В этом большом и необычно высоком кабинете было сумрачно от темных дубовых панелей и обилия такой же мореной временем мебели. Этим летним утром солнечные лучи исчезали здесь, в дубовом викторианском полумраке. Хозяин кабинета профессор Кент сидел за столом рядом с недействующим сейчас камином.

«Системное решение вопроса о статусе археологии, как науки…» – написал он и остановился, будто перестал понимать, о чем пишет.

«Лет двести, а может триста решают, и всё решить не могут, – подумал он. – Вот теперь и я взялся». Профессор Кент был моложавый или просто еще молодой человек, похожий непонятно на какого актера из старинного кино. С коротким кривым носом и правильным породистым лицом, из тех, которые нравятся женщинам.

Сейчас здесь ничего не двигалось, не шевелилось, и стояла полная тишина. Только едва слышно скрипнуло кресло. Наследственное почти кресло декана Археологического факультета Петербургского университета, деревянное, жесткое, с высокой резной спинкой. Где-то хрипло зашипели и стали бить часы, неторопливо, будто время тут текло по-особому медленно.

Здесь и думать хотелось как-то неспешно, в старинном духе, и на этой бумаге уместнее было бы начать не доклад к ученому совету, а, например, роман в стиле какого-нибудь классика девятнадцатого, допустим, века. Профессор даже увидел первые слова:

«Не хотелось бы утруждать читателя подробностями моих приключений, но возможно кому-то покажется небезынтересным мое бесхитростное повествование»…

Всего этого он писать не стал, замер, слушая последние удары часов и глядя на лист бумаги перед собой. Может быть, задумался над продолжением романа.

Зазвенел медный колокольчик, одновременно в дверь постучали. Она приоткрылась, в щель смотрели чьи-то бойкие глаза.

– Можно, Платон Сократович?

Сначала появилась девичья голова: хорошенькое курносое личико и ярко-рыжие волосы. Потом – девушка полностью, модного сейчас высокого роста, почему-то в кожаном обтягивающем костюме. К груди она прижимала зачетную книжку.

Было заметно, что эта студентка впервые попала сюда. Задрав голову, она смотрела на далекий потолок с дубовыми балками, где его будто поддерживала целая стена из книг. Непонятно было, как можно достать книги там, наверху. Оглядываясь вокруг себя, не удержалась и повернулась на одной ножке; было заметно, что она не умеет сдерживать эмоции и энергию, переполняющие ее изнутри.

Ее длинные волосы, лежащие на спине, были тщательно расчесаны, как это принято у девушек перед сдачей ответственного зачета. В сумрачном кабинете они выглядели еще ярче. Черный кожаный костюм с молнией на спине оказался, скорее, комбинезоном.

Профессор Кент, откинувшись на спинку своего неудобного кресла, молча наблюдал за ней.

Комбинезон до самого возможного в природе предела обтягивал выгнувшуюся перед книжными стеллажами высокую, далеко за метр восемьдесят, фигуру девушки. Она как будто ни от кого не собиралась скрывать свою выпуклую грудь и довольно мощные бедра. Тонкая, плоская почти талия посредине делала ее похожей на черную осу. Все это выглядело чужеродным в этом интерьере, и сам интерьер, и кабинет становились какими-то неуместными, ненастоящими.

– Неужели все это возможно прочесть?

– Желательно. А вы… – Кент посмотрел в ведомость на столе. – Вы, Диана Викторовна, я извиняюсь, вижу, сегодня в таком… Блестящем виде.

– Ой, Платон Сократович, я сегодня на байке приехала… – бойко заговорила студентка. – Отсюда – комбез. А если вы про волосы… Они настоящие. Об этом все спрашивают. Рыжих в наше время не осталось, только я одна. Невероятный в этом сезоне цвет.

– Байк – это ведь мотоцикл? Железный такой?

– Ну да. И мотоцикл такой тоже когда-то был, – неопределенно ответила студентка Диана.

Профессор Кент глядел в лицо сидящей напротив девушки с ярко-зелеными глазами, с какой-то лукавой радостью на дне.

«Как это называется? Чертовщинкой».

Немного крупный рот с пухлыми, слегка вывернутыми губами.

«Женщины всегда играют какую-то роль, а такие чувственные губы, наверное, иногда играть мешают. Создавать какой-то там образ».

Но эту девушку сейчас, вроде бы, совсем не заботили такие трудности. Она сидела с видом прилежной первоклассницы, сложив руки на дубовой столешнице.

