Второй шанс для героя

– Я бы тоже хотел знать! – собеседник бухнулся на кровать и сокрушенно покачал головой, вертя в руках длинную сигару, аромат которой заставил бы умереть от стыда запахи магазинных аналогов. – Я, признаться, сам думал, что налакался и у меня галлюцинации. Потом выяснил, что, вроде, и ты еще здесь. Решил проверить, а заодно и предупредить. Как сюда попал – не знаю, – он поднял руку, предупреждая вопросы, – проснулся уже тут, поэтому как выбираться – тоже понятия не имею. Одно могу сказать точно – это не сон и не киносъемки, – Алекс замолчал, нервно сглотнул и добавил сдавленным голосом, какого Генри еще ни разу у него не слышал, даже в самые тяжелые минуты: – к несчастью. Возможно, Элли что-нибудь знает.

Знакомое имя порой способен сотворить чудо, и сейчас Генри как никогда был рад услышать его: оно пробуждало в его сердце надежду на удачный исход… или хотя бы на какой-то шанс выяснить, что же с ним произошло. Но не ошибается ли друг в своем стремлении видеть в жизни только лучшее, выдавая иногда желаемое за действительное?

– А она что… тоже здесь? – недоверчиво спросил он, нахмурившись и исподлобья глядя на Грейди.

– Не только ж мы такие неудачники! – произнес тот загадочно-насмешливым тоном, что насторожило молодого человека еще сильнее.

– Ты уже говорил с ней?

– Пока нет. Но я знаю, что она где-то поблизости…

– Носом ты ее чуешь, что ли? – криво усмехнулся Генри. Ему казалось, что друг над ним издевается: слишком уж неправдоподобно все выглядело. Может, это очередная уловка хозяев с целью развлечь гостей?.. Но не могли же они воссоздать за ночь целый город! И у них там уже началась осень, а здесь самое что ни на есть лето.

– Слышал, – сухо отозвался друг, поднимаясь на ноги, и добавил, идя к двери: – Ладно, не буду тебе мешать приводить себя в порядок. А то еще явится сюда какая-нибудь дама, а ты в таком затрапезном виде.

Генри молча кивнул и встал, хотя мозг его по-прежнему отказывался верить в происходящее. Бред! Было бы еще понятно, если б он, к примеру, «травку» покуривал, но ведь нет!

Он растерянно огляделся в поисках не то подвоха, не то, наоборот, подсказки, но вещи хранили молчание. Да и сама комната, хоть и обставленная с роскошью Эрмитажа, отнюдь не была ими переполнена: кроме кровати, в ней находились только старинный комод, письменный стол, стул, два кресла и зеркало в массивной бронзовой раме… Вид собственного лица, заспанного и помятого то ли от подушки, то ли от вчерашних возлияний, окруженного торчащими во все стороны волосами, да еще и с заметной щетиной на щеках и подбородке его совершенно не вдохновил. Сперва молодой человек привычным жестом попытался пригладить «ежик» и протереть глаза, как будто от этого им стало бы легче, но потом махнул рукой и снова огляделся, на сей раз в поисках одежды, с завистью вспоминая аккуратно причесанного и свежего друга.

Одежда нашлась здесь же, на кресле. Белая шелковая рубашка, бархатистая на ощупь и такая легкая, что, наверное, ее можно было бы уравновесить шикарным пером с небрежно брошенной на столе шляпы; штаны, камзол и короткая накидка, как будто срисованные с макетов какой-нибудь киностудии, где снимали фильм по Лопе де Вега или Сабатини. Впрочем, в отличие от киношной бутафории, здесь золотое шитье и драгоценные камни были вполне настоящими. Генри задумчиво провел рукой по бархату, потом – по проступившей щетине. Взгляд упал на прикроватный столик, на изящной крышке которого оказался как бы невзначай забытый бокал чего-то, похожего на спиртное. У него сейчас меньше всего было настроения продолжать вчерашнее, но пить хотелось ужасно. В душе проклиная себя за доверчивость и любовь к выпивке, друзей – что не отговорили его от роковой поездки, которая Бог знает чем закончилась, а хозяев – что эту вечеринку устроили, он добрел до стола и залпом осушил бокал, запоздало подумав о том, что там мог быть и ром, и даже яд. Но, на его счастье, в бокале оказалось легкое вино.

