bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 6

Не говоря ни слова, дева вдруг поцеловала Семку в губы и, встав, увела за руку в лесок, на мшаник. Там и уложила на спину, раздела, сама сверху уселась, прижалась бедрами. Короедов глаза закрыл – уж будь что будет. И вскоре снова воспрянул – нежные девичьи руки свое дело знали, младой казачина и сам уже с удовольствием оглаживал деву по бедрам, щупал едва заметную грудь, только вот глаза благоразумно не раскрывал, представляя на месте некрасивой девки… атаманскую жену Настю – красивую, крутобедрую, с нежной золотистою кожей и карими, с веселыми искорками очами. Вот кого бы… Вот бы с кем…

Хотелось бы с Настей – да. А пришлось – вот с этой.

– О-ох!!!

Выдохнул Семка, глаза распахнул. Сидевшая на нем девка заластилась, улыбнулась кривозубой улыбкой – Боженька, вот же страх-то!

– Тепель мы – я и ты, завсегда как муж жена будем! – по-русски просипела дева. – То так. – И добавила что-то по-своему, склонилась, видать, хотела, чтоб Семка ее поцеловал, обнял – да не тут-то было, ага!

– Муж с женой, говоришь? – дернулся, разобиделся Короед. – Да на хрена ж мне такая женушка?! В походе-то дальнем я, чай, покрасивше найду.

– Верной-верной тебе буду, да, – прижимаясь тощими бедрами, шептала на своем языке Меретя. – Жить будем вечно.

– Да отстань ты от меня, лошадина страшная!

Сбросив девку в мох, Семка поспешно оделся и зашагал прочь, к кострам.


Меретя, конечно, обиделась. Но не сильно. Парня-то рассмотрела все ж таки. Ну, что это за воин?! Собой не видный, тощий, костлявый даже, да и не осанистый – совсем еще дите. Такому бы соску, не титьки бабьи. Не-ет, не такой муж ей нужен! На этого-то так просто польстилась – захотелось, прямо невмочь терпеть. Желание свое удовлетворила – ладно, теперь и на холодную голову подумать можно, она ж вовсе не глупая, Меретя, славную Митаюки-нэ всегда внимательно слушала, все наказы запоминала накрепко.

И то, что всем пленницам надобно мужа хорошего выбрать – побыстрее, однако и не шибко-то торопясь. И еще от Митаюки Меретя про ведьму Нине-пухуця краем услышала, про то, как та самого главного здешнего жреца, отца Амвросия, соблазнила, да так, что тот, бедолага, даже на пустынном островке от нее укрыться не смог, как ни старался.

Стать женой шамана, жреца – вот это дело! Вот это Митаюки-нэ непременно одобрила бы, кабы была здесь. Тем более оставшийся в селении белых шаман весьма юн, пожалуй, никак не старше того парня, что только что млел в жарких объятиях Меретя. Получилось с этим, выйдет и с тем, и наплевать, что тощая, что плоская грудь. Молодым-то парням особой красоты не надо, им доступность – главное… Так этот молодой шаман, он сейчас как раз на том островке, верно. В «пустыне», как они говорят, в небольшом храме возносит хвалу богу Креста. Вон он, островок-то, острую крышу храма отсюда видать.

Больше Меретя не раздумывала, пробралась к челнокам, выбрала понезаметней, столкнула на воду, весло не забыв прихватить. Погребла умело, руки-то были жилистые, сильные, правда, раньше доводилось только по рекам-озерам плавать, а тут вот, по морю пришлось, хоть и ветра почти не было, а все ж какие-никакие – волны. Захлестывали, челнок в борта били. Едва не перевернулась девчонка, но все ж, слава богам, выгребла, меж двух серых камней причалила. Наскоро осмотрясь, выскочила, вытащила лодку, прислушалась. Точно – кто-то молился в храме! И голос был такой размеренный, спокойный… молодой.

Ухмыльнулась Меретя, одежку скинула, волосы на глаза напустила – так они куда как пышнее казались да и скулы прикрывали. Вечерело уже, солнышко алое в море садилось. Со стороны солнышка дева и зашла…


– И ныне, и присно, и вовеки веков, аминь!

Закончив молитву, Афоня перекрестился и, одернув рясу, надел на голову скуфеечку. Вышел из часовенки весь из себя умиротворенный, благостный. Вот ведь жизнь! Ответственность – да, но и службу божью справлять ведь кому-то надо. Афоня смел думать, что у него не худо то получалось. Нет, конечно, не так хорошо, как у отца Амвросия, но все-таки.

