Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство

В бутики известных брендов я захаживала нечасто, да и то только затем, чтобы поглазеть. И сейчас была приятно удивлена – размер у меня «модельный», а вот рост совсем не таков, и тем не менее, платье «село» на меня, как влитое. Я задумчиво осмотрела себя в зеркале. «Пожалуй, даже элегантно, в прорези, конечно, видна голая кожа, но всё умеренно. Руки, грудь, спина закрыты. Длина юбки хороша – почти до щиколотки. И клин хорош, разбавляет утомительную монохромность синего». Девушка, помогающая мне с примеркой, восхищенно поцокала языком. Фигура у меня и впрямь неплохая, несмотря на возраст, а платье выгодно подчеркнуло достоинства. Я указала на ноги. Девушка подала мне ручку и листочек бумаги, я написала размер, и она исчезла.

Вернулась она с двумя коробками. Пара туфель в цветах клина платья у меня не вызвала восторга, и я скорчила гримасу. Девушка торопливо бросила коробку на пол и открыла другую. На свет появился шедевр обувного искусства – туфли цвета газонной травы с отделкой из синей кожи и застёжкой вокруг щиколотки. И каблук самой удобной высоты, примерно восьми-девяти сантиметров. Я примерила туфли и расстроилась – на листочке я указала размер, который и так не часто встречается, а уж меньший… Но девушка опять убежала и вернулась с улыбкой от уха до уха и с ещё одной коробкой в руках.

Надев туфли, я ещё раз оглядела себя в зеркале и вышла из примерочной.

Сергей сидел в кресле, опустив глаза в смартфон, на столике перед ним дымилась чашка с кофе. Я подошла почти вплотную к его креслу, прежде чем он поднял взгляд и… восхищённо замер. Я засмеялась, покрутилась, демонстрируя себя со всех сторон, приняла несколько соблазнительных поз, но как только увидела желание в его глазах, горделиво удалилась. Я выяснила главное – платье надо брать.

Затем я примерила ещё один туалет – коктейльное платье из разбелённого голубого сатина, решила и его взять, а к нему подобрала туфли цвета слоновой кости с «золотым» декором на пятке.

Снимая платье в примерочной, я только теперь обратила внимание на цифры на ярлыке и ужаснулась: «За что же такие деньги? За фетиш под названием бренд? Как цена тряпки может… Стоп! – остановила я себя. – Я стою на пороге незнакомого мне мира. В этом мире живёт человек, которого я люблю. Да, и в этом мире цена тряпки сопоставима с годовым доходом простого человека, с моим годовым доходом. Мне не понятна логика устройства этого мира, но и законов этого мира я не знаю. И пока не узнаю, я не буду судить».

Все выбранные мною вещи перекочевали на кассу, затем в пакеты, которые сам бутик доставит в отель. А мы зашли в меховой магазин и купили мне упоительно роскошное пальто без воротника из серебряной каракульчи. Потом я носилась по магазину красоты и скупала те самые мелочи, что необходимы каждой женщине. На какую сумму я уменьшила счёт Сергея, я старалась не думать.

– Спасибо, Серёжа, – поблагодарила я, как только мы сели в машину. – Я и не знала, что могу так радоваться одежде! Красивая обувь всегда имела власть надо мной, но то, что я и тряпочки люблю, я узнала только сегодня. – Я потянулась к его уху и прошептала: – И примерять было в радость! Мне нравится, как ты смотришь на меня. Кажется, я и на подиум взойду под вспышки фотокамер, когда ты так на меня смотришь. Ты чародей, Серёжка, ты умеешь внушить женщине уверенность в своей привлекательности. Спасибо!

Я скользнула губами по его щеке, но он перехватил мой поцелуй и поцеловал сам. Прижал мою голову к груди и нежно шепнул в макушку:

– Моя Маленькая.

