Алая гроздь турмалина

Людмила Мартова

Алая гроздь турмалина

Все события вымышлены, любые совпадения случайны.

Красен виноград

Деревянный дом, выходящий фасадом в тень раскидистой липы, притих и словно замер в ожидании неизбежных перемен. Дом был очень стар, – в прошлом году отметил свое двухсотлетие, – однако о своем возрасте и юбилее точно знал только он. Для всех остальных существовала строчка в Википедии: «построен в первой трети XIX века, автор проекта неизвестен». Но дом трепетно помнил и год, и обстоятельства своего появления на свет, и даже предшествующие этому события, коим он стал неожиданным хранителем.

Эти стены действительно видели и помнили многое. Исторической эпохе дом был не просто свидетелем, а, скорее, участником. Соучастником даже. К своему статусу объекта культурного наследия регионального значения дом относился слегка иронически, но именно он позволял ему до сих пор оставаться в живых.

Расположенный на одной из центральных улиц старинного губернского города, но при этом чуть в стороне от основного людского и машинного потока, в тихом и зеленом месте, он бы уже давно был сровнен с землей, ради возведения какого-нибудь современного особняка, если бы не охранная грамота, прилагавшаяся к статусу.

Благодаря ей, он до сих пор скрипел на ветру и при этом хранил от случайных глаз важную, большую и страшную тайну. Если бы он был живым существом, то, несомненно, считал бы, что в соблюдении этой тайны и заключается его особая миссия. Но он был всего лишь древним деревянным домом, чьи рассохшиеся половицы провалились от старости, фундамент почти рассыпался в крошку, а когда-то величавые колонны на фасаде потрескались, угрожая обрушиться под тяжестью фронтона.

До недавнего времени, точнее, до конца только что отцветшего мая, в доме располагалась музыкальная школа. Однако находиться в нем, кряхтящем от старческих болячек, детям становилось опасно, а потому городские власти с облегчением приняли предложение известного мецената взять дом в льготную аренду за один рубль в год. За это меценат обещал отреставрировать его за свой счет с соблюдением всех требований сложного и запутанного российского законодательства по охране памятников культурного наследия.

Опыт такой тяжелой и неблагодарной работы у мецената имелся. Два года назад он уже взял на тех же условиях ответственность за другой исторический особняк, который с тех пор перебрали до досочке, по кирпичику и полностью восстановили. Теперь этим примером государственно-частного партнерства гордились городские власти, проект реставрации собрал всевозможные архитектурные премии, к особняку возили туристов, а семья мецената даже поселилась в нем, заняв личными покоями второй этаж, а на первом открыв сувенирную лавку и цветочный магазин.

Теперь и второй дом, по всей видимости, ждала такая же судьба. К предстоящим переменам дом относился настороженно, не желая за здорово живешь отдавать свою тайну. Конечно, оставалась надежда, что ее удастся оставить в секрете: то, что хранил дом, было упрятано надежно. За двести лет не нашли, глядишь, так и останется. А если нет?

Сберегаемая домом тайна была немного постыдной, и привлечения к себе всеобщего внимания, неизбежного, если она вскроется, он вовсе не желал. Вот только изменить ничего не мог. Музыкальная школа съехала, в опустевшие стены уже несколько раз наведывались архитекторы и строители, поэтому дом знал, что до начала ремонтных работ остались считанные дни. Знал и размышлял, кому из бывающих «на объекте» людей доверить свой секрет.

Одна из посетительниц нравилась дому больше других. Невысокого роста хрупкая женщина лет тридцати пяти числилась главным архитектором-реставратором, и в ее облике что-то неуловимо напоминало о дамах, бывавших здесь до 1917 года. Конечно, ни одеждой, ни прической, ни деловитостью она ничуть на них не походила, но почему-то при каждом ее визите дом вспоминал о своем прекрасном прошлом, когда он был молодым, модным и полным жизни. Кажется, у людей это называлось словом «порода». Пожалуй, если выбирать, то дом предпочел бы раскрыть свою тайну ей, но пока лишь наблюдал, пользуясь главным преимуществом своего возраста – терпением и умением ждать.