– Интересно, а вот вы, Диана, к нам в археологию с какой целью? – начал профессор.

– Ну как, Платон Сократович!.. Археология – это ведь интересно. Как будто вы не знаете. Я вообще всякие приключения люблю. Раскапывать все, искать города, клады, разные сокровища. Я обязательно какие-нибудь сокровища найду. Как этот… Ну, который золото нашел.

– Шлимана имеете ввиду? А я как раз о нем вас собирался спрашивать.

– А я знаю – сокровище Приама. А вообще-то я сначала даже на богословский факультет хотела поступить, на миссионерское отделение, – бойко продолжала студентка. – Чтобы новые места, путешествия, необычные народы. Только там, оказывается, молитв много надо учить. А мне скучно. Фу, не люблю!

– Молиться необходимо, – наставительно произнес профессор. – А вообще, мечты не имеют такой особенности – сбываться. Вы еще не знаете об этом. Вот вам сколько лет?

«А я уже возраст Христа разменял, – подумал он. – Почти старик… Так и досижу в этом кресле до естественного конца».

Непонятно что вызвало такие мысли.

– Нас, археологов, интересуют ни сокровища, а совсем другое, – произнес он. – Наши клады – черепки и кости. Открываем то, что давно было кому-то известно. Все, что нам интересно – это разглядывать прошлое. Странные, в сущности, люди. А Шлиман, между нами, – не настоящий археолог, а как раз искатель сокровищ, удачливый дилетант.

Профессор Кент чувствовал, что говорит скучно и вообще не то. Ему будто не нравились собственные слова.

– А мы, археологи, верим в то, что золото приносит неудачу, – продолжал он. – Тем, кто его находит. Есть у нас такая примета. К счастью, найти его совсем не просто и даже почти невозможно. В общем, один шанс на миллион. Сколько нас, археологов, и все копаем, копаем. Каждый сезон. И никаких сокровищ. В общем, нам с вами такого, как у Шлимана, никогда не найти.

Лицо девушки напротив было как открытая книга. И по нему видно, что она не верит ни единому профессорскому слову.

– Вот такая жизнь у нас, археологов, – закончил, наконец, профессор Кент. – Такие мы.

– Нет, у меня будет другая, – с неуместной сейчас решительностью возразила Диана и упрямо тряхнула огненными волосами.

– Лучше в следующий раз подготовьте мне ответ по берестяным грамотам. – Профессор старательно отводил глаза от выпуклой груди студентки. Она явно заметила это, и было видно, что это ей нравится.

– Ну как же не найти, Платон Сократович, – заговорила она. – Вы же должны были слышать: со вчерашнего вечера только и твердят об этом. О рукописи вашего прадеда, что ли, лорда Чарльза Кента. Говорят, что он еще в девятнадцатом веке завещал бумаги, а в них карта сокровищ индейцев каких-то. И сегодня с утра: и в газете, и в интернете… Триста лет завещанию лорда Чарльза. Неужели не слышали? Или забыли?

«Забыл, – подумал он. – Всю жизнь помнил, а именно сейчас забыл, когда настал этот День. Неужели вот он – сегодня? А впрочем, может и правильно забыл – что такое он мог мне завещать – какие-то нелепые бумаги? Наверное, чудак был мой предок».

Когда-то, оказывается, ровно триста лет назад, прадед профессора Кента, великий археолог лорд Чарльз Кент, исследователь культуры народов Центральной Америки, завещал своему далекому потомку документы будто бы какой-то необыкновенной величайшей важности. Почему-то именно потомку, который должен получить их именно через триста лет. Лорд говорил, что в них указан путь к великим сокровищам майя и их тайным знаниям. Говорил даже, что эти древние знания перевернут все в человеческом мире, всю человеческую цивилизацию.

«В общем, много чего обещал», – подумал профессор.

Все это долгое время документы эти хранились в надежнейших банках Лондона, а потом – Петербурга. И вот!..

– В газетах писали, – все не умолкала студентка, – лорд Чарльз про горы этого золота говорил. Золотые горы. А в банке карта – где золото искать и именно сегодня ее и отдадут. Так интересно! А вы такое говорите… Берестяные грамоты.

– Газеты-интернеты. – Профессор о чем-то задумался. – Вы не знаете, девушка, современные приборы позволяют такое… Всю нашу Землю прощупали полностью, со дна морей последнее достают. Хорошо, если где-то ненайденного золота до килограмма осталось. Кончилось все золото на Земле. И кладов давно нет. Вы на каком курсе?