Большой базар в Стамбуле – Гранд-базар – это километры и километры улиц, состоящих из торговых лавок. Иногда лавки уступают место кофейням, иногда закусочным и кафе, и даже мечеть мы встретили по дороге.

Построили базар в пятнадцатом веке, и с тех самых пор тут не умолкает жизнь. Сотни людей снуют под высокими сводчатыми потолками, одни праздношатающиеся – говорливые, разноязыкие, по большей части туристы, другие – суетливо спешащие по делам, эти местные.

– Раньше здесь торговали рабами, – сказал Серёжа.

– Да. Я знаю. Их завозили из Крыма, из Каффы – главного невольничьего рынка Восточной Европы. И пока Россия не завоевала Крым, работорговля процветала. Рабы-славяне ценились особенно высоко.

Мы куда-то свернули, и я быстро потерялась в направлениях – откуда пришли, в какую сторону идём? Сергей уверенно двигался среди людей, крепко прижимая меня к себе и тем сужая мой обзор.

– Серёжа, лучше за руку возьми, – попросила я.

– Толкнёт кто-нибудь.

– Нет.

Теперь я получила возможность крутить головой в обе стороны. Лавки сменяли лавки, и глаза очень быстро утомились от пестроты товаров. Я стала рассматривать роспись на сводах, колонны, на которые опирались эти своды, и постепенно наполнялась восхищением и грустью. В старину даже при строительстве невольничьих рынков люди стремились к красоте, сейчас же в перечне приоритетов мы на первое место ставим выгоду.

– Серёжа, смотри! Что там прямо посреди улицы? – Я указала на вертикально установленный прямоугольный камень с полумесяцем на вершине, издалека очень похожий на памятник.

– Фонтан, – сказал Серёжа.

– Фонтан?

– Да. Видишь кран, выступающий из стены? А вокруг бассейн.

– А-а-а… поняла. По-нашему это называется колонка, чтобы напиться, умыться. А бассейн – для стока. Колонка в камне. Она, наверное, тоже древняя? И если да, то это говорит о высокой культуре общества того времени. Западные европейцы в пятнадцатом веке не заморачивались на такие мелочи, как гигиена рук или необходимость в чистой питьевой воде.

Сергей не поддержал мой пиетет по отношению к культуре Востока, с максимальной рациональностью откомментировав наличие фонтана на базаре:

– Мусульманин совершает салят пять раз в сутки, а перед каждой молитвой должен совершить омовение.

Мы опять куда-то свернули, и почти сразу Сергей толкнул дверь в какую-то лавку. Звякнул колокольчик, и мальчик лет пятнадцати с ещё не знавшими бритвы усиками, смуглый и большеглазый бросился нам навстречу. Лавка была заставлена всяким хламом и напоминала скорее лавку старьёвщика, чем лавку обещанного Сергеем ювелира. Мальчик повёл нас мимо напольных часов – пыльных и показывающих самое разное время; мимо этажерок с керамической и металлической посудой; мимо свёрнутых в рулоны ковров и наконец привёл к прилавку, где было хоть и светлее, но так же тесно. У прилавка стоял плешивый мужчина. Вид он имел не только неприветливый, но даже настороженный. Узнав Сергея, мужчина заулыбался, засуетился и принялся кланяться, чуть не упираясь лысиной Серёже в грудь.

– Серж, карашо, гость, спасиба, подарок, – приговаривал он, перечисляя, по-видимому, все русские слова, что были ему известны.

Пока Сергей и ювелир беседовали, я заскучала – осмотрела витрины и ничего интересного там не нашла. Наконец, Сергей позвал меня. Хозяин лавки уже стоял на своём месте за прилавком и вытаскивал из полиэтиленового мешка какую-то коробку. Открыв коробку, он поставил её передо мной. Губы его улыбались, но глаза оставались настороженными. Может быть, именно такие глаза и должны быть у ювелира, выдающего себя за старьёвщика? Я заглянула в коробку. Внутри лежал резной браслет сантиметров пяти-шести шириной, покрытый голубовато-зелёной патиной. Я протянула руку, взглядом спрашивая разрешения взять украшение, хозяин согласно кивнул. Браслет оказался неожиданно тяжёлым. Только вынув браслет и повернув к себе, я увидела, что тот украшен голубым овальным камнем, размером овала в ширину самого браслета.

