Самос

– Я продал вас известному во всем Тире работорговцу. И по очень хорошей цене, – правой рукой он гладил мешочек, который висел на поясе. – Не волнуйтесь, вы здесь надолго не задержитесь. Он быстро найдет вам новый дом, он тоже не любит терять деньги.

– Презренный пес, – кинул ему Альмицес.

– Да перестань... – отмахнулся Замар. – Я тебе уже говорил, что оказал вам услугу, когда подобрал в море, иначе бы вы умерли от жажды. Я и правда сожалею о том, что случилось с вашей сестрой. Да, я попросил его, чтобы он не разлучал вас, – бессовестно врал пират, как бы оправдываясь перед детьми. – Мы просто совершили с вами обмен: я вам – спасение, а вы – компенсацию за него. Ну а в остальном, приятно было познакомиться.

Пират сразу развернулся, жестом подозвал своих людей и направился к воротам. Ребята остались стоять под надзором двух здоровенных, похожих на башни, мускулистых мужчин. Будущее было туманным.

Через несколько минут дверь снова распахнулась, и работорговец вышел к детям.

– Сколько тебе лет? – спросил он Альмицеса на ломанном греческом.

– Десять, – голос паренька дрожал.

– Что ты умеешь? – работорговец взглядом оценивал мальчика.

– Я – рыбак. Дядя, мы ни в чем не виноваты, – но его не слушали.

– Ты говоришь только по-гречески?

– Говорю и пишу на нем.

– Пишешь? Отлично. А вы? – мужчина обратился к Неризе и Жанире.

– Мы помогали по дому маме, говорим по-гречески, а еще я немного умею писать. – Жанира же молчала.

– Отлично, – повторил мужчина. – Вы здесь не задержитесь. Завтра – базарный день, так что мы быстренько прогуляемся по городу, и пусть боги будут милосердны к вам и подарят удачу. – Он махнул рукой и ушел.

Охранники проводили детей к клеткам, которые стояли на платформе. Один из них поднял тяжелую металлическую дверь. Детей втолкнули внутрь и заперли на замок. Клетка была пустой, словно ждала именно их. Единственной утварью здесь был только небольшой кувшин с водой. Жанира с жадностью набросилась на воду, не обращая внимание на сковывающие ноги кандалы. Альмицес и Жанира тоже припали к кувшину. Дети утолили жажду и сели в тени на дощатом полу. Так они и сидели, скорчившись. В их взгляде не осталось надежды. Теперь их глаза были такими же пустыми, как и у обитателей соседних клеток. Все молчали, царила полная тишина. Слова были лишними, слова не могли вернуть свободу.

Так прошел остаток дня. Жанира смотрела сквозь решетку на здоровых псов, спящих в тени ближних домов. Нериза безутешно рыдала. Ее раздирало от боли при мысли о том, что будет с сестрой, если их разлучат. Альмицеса мучало понимание, что это могла быть последняя ночь, которую он проведет вместе с сестрами. Он упрекал себя за то, что не смог защитить их и не сумел помочь родителям.

Уже стемнело, когда к клеткам подошла группа людей. За ними бежало несколько собак, которые обнюхивали все вокруг и махали хвостами, отгоняя от себя надоедливых мух. Визитеры остановились напротив клетки с детьми и стали рассматривать ее обитателей. Они говорили на том же языке, что и Замар. Альмицес не понимал слов, но смысл был ясен и без этого. Они явно присматривались к товару, который собирались купить завтра. Паренек тоже уставился на визитеров. Их было одиннадцать или двенадцать человек, все хорошо одеты. Их туники выдавали высокий статус и высокий уровень доходов визитеров. Альмицес пытался угадать, кем они были: купцы или патриции, в любом случае, это были люди, наделенные властью. Они рассматривали детей с любопытством, на одних лицах читалось дружелюбие, на других – хитрость и жадность. Зачем им понадобились рабы? Альмицес вздохнул. Его судьбу, как и судьбу его сестер, теперь решал лишь слепой случай.