– На втором. Перешла. – Диана с надеждой пододвинула к нему зачетку.

– К вопросам-ответам мы так и не приступили, и я вижу, что нет смысла. А еще добавлю. В жизни никаких приключений не бывает. А то, что вы, видимо, имеете в виду под приключениями – дело трудное и скучное. Сталкивался.

Девушка, не скрывая недоверия, хмыкнула:

– Трудности – это ерунда.

Мгновенное огорчение в зеленых глазах уже сменилось на обычную, видимо, безмятежность:

– Ну и ладно!.. Потом сдам. Мне надо ехать – я с подругой договорилась по маркетам проехаться.

– Понятно. Не над учебниками же сидеть.

– Ой, Платон Сократович, а можно я прямо в окно?

Профессор пожал плечами:

– Ну, почему же нет. Пожалуйста, если торопитесь.

Диана двинулась к окну, почему-то осторожно наступая на малиновый с неестественно длинным ворсом ковер на полу, будто не замечая, что он ненастоящий, виртуальный. Иллюзия, наведенная специальной аппаратурой. По правде говоря, все это вокруг было только стилизацией под английскую викторианскую эпоху, и балки на потолке не из дуба, а просто пластик. Звуки колокольчика и часов – тоже электронный муляж, и книги не настоящие, не кожаные и вообще не книги, а имитация – стена из того же пластика.

Окно, к которому они подходили, автоматически открылось, псевдодубовая рама поднялась вверх. И будто кончился девятнадцатый век. В открытое окно пахнУло теплом. За ним был век двадцать второй. Мир другого цвета: не темно-коричневый, как по эту сторону, а цветной, пестрый. Полупрозрачные пластиковые флаеры, словно цветные пузыри, будто бы неторопливо ползли по земле и по воздуху. Опытные городские прохожие бесстрашно сновали между ними. Люди, полулюди и не люди вообще плавно плыли в воздухе, поднимались и опускались, как листья осенью, поддерживаемые гравитаторами. Шум, издаваемый транспортом, был негромким: гудение, потрескивание, звяканье, но все это сливалось в один плотный фон.

Под окном стояло что-то инородное здесь, из блестящего железа, на мощных каучуковых шинах.

– Это и есть ваш монстр? – Профессор Кент заглянул за окно.

– Он. – Девушка поставила длинную сильную ногу на подоконник и опять, будто на прощание, выгнулась. Проступила сквозь блестящую кожу всем телом, через плечо с любопытством наблюдая за профессорской реакцией, потом легко вскочила на подоконник.

– А клад я все-таки найду. Скоро. До скорого свидания, профессор! – И прыгнула – быстро, почти не удерживаемая гравитатором, спланировала прямо в седло своей машины.

Словно преобразилась, приникла к этому железному зверю. Тот взревел, поднялся на задние колеса, пытаясь сбросить наездницу, и рванулся вперед. Остался только необычный и непривычный запах бензина. Мощный, наглый даже, рев заполнил узкий и древний петербургский переулок. Разноцветные флаеры, как мыльная пена, разлетелись перед байком. Его звук стремительно унесся куда-то далеко.

«Вот так и по магазинам ездит? – Непонятно о чем задумавшись, он возвращался к столу. Оказывается, девушка так и забыла на нем свою зачетку. Профессор положил ее в карман.

В воздушном такси сидели двое. Первый пассажир был практически обычным: крепким, по-спортивному коротко стриженным, с грубоватым красным, квадратным почти лицом. Больше об этом лице, вроде, сказать нечего. Зато второй таким огромным и могучим, что сидел сразу в двух креслах. И вообще не был человеком. Был гуманоидом, похожим на очень крупную серокожую гориллу. В отличие от настоящей гориллы, совсем безволосым. Даже его череп, крепкий и блестящий, был голым, и еще посреди круглого необъятного лица этого существа торчал хоботок – там, где у земных существ нос.

Короткие ножки здоровенного гуманоида по-детски болтались и не доставали до прозрачного пола флаера. Зато единственная одежда на нем – полосатые шорты почти достигали кроссовок пятидесятого размера.

– Вот так, Конг, – рассказывал что-то стриженый парень, глядя в окно, вниз, на освещенную солнцем воду Финского залива. – Такие отважные люди были в старину, без всякой гравитации с высоты прыгали. А мы что, хуже?

