Город драконов

– Его беспокоило, что могут подумать наши соседи. Или моя мать. В Дождевых чащобах очень строгие правила. Никто не должен был ухаживать за мной. Потому что мне категорически запрещалось выходить замуж и рожать детей. Или даже заводить любовника.

Татс удивленно показал на отметины рогов на дереве, мимо которого они проходили. Олень, который их оставил, явно был так же велик, как и тот, которого убила Хеби. Тимара осторожно дотронулась до них пальцами. Это точно следы рогов? Или отметины когтей? Нет, она даже представить себе не могла древесного кота таких размеров.

– Да, я слышал об этих правилах, – кивнул Татс. – Но долгое время даже не думал о тебе в этом смысле. Я тогда не особо интересовался девчонками. Я просто завидовал тому, что у тебя было: дом и родители, постоянная работа и нормальная еда. Мне тоже очень хотелось иметь все это.

Он остановился на развилке звериной тропы и вопросительно поднял бровь.

– Иди по левой, она больше утоптана, – посоветовала ему Тимара. – Татс, мой дом вовсе не был таким чудесным, как тебе казалось. Родная мать меня ненавидела. Она стыдилась меня.

– Мне кажется… Ну, я не уверен, что мать тебя ненавидела. Я думаю, что, возможно, это поведение соседей заставило ее стыдиться собственного желания любить тебя. И в любом случае мама ведь тебя не бросила. И не выгнала из дома. – Он говорил почти упрямо, настаивая на своей правоте.

– Кроме того самого первого раза, когда отдала новорожденную дочь повитухе, чтобы та бросила меня в лесу, – горько заметила Тимара. – Это ведь отец принес меня обратно и заявил, что собирается дать мне шанс. Он буквально навязал ей ребенка.

Но Татса это не убедило.

– А мне кажется, что именно этого твоя мама и стыдилась. Не того, какая ты родилась, а того, что она не смогла защитить тебя перед повитухой и сказать, что принимает тебя, несмотря на когти и прочее.

– Может быть, – ответила Тимара.

Ей не хотелось об этом думать. Какой смысл ворошить это сейчас, когда уже прошло столько времени, а она находится так далеко от родителей? Все равно невозможно спросить маму, что она тогда чувствовала. Тимара знала, что отец любил ее, и старалась не забывать об этом. Как знала и то, что он был согласен с установленными правилами: его дочери нельзя заводить мужа или любовника, а также рожать детей. Каждый раз, задумываясь о том, чтобы преступить запреты, Тимара чувствовала, что предает его и все, чему он ее учил. Папа любил ее. Он считал, что строгие правила нужны для ее же собственной безопасности. Может ли она быть умнее отца в этих вопросах?

Похоже, ей придется принять очень непростое решение. Нет, разумеется, выбор за ней. Но, если Тимара сочтет, что отец был не прав и она может выбрать себе пару, не разрушит ли это каким-то образом ее любовь к нему? И не станет ли папа из-за этого меньше любить ее? Она знала, что он будет недоволен дочерью, даже если примет ее выбор.

И даже на таком расстоянии его недовольство ранило. Возможно, оттого, что Тимара находилась так далеко от дома и была так одинока, она только острее переживала. Будет ли отец разочарован, если узнает, что она целовалась с Татсом, позволяла ему дотрагиваться до себя?

Разумеется, будет. Она покачала головой, и Татс обернулся:

– Ты чего?

– Ничего, просто задумалась.

И как только Тимара это сказала, она почувствовала ритмичный стук. Кто-то бежал, не пытаясь скрыться, приближаясь к ним сзади по тропе.

– Что это? – спросил Татс и осмотрел деревья поблизости.

Тимара знала, о чем он подумал: если придется прятаться, то надежнее всего будет забраться на дерево.

– Две ноги, – вдруг сказала она и сама удивилась, что смогла определить это по звуку шагов.

Мгновением позже появился Рапскаль.

– Вот вы где! – закричал он весело. – Хеби сказала, что вы где-то поблизости.