– Берилл? – спросила я.

– Хозяин говорит, да. Документов нет, – ответил Сергей.

– Черный рынок?

– Да.

– Зачем вещь, которая нелегальна?

Сергей пожал плечами.

– Заплачу, и вещь из нелегальной станет легальной. А перед тем проведу экспертизу.

Я надела браслет на пальцы одной руки, ладошкой другой накрыла камень. Закрыла глаза и сосредоточилась, стараясь создать контакт. Камень ответил голубым сиянием. Неожиданно передо мною возникло и почти тотчас исчезло белокожее женское лицо с миндалевидными, пронзительно-синими глазами. Глаза женщины были подведены чёрной краской, и подводка уходила далеко на висок.

Я открыла глаза.

– Энергетически камень чистый. С бериллом так и должно быть – в древние времена русские верили, что берилл отражает злую энергию – и в себя не берёт, и хозяина защищает. Каким временем датирует ювелир браслет?

– Говорит, Древний Египет.

– Похоже, – задумчиво протянула я, пытаясь вспомнить ещё какие-нибудь детали облика женщины, мелькнувшей перед глазами.

– Тебе нравится? – спросил Сергей.

Я кивнула. Вновь испросив разрешения, я надела браслет на левую руку камнем на точку пульса, и опять закрыла глаза. Камень засиял ещё сильнее, прохладная тяжесть его была приятной.

– Да, нравится, – подтвердила я и сняла браслет.

Из глаз ювелира исчезла настороженность, он улыбался всей физиономией и что-то говорил, обращаясь к Серёже, но поглядывая на меня. Серёжа переводить не спешил.

– Что он говорит? – спросила я.

– Говорит, что ты очень красивая, а камень делает тебя ещё красивее. Говорит, что я должен на тебе жениться.

– Чего не наговоришь, чтобы совершить сделку! – буркнула я и поинтересовалась: – Металл будет пачкать кожу?

– Важен камень, Маленькая, металл мы можем заменить на другой, либо очистить и обработать этот.

По жестам и тону Сергея я поняла, что он отдаёт распоряжения ювелиру, тот вновь принялся кланяться и радостно лопотать в ответ. Провожать нас он мальчику не доверил, провожал сам, и проводил не только до дверей, но и вышел за нами на улицу.

– Любишь камни? – спросила я у Серёжи, когда мы завернули за угол.

– Люблю. А ты?

Я рассмеялась.

– Не знаю, Серёжа. У меня их не было. А старинные вещи тоже любишь?

– Люблю. А ты? – опять повторил он.

Я вновь засмеялась – мне была приятна наша схожесть.

– Люблю.

– Как ты поняла, что это Древний Египет?

– На фоне приветствующего сияния камня мелькнуло лицо женщины, думаю, египтянки.

– Как ты этому научилась?

– Всё суть энергия. Люди тоже. Энергии взаимодействуют друг с другом, надо только желание и уважение к объекту взаимодействия, – ответила я.

Сергей вновь взглянул на меня с интересом.

Довольно скоро из-под крыши базара мы вынырнули в серость дня. Сергей осмотрелся и, пропустив увешанных фотокамерами и возбуждённо гомонивших туристов, потянул меня к машине.

В те минут десять, что мы ехали к Египетскому базару, я запросила о нём информацию в поисковике.

– Что узнала? – спросил Серёжа, молчавший во время моих изысканий.

– Не много. Раньше базар носил название «Материнский», потому что строительство было начато на излёте шестнадцатого века одной валиде, а окончено во второй половине века семнадцатого другой валиде. Последняя по имени Турхан-султан русская по национальности.

