Царская пленница

– У вас что-то случилось?

Женщина как будто узнающим взглядом посмотрела на меня и кивнула:

– Да, у одной из наших девушек сильный припадок. Боюсь, что она может умереть.

Связать ее преследование гостя и презрительно-независимую спину генерала с припадком у девушки было несложно, и я предложил свои услуги:

– Я немного разбираюсь в медицине и могу попытаться помочь…

– Правда, князь? – разом оживилась она. – Буду вам крайне признательна!

– Тогда пойдемте.

Мы поднялись на второй этаж, и Сильвия провела меня в комнату, напротив той, в которой мы были с Юлией. Эта комната была декорирована совсем по-другому, чем Юлина, под обитель монашки. Стены покрывали обои из темного золотисто-коричневого шелка, а постель напоминала собой могильную плиту, покрытую угольно-черными простынями. На этом траурном ложе было распростерто обнаженное ослепительно-белое тело.

– Подержите свечу, – попросил я хозяйку, подойдя вплотную к постели.

Вблизи стало видно, что девушку жестоко избили. У нее уже распухла щека, была разбита губа и, главное, один из ударов пришелся в область сердца.

– Откройте окно, ей нужен воздух, – попросил я Сильвию, – и прикажите принести льда.

Та отдала распоряжение двум жавшимся к стенам испуганным женщинам, видимо, горничным. Одна из них бросилась раздергивать плотные шторы, а вторая побежала за льдом.

Я приподнял голову больной и положил ее на подушку, потом проверил пульс. Он был нитевидный и неустойчивый. Казалось, вот-вот сердце остановится.

– Сейчас, одну минуту, – машинально сказал я, не зная, что собственно полагается делать в таком случае. Никаких валидолов и корвалолов еще не придумали. – У вас случайно нет настойки валерьяны или боярышника? – на всякий случай спросил я хозяйку.

– У меня есть нюхательные соли! – ответила она.

– Соли не помогут.

Действуя по наитию, я положил руки на грудь девушки и несколько раз сильно нажал, пытаясь сделать что-то вроде массажа сердца. Потом припал к ней ухом. Сердцебиение сделалось отчетливей. Я рискнул еще несколько раз нажать на грудь. Больная дернулась и глубоко, с присвистом несколько раз вздохнула. Похоже было, что нас с ней пронесло.

К этому времени прибежала посланная за льдом служанка и притащила его в серебряном ведерке для шампанского. Я попросил каких-нибудь тряпок и завернул ледяную крошку в поданные полотенца.

– Будете прикладывать к ушибам, – велел я помощницам, а сам сел на краю постели и, растопырив пальцы, начал прощупывать своим энергетическим полем сердце и грудь пострадавшей. По моим интуитивным ощущениям, ей становилось все лучше. Для закрепления успеха в лечении, я закрыл глаза, сосредоточился и начал «разгребать» последствия опасного для жизни удара.

Руки, как это обычно бывает, скоро устали, налились тяжестью, так что я с трудом удерживал их над телом, чтобы не касаться набухших, бежевых в теплом свете свечи сосков. Я уже почти кончал сеанс, когда дверь в комнату рывком, со стуком распахнулась и давешний генерал в своем прекрасно сидящем фраке, топая толстыми ногами, подошел к постели больной. Его нечистая, бугристая кожа, была влажна от пота, и до меня донесся резкий, неприятный запах. К тому же это господин был сильно пьян.

«Не тот ли это вонючий тип, про которого говорила Юлия», – подумал я.

Новый персонаж глядел на лежащую с закрытыми глазами обнаженную девушку и брезгливо кривил губы.

– Не издохла? – спросил он хозяйку, когда больная пошевелилась. – Жаль!

Я поднялся с постели и оказался прямо перед ним. Однако генерал не пожелал обратить на меня внимания, тем более что рядом с ним я выглядел совсем несерьезно, доходя макушкой разве что до его двойного, круглого подбородка.

– Прошу вас выйти отсюда, генерал! – сказала, вытягиваясь, как струна, Сильвия Джулиановна.

Тот, делая вид что, не слушает, жадно смотрел на лежащую женщину с вольно разбросанными ногами. Вытаращенные глаза его залоснились, и розовый язык похотливо облизал полные брезгливые губы.

– Я прошу вас выйти вон! – чеканя слова, повторила хозяйка.

– Молчать, шлюха! – рявкнул гость, почти не смиряя голоса.