После глотка живительной влаги мир сделался куда дружелюбнее. Генри продолжил исследование комнаты и обнаружил дорогую перевязь под клинок. Сам клинок в ножнах был аккуратно прислонен к стойке возле кровати (там же в изголовье лежал заряженный пистолет искусной работы, настолько новенький, что его можно было бы принять за имитацию, если бы не запах пороха). Молодой человек взял клинок, и в тот же миг дыхание у него перехватило от восторга, так что он на минуту-другую выпал из реальности и даже подумал, что мир, в сущности, не так уж плох. Это была тонкая длинная сабля, настоящий дамаск, острая как бритва, с искуснейшей гравировкой по лезвию, где в узор вплеталась арабская вязь, смысла которой он, не умея читать по-арабски, не понимал. Ему даже было немного неловко без должного почтения держать в руках «историческую ценность».

За этим занятием его и застали очередные незваные гости. Дверь приоткрылась, в комнату заглянули девушка и юноша, ужасно похожие – видимо, брат с сестрой. Генри обернулся и непонимающе нахмурился, все еще сжимая саблю в руках. Видимо, подумав, что он рассержен, незваные гости прошмыгнули в комнату и низко (как показалось молодому человеку, виновато) поклонились.

– Что сеньору угодно? – тут же спросил юноша, бывший, очевидно, посмелее сестренки. – Умыться? Одеться? Может быть, цирюльника позвать изволите?

Генри не отказался бы в этот момент увидеть себя со стороны и не допустить выражения полного замешательства на лице. Хорошо, что ребята были совершенно по-иному воспитаны и приняли его удивление за утреннюю «задумчивость» (в обычном мире называемую заторможенностью).

– А? Да, – поспешил отозваться он, скорчив серьезную мину, чтобы гости ненароком не подумали, что он и правда не знает, что ему надо. Наконец стало ясно, как приятель умудрился привести себя в порядок.

– Ну что стоишь? Беги за водой! – шикнул паренек на сестренку, а когда та, сделав реверанс, скрылась за дверью, снова обратился к Генри, сопроводив свои слова очередным поклоном: – А что ваше оружие, сеньор? Оно недостаточно хорошо почищено?

Только сейчас растерянный Генри понял, что все еще сжимает клинок в руках, и резким движением загнал его в ножны, так что юнец, похоже, испугался, но при этом и бровью не повел – только побледнел слегка. Молодому человеку стало стыдно. Впрочем, извиниться он не успел: вернулась девчушка, неся кувшин воды и полотенце, а за ней вошел пожилой человек с аккуратной испанской бородкой, в недорогом, но опрятном камзоле. Генри рассеянно следил за тем, как вокруг него суетятся, и ему казалось, что все происходит как бы не с ним, а это – всего лишь его шанс увидеть скрытую жизнь своего персонажа из компьютерной игры, с которым он теперь каким-то неведомым образом поменялся местами… А может так оно и было? Нет, бред какой-то! Пить надо меньше… или закусывать больше.

Генри решил на некоторое время отдаться во власть обстоятельств, позволив троим гостям сделать из себя человека. Он рассеянно отвечал «да» или «нет», не менее рассеянно показывал пальцем наугад, если его просили что-нибудь выбрать, в то время как мозг его был занят совершенно другими вопросами: что происходит, где он, как здесь оказался и, самое главное – когда и чем это безобразие кончится. Он даже не задумывался над тем простым фактом, что легко понимает местное население, а они говорили явно не по-русски. Неужели он выучил испанский во сне или это всего лишь последствия игры? Надо бы уточнить потом у Элеоноры, если Грейди не ошибся и она действительно здесь.

– Мы очень рады, что вы в хорошем настроении, сеньор! – щебетала девушка, всячески стараясь обратить на себя его внимание. – Говорят, вы вчера зарезали четверых, не сходя с места!

– Да, наверное… – пробормотал Генри, – я плохо помню…

И это была чистая правда. Когда он успел кого-то убить? За что? Он в жизни разве что тараканов морил, шлепал комаров да дрался с ребятами на улице, но до смертоубийства, слава Богу, точно ни разу не доходило. Что за дикость! Неужели это и вправду не страшный сон, а еще более страшная правда, и он действительно угодил в самое сердце средневековья… Ужас какой-то!

– А какое сегодня число, не помнишь? – бросил он как можно небрежнее, чтобы слушатели списали его реплику на забывчивость по причине обильных возлияний, а не на незнание.