Он улыбался от радости, что нашел их. Довольный жизнью, как и всегда. Тимара редко могла, посмотрев на Рапскаля, не улыбнуться в ответ. Он сильно изменился с тех пор, как они покинули Трехог. Трудности и лишения закаляли, да и естественный процесс взросления шел быстро: мальчишка превращался в мужчину. Он сильно вытянулся и стал гораздо выше среднего роста. Как и сама Тимара, Рапскаль при рождении был отмечен Дождевыми чащобами. За время путешествия он стал очень стройным и гибким. Его чешуя теперь была ярко-алой, как и шкура Хеби. Его глаза всегда были необычного оттенка голубого цвета, а теперь в них еще появилось то постоянное сияние, какое некоторые жители Дождевых чащоб приобретали с возрастом, однако порой теплая нежная лазурь вдруг сменялась серебристым блеском холодной стали. Однако черты его лица, вместо того чтобы стать драконоподобными, соответствовали канонам человеческой красоты: тонкий прямой нос, гладкие щеки, четкая линия подбородка, который за последние месяцы сделался более решительным.

Рапскаль встретил взгляд девушки, довольный тем, что застал ее врасплох. Тимара отвела глаза. И когда его лицо стало таким привлекательным?

– Вообще-то, мы пытались охотиться, – раздраженно ответил Татс на приветствие Рапскаля. – Но похоже, вы со своей драконицей распугали всю дичь на многие мили вокруг.

Улыбка медленно сползла с лица Рапскаля.

– Простите, – сказал он искренне. – Я просто не подумал. Хеби очень обрадовалась, найдя столько еды, а это так здорово, когда она сытая и довольная. Я тоже почувствовал себя счастливым, и мне захотелось побыть с друзьями.

– Ясно. Но вот Фенте сегодня повезло меньше. И Синтаре тоже. Нам нужно охотиться, чтобы накормить своих дракониц. Если бы Тимара подстрелила того оленя, которого Хеби утащила прямо у нас из-под носа, у нас было бы достаточно мяса, чтобы принести им обеим еды.

Рапскаль стиснул зубы и принялся оправдываться:

– Но Хеби не знала, что вы рядом, пока не убила оленя. Она не собиралась отнимать у вас добычу.

– Так-то оно так, – брюзгливо сказал Татс. – Но все равно по вашей с нею милости мы потеряли полдня.

– Мне жаль, что так вышло. – Голос Рапскаля стал напряженным. – И между прочим, я ведь уже извинился.

– Все в порядке, – торопливо произнесла Тимара. Странно, обидчивость была совершенно нехарактерна для Рапскаля. – Я знаю, что вы с Хеби не хотели испортить нам охоту. – Она бросила на Татса укоризненный взгляд. Фенте была так же своевольна, как и Синтара. Неужели не ясно, что Рапскаль не мог бы помешать Хеби напасть на оленя, даже если бы знал, что они нацелились на ту же добычу? Ох, похоже, на самом деле причина недовольства Татса совсем иная.

– Что ж, есть отличный способ исправить это упущение, – заявил Татс. – Когда Хеби закончит трапезу, она может убить еще какого-нибудь зверя. На сей раз для наших драконов.

Рапскаль изумленно воззрился на него:

– Но когда Хеби пообедает, ей нужно будет отдохнуть. А затем она доест все, что осталось. Ну, и к тому же драконы не охотятся для других драконов. Просто она никогда этого не делала… и вообще, это неправильно. – Решительно взглянув Татсу в лицо, он добавил: – Ты же знаешь, что на самом деле проблема в том, что ваши драконы не умеют летать. Если бы они могли подняться в воздух, то сами бы выслеживали и убивали добычу. И я уверен, им бы это понравилось не меньше, чем Хеби. Вы должны научить их летать.

Татс уставился на него. В его глазах вспыхнула ярость.

– Спасибо, что сообщил очевидное, Рапскаль. Мой дракон не может летать. – Он раздраженно закатил глаза. – Какое ценное наблюдение! Без тебя я бы этого и не заметил! А теперь мне надо идти охотиться. – Он резко развернулся и пошел прочь.

Тимара смотрела ему вслед, не веря собственным глазам.

– Татс! – позвала она. – Подожди! Ты же знаешь, нам не следует охотиться поодиночке! – Потом она повернулась к Рапскалю. – Извини. Я не знаю, что его так разозлило.

– Еще как знаешь! – Он радостно уличил ее во лжи. А затем поймал руку девушки и не выпускал ее, пока говорил: – И я тоже знаю. Но это не имеет значения. В любом случае, Тимара, я хотел поговорить именно с тобой. Давай, когда Хеби проснется после дневного отдыха, вместе отправимся в Кельсингру? Я хочу тебе кое-что там показать. Нечто совершенно удивительное.

– Что именно?