Как это странно, когда солнце встает из земли, ведь до этого восход солнца дети наблюдали только со стороны моря. Ночью они плохо спали. Мысль о том, что они могут потерять друг друга, не давала покоя, и они вздрагивали от малейшего шороха. Нериза поговорила с гречанкой, которая сидела в соседней клетке. Она рассказала, что они находились на усадьбе одного из крупнейших работорговцев региона. Сама она попала сюда из-за того, что ее отец проигрался и не смог расплатиться с долгом, поэтому он сдал ее в рабство на время, которое потребуется чтобы покрыть этот долг, еще месяц назад. Раз в неделю отсюда выезжали две телеги с рабами, их увозили на рынок в Тире. Да уж, похоже, поставка рабов здесь была хорошо налажена.

Солнце уже во всю светило, когда к платформе с рабами подошла группа мужчин. Они вели за собой двух здоровенных волов, которые тянули по повозке. Наступил базарный день. Дети вскочили, им было очень страшно. Увидев, что к их клетке направляются двое мужчин, они крепко обнялись. Детей заставили подняться на повозку. По ее деревянным бортам торчали высокие колья. Они были связаны горизонтально между собой кольями потоньше. Густая перевязь формировала прочные стенки, которые сверху венчала такая же густая решетка из веток, не оставляя ни малейшей возможности для побега. И вот в их повозку поднялся последний раб, и тяжелая задняя дверь закрылась за ним. Обе повозки быстро наполнились. Альмицес насчитал двенадцать человек в их повозке и шесть в другой. Там ехали крепкие на вид мужчины. Они были скованы кандалами по рукам и ногам. Друг с другом их соединяла прочная цепь. Их охраняло восемь до зубов вооруженных человек. Видимо, эти мужчины представляли собой какую-то опасность. Повозку с детьми охраняло всего двое: один охранник уселся перед клеткой, а второй сидел за задней дверью. Внутри было тесно, присесть было негде. Дети жались друг к другу. Альмицес стал рассматривать своих спутников. Спереди клетки, ближе к погонщику, стояли пять девушек, им было около двадцати лет. Волосы цвета вороного крыла и оливковый оттенок кожи выдавал в них чужестранок. С другой стороны от них стояла та гречанка, с которой разговаривала Нериза. Она все время кричала охранникам, что те ошиблись, что она должна была дождаться своего отца. Около нее стояла, обнявшись, молодая пара с ребенком. Кажется, он был ровесником Альмицеса.

А вот и работорговец показался. Он восседал на роскошном паланкине, украшенном яркими покрывалами. Паланкин несли четыре крепких чернокожих носильщика. Торговец облачился в свои лучшие одежды. Паланкин возглавил процессию, и они тут же тронулись в путь. Выйдя за ограду, повозки свернули на юг. Альмицес удивился, что они не вернулись на тропинку, по которой вчера пришли с Замаром.

– Куда нас везут, Альмицес?

– Наверное, на продажу, Жанира. Но я не думаю, что в Тир, это не та дорога, по которой мы шли вчера.

– Я хочу с тобой.

– Успокойся, котенок, нас не разлучат, мы же родные друг другу, Замар же обещал, помнишь?

– Я бы не была так уверена, – сказала Нериза.

– Ну почему же, Нериза? Нет никакого смысла разлучать нас.

– Смысла? Какой может быть смысл? Альмицес, вспомни, что с нами произошло за все это время, вдумайся, что сделали с этой женщиной, – она показала глазами на гречанку, которая продолжала взывать к охраннику, уверяя его в том, что произошла страшная ошибка. – Я опасаюсь худшего, нас продадут по отдельности. Я в этом почти уверена, – в глазах Неризы читались самые черные пророчества.

– Этого не может быть, я не верю в это.

– Не думай об этом сейчас, Жанира, – Альмицес покосился на Неризу. – Мы можем кое-что сделать, чтобы жизнь не была к нам так жестока, – девочки посмотрели на него с надеждой. – Да, мы не знаем, когда и кому нас продадут. Да, мы не знаем, разлучат нас или нет. Но что бы ни произошло, кто бы нас ни купил, главное, что мы останемся в живых. Давайте поклянемся, что, если нас разлучат, мы будем делать все, чтобы снова встретиться, – на глазах сестер проступили слезы.

– Давайте поклянемся сейчас, – Нериза схватила сестру и брата за руки.

– Да, и так, мы обязательно встретимся опять, – младшенькая воспряла духом.