На улице шел ночной дождь, отбивал чечетку по местами прохудившейся крыше, одна из стен, примыкающая к дворовому фасаду постепенно отсыревала, но сейчас это уже не имело значения. Дом мирно дремал под звуки летнего дождя, сбивавшего липовый цвет и наполнявшего воздух нежным цветочным ароматом вперемешку с озоном. Не было на свете ничего лучше запаха, даруемого летним дождем, и дом чувствовал себя спокойно и умиротворенно, поскольку именно белыми летними ночами ему особенно часто вспоминалось то хорошее, что происходило в его стенах.

То ли в воспоминаниях, то ли во сне, кружились пары в бальном танце, развевались подолы женских шелковых платьев, под аромат сигарного дыма велись степенные мужские разговоры, а в одной из задних комнат играла с дорогой иностранной куклой маленькая девочка со светлыми кудряшками. То, что хранил дом, предназначалось ей, но не сложилось, не срослось. Так бывает.

Странный звук пробудил дом от дремы, заставил вздрогнуть, вызвав дребезжание половиц. Кто-то влез внутрь, аккуратно выдавив стекло со стороны двора. Странно, кто бы это мог быть? Впрочем, кем бы ни оказался неожиданный посетитель, его визит не нес ничего кроме зла. Добрые люди не проникают в чужие дома, выдавливая стекла, да еще под покровом ночи.

Незваный гость не торопился, неспешно обходя комнату за комнатой. Он явно что-то искал, подсвечивая фонариком, свет которого был направленным, а потому невидным с улицы. В руках он держал какой-то лист, периодически переводя взгляд с него на потолок, стены и пол. Много лет дом ждал, когда скрытое в нем кто-нибудь обязательно начнет искать. Неудивительно, что это случилось. И то, что именно сейчас, тоже – шум новости об аренде и последующей реставрации наделали большой. Тот, кто ищет, понимает, что времени у него осталось немного.

Новый звук разрезал ночную тишину. Теперь открылась и мягко закрылась отпертая ключом центральная входная дверь. Шаги, раздающиеся из прихожей, были уверенными, хозяйскими. И проследовали они не в заднюю служебную часть, а в парадную анфиладу комнат. Первый визитер тоже услышал эти шаги – выключил фонарь и замер, видимо, принимая решение.

Старый дом тоже замер, предчувствуя беду. Если бы у него были глаза, то он бы обязательно зажмурился, чтобы не видеть всего того, что будет дальше. Но дома не умеют жмуриться, поэтому, вздыхая и скрипя от волнения, он стал свидетелем очередного поворота истории, свершающегося под его крышей.

Второй визитер даже не успел подготовиться, повернувшись на тихий звук шагов за спиной лишь в самый последний момент. Он лишь вскрикнул от неожиданности, вцепился в то, что держал его враг, и тут же упал от удара нанесенного рукояткой фонаря в висок. Матерясь сквозь зубы (этого старый дом совсем не любил), первый незваный гость окинул взглядом поле короткой битвы, присел, приложив пальцы в резиновой перчатке к шее своей жертвы, снова замер, словно в раздумье, что делать дальше, но задерживаться на месте только что совершенного преступления не рискнул.

Опять прошелестели едва слышные шаги, крякнула рама окна, и человек исчез так же, как появился, нырнув в буйство зелени остатков неухоженного сада. Снова погрузившись в полную тишину, которую теперь ничего не нарушало, даже летний дождь, дом печально и торжественно смотрел на лежащее в одной из своих гостиных тело. За чем бы ни приходили эти двое, оно пока осталось у дома.

Глава первая

Лена, точнее, Елена Николаевна Беседина, поскольку именно так ее звали практически все знакомые, проснулась словно от удара и села в постели, тяжело дыша и потирая висок, который наливался тупой болью. Часы, мерцавшие в полумраке, показывали классический «час волка» – самое начало четвертого, момент перед летним рассветом, то самое время, когда, по статистике, умирает больше всего людей.

После того как именно в этот проклятый час Лена потеряла сначала отца, а потом и маму, это время она особенно не любила, и, если просыпалась между тремя и пятью часами утра, то чувствовала безотчетную тревогу, даже страх. Она растерла лицо руками и прислушалась к ощущению, похожему на дрожащее внутри желе. Что-то должно случиться.