– Сегодня двенадцатое апреля, год одна тысяча шестьсот семьдесят девятый от Рождества Христова, сеньор! – услужливо отозвался паренек, не отрываясь от застегивания запонок на его рукавах.

Генри снова тихонько выругался. Или над ним продолжают издеваться и все происходящее – искусная выдумка Элеоноры и ее команды, или же… об этом лучше не задумываться, а то и голову сломать недолго.

Впрочем, несмотря на странности, троица незнакомцев свое дело знала: через три четверти часа он был одет по последней местной моде, аккуратно причесан (хотя до их прихода он вовсе не верил, что его шевелюру реально уложить), щетина куда-то исчезла, зато появился приятный легкий запах одеколона (должно быть, французского). Единственная неприятность заключалась в том, что у него совершенно не оказалось денег, чтобы заплатить ребятам, либо он просто не знал, где они лежат. Впрочем, старший из гостей заверил его, что за все услуги с ними уже рассчитались заранее: в этом доме, дескать, всегда бывает много гостей, так что все принято учитывать, тем более что нынешняя ситуация вполне обычна.

Так что когда его новые знакомые с поклонами покинули комнату (попросив немедленно звонить в колокольчик, если что-то понадобится) и снова появился вездесущий Грейди, Генри уже возился с перевязью, стараясь поудобнее пристегнуть к ней клинок.

– Ну, как? – хозяйским тоном осведомился приятель, бесцеремонно плюхаясь на кровать. – Разобрался уже в обстановке?

– Разобрался, что мы, похоже, влипли, – буркнул Генри, продолжая возню с оружием, категорически не желавшим занимать положенное место у него на боку, и в душе радуясь за своего персонажа, которому, наверное, ни разу не приходилось чистить по утрам зубы. – И по-крупному. Мы что, правда в семнадцатом веке?

– Боюсь, что так, амиго, – произнес Грейди, и голос его вдруг стал серьезным, как никогда прежде, – а самое страшное, что я не знаю, сколько из наших сейчас здесь, в этом мире – и где они. Ведь вместе с друзьями сюда могло затянуть и врагов. Надеюсь, ты меня понимаешь…

Слова друга задели Генри за живое, причем так сильно, что руки вдруг сами приладили саблю на место, в то время как вкупе с умом это сделать не получалось. Сердце дрогнуло, и он неожиданно вспомнил, как хорошо ему жилось у себя, в Питере, в доме, где окна выходили в глубину грязного двора-колодца, где кухня всего-то девять квадратных метров, а на столе с трудом помещаются одновременно тарелка супа, бутылка пива и ноутбук. Но это был его дом, каким бы задрипанным он ни казался в сравнении с роскошными хоромами здесь, в другой эпохе и в чужой стране. На душе вдруг стало так мерзко, что душевная боль отозвалась болью физической. Молодой человек как стоял, так и рухнул в кресло, схватившись за голову. Он даже не сразу почувствовал, как кто-то заботливо подхватил его под локти.

– Генри, дружище, что с тобой? – услышал он сквозь туман в голове встревоженный голос товарища.

– Я здоров, Алекс, если ты об этом, – простонал он, все еще пытаясь совладать со скачущими, как взбесившиеся лошади, мыслями. Дом… он сейчас так далеко, а дорогу назад он не знает. Да и век-то, мягко говоря, не совсем тот, и Питера еще нет как такового… так – пара петровских деревенек на болотах, одно название… Если, конечно, весь этот бред – правда. – И где же мы?

– Точно еще не успел узнать, но где-то в Испании… точнее, в ее владениях, – произнес собеседник задумчиво. – Я еще на улицу не выходил. Не рискнул. Надеюсь дождаться Элли.

Генри подхватил с кровати первую попавшуюся подушку, закопался в нее лицом и ругался до тех пор, пока ему не перестало хватать воздуха. Вот это подвох из подвохов!.. Уж он ей задаст… парочку вопросов при встрече!.. С другой стороны, она может так же, как и они с Грейди, оказаться несчастной жертвой обстоятельств. Но если Эл успела узнать больше, у них есть шанс. Конечно, полностью на окружающих полагаться не стоит, но она лучше знает историю, она разберется…

Успокоив себя этой мыслью, Генри бросил подушку обратно на кровать и поднялся с места. Его желудок отказывался воспринимать всерьез понятие «форс-мажор» и отчаянно требовал пищи.