Едва мы вошли под крышу базара, смесь ароматов ураганом ворвалась в ноздри, и я разразилась каскадом чихов.

– У меня тут друг торгует, – тем временем сообщил Сергей, стараясь попадать информацией в перерывы между моими чихами, – мы вначале зайдём к нему. Ты специи любишь?

– Люблю… апчхи… особенно сейчас… апчхи… Господи! Они что, их распыляют?

Я остановилась и достала из сумочки упаковку салфеток, одну подала Сергею, другую прижала к носу. Но не тут-то было:

– Апчхи… апчхи… апчхи…

– Серьёзно? – продолжал расспрашивать Сергей. – Маленькая, а готовить умеешь?

– Ну не бог… апчхи… кулинарии… да что же это?.. апчхи… о, Господи!.. апчхи…

Наконец я успокоилась, отёрла глаза и нос, выждала, не вернётся ли чих, и объявила:

– Кажется, всё! Пойдём! – и только потом договорила: – Я, конечно, не бог кулинарии, но Косте моя готовка нравилась.

– У нас Эльза не признаёт специй, а мы с Пашкой любим. Добавляем каждый сам себе в тарелку. Ну вот и пришли, – объявил он без перехода.

Пестрея самыми разными красками – от сочных, цепко захватывающих взгляд, до скромных -сереньких и пожухлых, прилавком прямо на улицу перед моими глазами предстал магазин специй. Пока я заталкивала использованные салфетки в сумку, дверь магазина стремительно распахнулась, и из неё выкатилась и понеслась прямо на нас инвалидная коляска. В коляске восседал могучий человек без ног и, бликуя в свете ламп лысой головой, заливисто смеялся. Смех его был таков, что понуждал, если и не присоединиться к веселью, то хотя бы улыбнуться.

Сергей так и сделал – засмеялся. И выставил вперёд ногу, одновременно прижав меня к себе.

– Обижаешь! – пискляво завопил человек по-русски. – Не помну я твою дамочку! – Он остановил коляску, едва не въехав в ногу Сергея колесом и вновь завопил: – Чертяка! Серёга! Как я рад!

Оставив меня позади, Сергей наклонился к человеку, тот огромными ручищами облапил его, и замолотил кулаками по лопаткам. Думаю, именно такого размера кулаки и называются «пудовыми».

– Мы с Машкой уже соскучились! – продолжал вопить человек, – Машка, встречай дорогого гостя!

Встреча была столь шумной и необычной, что прохожие замедляли шаг; некоторые останавливались, тараща глаза, другие, видимо, не имея времени на остановку, выворачивали шеи.

Из магазина вышла крупная женщина – ростом высокая, с огромной грудью, на которой торчком топорщился клеёнчатый фартук, нижним краем достающий до внушительного размера галош. Махнув рукою на мужчин, она смущенно мне улыбнулась, мол, пусть себе, что с них взять, и голосом сочным и глубоким сказала:

– Здравствуйте. Проходите к нам. Маша я.

– Здравствуйте. Очень приятно, Маша. Меня зовут Лида, – отозвалась я и, стараясь обойти ком из коляски и двух человеческих тел, самозабвенно лупивших друг друга, двинулась к Маше.

Мой манёвр не удался – коляска вдруг вынырнула из-за Сергея и встала у меня на пути. Ухмыляясь и склонив голову набок, её хозяин принялся бесцеремонно разглядывать меня. В его глаза свет не попадал – глубокие, надёжно спрятанные под массивными надбровными дугами, занавешенные густыми ресницами, они сами излучали свет.

– Ты всё-таки нашёл её? – завопил вновь этот человек и повернул лицо к Сергею. – А? Маленькая? Да?

Сергей искоса, с нежностью посмотрел на меня и согласно кивнул.

– Девочка маленького роста, с точёной фигуркой и лучистыми глазами! Это ведь она? – не унимался мужчина, тыча в меня пальцем.