– Клянемся, – Альмицес сжал ладонь Жаниры, замыкая круг. – Повторяйте за мной: «Клянусь, что где бы я ни находилась, буду искать моего брата и сестру, чтобы воссоединиться с ними и получить свободу. Клянусь памятью моих родителей». – Девочки повторяли слова брата под взглядами своих товарищей по несчастью, которые не понимали слов. И только вопли гречанки перекрывали их голоса. Дети обнялись. Сколько раз они это делали с тех пор, как Альмицесу стукнуло десять лет… Слезы катились по их щекам.

Процессия двигалась на юг вокруг одного из холмов и за ним свернула на запад, в сторону моря. Вскоре показались городские стены. Тир после возрождения стал застраиваться вдоль берега. Это позволяло максимально использовать его географическое положение, ведь сюда стекались все морские пути. Чем ближе они подходили к городу, тем больше людей встречалось на пути. Наконец, они подошли к небольшой стене. Альмицесу показалось странным, что у такого большого города может быть такая низкая городская стена. Потом он узнает, что местные жители больше не видели смысла в высоких стенах. Город долгое время, практически с самого своего основания, был самым неприступным городом мира. Никто не мог его покорить. Но сто лет назад Александр Великий со своим грозным войском окружил его и заставил сдаться, несмотря на все меры предосторожности. За стенами города нескончаемым потоком сновали туда-сюда местные жители, занятые своими делами. Процессия прошла вглубь и остановилась перед деревянной площадкой, возле которой толпились люди.

Телеги встали около каких-то роскошных палаток, и работорговец вошел в одну из них. Охранники открыли двери повозки с детьми и вывели всех пленников в другую палатку, сооруженную из длинных палок из темного дерева, перевязанных прочными пеньковыми веревками и укрытых плотными разноцветными тканями. Пленники прошли палатку насквозь и вышли через задний вход, где охранники привязали их к вбитым в землю кольям. Эта небольшая площадка была скрыта от посторонних глаз. Со стороны, где остались повозки, ее видно не было. Дети могли рассмотреть только заднюю часть деревянной площадки, которая служила сценой. На нее вела грубая лестница. Затем привели пленников из другой повозки. Они все также были скованы между собой и также надежно охранялись.

Через какое-то время появился работорговец. Он мило беседовал с элегантно одетым мужчиной в яркой богатой тунике и изящных сандалиях. Они внимательно осмотрели пленников и продолжили беседу. Снаружи людской гул усиливался по мере того, как солнце поднималось по небу. В середине первой половины дня собеседник работорговца поднялся по лестнице на подмостки и всеми силами стал привлекать внимание людей, собравшихся снаружи. Охранники пинками вытолкали мужчин из второй повозки на сцену. Зазывала, мужчина в разноцветной тунике, начал расхваливать эту группу, выставляя на показ их мускулы и указывая на их рост.

– Вы же сами все видите. Лот не продается по отдельности. – Эти слова пробудили надежду у Неризы.

– Я верю, – сказала Жанира, – нас продадут одним лотом!

Зазывала как мог заигрывал с собравшейся публикой. Хотя дети не понимали их язык, им было ясно понятно одно: на сцене шел активный торг. Казалось, прошла вечность, прежде чем троих из мужчин спустили по лестнице, и, погоняемые палками охранников, они снова вошли в палатку.

– Их продали по отдельности, – Альмицес обреченно вздохнул, надежда таяла на глазах. Девочки замолкли. Дети снова обнялись, как в последний раз.

Торговля на сцене продолжалась все утро. Наконец, очередь дошла и до Теопулосов. Охранники вывели их на сцену вместе с гречанкой и парой с ребенком. Кандалы с них так никто и не снял. Все молчали. Было очень страшно. При том при всем, стражники этой разношерстной группы не проявляли никакой предосторожности, словно знали, что их подопечным некуда деваться.

Торговая площадь хорошо просматривалась сверху. Повсюду стояли такие же подмостки, публика сновала между ними, слушала зазывал, приценивалась к живому товару. Человек, с которым до этого разговаривал работорговец, показал все чудеса красноречия, стремясь побыстрее избавиться от рабов и подороже их продать. Можно себе представить, какое удовольствие от зрелища получали столпившиеся вокруг зеваки. Понемногу они включились в действо, тут и там выкрикивая свои ставки. Торг закончился, и из толпы раздался радостный вопль. Лот выиграла женщина с украшениями из бисера. Стражники схватили Жаниру и потащили вниз. Альмицес и Нериза кинулись к сестренке, но тумаки стражников охладили их пыл.