– Грейди, – решительно сказал он, – пора что-нибудь съесть. Пойдем поищем, где и чем здесь кормят.

– Вот это здравая мысль! – поддержал тот. – Уж всяко лучше чем «как мы будем выбираться?» и «Кто все это подстроил?».

Генри сделал вид, что не заметил сарказма друга, и быстро направился к двери. Найдя тему для размышлений помимо философских вопросов типа «кто виноват и что за это с ним сделать», молодой человек решил бороться с проблемами по мере их возникновения.

Мигель не знал, как ему быть и что делать. Точнее, что делать – он знал, но не знал, как. Рукопись, спрятанная под плащом, грела не только тело, но и душу. Теперь история должна была пойти по-новому – уж он-то приложит к этому руку. Он уже успел на себе ощутить силу слова, особенно слова написанного, а если учесть, что по изменении текста все происходящее в нем окажется правдой… Вот тогда он покажет всем этим выскочкам из Реконкисты, Доминиканцев, примкнувшего к ним по-подлому Альянса… и всем, всем, всем! Он им покажет, как творится история Испании, черт побери!

Вот только к кому обратиться за помощью? Мигель пытался изменить рукопись самостоятельно, но ничего не произошло. Единственным видимым эффектом было то, что его чуть было не прикончил бандит, неизвестно откуда взявшийся на его голову. Когда за ним закрылась дверь пансионата, приведшая его в задние комнаты таверны в испанской провинции, оставалось только уповать на удачу и снисхождение высших сил к несправедливо обиженному.

Он сам поначалу не слишком верил в происходящее, когда за обыкновенной дверью обнаружилась вовсе не комната или подсобка, а коридор старинного особняка. Он сам долго не мог избавиться от мысли, что попал на киностудию… А в мистику он не верил. Обратной дороги не было: дверь за спиной теперь вела на улицу, а не в пансионат на окраине Подмосковья… Порядочно времени потребовалось ему, чтобы понять, что он находится… внутри романа! Но раз так – он знает сюжет, а, в крайнем случае, рукопись ему подскажет выход. Необходимо было разыскать себе опытных союзников, покуда его потенциальные противники не наломали дров и не насовали получившихся палок в его колеса.

Но куда везти рукопись? Кому довериться? Здесь наверняка по-русски никто читать не умеет или, чего доброго, сочтут книгу еретической и сожгут, а его – заодно с нею. Да… надо бы лучше подумать о том, как выбираться назад… Впрочем, возможно, он единственный, кто добровольно отправился в эти края, чтобы самому распоряжаться своей судьбой. От этой мысли по лицу Мигеля поползла коварная кривая ухмылка. Пусть его враги помучаются, пусть поищут выход, а он тем временем переправит историю так, что у них вообще не будет шанса ни выбраться, ни что-то изменить. Да, здорово было бы, если бы и они тоже угодили с ним одну ловушку, созданную грозой, книгой и аномальной зоной на территории пансионата… Уж он заставит их страдать так, как не страдал даже он сам!

Наемный экипаж трясся по изрытой дороге, снаружи уже давно опустились сумерки, а Мигель уносился мыслями в далекое будущее, в то время как его противники пытались вспомнить и осознать что-то в своем прошлом. Скоро он будет править Испанией, а не эти выскочки и их тугодумы-помощники. Главное, чтобы не вмешалась Элеонора! Все-таки она автор рукописи, и она может легко все испортить… Да и восхищенное отношение окружающих к этой девице, мнящей себя как минимум королевой, изрядно ему поднадоело. Пусть она и правда дворянка в Бог знает каком поколении – это не дает ей право так его унижать. Он и ей отомстит, будет срок! Она и ее дружки успеют еще понять, насколько он, Мигель, страшен в гневе. А покамест пусть смеются… если у них вообще сейчас хватает сил на то, чтобы смеяться.

Мигель плотнее прижал к сердцу свое «сокровище» и снова усмехнулся, на сей раз довольно. Что бы там о нем ни говорили другие, пока что именно он в выигрышном положении и сам себе хозяин. А его врагам, сколько бы их тут ни оказалось в итоге, нужно будет сперва прийти в себя от шока, потом разобраться в ситуации, еще и разыскать друг друга и только в конце всего этого бессмысленного метания они могут начать действовать, чтобы предотвратить собственный крах… так что у него есть фора. Только бы Призрак не нашелся раньше времени!.. А в остальном он уверен – все будет отлично. Мигель скрестил пальцы на удачу. До первой важной остановки оставалось всего несколько миль…

Ибарра проснулся оттого, что чей-то незнакомый голос настойчиво звал его по имени, причем прибавляя к нему какой-то неслыханный титул. Глаза открывать не хотелось, но чем дольше он притворялся спящим, тем настойчивее становился голос.

