Конг.

– А это Ахилл, – как будто представила того Диана. – Он с физкультурного факультета, аспирант.

Платон кивнул, уже в который раз сегодня он достал и разочарованно повертел новообретенный портсигар. Опять блеснуло золото. Открыв крышку, он в первый раз заметил, обратил внимание на какие-то царапины внутри, на полированном металле. Почему-то они показались странными, будто чем-то знакомыми. Неожиданно понял, что это буквы, довольно немаленький убористый текст. Платон задумался о чем-то, остановившимся взглядом, будто в книгу, глядя в портсигар:

– Ну, извини, дед, – пробормотал он что-то непонятное. Никто не обратил на все это внимания.

Внезапно что-то загрохотало – это, опрокидывая все на своем пути, сюда ворвался тот самый гангстер с автоматом.

– Ну что, чумидоны! – заорал он и оглушительно выстрелил вверх в маркизу. В красной ткани появилось несколько дырок. В двери на кухню появились испуганные лица. – В моем верном старом «Томми» еще хватит патронов на вас, бандерлогов.

– Обсосы гонимые! – добавил, появившийся за ним Томсон.

– Закочумались? – орал Джеррисон. – Ща сплющу всех!

Конг встал и легко, будто картонный, поднял стол за одну ножку, в сторону полетели тарелки и стаканы. Метнул стол через все пространство кафе. Гангстеров унесло к другой стене. Подскочивший Ахилл ударил маленького кулаком сверху, а большого уложил апперкотом в челюсть. Мелькнули каучуковые подошвы.

Все закончилось почти сразу, едва начавшись. Конг стоял, сжимая свои псевдокулаки и оглядываясь вокруг. Кажется, он жалел, что драка уже завершена, и ничего больше нельзя сокрушить. Гангстеры теперь рядком лежали на полу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.