Я прижала ладони к щекам. Кажется, уже весь базар сбежался развлечься за наш счёт. И вдруг мужчина распахнул ручищи и тихо позвал:

– Иди, я обниму тебя.

Я послушно подалась к нему. Удивительно бережно он прижал меня к груди, потом чуть отклонился назад, смачно, мокро расцеловал в обе щеки, а напоследок и в губы и вновь закатился визгливым смехом. Маша замахнулась на него кулаком, он увернулся от наказания и первым проехал в дверь магазина. Следом прошли мы с Сергеем, за нами Маша.

В магазине встретил юноша и поздоровался густым баритоном. Ростом мальчик был на полголовы выше Сергея, обладал мощным торсом отца и лицом матери. «И голосом, к счастью, в мать и повадками не в отца!» – подумала я.

Приглашая в комнату, находившуюся за торговым залом, Маша на ходу сняла с себя фартук и подала сыну. Я тихонько ахнула – тяжёлые груди, крутые просторные бёдра и в контрасте с ними тонкая талия – Великая Богиня-мать. На спине, достигая ягодиц, лежит коса толщиной в запястье её мужа.

Маша усадила нас за стол, засуетилась, подавая сухофрукты, сласти, выпечку, сервируя стол и ставя чайник одновременно. Муж её ни на секунду не умолкал, рассказывая о счастливой жизни, как выяснилось, большого семейства – пятеро сыновей, внуки и недавно родившаяся внучка. Эгоистичный в своём счастье он хвастался, какая раскрасавица у него внучка, как он любит её – первую девочку в семье.

– Женщины, они лучше нас мужиков. Совершеннее! – заключил он свой рассказ и в назидательном жесте поднял вверх указательный палец. Отодвинул от себя недопитый стакан с чаем, крикнул сыну, чтобы тот приготовил специи в подарок гостям и, повернувшись ко мне, спросил: – Понимаешь в специях-то?

– Чуточку понимаю, – ответила я.

– Что знаешь?

– Ну-у… использую перцы – красный, белый, чёрный. Красный свой. Пользуюсь куркумой, корицей, гвоздикой, кориандром, зирой… что ещё? Эстрагон, мята, мелисса, укроп, орегано, сельдерей, петрушка. Сразу и не вспомню все. Травы свои в основном, сама ращу, сама сушу…

– Сама растишь? – удивился он.

– Да. Выращиваю для себя. Дача у нас… то есть, у меня.

Он озадаченно взглянул на Сергея, а Серёжа смотрел на меня, улыбался, а в глазах опять интерес.

– Ну пойдём, вместе выбирать будем, – пригласил хозяин магазина и отъехал от стола.

Сергей остался с Машей. Провожая меня глазами и напутствуя, он беззвучно чмокнул губами.

Серёжин друг долго рассказывал о многообразии специй, требовал нюхать и растирать их в пальцах, объяснял, какие специи не надо соединять вместе, а что с чем будет хорошо. Я честно старалась запомнить всё, что он говорил, но… и названия-то вряд ли все повторю. Я уже утомилась, когда подошёл Сергей и прервал друга:

– Пора нам, Витя.

Человек в коляске потух – потерял и энтузиазм, и улыбку, и устало спросил:

– Запомнила? Иди, прощаться будем.

Я, как и в первый раз, послушно шагнула к нему, а он вдруг произнёс:

– Подранок ты. Вижу. Чувствую.

Его сочувствие было так неожиданно, что глаза мои тотчас наполнились слезами, я дёрнулась назад, но Виктор не отпустил и, успокаивая, стал гладить ладонью по спине.

– Береги её, – говорил он при этом Сергею, – береги. Ранена она. Вижу. Чувствую.

Взяв за плечи, он отстранил меня от себя, его темные, такие, что не было видно зрачков, глаза старались проникнуть в мою боль. Я всхлипнула.

Рука Сергея легла на плечи, и губы коснулись уха:

– Маленькая.