Он лукаво улыбнулся:

– Нас с тобой. Большего пока говорить не стану. Я покажу тебе нас обоих, тебя и меня. Я не могу объяснить, о чем речь, а просто должен взять тебя туда. Ну что, согласна? Пожалуйста, очень тебя прошу! – Рапскаль нетерпеливо подпрыгивал на носках, очень довольный собой, и так широко улыбался, что девушка не смогла удержаться от ответной улыбки, хотя при этом и скептически покачала головой.

Заманчивое предложение, что и говорить. Рапскаль попросил бы Хеби перенести их обоих на другой берег. Оседлать дракона! Взмыть вверх, подняться высоко в воздух, лететь над рекой. От одной лишь мысли об этом Тимару бросило в жар: какая пугающая и восхитительная перспектива!

Но Кельсингра? Девушка не была уверена, что ей стоит туда отправляться.

Тимара была в городе Старших лишь однажды и провела там всего несколько часов. Проблема заключалась в том, чтобы пересечь реку. Сейчас река была полноводной из-за постоянных дождей, так что они волей-неволей должны были ждать лета, когда поток станет не столь бурным и глубоким. Широкий изгиб реки указывал на то, что течение было особенно стремительным как раз у разрушенного причала древней Кельсингры. С тех пор как они прибыли, Смоляной дважды пытался достичь противоположного берега, но оба раза течение быстро сносило баркас прочь от города вниз по реке, после чего живому кораблю и его команде с превеликим трудом удавалось добраться обратно в поселок. Это очень расстраивало всех: обидно проделать такой путь, найти легендарный город и оказаться неспособными причалить к нему. Капитан Лефтрин обещал, что по возвращении из Кассарика привезет прочные тросы, багры и все необходимое для постройки временной пристани рядом с Кельсингрой.

Но юные хранители не могли так долго ждать. Тимара с товарищами переправились однажды на тот берег в двух корабельных лодках. Они все утро налегали на весла изо всех сил, чтобы пересечь реку. И все равно их отнесло далеко вниз по течению от разрушенного каменного причала, и ребятам пришлось долго брести до города обратно. Они добрались до Кельсингры уже ближе к вечеру, и им оставалась всего пара часов неяркого зимнего света, чтобы обследовать огромный город, осмотреть его широкие улицы и высокие здания.

Оказывается, Тимара всю жизнь провела в лесу. Странно было осознавать это. Она всегда думала о Трехоге как о городе, большом городе, самом крупном в Дождевых чащобах. Но это было не так.

Кельсингра – вот настоящий город. Тимара поняла это, проделав долгий путь от окраин к старому причалу, куда хранители приволокли свои лодки, чтобы привязать их. Вымощенные камнем улицы Кельсингры выглядели невероятно широкими и абсолютно безжизненными. Дома были построены из блоков камня, черного с серебряными прожилками. Блоки были просто гигантскими, и Тимара даже представить не могла, как их выреза́ли, перевозили и устанавливали на место. Здания поднимались высоко, не так высоко, как деревья Дождевых чащоб, но не шли ни в какое сравнение с теми строениями, которые возводили люди. Однако все стены домов были безупречно гладкими – вряд ли такое могла создать природа.

Повсюду наверху зияли темные и пустые окна. И было очень тихо. Даже ветер шелестел так, как будто потихоньку крался через Кельсингру, опасаясь потревожить ее. Хранители, сбившись в кучку, осторожно пробирались по улицам, и царившая в городе тишина поглощала и заглушала их разговоры. Даже Татс был подавлен. Дэвви и Лектер крепко держались за руки. Харрикин смотрел по сторонам с таким видом, как будто пытался очнуться от странного сна.

Сильве скользнула поближе к Тимаре:

– Ты слышишь?

– Что?

– Шепот. Люди разговаривают.

Тимара прислушалась.

– Это просто ветер, – сказала она, и Татс кивнул.

Но Харрикин сделал шаг назад и взял Сильве за руку.

– Это не просто ветер, – возразил он, и больше они об этом не заговаривали.

Ребята обошли часть города, прилегающую к старому причалу, и исследовали несколько зданий. Их габариты явно были рассчитаны не на людей, а на драконов. Тимара, выросшая в тесных клетушках города на деревьях, чувствовала себя здесь крохотной букашкой. В тусклом свете уходящего дня темные потолки казались очень далекими, окна были расположены где-то невероятно высоко. Внутри некоторых домов встречались остатки мебели и предметов обстановки. В основном это были лишь кучи длинных сгнивших щепок на полу или лоскуты гобеленов, от прикосновения рассыпа́вшиеся на пыльные нитки. Свет играл в цветных стеклах пестрых витражей и отбрасывал на каменные полы призрачные изображения драконов и Старших.