– Ваша светлость! – слышал он сквозь уже разорванные путы сна. – Герцог Ибарра! Просыпайтесь! Его высочество требует вас к себе!

Фадрике позволил себе еще немного поваляться, после чего все-таки открыл глаза. Ему было любопытно, что это за новая игра такая. С чего это вдруг его именуют герцогским титулом? Что еще изобрели эти выдумщики, Хуан с Элеонорой? Забавно, конечно, но если и дальше так пойдет, он настолько погрузится в старину, что вернется в родной Санкт-Петербург, окончательно свихнувшись.

Представшая перед ним картина настолько поражала воображение, что какое-то время молодой человек растерянно хлопал глазами, пытаясь сообразить, как за одну ночь простой пансионат превратился вдруг в Петергофский дворец. Ну, Гранды! Ну, молодцы! Он бы не догадался так пошутить. Интересно, как отреагировали остальные?..

Он снова и снова оглядывал комнату, обставленную с истинно куртуазной роскошью, отдаленно напоминавшей французские мотивы в старинных питерских домах Юсуповых или Орловых. Нет, это более чем просто забавно. Как они такого добились? С помощью проекции?.. оставался только один вопрос: неужели накануне он был настолько пьян, что забыл присмотреться к собственной постели… что-то он не мог там припомнить ни восточных шелков, ни брабантских шпалер…

Что же было вечером? Они беседовали за столом с Призраком, Ветром, Иваном, Даниэлем и присоединившимся позже Вальдесом. Там еще были ребята из молодых… И Генри, который поспорил с этим Вальдесом по не слишком трезвой лавочке и дело едва не дошло до драки… Было выпито много вина, они пели песни… дальнейшее он помнил плохо, но голова побаливала, что означало, что вечер был прожит не зря.

Ибарра позволил себе оторваться от созерцания комнаты и перевести взгляд на нарушителя собственного спокойствия. Это был молодой человек, отдаленно похожий на кого-то из помощников хозяев вечеринки. Кажется, его звали Марк или как-то похоже. Он тогда еще спросил, паспортное это имя или «никнейм»…

– Марк? – он нахмурился, принимая правила игры и изображая высокосветское недовольство. Герцог так герцог. Пусть, так даже веселее: он знал, что его персонаж стоит того, чтобы носить высокий титул. – В чем дело?

Юноша улыбнулся и даже не стал поправлять его (а это значило, что он не ошибся).

– Ваша светлость, принц вас требует к себе. Уже сердится, а в гневе он становится непредсказуем, вы же знаете.

– Я-то тут при чем? – буркнул Ибарра и попытался перевернуться на другой бок, намереваясь спать дальше, но юноша был настойчив.

– Прошу вас, ваша светлость, не губите меня и себя! – он сложил руки в молитвенном жесте. – Если вы не явитесь к завтраку в ближайшее время, его высочество на вас обидится, а меня… хотя, впрочем, какое вам может быть до меня дело… – он замолчал и сник.

Ибарре стало жаль парня. Он не знал, кто в этой пьесе играет «принца», но не мог позволить человеку попасть под чью-то горячую руку из-за своей лени. Фадрике не был ни злым, ни жестокосердным, поэтому решил сжалиться.

– Хорошо, передай его высочеству, что я скоро буду, – выдохнул он. Последние остатки сна, еще витавшие где-то вокруг, этот короткий диалог вкупе с любопытством разогнали окончательно. Очень уж хотелось посмотреть в глаза тому шутнику, что осмелился поднять его, не выспавшегося, с постели в такую рань.

– Благодарю вас, ваша светлость! – паренек просиял и отвесил галантный поклон, какие Ибарра видел раньше, в основном, только в кино. – Я пришлю слуг.