И снова зазывала принялся расхваливать очередной товар, а ребята со слезами на глазах провожали взглядом Жаниру, пока та не скрылась в толпе. Им никто так и не дал возможности попрощаться с младшей сестрой. Торговец говорил все громче и громче, привлекая внимание покупателей то к одному пленнику, то к другому. Закрылась очередная сделка, и охранники поволокли мужчину, не взирая на крики и плач его жены и сына. Толпа одобрительно загудела, казалось, публике доставляет удовольствие страдание рабов.

Продавец без устали расхваливал товар зевакам. Торг возобновился. Правда, дети не понимали, что говорят вокруг. В этот раз ставки звучали чаще, и вот стражники вытащили Неризу и гречанку, с которой она говорила ночью. У девочки перехватило дыхание, она не сводила глаз с брата, понимая, что видит его, скорее всего, в последний раз. Ноги подкашивались, она медленно спускалась по ступенькам, не видя от слез куда ступает, сердце ее сжалось от горя.

Внутри Альмицеса все рухнуло, теперь все связи с семьей потеряны. Он очнулся от тычка в спину, его подталкивали к лестнице. Вот и у него теперь есть хозяин. Вместе со вторым мальчиком его завели в палатку. Они смотрели друг на друга с испугом. Что же теперь их ждет? Видимо, у них будет один хозяин на двоих. В палатке сидел какой-то мужчина, Альмицес его не видел среди покупателей. Он встал и поздоровался с четырьмя мужчинами, которые только что вошли. Они обменялись парой фраз. Один из визитеров придирчиво осмотрел мальчиков. Один из них был у его клетки в усадьбе работорговца накануне. Это был смуглокожий черноволосый мужчина с орлиным профилем. Ему было около двадцати пяти лет. Взгляд его был дружелюбным. Покупатели снова пообщались с продавцом и ударили по рукам. Мужчина достал из складок своей туники набитый кожаный мешочек и расплатился за товар.

Его улыбка немного успокоила ребят, хотя они по-прежнему не понимали его слов. Но сразу же их спины почувствовали несколько ударов палками. Это был знак двигаться в путь. Любезности закончились. Неужели теперь чья-то улыбка будет означать скорые тумаки?

Их покупатель направился в город через южные ворота. Следом за ним шли Альмицес и второй мальчик. Замыкали процессию трое стражников, которые не упускали возможности поглумиться над новоиспеченными рабами, осыпая их ударами палок. Город представлял из себя сложное хаотичное переплетение улиц, которые беспорядочно изгибались, то поднимаясь, то спускаясь по окрестными холмам. Они прошли густонаселенные кварталы, жители которых почти не обращали внимания на небольшую процессию. Кандалы с пленников не снимали, поэтому шли они достаточно медленно. Раны, натертые холодным металлом днем раньше, снова стали кровоточить. Группа шла по грязным улицам среди зловонных луж экскрементов и мочи. Наверное, такой смрад – обычное дело для любого крупного города. Столько раз процессия петляла по улицам, что мальчики потеряли ориентацию и не понимали, где они находятся. Вот они снова свернули за угол, и снова море. Улица уперлась в небольшую дверь в стене. Дальше улица вела вдоль всей береговой линии. По ней они пошли дальше на север. Вдали виднелась застройка, с которой началась история нового Тира, города, который Александр Великий навсегда соединил с материком своей осадной дамбой.

По узкой полоске земли между кромкой воды и городской стеной сновали люди, занятые рыбацкими делами. Альмицесу были знакомы их орудия лова, ведь ими часто пользовался его отец и другие рыбаки из его деревни. Загорелые рыбаки чинили сети, сортировали рыбу перед продажей и укладывали улов в бочки с рассолом. Часто им помогали женщины и дети. А вот рыбацкие суденышки выглядели необычно: более вытянутые, да и не видать что-то изображений глаз или богов на борту, как у привычных Альмицесу лодок. Зато у некоторых лодок на корме возвышались резные конские фигуры. Небольшие постройки между стеной и улицей казались маленькими и хрупкими. Наверное, это были дома рыбаков, они жили в них со своими семьями. И Альмицес вспомнил, как мама готовила еду, стоя у окна.

По мере приближения к полуострову, на котором когда-то находился великий неприступный Тир, маленькие домишки сменялись лавками, сначала маленькими, а дальше все большими и большими. Да и рыбацкие лодки сменились на грузовые суда, в заливе можно было увидеть и военные корабли, которые защищали город.