Девушка, услышав его возглас, открыла глаза, увидела стоящего над ней мучителя, сжалась в комочек и попыталась отползти в дальний угол кровати.

Однако ужас, промелькнувший на ее лице, только усилил либидо генерала.

– Оставьте нас! – приказал он, и нимало не смущаясь присутствием посторонних, начал расстегивать пояс панталон.

– Вам лучше уйти отсюда, – не выдержав, вмешался я, понимая, что опять ввязываюсь в чужую историю и нарываюсь на пошлую ссору в борделе. Однако беззащитность женщин не оставляла мне другого выхода.

Генерал, будто впервые заметив меня, осмотрел с головы до ног, презрительно хрюкнул и, не сказав ни слова, отбросил меня в сторону. Длань у него была мощная, и я, как мячик, долетел до боковой стены, едва устояв на ногах. Теперь сомнения в правомочности вмешательства в ссору у меня прошли, со своим здравым смыслом я успешно справился и, защищая свою честь, мог делать все, что заблагорассудится.

– Ах ты, помойная вонючка! – воскликнул я, укрепляясь на ногах и поворачиваясь к противнику лицом.

По поводу запаха, я, кажется, попал в его самую больную точку. Генерал даже растерялся от неожиданности. Он никак не предполагал быть оскорбленным ничтожным юнцом инородного происхождения.

– Да, ты!… Как ты смеешь! – проговорил он, разом забывая про недавнее вожделение. – Да я тебя, наглеца!

Разговор делался каким-то односторонним. Как, собственно, и действия. Потная махина двинулась в мою сторону, намереваясь раздавить, как козявку. Однако я не стал дожидаться, когда наши неравные веса сойдутся в клинче, резво выхватил из ножен навязанную мне Остерманом шпажку и остановил продвижение противника точно попав ее острым концом в низ генеральского живота, в районе расстегнутых панталон.

Их превосходительство, напоровшись на острие, невольно отшатнулись назад.

– Убирайся вон, негодяй! – приказал я унижающе-бесстрастным тоном. – Иначе тебя вынесут отсюда вперед ногами.

Генерал дернулся, но я сделал шаг в его сторону, и он попятился. Похоже было на то, что воинское звание он получил, не маршируя в походах, а полируя столичный паркет во дворцах, – слишком испуганным был его взгляд, не отрывающийся от блестящего острия шпаги.

– Если ты чем-то недоволен, – продолжил я, – то можешь прислать своих секундантов.

Грозный гость пару раз со всхлипом вдохнул в серя воздух, почти так же, как немногим ранее избитая им девушка и, пятясь, вышел из комнаты.

– Ты меня еще вспомнишь, щенок! – послышалось из коридора, и быстро забухали удаляющиеся шаги.

Теперь, когда он исчез, в комнате воцарилась напряженная тишина. Потом по-детски горько заплакала избитая девушка.

– Свят, свят, – начала креститься одна из служанок. – Что же это Матвей Ипполитович такое делают!

– Полно, – устало сказала хозяйка. – В жизни всякое бывает. Лечите Дашу, а нам, князь, нужно переговорить.

Я вложил шпагу в ножны и с полупоклоном, пропустив вперед Сильвию Джулиановну, пошел следом за ней.

Она шла, не оборачиваясь, уверенная, что я не отстану. Миновав коридор с комнатами девушек, мы поднялись по узкой лестнице наверх, как мне показалось едва ли не на чердак, но оказались в роскошных апартаментах, обставленных очень дорогой мебелью.

– Садитесь, князь, – пригласила Сильвия, сама опускаясь в глубокое кресло, с ножками в виде львиных лап и резной спинкой.

Я сел, полуобернувшись в ее сторону.

– Как вам понравилась Юлия Давыдовна? – неожиданно для меня (я-то подумал, что речь зайдет о сиюминутных событиях), спросила «турчанка».

– Юлия – просто прелесть, совершенно замечательная девушка, – совершенно искренне сказал я.

– Я ее тоже люблю, – задумчиво сказала Сильвия, – но вам подарю с радостью.

– В каком смысле? – не понял я.

– В самом прямом, она крепостная.

– А как же папенька, коллежский регистратор?

– Это рассказ для публики. Она дочь распутного дворянина и горничной. Воспитание получила хорошее, а вольную отец дать ей не позаботился, умер. Наследники в ней родню не признали и продали с торгов. Я ее купила.