Встав с кровати, она нащупала ногами тапочки, стараясь двигаться неслышно, вышла из спальни в коридор, дошла до комнаты сына и заглянула через приоткрытую дверь. Разметавшийся на кровати Митька спал крепко и спокойно, как и положено в двенадцать лет. Ее тихих шагов он, разумеется, не услышал. Немного успокоенная Лена вернулась в спальню и рассеянно погладила вопросительно глядящую на нее собаку.

Пес, восемь лет назад подобранный на улице спаниель по кличке Помпон, разумеется, не мог не заметить ее ночных передвижений, но вставать в силу возраста ему уже было лень, потому он спокойно дождался возвращения хозяйки, чтобы убедиться – все в порядке. Помпон был собакой спокойной и с чувством собственного достоинства, так что суетиться не любил.

– Спи, – прошептала ему Лена, – рано еще.

Успокоенный ее голосом, пес послушно откинулся на свою мягкую лежанку и тут же засопел. Лена легла в кровать, жалея, что не может последовать его примеру и твердо уверенная в том, что больше не заснет. Такое с ней случалось, если она просыпалась в «час волка». Нечасто, но, бывало, и главное, что сейчас следовало сделать, это занять голову чем-нибудь полезным, чтобы не попасть в плен к глупым страхам.

К счастью, подумать ей было о чем. В ближайшие дни стартовали работы по реставрации старинного и очень известного дома, за которую она отвечала от и до, поскольку была главным архитектором-реставратором проекта. К дому она относилась с почтением, поскольку его история этого заслуживала, а к новому владельцу с не менее искренним уважением, потому что человеком он был уникальным. В нынешние времена, когда все вокруг покупалось и продавалось, а любые решения принимались только в пользу потенциальной прибыли, этот человек был настоящим меценатом, готовым вкладывать ресурс в виде денег и времени в восстановление памятников истории и архитектуры, которые без этого неминуемо погибли бы, причем уже в ближайшие годы.

Мецената звали Петр Беспалов, и первая встреча с этим человеком состоялась у Елены Бесединой два с лишним года назад, когда он уговорил городские власти передать ему исторический особняк – дом Балуевских. Лена была очень горда тем, что работу по реставрации этого здания он поручил именно ей, хотя особого опыта у Бесединой тогда и в помине не было. Да, она увлекалась историей архитектуры и про городские особняки XIX века знала, пожалуй, все, но ее реставрационное портфолио было более чем скромным.

Беспалов ей поверил, и она поклялась самой себе, что не подведет. За хранившимися в архиве материалами по истории дома Балуевских она провела не одну ночь, над чертежами и эскизами – и того больше, но результат превзошел все ожидания. Дом засиял новыми красками, сохранив при этом свои уникальные черты и максимум исходных материалов. Его разобрали, почистили, ошкурили, собрали, укрепили и покрасили фактически заново, и сейчас это был, пожалуй, лучший в их городе образчик особняка XIX века, в котором можно жить, работать и проводить экскурсии без опаски падения чего-нибудь на голову. К сожалению, таким состоянием другие старинные дома в их городе похвастаться не могли.

Работа была закончена только осенью, но за прошедшие месяцы Лена успела соскучиться по ежедневным визитам на объект, к которому относилась как к своему ребенку. Она знала в доме каждую трещинку, каждую половицу, каждый наличник. Она любила его и знала, что он отвечает ей взаимностью. Дом был благодарен Елене Николаевне Бесединой за то, что она его спасла.

Наверное, своему владельцу дом был благодарен, в первую очередь, но Беспалов теперь в нем жил вместе со своей женой, так что пользоваться результатами этой благодарности мог сполна, а вот Лена бывала там нечасто. Если уж быть совсем точной, то с октября, когда была закончена реконструкция, и до марта, когда Беспалов пригласил ее в гости, чтобы объявить: берет в льготную аренду второй старинный особняк, – в доме Балуевских она не бывала ни разу. И только войдя внутрь просторной гостиной, поняла, как сильно, оказывается, соскучилась.

– Здравствуй, – шепотом сказала она дому, с которым привыкла разговаривать во время ежедневных встреч. В ее понимании дом был живым существом, но Лена никому про это не рассказывала, чтобы не сочли сумасшедшей. В сознании окружающих она и так числилась женщиной со странностями.