Их провожатый снова свернул к стене, которая уходила от берега, и вошел в маленькую дверь. Процессия снова стала вилять по улицам и вышла на площадь, полную купцов, которые выставили свой товар на обозрение прямо на земле. Ткачи, животноводы, земледельцы, книжники, оракулы, лекари, продавцы амулетов… Все, что только может понадобиться в жизни, можно было найти на этой площади. Они прошли ее через центр и вошли в тупиковую улочку, которая упиралась в небольшой дворик. Прошли под большую арку и свернули к двери справа от входа. Лакей поздоровался с мужчиной и открыл калитку. За ней оказался внутренний дворик, который больше напоминал сад, чем внутреннее помещение дома. Высокие пальмы упирались в небо, между ними росли округлые апельсиновые деревья, а вокруг них низкорослые густые кустарники формировали периметр двора. Здесь детей и оставили в тени пальм.

Посреди дворика стоял мужчина лет сорока. Он внимательно осматривал листья одного из апельсинов и разговаривал с садовником. Видимо, им предстояло дожидаться, чтобы этот человек освободился. А он, тем временем, не спешил уделить им внимание, казалось, его больше беспокоит крона его любимых деревьев. Мальчики все еще были под стражей, они переглядывались друг с другом, боясь промолвить хоть слово. Альмицес на базаре видел слезы и истерику его товарища по несчастью, когда его отобрали у матери. Он за всю дорогу так и не поднял головы. Теперь они нервно осматривались по сторонам, пытаясь понять, что будет дальше. Наконец, дядька обратил внимание на детей и подошел к мужчине, который их купил. Они заговорили на том же странном языке и посматривали на мальчиков. Потом старший мужчина заговорил с ними на греческом.

– Добрый день. Меня зовут Абта. Я – тирский купец, а с сегодняшнего дня я – ваш хозяин. – Альмицес не ожидал, что услышит греческий язык снова. – Я купил вас, потому что мне нужны крепкие молодые руки для работы в порту, и больше всего, чтобы мои люди в порту говорили по-гречески. Вы же греки, правда?

– Да, – ответил Альмицес, его товарищ по несчастью кивнул.

– Я нарекаю своих рабов по названию места, откуда они прибыли. Стало быть, один из вас из Наксоса, второй – с Самоса. Кто из Наксоса?

– Я, – промямлил второй паренек, не поднимая головы.

– Отлично, значит, с сегодняшнего дня тебя будут звать Наксос, а тебя – Самос, – сказал старик и посмотрел на Альмицеса. – Айлос, – дядька показал на их проводника, – объяснит вам порядки в моем доме. Имейте в виду, что я очень строг с рабами. Чуть что, я продам вас или казню. При этом, если вы будете служить мне верно, может, когда-нибудь я вам дарую свободу, чтобы вы могли умереть на воле. Все зависит от вас. Если вы получили какое-то образование, или вы что-то умеете такое, я хочу знать об этом. Расскажите об этом Айлосу, а он уже доложит об этом мне. Если вы не будете себя вести так, как надо, вас будут наказывать. И да, если вы превзойдете наши ожидания, вы будете жить намного лучше, чем могли бы жить у себя дома. У вас будут женщины, и вы даже сможете создать семью, если захотите, с любой из женщин, которая будет в моей собственности.

Дети не знали, что ответить, правда, их собеседник и не ждал ответа. Абта снова о чем-то переговорил с Айлосом и скрылся в саду, рассматривая зеленые заостренные листья своих бесценных апельсиновых деревьев.

Когда тот мужчина заставил ее спуститься с подмостей, Жанира не понимала, что происходит. Она попыталась вырваться, но он поднял ее за подмышки и опустил на землю уже внутри палатки. Там какая-то женщина около тридцати приказала снять с нее кандалы и надеть цепь полегче и потоньше на шею. Жанира пыталась объяснить женщине, что это ошибка, что ее брат и сестра остались там, на подмостках, но все говорили с ней на том чужом непонятном языке.