– Понятно, – сказал я, хотя ничего понятного здесь не было. Особенно в том, что касалось такого «подарка». – Может быть, будет лучше не дарить ее, а отпустить на волю?

– Я думала об этом, но, к сожалению, есть кое-какие сложности…

«Господи, – подумал я, – опять сложности! Мне и своих предостаточно».

– И в чем же они?

– В генерале, которого вы… с которым вы, – поправилась хозяйка, – только что познакомились. Он по-своему влюблен в Юлию Давыдовну и сделает все, чтобы погубить ей жизнь. Он и Дашу избил оттого, что Юлия была занята с вами, и он не мог ее мучить.

– Я даже не знаю, что делать, у меня у самого сплошные проблемы. К тому же я женат и… Короче говоря, я не знаю, как спасти свою жену. Юлия, в общем… – здесь я запутался окончательно, – просто не знаю, как ей помочь.

– Пусть она будет при вас, – предложила «турчанка». – Вы ведь как-то помогли совершенно незнакомой вам женщине. Что касается Юлии Давыдовны, вас, как мне кажется, уже связывают определенные отношения.

– Да, конечно, – вяло сказал я, понимая, что попал в капкан. – А о какой спасенной женщине вы говорите?

– Вы уже забыли? – усмехнулась Сильвия. – Я, в конце концов, вспомнила, где мы с вами встречались…

– Да, и где же?

– Вы не так сильно изменились, чтобы вас невозможно было не узнать, – проигнорировала вопрос хозяйка, – и, поверьте, моя благодарность не знает границ!

«Это точно, – подумал я, – особенно это видно по подарку, который ты мне делаешь». Еще мне очень захотелось окончательно уточнить, кого она имеет в виду, называя спасителем – меня, в прежнем облике, или кого-то похожего на меня нынешнего. Однако она не дала возможности ничего спросить и поинтересовалась сама:

– Вы не скажете мне, что вам нужно от Александра Федоровича? Он весьма приятный господин, но вести с ним дела я бы своим друзьям не советовала.

– Мне нужны надежные документы, – прямо сказал я, подумав, что при таком ремесле у кого, как не у нее, еще могут оказаться возможности быть с законами на «ты».

– Документы я вам достану, – не задумываясь сказала она. – Вам нужен паспорт?

– Лучше два, мне и приятелю. И подорожные грамоты.

– Хорошо, завтра зайдете в городское полицейское управление к генералу Кутасову, и он распорядится выписать все необходимые бумаги.

– То есть как? Так просто зайти?

– Конечно, тем более что вы знакомы.

– Я не знаю никакого генерала Кутасова, – начал я и запнулся. – Это что, он и был?

– Да.

– Так мне к нему идти за документами?

– Именно.

– Вы это серьезно?

– А что вас удивляет?

– Но он же меня в своем управлении и оставит!

– Не думаю. После того, что он сегодня совершил, он будет делать все, что я ему велю. Иначе…

– Что иначе? – подсказал я, когда она внезапно замолчала.

– Вы видели сегодня белокурого молодого человека в бархатной полумаске?

– Нет, я как-то больше на женщин смотрю.

– Это неважно. Я могу ему пожаловаться на Кутасова, а это, поверьте, в Российской империи очень значительный человек. Тогда генералу не поздоровится, а если мне не поможет он, то… Впрочем этого никак не случится. Генерал неглупый человек и ссориться со мной из-за девушки и, простите, дерзкого мальчишки – не станет.

– А что это за таинственный блондин? – не удержался я от праздного любопытства.

– Цесаревич Александр Павлович. Он ходит ко Мне в гости развлечься и отдохнуть от батюшкиных строгих порядков.

«Ни фига себе, – с восхищеньем подумал я, – круто они тут устроились».

– Спасибо, коли получится, – поблагодарил я.

– Да, напишите на бумажке приметы свои и приятеля, я отдам генералу.

– Зачем?

– Вписать в паспорта, – ответила Сильвия. Потом удивленно на меня посмотрела, – У вас что, никогда не было русского паспорта?

– И сейчас есть, только без примет. – Про фотографию я естественно не упомянул.

– У вас здесь есть бумага и перо? – без надежды на успех спросил я.

– В моем кабинете, – указала на закрытую портьерой дверь эта необычная для своего времени женщина, бизнес-леди конца XVIII века.