Прижав к себе, Сергей уже не отпускал меня – одной рукой прощался с другом, ею же в прощальном привете помахал Маше, ею же взял коробку – гостинец со специями.

Я тем временем справилась с собой – высушила слёзы и отёрла щёки. Мы дружно сказали: «До свидания», – и вышли из магазина.

На улице Сергей тревожно заглянул мне в лицо, я успокоила:

– Я в порядке, Серёжа.

Расспрашивать он не стал.

– Расскажи о них, – попросила я, когда мы сели в машину. – Они удивительно гармоничны.

– Длинный рассказ получится, – предупредил Сергей, – давно их знаю… подожди-ка… около тридцати лет уже! О Викторе я услышал, когда с переломом ноги попал в больницу, он уже две недели валялся в хирургии, и весь персонал больницы был занят пересудами о нём и его невесте. Чуть не ставки делали. Чтобы заработать на свадьбу, Виктор решил пошабашить на стройке. После развала Союза на стройках технике безопасности не особо следовали, тем более ночью, в отсутствии начальства. В общем, упала на него какая-то плита или блок. Он плиту видел, хотел увернуться, но поскользнулся в грязи, и вся эта махина рухнула ему на ноги. Собрать ноги хирургам не удалось, он и сам чудом выжил – пока скорая приехала, пока довезли, он крови много потерял. Невеста его в отказ, а он жить не хочет. Врачи её пытались уговорить, чтобы подождала, пока у него шок пройдёт, она ни в какую. В общем, попрощалась. Виктор во время отлучек нянечки сплёл себе удавку из трубок системы, удавиться решил. Девчонка спасла, она бродила по коридору, ждала отца с операции, звук непонятный услышала, ну и заглянула в палату. Потом Витя из окна вывалиться хотел, на руках добрался до окна, уже и на подоконник взгромоздился. Опять та же девчонка подоспела. Девчонка эта – Маша. Ей тогда лет четырнадцать было, в больницу она к отцу приходила, её отец и латал Виктора. После второго спасения приходить стала к Виктору. Как-то она его и вытащила.

– Судьба она его.

– Перед выпиской я зашёл к нему, как раз после его второй попытки свести счёты с жизнью. Решил поговорить – не по-мужски, мол, так, с жизнью из-за ног счёты сводить. А когда увидел глаза его, нравоучения свои забыл, понял – боль не с потерей ног связана, предательство он пережить не может – любил он невесту свою. Мы всю ночь с ним проговорили. Я о своей школьной любви рассказал. Так и подружились. В Машины семнадцать Виктор сделал предложение. Отец её принял всё спокойно, а мать не согласилась – обманом увезла Машу в Германию к бабке, собрались в психушку дочку-внучку упечь, только бы не замуж за калеку. Я денег дал, Витя поехал и похитил девочку. Пропали, ни слуху ни духу. Года через два случайно встретил его в этой вот самой лавке. На голос его пришёл!

Серёжа рассмеялся, а я ввернула:

– Да не лавка, а целый магазин у них!

– Я по нуждам бизнеса в Стамбуле задержался, – продолжал Серёжа. – Мне нужен был партнёр, а сладить с кандидатом не получалось, чем-то я ему не нравился – он и не отказывался, и не соглашался. При очередной встрече я попросил его помочь с гражданством для ребят. Он порекомендовал нужных людей, и дело сдвинулось. Когда Витя с Машей получили паспорта, я решил выкупить и подарить им этот, как ты выразилась, «целый магазин». К этому времени они уже первенца родили. Согласились на долевое владение с постепенной выплатой своей доли. Вот так! – Сергей опять рассмеялся. – Так мы стали деловыми партнёрами. А как тебе экспресс-лекция?

– Да я почти ничего не запомнила! Он названиями трав сыплет, я о таких и не слышала, к тому же названия тюркские, я их даже на слух плохо воспринимаю. Увлечён он… хорошо, когда человек делом своим увлечён. Знаешь, неожиданно как-то видеть его за прилавком сухих трав, он более органично смотрелся бы на фоне разных видов оружия.