– Ну, если с крыши сарая в деревне прыгнуть… – Вмешался робот-водитель. Было заметно, что его динамики испорчены в перебранках с пассажирами. Таксист засмеялся, его смех перешел в вой и свист.

– Да не с крыши, а с двух, даже трех километров.

– Ну да, – засомневался таксист.– Дудишь!

– Вот именно! Прыгали. С парашютом, был такой в древние годы. И серьезный спорт был, свои рекорды, свои чемпионы. Жгли, такие дела включали. Вы-то про это не знаете, а я сейчас на физфаке аспирантом, – продолжал парень. – Думаю древний спорт возрождать. Реальная маза. Изучаю, недавно открыл, что даже вроде бы можно сначала парашют не раскрывать, так падать. Вообще, такие смешные раньше виды спорта были. Прыжки с шестом, синхронное плавание. Метание молотка.

– Падать! – авторитетным тоном просипел таксист. – Будто ты знаешь, как падают, пельмень! Ты у нас в таксопарке спроси…

– Мы в детстве в прыгалки играли, – сказал аспирант, теперь обращаясь к своему другу-гуманоиду. – Так эту игру прозвали – из такого флаера в воду и прыгали.

– А-то давай, Ахилл, на слабо! – предложил гуманоид Конг. Оказывается, этого стриженого аспиранта звали Ахилл. – Или в стрём?

Таксист сипло хмыкнул.

– С такой высоты? – Ахилл ненадолго засомневался. – Ну, это уже мой личный рекорд будет. В детстве с такой высоты точно прыгать не приходилось.

– Вообще-то, до берега далеко, – тоже заколебался Конг. – Вдруг не доплывем?

– Ничего, поплаваем и другое такси вызовем, – Ахилл высунул голову в иллюминатор. Ветер уносил его слова. – Хотя тебе может и нельзя: слишком тяжел ты.

– Вы чего, шизоиды завернутые? – опять хрипел своим испорченным динамиком водитель. – Совсем съехали? А ну, давай прекращай в казенной машине!..

Но Ахилл уже открыл дверь и стоял в проеме. Еще секунда и вот теперь не стоял – никого не было. Конг, на мгновение замерев, ухнул туда же.

– Ах, вы… – Вслед раздались ругательства, сейчас неразборчивые.

Двое друзей уже сидели за столом летнего кафе. В эти теплые летние дни столики и кресла вынесли на улицу, на тротуар. Сверху их прикрывала яркая, волнистая с краю ткань. Никто здесь не знал, что когда-то она называлась маркиза. Солнечный свет, проникающий сквозь нее, освещал все внутри розовым светом.

Конг болтал своим слоновым хоботком в большом стакане с кактусовым соком, хлюпал и пускал пузыри.

– В следующий раз можно и повыше подняться и с парашютами спрыгнуть, – продолжал давно начатый разговор Ахилл, пытаясь расчесывать свои совсем короткие мокрые волосы. – С ними и на твердую землю прыгать можно. Я уже парашюты почти полностью изучил. Впиливаю. Сегодня, попозже, и закажем их в мастерской – долго что ли. А потом я у себя на факультете эту мазу продвину. Все по солидняку выйдет. Нормально будет.

Где-то раздавался мотоциклетный грохот, приближаясь, он затихал. Вот смолк, к кафе подкатила на своем байке Диана, остановилась вплотную к поребрику.

– Дианка! – Узнал ее первым Ахилл. – Все гоняешь, всадник без головы?

– Привет, клубни! – Она сняла шлем, поправила рассыпавшиеся волосы. – Степашку пропиваете? Твою, Ахилл, большую, аспирантскую?

– Да нет, Диана, – заговорил Конг со своим необычным немного гнусавым акцентом, который Диана называла «трубным». – Это мне из деревни дэцл лавья заслали. Ну как, скинула зачет?

– Нет, – с легкомысленной беззаботностью ответила та. – Завяла.

– Эх, выплюнут тебя из университета, – с сожалением произнес Ахилл.

– Ладно тебе, заучка, сдам когда-нибудь. Я гляжу, вы искупались. – Диана заметила еще влажные волосы Ахилла. – Тоже, видно, не загоняетесь: и ты, и Кинг-Конг.

– Ну да, искупались, – сказал Ахилл. – Минут десять назад. И уже минут пять здесь сидим. Двадцать второй век – темпы, расстояний сейчас не существует.