К предложению возглавить новые реставрационные работы она отнеслась с восторгом, потому что это означало не только стабильный заработок, но и интересную задачу, в которую можно нырнуть с головой. На этот раз Беспалов был намерен вложить средства в спасение одноэтажного старинного особняка, носившего имя своего последнего владельца – бывшего городского головы Николая Яковлева, возглавлявшего их небольшой губернский город с 1893 по 1917-й.

Информации о доме, являющимся памятником культурного наследия регионального значения, было немного. Даже год постройки был приблизительным – первая половина XIX века, а уж имя архитектора и автора проекта вообще неизвестно. Со стороны улицы это был одноэтажный особняк с высокой цокольной частью, сейчас изрядно разрушенной, выполненный в подчеркнуто парадных ампирных тонах. Центр здания выделялся шестиколонным тосканским портиком с фронтоном. Окна декорированы тонкими, слегка изогнутыми сандриками-«бровками».

Дворовый фасад дома выглядел значительно проще – не имел портика, определяющим всю архитектуру был низкий антресольный этаж и характерное для провинциальных купеческих особняков крыльцо с зонтом на металлических узорных кронштейнах. Вдоль уличного фасада шла анфилада парадных комнат, то есть залы и гостиных, со стороны дворового фасада располагались спальни и комнаты для прислуги. Сбоку к дому когда-то примыкал зимний сад, уничтоженный после революции.

На данный момент из элементов внутреннего интерьера сохранились только межкомнатные двери из красного дерева с позолотой, и, пожалуй, проект можно было бы считать скучным, если бы не изразцовые печи в каждой комнате, декорированные белым кафелем и украшенные античными фигурами: были танцовщица в древнегреческой одежде, муза с лирой в руках и два воина в доспехах. Задача по реставрации этих четырех фигур – по числу парадных гостиных, – по интересности с лихвой компенсировала все остальные рутинные работы по подъему и укреплению фундамента, очистке, ошкуриванию и покраске стен, замене прогнивших половиц, усилению конструкции портика и восстановлению внутреннего убранства. Но браться за печи стоило лишь в последнюю очередь, когда основные работы будут уже позади. Хороший стимул работать быстро.

Погрузившись в архивные материалы, Лена, например, с изумлением обнаружила, что печи в доме Яковлева повторяют старинные печи в доме Мятлевых, возведенном в XVIII веке на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге. Ей было любопытно, как связаны два старинных дома, построенные с разницей более, чем полвека в совершенно разных городах и не имеющие, кроме печей, ни одной общей черты, но в интернете и в архивах об этом ничего не было, и больше думать про это Лена Беседина не стала, потому что к реставрации это вряд ли имело отношение. Просто внутри зудело любопытство, но эту черту своего характера Лена знала и пыталась держать его в узде.

На переговоры ушло довольно много времени, но с того момента, как Беспалов подписал с ней контракт, она бывала в доме Яковлева практически ежедневно. Сейчас, по прошествии двух недель ей начало казаться, что этот особняк тоже доверился ей и готов разговаривать на понятном только им двоим языке. Поэтому, по утрам приезжая на объект, она так же тихонько говорила дому «здравствуй», а он поскрипывал в ответ несложное приветствие, гарантирующее, что день пройдет хорошо. В конце концов, звание женщины со странностями нужно было оправдывать.

Сегодня у Лены была назначена первая встреча со строителями, которые под ее чутким руководством должны были выполнять все работы. Та бригада, с которой она работала на доме Балуевских, сейчас оказалась занята, поэтому после долгих и придирчивых изысканий Лена и Беспалов остановились на небольшой, но опытной компании «Турмалин». Ее основатель, владелец и директор Дмитрий Макаров, имел репутацию человека слова, обладал деловой хваткой и умел ладить с рабочими, которые под его надзором не уходили в запой, не продавали стройматериалы с объекта и не работали спустя рукава.

Точнее, проводил переговоры и принимал решение, конечно, Беспалов, а Лена просто навела справки, потому что напрямую общаться со строителями предстояло именно ей. Собранная информация вселяла некоторое спокойствие, так что никаких особых волнений по поводу первой встречи с Макаровым Лена не испытывала. Но подготовиться стоило, тем более что время позволяло. Решительно выбравшись из кровати, она села за письменный стол, разложила чертежи и погрузилась в работу. До встречи, намеченной на восемь утра, оставалось четыре часа, а еще же Митьке надо завтрак приготовить.