Я прошел в небольшой кабинет с конторкой, и действительно, на ней оказалась стопка писчей бумаги и несколько очиненных гусиных перьев. Став за нее, я принялся «сочинять паспорта». Оказалось, это не так-то просто, особенно в том, что касалось описания примет. Однако, помучившись минут двадцать, я все-таки составил тексты документов с описанием роста (два аршина два вершка у меня и два аршина шесть с половиной вершков у Ивана), цветом глаз, типом лиц и особыми приметами, которых у нас обоих не оказалось.

Передав исписанный лист Сильвии, я вернулся в общую залу посмотреть на будущего императора Александра I.

Однако никакого высокого блондина в бархатной полумаске там уже не было. Как не было и моего приятеля Остермана. Однако одного слегка знакомого человека я увидел и сразу подошел к нему. Это был преображенец, товарищ Афанасьева, вместе с которым он разыгрывал коллежского асессора.

– Здравствуйте, – сказал я, выруливая из группы молодых людей, рассеяно наблюдавшими за танцами, – вы меня не помните, мы вчера встречались у Демута. Я приятель Афанасьева.

Молодой человек, внимательно посмотрел он меня и весело подмигнул:

– Как не помнить! Вчера мы славно повеселились!

– Да, но сегодня Александра арестовали!

Вопреки моему предположению, весть о несчастье, постигшем товарища, молодого человека ничуть не тронула.

– Да? – рассеяно сказал он, с интересом наблюдая за полной брюнеткой, танцевавшей мазурку второй парой. – Вы не знаете кто это такая?

– Нет, я здесь впервые, почти никого не знаю.

– Интересная штучка! – сообщил мне легкомысленный повеса. – Нужно с ней познакомиться.

– Так что с Александром? Ему нужно помочь!

– С Шуркой-то? Да, Бог с вами, сударь, пусть посидит недельку, хоть отдохнет от пьянства. Ничего с ним не случится.

– Но ведь у него могут быть серьезные неприятности, если докажут что он участвовал в нашей шутке.

– Какие неприятности, вы смеетесь? Тетка в нем души не чает и спускает ему все сумасбродства. Попросит императора или императрицу, те и распорядятся замять дело.

– А кто у него тетка?

– Графиня Ростопчина, фрейлина Марьи Федоровны и супруга Федора Васильевича, кабинет-министра по иностранным делам, третьего присутствующего в коллегии иностранных дел, графа Российской империи, великого канцлера ордена св. Иоанна Иерусалимского, директора почтового департамента, первоприсутствующего в коллегии иностранных дел и, наконец, члена совета императора, – без запинки перечислил все должности Шуркиного родственника приятель бедного узника.

– Да, пожалуй, коллежскому регистратору, даже великому взяточнику и тайному миллионщику, с такой родней не справиться, – засмеявшись, согласился я.

В это время к нам подошел полицейский генерал. Он почтительно поклонился моему собеседнику и сказал извиняющимся тоном:

– Простите, барон, если я на минуту отвлеку вашего собеседника.

Генерал весь лоснился от пота, и мы оба невольно отстранились от исходившего от него резкого запаха.

– Извольте, генерал, – сухо сказал Шуркин приятель.

– Сударь, – обратился тот теперь ко мне, – между нами вышла небольшая размолвка, и я счел долгом принести вам свои извинения.

– Пустое, генерал, с кем не бывает, – небрежно сказал я. – Мы оба погорячились.

Кутасов независимо посмотрел на расписанный амурами и психеями потолок и, вежливо откашлявшись в кулак, сказал:

– Относительно вашего дела. Оное благополучно улажено, и я жду вас завтра с утра, в канцелярии губернатора.

– Хорошо, буду, – пообещал я.

Генерал еще постоял, видимо, не зная, как ловчее от нас отойти, тяжело вздохнул, поклонился и опять обратился к преображенцу:

– Барон, не сочтите за труд передать мое нижайшее почтение вашему батюшке.

Барон небрежно кивнул, и генерал, пятясь задом, отступил.

– Откуда ты знаешь этого вепря, и что у вас за дела? – спросил он, когда мы остались одни.

– Сегодня познакомились. Я его слегка уколол в брюхо шпагой, а он, видимо, не хочет со мной драться, и решил извиниться.

– Понятно. И где это Шурка Афанасьев находит таких приятелей?! Ты ведь, кажется, только что приехал в Петербург?