– Какой я Кинг, – отозвался следом гуманоид. – У нас в деревне только один кинг, король, то есть. Кстати, ботинок мой, батя. А я, типа, принц. – Он скромно потупил глаза, глядя в свой стакан. – Просто Конг. Конгов у нас много. Распространенное погонялово… А что, профессор Кент, говорят, известный звероящер, упырь лихой? – спросил Конг. – Про него черная слава по университету идет – столько народу на экзаменах порезал. Горы трупов.

– Ничего и не порезал… Адекватный препод. Вполне себе мужичок.

– Никак шибко лавнулся старбон? – заметил Ахилл. – Смотри.

Диана только возмущенно фыркнула.

– Ну что стоишь? – Повелительно кивнула она роботу-официанту, похожему на ярко раскрашенный столбик с круглой головой и большими жестяными ушами. Тот ожил и, изобразив на лице-мониторе широкую улыбку, подъехал. Диана кинула в щель на его животе монетку. Робот, исполнив короткий ликующий туш, покатился выполнять заказ.

Ненадолго все замолчали. Как всегда у молодежи что-то попискивало, квакало, раздавались даже внезапные обрывки мелодий. Все это доносилось из каких-то многочисленных телефонов, плееров, всяких модных приборчиков. Даже пуговицы у Дианы вспыхивали и мигали. Она была уже в легком костюме из искусственного велюра, красном, цвета дымного пламени, наверное, только что купленном. Все помолчали, попискивая и посвистывая.

– Ну что, Диана, – заговорил, наконец, Ахилл, – какая-нибудь новая авантюра есть на примете?

– Посмотрим, – неопределенно ответила она.

– А что, – предложил Конг. – Приходи вечером в Английский клуб на моталку. На тискотеку. Друганок возьми, поклубимся. Или теперь над учебниками заботанеешь?

– Нашел дрыгу, – насмешливо отозвалась Диана. Теперь она, как в кресле, сидела поперек сиденья своего байка, вытянув и скрестив длинные ноги. Грызла мороженое, эскимо «Ленинградское» на пластмассовой палочке. – По тискотекам окисляешься? А сам говорил, на твоей планете, в деревне у тебя жена осталась. Скучает, наверное?

– Одна вайфа есть. Только эта скучать не будет. Зажигает, тусуется, наверное, сейчас в полную. А у нас, кстати, полигамия. То есть это… как его? Многоженство.

– Фу, дураки, – возмутилась Диана.

– А что, – Конг смущенно засунул кончик хобота в рот. – Я некоторым земным девчонкам нравлюсь. Вот как закончу универ, обязательно отсюда еще одну дополнительную вайфу прихвачу. А потом в деревне на всех ватрушках сразу женюсь, никому не оставлю.

– Поступи сначала, – заметил Ахилл.

– Это я обязательно. Чувствую, что поступлю. Носом просекаю. Я им всегда все заранее просекаю. Только тебе, Дианка, нечего бояться, – все также смущенно продолжил он. – Я анфисок меньше девяноста килограммов весом не признаю. Таких здесь, в университете нет.

– Точно нет, – мстительно добавила Диана. – Таких дунек на нашей моталке не найдешь. Можешь и не искать.

– А жена у меня классная, – все еще продолжал Конг. – Сексотная такая симпатючка. Только худенькая очень, до восьмидесяти килограммов не дотягивает, хрупкая девушка…

– Ага, – не дала ему договорить Диана. – То-то ты к нашим земным девчонкам прифакиваешься.

Она насмешливо глядела на двоих друзей. Доедала мороженое и раскачивалась на сиденье с вытянутыми ногами:

– Ой, красавцы, оттяжники, блин!

Конг сконфуженно, громко хлюпнув, втянул остатки своей кактусовки:

– Ладно, у нас все равно времени нет. Надо еще парашюты заказать в какой-нибудь мастерской одежной, или как она у вас здесь называется.

– Парашюты? – заинтересовалась Диана. – А что это такое? Я тоже хочу.

По василеостровской улице шли двое. Один, высокий, массивный и пузатый, тащил какой-то железный ящик. Другой, маленький, худой, с сухим сморщенным лицом, хуже того, нес архаичный автомат, повесив его на плечо.

В этом переполненном, насыщенном всяким необычным народом мире уже давно невозможно было никого удивить странной одеждой – такой, как на этих двоих и даже их автоматом, архаичным гангстерским «Томсоном» с большим плоским диском и ручкой спереди, под стволом. Особенно подобным был славен Университетский городок, такое неофициальное название получила эта часть Васильевского острова.