В нескольких местах магия Старших сохранилась. В одном из домов комната вдруг озарилась светом, когда хранители вошли в помещение. Зазвучала музыка, слабая и неуверенная, пыльный аромат разлился в неподвижном воздухе. Вдалеке раздался странный звук – не то щебет, не то смех – и внезапно резко оборвался вместе с музыкой. Хранители, сбившись в кучку, шмыгнули обратно на улицу.

Татс взял Тимару за руку, и она обрадовалась этому теплому прикосновению. Он тихо спросил ее:

– Как ты думаешь, это возможно, чтобы кто-то из Старших выжил здесь? Вдруг мы встретим их? Или же они прячутся и наблюдают за нами?

Девушка неуверенно улыбнулась ему:

– Ты ведь дразнишь меня? Пытаешься напугать, да?

Но темные глаза Татса хранили серьезное и даже тревожное выражение.

– Нет. – Оглянувшись по сторонам, он добавил: – Я спрашиваю об этом, потому что мне и правда интересно. И, откровенно говоря, как-то сразу становится не по себе, когда начинаешь об этом думать.

– Да никого здесь нет, если только привидения, – не слишком удачно пошутила она.

Он в ответ рассмеялся:

– Только призраки? Ну, тогда я спокоен.

Тимара вдруг занервничала:

– А куда подевался Рапскаль?

Татс остановился и посмотрел вокруг. Хранителя Хеби и впрямь нигде не было.

Тимара повысила голос:

– Никто не знает, где Рапскаль?

– Я думаю, он ушел вперед, – отозвался Алум.

Татс все еще держал ее за руку:

– Успокойся, с ним все будет в порядке. Пойдем. Давай еще немного посмотрим город.

Они побрели дальше. Пустота просторных площадей навевала жуть. Тимаре казалось, что спустя годы в это заброшенное место должна была вернуться жизнь. В трещинах между камнями мостовой должна была расти трава, в затянутых зеленой ряской фонтанах – жить лягушки, под крышами домов – гнездиться птицы, а по их стенам – виться дикий виноград. Но ничего этого не было. Правда, то тут, то там встречались едва различимые следы растительности: желтый лишайник, зажатый между пальцами статуи, мох в трещине чаши фонтана, но это было совсем не то. Город, даже по прошествии стольких лет, все еще оставался слишком городом – местом для Старших, драконов и людей. Дикому лесу, деревьям и лианам, извечной путанице растений, всему, что служило привычным фоном прежней Тимариной жизни, не было здесь места, и от этого она чувствовала себя чужой.

Статуи в пересохших чашах фонтанов весьма неприветливо, как казалось Тимаре, взирали на них сверху вниз. Раз за разом вглядываясь в резные лики женщин из народа Старших, она представляла, как может измениться ее собственная внешность. Старшие были высокими и грациозными созданиями, с серебряными, медными или пурпурными глазами, их лица были покрыты тонкой чешуей, а головы некоторых увенчаны мощными гребнями в форме короны. Изящно задрапированные в разноцветные платья, с тонкими пальцами, унизанными драгоценными камнями… А так ли ужасно будет стать одной из них? Она перевела взгляд на Татса: произошедшие с ним перемены вовсе не были неприятными.

В одном из зданий нашлись подмостки и каменный амфитеатр. На стенных барельефах, сохранивших яркость пестрых красок спустя все эти годы, резвились Старшие и драконы. В этом помещении Тимара впервые услышала то, о чем перешептывались другие хранители. Негромкие голоса, ведущие беседу, звучали то громче, то тише. Интонации были непривычные, и даже значения слов ускользали от ее понимания.

– Татс, – позвала она – больше для того, чтобы услышать звук своего голоса. – Ты слышишь?

Он быстро кивнул и предложил:

– Давай выйдем отсюда.

Она была рада следовать за ним, когда они спешили наружу, навстречу исчезающему дневному свету.