Казаки своего дьячка, несмотря на молодость и некую суетливость, уважали по-настоящему, и Афоня то чувствовал, старался во всех делах мирянам примером быть да службу вести старательно, со всем благолепием и надлежащим чувством. Да и работал: в остроге церковь Троицкую в порядке держал и не забывал о часовне. Нет, не зря отче Амвросий ее выстроил, на голом-то островке, в «пустыне» молитвы до Господа быстрее доходят! То и сам атаман признавал, человек умнейший. Сегодня вот припожаловать обещался, не один, с Михеем да кормщиком Кольшей Огневым – испросить удачи в пути, помолиться. Ждал их Афоня – пора бы! – вот и сейчас выглянул посмотреть на море. Глянул… а там!

А там женщина! Бесстыдница нагая, одалиска, во искушение диаволом посланная!

Перекрестился дьячок, висевший на груди крест святой поднял:

– Сгинь, сгинь! Пропади! Господи-и-и – Иисусе-е-е…

– Что ты кричишь, глупый? – прошептав по-своему, улыбнулась Меретя.

Вспомнив уроки Дома девичества, изогнулась, руками себя поласкав. По бедрам провела, по груди, подошла ближе, губы облизала.

– Ну, иди же сюда. Потрогай меня, не бойся!

Взяв руку дьячка, провела ею по животу, на грудь положила, сдавила пальцы, чувствуя, как твердеет сосок…

– Изыди!!! – вырвав руку, испуганно возопил Афоня. – Прочь! Прочь! Именем животворящего сего креста!

Господи, господи! Не дай бог, сейчас еще и атаман явится, этакое непотребство увидит! Вот ведь позор-то, позор!

– Сгинь, сгинь, поганица!

Искусительница, однако, не отставала – улучив момент, бросилась дьячку на шею, обняла, поцеловать попыталась.

– Да уйди ты!

Оттолкнув поганку, Афоня схватил прислоненное к оградке часовни весло и изо всех сил огрел им посланницу дьявола.

Та, закрывшись руками, попятилась и, как показалось дьячку, зашипела.

– Ага! – Афонасий воспрянул духом. – Вот тебе, вот! Н-на! Получи, сатана гнусная!

Меретя быстро отскочила в сторону – сей варвар орудовал веслом резко и неумолимо, и такие у него при этом были глаза, что дева сообразила быстро – убьет! Запросто. Да и больно было, в конце-то концов.

– Бесхвостый нуер! Отрыжка трехрога!

Выругавшись, похотливица разозленно плюнула, стараясь попасть варвару в глаз. Промахнулась да, уклонившись от очередного удара, побежала к лодке. Столкнула на воду, схватила весло, поплыла, глядя, как, показывая на нее, весело хохочут другие варвары – те, что плыли навстречу, на островок. Один – военный вождь, второй – здоровущий, третьего Меретя тоже видала, только не помнила, какое место тот занимал, был ли благородным или простолюдином. Да что теперь в этом! Теперь-то они ее запомнят, да молодой жрец разозлился… Казнят! Тут и думать нечего. Значит, возвращаться не нужно. Бежать! Тем более удобный такой случай – челнок. Проплыть вдоль берега, сколько возможно, потом выбраться – и в Хойнеярг. А там и рассказать, что людей-то у варваров маловато, что один их отряд пропал, а второй вот-вот на поиски выйдет. И всего-то останется в крепости три десятка воинов! Остальные – женщины, дети. А еще – пленницы. Такие, как сама Меретя. Уж эти-то варварам помогать не станут! Самое время напасть. Эх, уговорить бы только главного колдуна в Хойнеярге. Или хотя бы военного вождя. Так-то было бы славно! Собрать колдунов и воинов, послать могучих длинношеев, страшных зубастых двуногов, вонючих менквов… Все разгромить, сжечь. А женщин да детей – отдать на съеденье драконам! Вот тогда порадуется Меретя, отомстит за все свои обиды.

Мелькало в жилистых руках обиженной девчонки весло. Ходко плыла лодка. Остался позади остров с крепостью белых, слева показалась впадающая в залив река. Там где-нибудь и причалить. Отдохнуть, а дальше – вверх по реке. Сдаться поскорей первой же страже, обо всем рассказать, к жрецам, в Хойнеярг, попроситься. Ох, помоги, повелитель смерти, грозный Темуэде-ни! Вот, возьми мою кровь!

Специально прикусив язык, беглянка семь раз плюнула в море:

– Возьми мою кровь! Помоги!


Появление летучего всадника произвело недоброе впечатление на атамана. Хоть и понимал, что прав, скорее всего, Михей, что не соглядатай то был, специально к острогу посланный, а просто обычный приграничный стражник, но тем не менее на душе у Ивана было как-то нехорошо, неспокойно. Даже моленье в часовенке, в «пустыне», не помогло, тем более перед ним увидали в челне растрепанную нагую девку.