Толстый еле нес свой ящик, оказавшийся каким-то массивным прибором. Его криво прикрывал еле держащийся металлический корпус с торчащими отовсюду проводами. Иногда, выбившись из сил, толстый со скрежетом волок это сооружение по тротуару. Какая-то деталь отвалилась и покатилась назад. Маленький догнал ее, поймал и, повертев в руках, отбросил в сторону.

– Ну, это, можно сказать, нулевая туфта. Можно обойтись.

Толстый поставил ящик, чтобы отдохнуть и теперь сразу обеими руками вытирал пот со лба. Маленький ткнул в сторону этого ящика пальцем:

– Всю ночь эту байду изобретал. Вот сейчас полевое испытание и проведем. Такой умный прибор получился – на расстоянии золото просекает. Вот пульт только наставить и нажать. – Он показал маленький пульт от детской игрушки с дистанционным управлением. – На, неси! Шеф говорил, один мужик здесь золото тащить будет. Зажалим его из автомата и всё у него отберем. И все дела.

Толстый тут же нацелился пультом в прохожего на другой стороне улицы.

– Да нет, не в этого. Того возле банка надо подстеречь. Шеф говорит, он, вроде, с мешком золота выйдет, ну а мы его накроем. Должны. Запомни, мы теперь гангстеры с тобой. Ты Томсон, а я Джеррисон. Или наоборот? – Маленький задумался.

– Чижолый, черт, – пожаловался опять волочивший ящик Томсон. – И зачем такой большой придумал?

– Тащи, приятель! Мой автомат тоже тяжелый.

На боковой улице они увидели летнее кафе за шпалерами розовых кустов – явно иллюзорных, виртуальных, растущих, будто прямо из тротуара. Рядом на мостовой высокая девушка по-детски раскачивалась на сиденье какого-то массивного зверовидного мотоцикла.

– Зайдем, – приказал маленький. – Приятель! Надо промочить горло. Таковы правила игры. Агрегат здесь оставим – вряд ли найдутся желающие его куда-то далеко нести.

Трое друзей увидели, как в кафе, не обращая внимания на розовые кусты, прямо сквозь них, вошли некие толстый и тонкий. Оба в широкополых шляпах-броссалино, полосатых двубортных костюмах, оба с сигарами – кажется, незажженными. В общем, американские гангстеры из каких-то там годов. Чудак поменьше, сев за стол, положил на него ноги и с грохотом бросил туда же какую-то непонятную остальным железку. Другой недоуменно посмотрел на него и тоже положил ноги на свой стол.

– Эй, гарсон! – гаркнул он.

– Бой, – подсказал Джеррисон.

– Ну да. Бой! – не смутившись, заорал Томсон, будто не замечая стоящего рядом официанта.

Молодые люди молча наблюдали за ними. Конг теперь жевал гигантский бутерброд с искусственным бескалорийным жиром, пучил глаза, равнодушно глядя на откуда-то взявшихся гангстеров.

Робот-официант повернулся на месте на своих круглых роликах-ножках. Электронная улыбка расплылась, остановившись у жестяных ушей.

– Двойной бурбон давай, – потребовал Джеррисон. – Старый добрый. Без содовой. Бекон с бобами. Пудинг какой-нибудь. Лучший ништяк в твоей капельнице. В общем, сам обязан соображать, чем должны закусывать два таких джентльмена, как мы.

Улыбка исчезла, робот весь недоуменно замигал лампочками:

– У нас студенческое кафе. Из алкоголесодержащего только шампанское и еще коньяк.

– Ну, коньяк! Два граненых, самых больших.

В глазах официанта замигали цифры и каждая цифра с вопросительным знаком:

– Если расплатитесь. Расплатиться есть чем?

– Есть! – Джеррисон похлопал лежащий на столе автомат по кривому прикладу. – Знакомьтесь все, тезка моего приятеля. – Он обвел глазами всех, находящихся здесь.

– И живее, ты, цветной! – гаркнул, замолчавший было, Томсон. – Выскребай, а то сияешь тут, как новогодняя елка.

– Очень хорошо! Заказ будет выполнен в срок, – отозвался робот и, включив веселую музыку, покатился на кухню.

– Двигай копытами, а то сейчас пинка поймаешь! – Довольный собой Томсон захохотал – так, что сигара чуть не провалилась в разинутый рот.

Появившийся коньяк, два больших стакана для коктейлей, гангстеры проглотили разом, игнорируя закуску.

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2

Полная версия

Искатели

Другие книги автора