Женщина, взбудораженная и довольная, вышла из палатки, таща Жаниру на цепи за собой. Она сияла от удовольствия, радуясь своему приобретению. Долго же пришлось подлизываться к мужу, чтобы купить рабыню и скинуть на нее некоторые обязанности. Даже подруги не верили, что она сможет обзавестись рабыней, которая будет помогать ей и ее двум дочерям в трактире. На хозяйстве ей требовались дополнительные руки, желательно, забесплатно. А им нужно было больше рук, но бесплатных. Вместо того, чтобы платить за работу, просто можно найти рабыню подешевле. Конечно, за такие деньги хотелось бы девочку постарше, может лет десяти, хотя бы. Но они стоили намного дороже, а это значительный удар по ее кошельку. Ну что ж, придется управляться с этой мелочью. В конце концов, девчонку можно воспитать под себя, и со временем на нее можно будет переложить побольше обязанностей. Да и с мужем проблем не будет. Эта скотина трахает всех подряд. Он и рабыней не побрезгует, но уж, конечно, не такой маленькой.

Жанира крепко держала цепь обеими руками, чтобы защититься. Кандалы на ногах оставили кровоточащие раны, не хотелось бы повторить их на нежной коже шеи. По петляющим улицам она шла за хозяйкой по городу. Дорога не была долгой. Вскоре они подошли к двухэтажному глинобитному дому. Женщина открыла дверь и вошла. За ней оказался трактир. Малышка никогда раньше не была в таких заведениях. Про таверну в деревне она знала со слов Тельмы, хоть никогда в нее не заходила. Ее сестра рассказывала, что в трактирах собирались мужчины, чтобы пить и есть, что в некоторых даже были места, где можно было остаться на ночь. В просторном помещении трактира стояло шесть длинных столов, за которой сидели клиенты. Они пили и ели, громко разговаривая друг с другом. Девочка опустила голову, ей было стыдно находиться в таком месте. Мама всегда говорила, что порядочные девочки не должны переступать порог таких заведений. На полу валялись остатки еды, между ножками столов бегали всякие насекомые. Жаниру передернуло от отвращения, и она отвела взгляд. Слева была барная стойка, которая отделяла зал от кухни. Какой-то толстяк шел по залу с тарелками. Его пальцы погрузились в еду, чтобы уж точно донести блюда до клиентов. За ним шла девушка лет двадцати. В одной руке она держала несколько кружек, а свободной отмахивалась от надоедливых мух. Внутри царил запах прокисшей еды. В глубине трактира Жанира увидела лестницу. Поводок натянулся, женщина тянула девочку в ее сторону. Они прошли в дверь под лестницей и вышли на небольшой задний двор, огражденный высокими стенами соседних домов. Женщина что-то сказала ей на своем языке и указала на открытую дверь небольшого сарая с деревянными плохо сколоченными стенами.

Жанира поняла, что ей придется в нем жить. Нужно было что-то делать, чтобы угодить этой госпоже. Но что? Женщина подошла к ней и сняла цепь с шеи. А потом развернулась и ушла. Дверь за ней закрылась, и девочка услышала звук закрывающегося засова. Она ощупала шею и осмотрелась. Двор имел десять-пятнадцать шагов в длину. Его высоченные стены представляли для нее непреодолимое препятствие. Кроме сарая во дворе ничего не было. Только небольшой кустик, чуть выше Жаниры, был единственным его украшением. Девочка сунулась в сарай, но увидела коз внутри. Эти ужасные животные! Жаниру всегда пугали их странные глаза. Когда-то Альмицес сказал, что это злобливые существа, хоть и полезные из-за молока и сыра, который они дают. Девочка села на корточки у двери сарая, чтобы не спугнуть животных. Как было бы здорово, чтобы рядом была мама, она бы взяла ее на ручки. А что с Неризой, что с Альмицесом? Какова их судьба? Их разлучили? Она сидела на корточках и шепотом повторяла клятву, которую они принесли друг другу в той повозке всего пару часов назад и молилась богам, как ее учила мама, прося помощи у них поскорее воссоединиться с родными, чтобы они поскорее ее нашли.

Сердце Неризы рвалось на части с каждой ступенькой, ведущей с подмостей. Когда они зашли в палатку, девочка схватилась за свою подругу по несчастью. Там уже находились те двое мужчин, которые выиграли торги. Они вышли за ними из палатки. С девушек сняли кандалы и привязали позади подводы, груженой амфорами и какими-то сосудами. Мужчины поднялись на нее, стеганули волов и тронулись в путь. Нериза и ее спутница пошли за телегой.