Ладно хоть Афоня обсказал, как на духу, как было дело, Иван с Михейкой да кормщиком Кольшей Огневым позабавились преизрядно, а отсмеявшись, переглянулись с тревогою: интересно, куда девка та похотливая подалась? Уж ясно, не обратно в острог, знать, к своим колдунам, за леса, за болота. Поди, доберется, коли какая-нибудь зубастая тварь по пути не сожрет. Доберется и что скажет? Мол, острожников можно голыми руками брать? Почитай, казаков-то и нет, одни бабы да детушки малые и остались?

Ну, положим, голыми руками острог взять трудно, да и невозможно почти, даже колдовством самым черным, но тем не менее пастись бы немножко надобно. Подумав и посоветовавшись, решил атаман Иван Егоров с поисковым отрядом горячку не гнать и не торопиться. Посидеть в остроге с недельку, до праздника рождества крестителя Господня Иоанна Предтечи, немножко выждать, а уж там, со Христом и молитвами – в путь.

Так вот и порешили – на рождество Иоанна Предтечи, помолясь, и отчалить. А ныне пока молились заступнику народа воинского – святому Николаю Угоднику. Молились да песни по вечерам пели:

Ой, кто, кто Николая любит,Ой, кто, кто Николаю служит,Тому святый НиколайНа всякий час помогает!

Помогает… Ну, это кому как. Язычникам как-то – не очень. Ну, так на то они и язычники. Вот, как Нойко…


Казалось, напрочь забытый всеми, несчастный парнишка сидел в глубоком подземелье храма мужского бога и тосковал, со страхом прислушиваясь к утробному урчанью дракона, временами – голодному, злому, но большей частью – сытому и довольному, кормили чудовище до отвала! В кровавом подземелье хватало еды – томившиеся там пленники (и пленницы) были привязаны друг за другом к большой и прочной балке, подпирающей наверху золотую статую великого и грозного божества. Каждый день проголодавшееся чудовище, жадно клацая зубами, пожирало крайнего, после чего на некоторое время успокаивалось и довольно урчало, а безмолвные жрецы подтаскивали к крайнему концу балки очередную жертву.

Как видно, для большего устрашения узников наверху зияла изрядных размеров дыра, сквозь которую в узилище проникал дневной свет, дрожащий и тусклый. Ужасный ящер, похоже, неплохо видел и в темноте, не нуждаясь в свете – но так, в полутьме, было страшнее, – приговоренные к страшной смерти люди могли в подробностях лицезреть ожидавшую их участь во всем ее омерзении.

Как и бахвалился сутулый колдун, дракон мужского бога не был настолько большим, чтобы, подобно двуногу, заглотить свою жертву сразу, одним хапком. Нет, он поедал ее по частям, откусывая руки и ноги, со смаком взрезая когтями живот и с хлюпаньем втягивая в себя окровавленные сгустки истерзанных внутренностей. Пару раз Нойко уже имел сомнительное удовольствие наблюдать подобный омерзительный пир – чудовище уже успело по очереди растерзать двух девушек, над чем, посмеиваясь, наблюдали сверху, через лаз.

Вчера ящер растерзал последнюю узницу… остался один Нойко.

Мальчишка сначала кричал, пытаясь добиться справедливости в той мере, в какой она ему виделась сейчас:

– Эй, кто-нибудь! Я же вам все рассказал, все! Вы ж обещали… у-у-у-у…

В ответ раздавалось лишь злобное шипение ящера, ворочавшегося в своем пропитанном кровью углу. Нойко попытался было ударить его по мозгам силою своей мысли – куда там, никакие заклинанья не действовали, этот быстроногий дракон – охотник, и мозг его развит вполне… не то что маленький умишко огромного – до небес – длинношея!

Да, увы, это было так… а, скорее, ящер просто-напросто был прикрыт оберегом, коего Нойко, правда, не чувствовал в силу неразвитости своего дара. Еще ведь в учениках ходил.

Дабы не сойти с ума от ожидавшей его ужасной участи, дабы последние часы его были бы окрашены хоть какой-то радостью и покоем, несчастный узник пытался представить себе что-нибудь хорошее, доброе из того, что когда-то было в его короткой, но довольно-таки бурной жизни. Вот только хорошее и доброе почему-то не вспоминалось, а вдруг привиделось, как когда-то, года два назад, он, Нойко, с приятелями украли у торговца красивые перья – дело было как раз перед праздником масок. Украситься, правда, не успели – торговец привел воинов, и воришки получили плетей, да таких смачных, что плечи ныли полгода.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
6 из 6