Полная версия
День твоей смерти
– Нет, я просто выполняю свою работу. Ваше предложение, конечно, заманчивое, но оно идет вразрез с моими принципами.
– Какими? – допытывалась Лизавета.
– Я не хочу уронить свою репутацию, так понятнее?
– Не очень.
– Прошу прощения, – к нам подошел Кирилл, – Лизавета Константиновна, мы дальше едем? Если да, то давайте поторопимся, мне, как я уже говорил, к часу надо освободиться.
– Женек, ты на машине? – игриво поинтересовалась бабуля с татуировками.
– Конечно.
– Тогда ты, Кирюха, можешь быть свободен. Я дальше с ней поеду! – Андреева ткнула мне в живот указательным пальцем, на котором красовался перстень с огромным черным камнем.
Водитель «Рено» продолжал топтаться на месте, Лизавета открыла кошелек и протянула ему несколько крупных купюр.
– Благодарствуйте! – Кирилл поклонился женщине с зелеными волосами, щедро оплатившей его услугу, и пошел к своей машине.
– А где твоя тачка? – поинтересовалась экстравагантная матушка моего клиента.
– Там! – показав направление кивком, я подождала, когда Лизавета тронется с места, и пошла чуть поодаль от нее. Меня не покидало чувство, что она попробует сбежать по дороге. Андреева несколько раз оглядывалась на меня, будто пыталась поймать момент, когда я отстану от нее или отвлекусь на что-то или кого-то. – Пришли! Вот мой «Фольксваген».
Обосновавшись в кресле переднего пассажира, Лизавета стала любоваться своей новой татуировкой.
– Нравится? – спросила она, вытягивая в мою сторону руку.
У меня не было никакой охоты рассматривать, что именно ей сегодня накололи.
– Я равнодушна к этому виду искусства, – с этими словами я тронулась с места.
– Хорошо, что ты, Женек, хоть понимаешь, что это – искусство!
– Если вас не затруднит, называйте меня Евгенией или Женей, – попросила я.
– Ладно, Женек! – кивнула Лизавета и тут же поправилась: – Женя. Бьюсь об заклад, что твой отец ждал сына, а поскольку родилась девочка, тебе дали мужское имя.
– Почему же мужское? Я – Евгения. Хотя кое в чем вы не ошиблись. Мой отец действительно мечтал о сыне. Куда едем?
– В торговый центр «Триумф-Плаза». Женя, ты любишь шопинг?
– Я хожу за покупками, когда мне надо приобрести что-то конкретное. Я бываю довольна, если удается сразу же купить что-то подходящее, а если приходится тратить на поиск нужной вещи полдня или даже больше, то мне бывает жаль потерянного времени.
– Для тебя полдня – это много? – искренне удивилась моя пассажирка. – Я днями могу гулять по торговым центрам. Полдня! Знаешь, сколько времени я искала эту краску для волос?
– Неделю? – сказала я первое, что мне пришло в голову.
– Если бы, – снисходительно усмехнулась Лизавета. – Два месяца. И я бы продолжала ее искать, если бы мне Илюшка не помог.
– Дал ссылку на интернет-магазин?
– А как ты догадалась? – Андреева-старшая посмотрела на меня с уважением.
– Это не так уж сложно.
– Такой краски здесь не найти, она из коллекции, которую выпускает одна американская рок-певица. Хайли Вильямс, знаешь такую?
– Слышала, – кивнула я.
По дороге в торговый центр мы болтали с Лизаветой о каких-то пустяках, как будто были подружками. Точнее, она вела себя со мной на равных, а мне все равно приходилось обращаться к ней на «вы» и не забывать отслеживать машины позади нас, чтобы удостовериться, что за нами нет «хвоста». Его не было.
Я даже не подозревала, какое это испытание – ходить с Елизаветой Константиновной по торговому центру. На нее все обращали внимание – беззастенчиво пялились, тыкали пальцем, выглядывали из стеклянных дверей бутиков и свешивались с эскалатора. Лизавета была в восторге, что производит такой фурор, и, кажется, не понимала, что только единицам из тех, кому она бросилась в глаза, таким же неформалам с татуировками на открытых частях тела, пирсингом на лице и ирокезом на голове, ее облик пришелся по душе. Остальные про себя или даже вслух потешались над ней. Когда Лизавета зашла в примерочную, две девушки, поджидающие кого-то у соседней ширмы, принялись откровенно обсуждать мою подопечную:
– Видала эту старушенцию с зелеными волосами?