– А он и хотел стать военным, да судьба не согласилась. Виктор срочную службу в Афганистане отслужил. Сколько парней в гробах вернулось, а он год воевал и ни одной царапины. А вернулся, жениться надумал…

Утишая его печаль, я поднесла к губам его руку, поцеловала и сказала:

– Маша – красавица. Её бы в камне изваять. А голос какой дивный! Она не поёт?

– Не слышал. Виктор как-то упоминал то ли в шутку, то ли всерьёз, что, когда Маша укачивает детей, соседи сбегаются под окна послушать. Я не придал значения. Не счастлива она.

– Как? Любимый мужчина, дети, внуки…

– Как-то приехал в Стамбул, а встретиться с ними времени не нашлось. На удачу перед отъездом уже заскочил не в лавку, а в квартиру. Маша дома одна была, открыла, глаза красные, лицо опухшее. Видать, наболело, потому и не сдержалась, рассказала. Виктор во время секса иногда называет её именем той, бросившей его женщины…

Я охнула и зарылась лицом в одежду Сергея.

– …бывает, разговаривает во сне, тоже с той, ещё на своих ногах.

– Любит? – воскликнула я. – До сих пор любит? А Маша? Она же… она же его ангел-хранитель!

Мы надолго замолчали; думая об одном и том же, не искали слов. Машина остановилась. Вздохнув, Серёжа сказал:

– Давай выбираться, Маленькая. Мы уже в который раз вокруг гостиницы крутим.

– Серёжа, Машу надо обязательно проверить на слух… – задумчиво произнесла я, – и, если слух есть, ей обязательно надо петь!

Перекусив чаем у Виктора и Маши, мы решили не обедать. Я приняла душ и перед тем, как отправиться в салон красоты – уложить волосы и «сделать лицо», позвонила маме.

Мама уже всё знала. Услышав мой голос, она заплакала, запричитала: «Как же так, Лида… как же так можно с Костей… какая такая половинка в твои почти шестьдесят… ты сошла с ума… люди в эти годы старость ждут вместе, берегут друг друга… разве можно вот так, не подумав, не узнав человека… а вдруг он аферист какой…»

Я слушала непрекращающийся поток страхов мамы, изредка делала попытку вставить слово, но понапрасну – меня не слышали. Я слушала и смотрела на Босфор. И тоже плакала.

Сергей стоял за спиной, обнимая меня за плечи, и слышал каждое слово мамы. Постепенно её монолог перерос в наш диалог.

– Лида, возвращайся, возвращайся сегодня же! У меня душа болит, я весь день плачу. Да у тебя даже денег нет! Ты почему деньги у Кости не взяла? Приезжай, Лида!

– Мама, мамочка! Со мной всё хорошо, услышь меня! Всё в порядке! Не плачь!

– Если он такой хороший, пусть он привезёт тебя, пусть со мной познакомится.

– Мам, я счастлива! Первый раз в жизни абсолютно счастлива!

– А если он бросит тебя, а Костя не простит?

– У меня останутся воспоминания! Пусть несколько дней, но счастья!

– Какое счастье? Что ты говоришь? – она опять заплакала.

– Мама, успокойся, я обещаю, я приеду через три дня. Через три дня, слышишь? Звонить буду каждый день.

– Деньги куда выслать?

– Не надо денег, мама. Я позвоню завтра в это же время, хорошо? Только не плачь! Не плачь, пожалуйста!

Кончив разговор, я повернулась к Сергею и спрятала лицо на его груди. Его ладонь легла на мой затылок извечным жестом защиты.

– Завтра я отвезу тебя в спа-центр, – стал нашёптывать он мне в макушку, – за тобой там поухаживают, попарят, сделают массаж, какие-нибудь девчоночьи процедуры. Ты любишь баню?