– Да, а что?

– Ничего. Только здесь появился и сразу же обворовал Селиванова, а сегодня уже попал в гости к Сильвии и колешь брюхо помощнику полицмейстера. И это в твои-то годы! Не хочешь поступить к нам в полк?

– Пока нет, сначала осмотрюсь.

– Ну ладно, осматривайся, а я пойду знакомиться с брюнеткой, а то рядом с тобой и стоять-то боязно.

Преображенец весело мне подмигнул и ринулся перехватывать полную брюнетку, после окончания мазурки на секунду оказавшуюся в одиночестве.

Глава четырнадцатая

Утром Сильвия Джулиановна все устроила самым лучшим образом. Бизнес-леди переоделась в свежее розовое платье и выглядела совсем не утомленной долгой бессонной ночью, полной разнообразных хлопот. Я, напротив, клевал носом и мечтал о постели.

– Вот вольная Юлии Давыдовны, – сказала она, подавая мне гербовую бумагу с несколькими подписями. – Надеюсь, вы сможете позаботиться друг о друге.

Я только вежливо кивнул головой. Идея заботиться о красавице из веселого дома мне не понравилась с самого начала, и тем больше, чем сильнее влекла к себе молодая красивая женщина. К утру я совсем скис и не знал, что мне делать дальше – хоть тут же, снабдив приданным, выдавать Юлю замуж.

Сама красавица, несмотря на наши ночные излишества, выглядела великолепно и улыбалась странной улыбкой, в которой непонятно чего было больше, радости или грусти.

После полуночи, когда вопрос с документами решился как бы сам собой, я пошел сообщить эту новость Остерману. Однако тому было не до меня. Его игра в ломбер уже кончилась, и он теперь сидел за вистом.

– Генрих Васильевич, – позвал я его, – можно тебя на минуту.

Остерман едва взглянул в мою сторону горячими, с лихорадочным блеском глазами и молча покачал головой.

Я вспомнил, что во время виста игрокам нельзя разговаривать, и оставил его в покое. Больше мне в залах делать было нечего, и я, выполняя данное обещание, пошел в комнату Юлии, собираясь с ней окончательно объясниться. Она ждала меня теперь уже не в костюме Венеры, а в платье Евы и, как только увидела, бросилась на грудь, прижалась горячим, молодым телом. Все мои благие помыслы тут же полетели к черту, и мы рухнули на жалобно скрипнувшую кровать.

– Не бойся, князь, я не буду тебе обузой, – говорила Юля утром, когда мы садились в наемный экипаж на Лиговском проспекте.

– Я и не боюсь, – соврал я, помогая ей устроиться на жестком сиденье.

Спустя полчаса мы подъехали к чистенькому домику вдовы Варвары. Там уже проснулись. Когда мы вошли, возникла неловкая сцена из серии «не ждали». Впрочем, замешательство длилось недолго, и вдова с Иваном бросились помогать нам сесть на стульях в маленькой зале. Юля тактично не заметила удивления новых знакомых и повела себя естественно, так, как будто просто зашла в гости.

Ситуация сложилась пикантная, в одном доме собрались две незаконные пары и старались вести себя как можно более естественно.

– Вы не против, если Юлия Давыдовна несколько дней поживет в вашем доме? – спросил я Варвару.

– Пусть живет, – ответила она без большого энтузиазма, – места всем хватит.

Было видно, что Ивану не терпится узнать, что, собственно, происходит, но мы никак не могли остаться вдвоем. К тому же, мне было не до его любопытства. Через час-два предстояло встретиться с генералом Кутасовым, и от того, выполнит ли он свое обещание, многое для нас зависело.

– Я сейчас еду в полицейское управление, – сообщил я, когда хозяйка повела Юлю в каморку, в которой той предстояло жить.

– Зачем? – спросил Иван, тотчас забыв о неожиданной гостье.

– Пообещали сделать документы.

– Кто? Полиция?

– Помощник полицмейстера.

– Даже так! – сказал он, качая головой. – Это круто!

Меня всегда умиляло, когда мои старозаветные приятели начинали употреблять сленговые словечки и выражения двадцать первого века.

– Круче не бывает, – согласился я.

– А барышня кто? – наконец дождавшись своего часа, спросил Иван.

– Мне ее, – я хотел сказать «подарили», но вовремя поправился, – поручили. Помнишь турчанку, которая чуть не зарезала меня на постоялом дворе?