Приняв последнюю фразу паренька за часть игры, Ибарра не удивился и, когда тот ушел, нехотя поднялся с постели, желая немного размяться. В комнате было достаточно места не только для легкой зарядки – там можно было сделать полное акробатическое колесо, не рискуя задеть мебель. На такие подвиги молодой человек способен не был, поэтому ограничился малым. Уже под конец, когда по разогретым мышцам разлилось приятное тепло, в комнату постучали: явились обещанные слуги. Их было пятеро, и они за рекордный срок (минуты три, не больше) превратили его, заспанного и сердитого, если не в цветущего Париса, то, по крайней мере, в благородного человека с портретов Дюрера или Ван Дейка. Глядя на себя в зеркало, Ибарра был слишком доволен собственным видом, чтобы всерьез подозревать неладное.

Нехорошие мысли начали зарождаться, когда он покинул комнату и отправился вслед за Марком по коридорам в сторону столовой. Дело в том, что коридоры совершенно не напоминали закоулки пансионата, а выглядели скорее как переходы средневекового дворца где-нибудь во Франции или Италии. Уж что-что, а полную перестройку предприимчивые хозяева за ночь точно не успели бы сделать. Тем более что гербы, попадавшиеся на пути то тут, то там, наводили на странные мысли.

Но самая главная неожиданность ждала его в конце пути. Спустя минуты три блуждания по коридорам Ибарра и его провожатый достигли небольшой светлой комнаты с длинным столом по центру и многочисленными зеркалами по стенам. Большое французское окно выводило в сад, и оттуда в комнату влетал свежий ветер, принося запахи роз и жасмина. За столом, способным легко вместить пятнадцать или того больше едоков, сидел только один человек, причем вполоборота к окну, так что лица его Ибарра не мог увидеть даже мельком. Ясно было только, что человек это молодой, но не более того. Испанец? Скорее всего, испанец… Ибарра вежливо прокашлялся.

– Доброе утро, ваше высочество, – произнес он, решив не ждать, пока на него обратят внимание: играть – так до конца по-честному. – Как ваше здоровье?

– Спасибо, герцог, жаловаться пока не на что, – ответил ему мягкий голос, давно знакомый по голосовому чату. – Ступай, Маркус. Присаживайся, Фадрике.

Первая половина фразы явно относилась к мальчишке, судя по тому, как тот с поклоном удалился, а вторая – к нему лично. Наугад выбрав себе место поближе к пустой тарелке, Ибарра опустился на высокий и ужасно неудобный стул. Еще большее неудобство доставляло то, что средневековый костюм стеснял движения, а многочисленные украшения и жесткий воротник не давали нормально согнуться или даже наклонить голову. Шпага на бедре вынуждала сидеть постоянно в одном положении, ибо чуть что упиралась в пол и создавала еще больше проблем.

И главное: теперь молодой человек, оказавшись напротив собеседника, позволил себе присмотреться к его лицу… Впрочем, чтобы узнать его, особого тщания не требовалось. Увиденное не так сильно поразило Фадрике, как его знакомых далеко-далеко отсюда, но удивило – это уж точно.

– Хуан! Что за шутки?..

– Тс-с-с! – прошипел собеседник, приложив палец к губам. – Ты нас обоих погубишь! На костер захотел? Или на эшафот?

Тихие и жесткие слова хлестнули, как пощечина. Примерно минуту – рекордный для него срок – Ибарра приходил в себя. Упоминание об эшафоте никак не могло быть шуткой. Что же Хуан имел в виду? Рациональный мозг лидера Альянса отказывался верить в подобное. Неужели он все еще спит и видит во сне, что оказался в средних веках или в реальности игры, послужившей причиной той встречи, будь она неладна?!

– Теперь слушай, что я тебе скажу, – пользуясь замешательством собеседника, негромко заговорил Хуан совершенно серьезным тоном, – при незнакомых я для тебя никакой не Хуан, а принц Филипп. И ты с этого момента – герцог Ибарра, гранд Испании. Понял? Маркус – всего лишь двойник парня из Черноголовки, а не он сам, так что не вздумай заговорить с ним о «малой родине».

Ибарра потряс головой, в которой по-прежнему не укладывались подробности дурацкой шутки.

– Что за приколы, Хуан? Мне это уже не нравится… Прекрати. Я завтра должен быть на работе, потом у нас в игре решающая битва, которую нельзя пропустить, и…

Под суровым взглядом друга он замолк на середине фразы. Следующая реплика повергла его в такие пучины сомнений, что он не был уверен, что из этого безумия есть хоть какой-то разумный выход.