Скоро к ним присоединился кто-то еще из хранителей, и было принято молчаливое единогласное решение: вернуться к реке и заночевать там в заброшенной маленькой хижине. Она была построена из простого речного камня, а слежавшийся в углах ил красноречиво свидетельствовал о том, что домик пережил не одно наводнение. Двери и переплеты окон давно рассыпались в пыль. Ребята развели в старом камине небольшой чадящий костерок из влажного плавника и сгрудились вокруг него поближе к теплу. Только когда подтянулись остальные, стало ясно, что Рапскаль до сих пор так и не объявился. А на улице между тем начиналась гроза.

– Мы должны вернуться за ним, – настаивала Тимара.

И они как раз решили разделиться на поисковые группы по трое, когда он наконец-то появился. Влажные волосы прилипли ко лбу, одежда промокла. Он трясся от холода, но улыбался как полоумный.

– До чего же я люблю этот город! – воскликнул Рапскаль. – Здесь столько всего надо посмотреть и сделать. Это наше место. И оно всегда было нашим! – Он хотел, чтобы все хранители прямо сейчас, ночью, вернулись вместе с ним в Кельсингру и продолжили ее исследовать. Он искренне недоумевал, когда остальные наотрез отказались, но в конце концов угомонился и сел рядом с Тимарой.

Звуки дождя, ветра и несмолкающий гул реки наполняли ночь. С дальних холмов донесся стонущий вой.

– Волки! – прошептал Нортель, и все вздрогнули.

Для них волки были существами из легенд. Эти звуки почти заглушили бормочущие голоса. Почти. Той ночью Тимара плохо спала.

На восходе они покинули Кельсингру. Лил проливной дождь, резкие порывы ветра неслись вниз по реке. Ребята знали, что для того, чтобы вернуться на другой берег, им придется бо́льшую часть дня отчаянно сражаться с непогодой. Тимара могла слышать в отдалении рев голодных драконов. Недовольство Синтары гремело в ее сознании, и по напряженным лицам товарищей она поняла, что и другие хранители чувствовали себя точно так же. Ни в коем случае нельзя было оставаться в Кельсингре дольше. Когда они оттолкнулись от берега, Рапскаль с сожалением обернулся.

– Я вернусь, – сказал он так, словно давал обещание самому городу. – Непременно вернусь, как только представится такая возможность.

Благодаря тому что Хеби могла летать, он сдержал свое слово, но вот Тимара с тех пор больше туда не возвращалась. Любопытство и осторожность боролись в ней каждый раз, когда она начинала думать о новом визите в Кельсингру.

– Полетели, Тимара, я должен показать тебе кое-что.

Слова Рапскаля вернули ее к действительности.

– Я не могу, я должна принести Синтаре мясо.

– Ну пожалуйста! – Рапскаль тряхнул головой, откидывая с глаз густые темные волосы, и умоляюще посмотрел на нее.

– Но я правда не могу. Синтара голодна. – И почему ей так трудно дались эти слова?

– Ну… вообще-то, она должна летать и сама охотиться. Может, твоя драконица станет больше стараться, если ты не покормишь ее денек-другой.

– Рапскаль! Неужели ты оставил бы Хеби голодной?

Наполовину зло, наполовину смущенно он пнул опавшие листья. И признал:

– Нет. Я не смог бы. Но ведь Хеби такая милая, не то что твоя Синтара.

Слышать подобное было неприятно.

– Синтара не такая уж и плохая! – Тимара покривила душой, поскольку считала, что взаимоотношения дракона и его хранителя никого не касаются. – Я не могу полететь с тобой, Рапскаль. Мне надо идти на охоту.

Юноша поднял руки, сдаваясь:

– Ладно. – Он наградил ее улыбкой. – Тогда давай завтра. Может, будет не так дождливо. Мы могли бы отправиться пораньше и провести в городе целый день.

– Рапскаль, ну сколько можно повторять! – Ей так хотелось взмыть в утреннее небо на спине Хеби. Узнать, каково это – летать; понять, как драконы проделывают подобное. – Я не могу надолго покинуть Синтару. Мне надо охотиться для нее каждый день. Пока моя драконица не насытится, я не могу делать ничего другого. Не могу чинить крышу хижины или штопать одежду, совсем ничем не могу заняться. Она изводит меня своими мыслями, я чувствую ее голод. Ты что, не помнишь, как это бывает?

Она изучала его лицо, пока Рапскаль хмурил украшенные тонкой чешуей брови.

– Помню, – кивнул наконец юноша и тяжело вдохнул. – Я помогу тебе с охотой сегодня, – пообещал он.