– Каторжанку? – уточнил он.

– Теперь она не каторжанка, и вполне преуспевает. Это она помогает нам с паспортами. Она мне Юлию и поручила, у той проблемы с крепостным правом и одним ненормальным поклонником.

– Она тебя что, узнала?

– Кажется, да, хотя я не очень понял, как. Я там лечил девушку, после этого она и завела разговор о Юлии. Намекнула, что если я помогал незнакомой женщине, то грех не помочь знакомой.

– Вы уже стали с ней так близко знакомы? А как Алевтина на это посмотрит?

– Не сыпь мне соль на раны. Думаю, что плохо посмотрит, но как-то так вышло, что я не смог отказаться.

– Ну да, от такой барышни кто же откажется! – иронично сказал Иван.

– Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Сам-то с Варварой чем занимаешься при живой невесте?

– Невеста не жена, – нравоучительно объяснил Иван. – Да и когда мы еще с Марфой свидимся… Я же мужчина молодой, здоровый, мне без женской ласки трудно.

– Ага, молодой, в обед двести лет! У тебя, Иван, типичные двойные стандарты, как говорят в моем времени. Тебе, значит, трудно, а мне легко!

Разговор наш зашел в тупик и забуксовал. Я и без нравоучений понимал всю щекотливость своего поведения. Создавалась типично русская ситуация, когда и согрешить, и покаяться хочется одновременно.

– Ладно, поеду за паспортами, – сказал я, – утро вечера мудренее.

Император Павел, затеяв перестройку, как и все наши реформаторы, принялся то сокращать, то увеличивать число чиновников, переподчинять ведомства, так что, в конце концов, обывателю разобраться в хитросплетениях царской фантазии стало крайне сложно.

Ту же полицию он разделил как бы на два департамента, учредив для Петербурга вместо городской думы «комиссию о снабжении резиденции припасами, распорядком квартир и прочих частей, до полиции относящихся», подчинил ей и городское правление (ратгауз), камеральный департамент которого ведал хозяйственной деятельностью. Исполнительная же полиция стала подчиняться непосредственному ведению губернатора.

Попав в недра государственных учреждений я, как слепой котенок, тыкался из присутствия в присутствие, пока какой-то добросердечный старичок, необыкновенным образом сохранивший на государственной службе человеческий облик, не указал, где найти Кутасова.

Матвей Ипполитович был с большого бодуна, с опухшей рожей и вонял пуще прежнего. Мой приход его не обрадовал, как не могло порадовать в таком состоянии ничто другое, кроме хорошей опохмелки, однако он держался любезно и даже намеком не поминал вчерашнее.

– Ваше дело решено, – сказал он, глядя в скорбную вечность рачьими глазами. – Пойдите к столоначальнику Рутепову, он все сделает.

– Я вам чем-то обязан? – спросил я, вынимая приготовленные двести рублей.

– Пустое, – сказал чуть более веселым тоном, генерал, – мы с Сильвией Джулиановной сами сочтемся.

– Тогда примите мою искреннюю благодарность, – проговорил я, продолжая держать ассигнации в руке.

По лицу его превосходительства пробежала тень сомнения, потом оно отразило начавшуюся душевную борьбу. Брать деньги у меня он не хотел, но как настоящий российский чиновник не мог заставить себя отказаться даже от незначительной для его должности взятки.

– Пустое, – повторил он и против своей воли протянул руку. – Только чтобы вас не обидеть, – договорил генерал, растворяя деньги между пальцами.

Столоначальник Рутепов оказался предельно занятым государственными делами человеком. Ждать, пока он обратит на меня внимание, пришлось больше часа.

– Вам придется немного подождать, – скороговоркой бросил он, когда я насильно ему представился.

Это «немного», как мне показалось, грозило продлиться, по крайней мере, до вечера.

Пришлось проявить характер.

Однако только с третьей попытки мне удалось привлечь к себе его сосредоточенное на важных правовых вопросах внимание.

– Господин Рутепов, Матвей Ипполитович приказал мне обратиться к вам, – крикнул я прямо в ухо пойманному за рукав мундира столоначальнику.

Тот взбрыкнул, напомнив роющего паркет нетерпеливыми ногами жеребца, и попытался вырваться. Однако я его не отпустил и сбежать не дал.

– Вы не видите, что я занят! – возмутился он, всем видом показывая, что поражен до глубины души подобной наглостью.