Впрочем, в чертежи она сейчас вглядывалась только ради того, чтобы сбежать от проснувшегося внутри неведомого страха. По большому счету все давно было готово, но проверять себя в мельчайших деталях лучше, чем тревожиться неведомо из-за чего.

Через два часа Лена, наконец, аккуратно собрала необходимые бумаги в папку и пошла на кухню, приняв решение испечь блины, которые сын очень любил. Вечно занятая мать баловала его кулинарными изысками нечасто, обычно сыну приходилось довольствоваться на завтрак кашей или творогом со сметаной, но почему бы и нет, раз есть время.

Без четверти восемь на столе стояла пышная стопка блинов, укрытых для верности полотенцем, плошка с вареньем и добытая из холодильника банка с красной икрой. Митька проснется, а тут вкусный завтрак, вот и хорошо, вот и славно. Мазнув помадой по губам и бросив критический взгляд на отражавшуюся в зеркале не очень молодую уже женщину с растрепанными короткими волосами и каким-то потухшим взглядом, Лена похлопала по карманам, проверяя, на месте ли телефон, ключи от машины и проклятущая маска, без которой нынче никуда. Она схватила рабочую папку и отправилась на встречу, от которой напрямую зависел предстоящий, – и довольно надолго – отрезок жизни.

Ровно в восемь – больше всего Елена Николаевна Беседина ценила в людях пунктуальность, – она поднялась на небольшое крыльцо дома Яковлевых и вставила в замочную скважину выданный ей Беспаловым ключ. Замок почему-то не проворачивался. Дом оказался открыт, и это было странно. Кроме нее, ключ имелся только у Беспалова, но Петр Алексеевич приходить сегодня на ее встречу с владельцем «Турмалина» не собирался. Комплект ключей для строителей у Лены был с собой.

Она толкнула дверь, шагнула через порог, немного удивленная стоящей в доме тишиной. Сегодня он не приветствовал ее привычными тихими скрипами. Сердится, что ли?

– Здравствуй, – шепотом сказала Лена, но дом по-прежнему молчал, словно она была нежеланной гостьей, не имеющей права здесь находиться. Странно, очень странно.

Улегшаяся, было, за выпечкой блинов тревога снова противно сжала горло. Лена почувствовала тошноту, которая всегда была спутницей ее страхов, и нерешительно потопталась в темной прихожей, словно не зная, что делать дальше.

– Ау, тут есть кто-нибудь? – позвала она тонким голосом, который казался противным, чужим.

Дом в ответ вздохнул, словно очнувшись и узнавая ее, – как будто шелест ветра прошел по открытым рукам – на ней была футболка с короткими рукавами. Может, зря она не захватила жакет? На улице, конечно, сегодня обещали плюс двадцать пять, но в давно нетопленном деревянном доме было ощутимо холодно. А еще тянуло сквозняком, которому взяться было совершенно неоткуда.

Она захлопнула входную дверь, и струя воздуха тут же исчезла, значит, и впрямь сквозняк. Задняя дверь тоже открыта, что ли? Не совсем понимая, что делать дальше, Лена с опаской заглянула из прихожей в пустую залу. Там никого не было, да и ветром тянуло совсем с другой стороны. Стараясь ступать неслышно, она прошла в задние комнаты, тоже пустые. Лишь в одной из них, выходящей в самый темный угол сада было выбито стекло. Так, по крайней мере, источник сквозняка найден.

Зачем кому-то пробираться в дом, Лена не понимала. В нем не было, да и не могло быть ничего ценного, только готовые к ремонту голые стены. Поглядев на часы, показывающие уже восемь минут девятого, и кляня подрядчика, который опаздывал, она вернулась в прихожую и через зал прошла в первую гостиную, потом во вторую, в третью.