– И я буду очень тебе признательна, и на сегодня это поможет решить проблему. – Тимара прекрасно понимала, что Татс ушел и вряд ли вернется. – Но завтра Синтара снова будет голодна.

Рапскаль закусил верхнюю губу и призадумался:

– Ясно. Что ж, я помогу тебе охотиться сегодня, чтобы добыть еду для твоего ленивого дракона. А завтра придумаю, как накормить Синтару, без того чтобы ты потратила на это целый день. Тогда ты полетишь со мной в Кельсингру?

– Полечу. И от всей души скажу тебе спасибо!

– О, погоди, ты будешь мне еще более благодарна, когда увидишь, какой сюрприз я там для тебя приготовил! А теперь пошли охотиться?

– Пошли!

Сельден проснулся, дрожа и не понимая, что происходит. Обычно в это время суток ему позволяли спать. Или сейчас не ночь? Сколько вообще времени? Свет фонаря ослепил его. Он медленно поднял руку, чтобы защитить глаза. И спросил:

– Что вам от меня нужно? – Он знал, что ему не ответят, но все равно произнес эти слова, чтобы напомнить себе, что он человек, а не тупое животное.

Но вошедший в шатер заговорил с ним:

– Вставай. Повернись и дай посмотреть на тебя.

В шатре было не совсем темно. Дневной свет проникал внутрь сквозь швы и заплатки, но ослепительные лучи фонаря все равно заставляли его глаза слезиться. Теперь он узнал говорившего. Это был не один из служителей, дававших ему черствый хлеб, затхлую воду и наполовину сгнившие овощи, и не тот, которому нравилось тыкать в него длинной палкой для развлечения зрителей. Это был человек, который считал, что владеет Сельденом. Низкорослый, с большим носом-картошкой, он всегда таскал на плече здоровенный кошель, словно бы не желал надолго расстаться со своими деньгами.

Сельден медленно поднялся. Он не мог стать более голым, чем уже был, но оценивающий взгляд тюремщика заставил его испытать невероятное унижение. И давешние посетители тоже были здесь. Большой Нос повернулся к человеку, одетому на калсидийский манер:

– Вот он, тот, кого ты собираешься купить. Ну что, достаточно на него насмотрелся?

– Уж больно он тощий, – произнес калсидиец с сомнением, как будто пытался сбить цену, но не хотел разозлить продавца. – И вид у него болезненный.

Большой Нос издал лающий смешок:

– Что ж, это все, что у меня есть. Если хочешь купить человека-дракона в лучшем состоянии, то поищи в другом месте – авось где и найдешь.

На мгновение все стихло. Калсидийский купец предпринял еще одну попытку поторговаться:

– Человеку, которого я представляю, понадобятся доказательства, что этот парень именно тот, за кого его выдают. Дай мне что-нибудь, чтобы отправить моему клиенту, и я посоветую ему принять твое предложение.

Большой Нос несколько секунд обдумывал это, а потом угрюмо спросил:

– Что, например?

– Палец руки. Или ноги. – Увидев возмущение на лице собеседника, купец поспешно добавил: – Или хотя бы кусочек пальца. Как знак доброй воли и честных намерений при совершении сделки. Согласись, ты просишь очень высокую цену.

– Да, прошу. И я не стану отрезать от него ничего такого, что не вырастет снова! Хорошенькое дело: я его порежу, а он возьмет да и заболеет и умрет. И потом, откуда мне знать, может, палец – это все, что тебе нужно? Нет уж. Если хочешь кусочек на пробу, то и заплати за него честь по чести.

Сельден слушал их беседу, и, несмотря на то что часть слов ускользала от его понимания, беднягу охватил ужас.

– Вы собираетесь продавать и покупать мои пальцы? Это безумие! Посмотрите на меня! Посмотрите на мое лицо! Я же человек!

Большой Нос зло воззрился на Сельдена. Их взгляды встретились.

– Если немедленно не заткнешься, то станешь окровавленным человеком. Ты слышал, что я сказал? Я не собираюсь отрезать ничего, что не отрастет снова. Так что хватит ныть.

Сельден думал, что уже испытал всю глубину жестокости, на которую способны эти люди. Два года тому назад один из смотрителей сдал его на вечер любопытному клиенту. При воспоминании об этом у Сельдена помутилось в голове, а когда ухмыляющийся помощник Большого Носа вытащил нож с черной рукояткой, несчастный юноша едва не лишился чувств.