Там на полу ничком лежал человек, одетый в темные джинсы и толстовку. Слетевшая с головы кепка валялась рядом. В первое мгновение Лена его не узнала. В нем не было ни капли аристократического лоска, он был одет как случайный прохожий, собравшийся, скажем, на субботник. Человек, с которым она была знакома, никогда так не одевался, предпочитая строгие брюки с безукоризненными стрелками, белые рубашки, модные пиджаки и даже шелковые шейные платки, которые сейчас уже давно никто не носил.

Рядом с начавшей седеть головой натекла и уже свернулась небольшая темно-бурая лужица. Кровь. Осознание, что это именно она, пришло как-то внезапно, и следующая отстраненная мысль была о том, что кровь пролилась уже давно, и живые люди так не лежат. И только в следующее мгновение Лена узнала человека на полу. Это был ее работодатель, бизнесмен и меценат Петр Алексеевич Беспалов.

* * *

Дмитрий опаздывал и сердился на себя. Пунктуальность он ценил в людях больше других качеств, и сам слыл человеком высокоорганизованным, поэтому терять этот имидж, немало помогавший в работе, не собирался. И вот позорно опаздывал на первую встречу.

Причина его опоздания была до банального проста – застрявший не вовремя лифт, но какая разница? Город стоял в утренних пробках, на дороге, ведущей из спального микрорайона, где ему сегодня привелось заночевать, они были особенно лютыми. Дмитрий рывком направлял машину в любой просвет, перестраивался из ряда в ряд, чего обычно никогда не делал и у других терпеть не мог, с трудом сдерживался, чтобы не зарычать сквозь стиснутые от недовольства собой зубы.

Остановиться, оглянуться…Случайно, вдруг, на вираже,На том случайном этаже,Где нам доводиться проснуться…

Это стихотворение поэта Александра Аронова очень любила и часто цитировала мама, и сейчас строчки всплыли в голове, неведомо откуда. Скорее всего, это случилось потому, что сегодня Дмитрию Макарову действительно довелось проснуться на случайном этаже. Ведь не хотел же, как-то само собой получилось! И, словно в отместку за случайность и несдержанность, застрял в лифте, из-за чего он теперь опаздывал на встречу. Спал бы в своей постели, не было бы никакого лифта и опоздания.

Светофор опять мигнул и переключился на красный, из-за чего еле ползущая вереница машин снова остановилась. Дмитрий чертыхнулся и нервно посмотрел на часы, показывающие восемь минут девятого. Что ж, еще через семь ситуация будет выглядеть совсем неприличной, а ему предстоит преодолеть мост через железнодорожные пути, безнадежно забитый машинами, потом проехать еще два квартала и где-то развернуться, потому что к нужному дому нет левого поворота. Черт, черт, черт!

Нервы почему-то были натянутыми до предела, что казалось странным. В конце концов, ночь он провел не без приятности, и обычно качественная сексуальная разрядка приводила его в довольно умиротворенное, почти расслабленное состояние. Что не так с этим случайным этажом? Ладно, сейчас важно разобраться в другом.

Не сводя глаз с дороги, чтобы стартануть в ту же секунду, как это станет возможным, Дмитрий потыкал в экран телефона, чтобы найти и набрать нужный номер. Скорее всего, человек, с которым он должен встретиться, не уйдет, а подождет какое-то время. Работа у него такая, человек подневольный. Но предупредить все равно надо. Деловой этикет, мать его!

Этот деловой этикет, являющийся важной имиджевой составляющей, Дмитрий как-то битый час обсуждал с Дашей, новой женой своего брата Женьки. Старую, точнее, первую жену он терпеть не мог, особенно после всей нервотрепки, которая была связана с разводом. А новая оказалась очень даже ничего – самостоятельная, умненькая, симпатичная, да и Женьку любила неистово. Терпела и нечеловеческую его работу в полиции, и необходимость переехать из Москвы в провинцию только потому, что Женька столицу не любил и жить там не собирался, и не очень простой его характер, и даже увлечение поисковой деятельностью, которая даже Макарову-старшему казалась блажью.

Женька и Даша встретились посредине настоящего детектива с убийством и поиском драгоценностей[1], поженились полтора года назад, и недавно в семье появилось пополнение – дочка Ксюшка, похожая на маму, на папу и даже на дядю Диму. По крайней мере, убежденному холостяку Дмитрию очень хотелось в это верить. Своих детей у него не было. Кажется.