– Да уж, такую не заметить трудно. Она, вероятно, сбежала из… – Девушка замолчала, наткнувшись на мой холодный взгляд. Немного помолчав, она нарочито громко добавила: – Салона красоты, не дождавшись укладки. Еще бы, такую красоту хочется скорее показать людям.
Девчонки прыснули от смеха. Работница магазина, выдающая покупателям номерки, тоже не смогла сдержать улыбку.
– Это вы про кого? – из примерочной выглянула третья подружка. Вторая ей что-то шепнула на ухо, и они рассмеялись.
Лизавета отдернула ширму и направилась в торговый зал, сунув по пути продавщице брюки и номерок со словами:
– Размер велик.
Одна из девчонок хотела снять Лизавету на мобильник, но я показала ей кулак, и она оставила свою затею. Мы зашли в другой бутик. Покупателей там не наблюдалось, что при его ценниках, красующихся в витринах под одетыми манекенами, было совсем неудивительно. Персонал соответствовал статусу заведения. Продавщицы не выразили никаких эмоций при виде экстравагантной покупательницы.
– Женек, присмотрись к этой кофточке, – указала мне Лизавета на короткий топ, едва доходящий до пупка. – Тебе пойдет.
Я для приличия пощупала материал, из которого сшит топ, потом прошлась рукой по другим вешалкам, но ничего брать в примерочную не стала, хотя несколько вещичек мне приглянулись. А вот Лизавета словно с катушек слетела, она брала одну вещь за другой, не обращая внимания на ценники. Наконец, со всем скарбом она отправилась в примерочную. Там мы провели больше часа. За это время выяснилось, что вкусы у нас с Елизаветой Константиновной совершенно разные. Все, что нравилось ей, мне казалось до безобразия вульгарным, а то, что нравилось мне, она называла скучным и беспонтовым. В итоге было куплено всего две обновки – длинный кремовый сарафан с прозрачной круговой вставкой на уровне чуть выше колен и укороченные брюки с мотней красно-коричневого цвета. И тот и другой предметы гардероба позволяли разглядеть татуировки. Мне оставалось только теряться в догадках, куда она собиралась надевать эти вещи.
– Нам нужна обувь! – бросила клич Лизавета и шагнула было к ближайшему магазину, но, увидев девиц, насмехавшихся над ней в примерочной, передумала. – У меня полно обуви. Женек, пойдем покупать белье! И на этот раз ты от меня не отвертишься.
– Я просила вас не называть меня так, – заметила я, но Андреева меня, кажется, не услышала.
– Выбирай! – приказала она, когда мы зашли в бельевой бутик.
Это был запрещенный прием. Трудно представить себе женщину, которая могла бы устоять перед соблазном приобрести новое белье, и я не устояла, взяла кое-что для примерки. Лизавета набрала себе кучу кружевных вещичек, мы отправились с ней в примерочную и заняли соседние кабинки.
– Класс! Отпад! Супер! – раздавалось за перегородкой.
Лизавета не переставала меня удивлять, она вела себя как девочка-подросток, впервые примеряющая белье элитного бренда. Переодевшись, я вышла из своей кабинки и остановилась у соседней, там было подозрительно тихо.
– Елизавета Константиновна, вы скоро? – поинтересовалась я.
Мне никто не ответил, я потянула на себя дверцу – она открылась, и за ней никого не было, лишь валялась на пуфе гора белья. Ай да Лиза, все продумала! Заставила меня раздеться, создала видимость, что занята примеркой, и тихонько сбежала. Как это ни странно, я не злилась ни на старушку за то, что она обвела меня вокруг пальца, ни на себя за то, что ее упустила. Работа, которая вчера представлялась мне донельзя рутинной, начала приобретать интригующие нотки. За несколько часов общения с Лизаветой я научилась немного понимать ее. Вряд ли эта женщина стала бы повторяться. Утром она сбежала от меня, уверенная в том, что я ее не найду. Сбегать второй раз, зная, что я могу отыскать ее с помощью технических средств, для нее – слишком скучно. Я ни секунды не сомневалась, что Лизавета станет наблюдать за моими действиями из какого-нибудь укромного местечка.
Сначала я направилась к кассе, расплатилась за белье, потом вышла из бутика и с нарочитой ленцой обвела взглядом окружающее пространство. Скорее всего, Андреева сидела за одним из столиков кафе, расположенного в мостовом переходе третьего этажа. За рекламными щитами не было видно посетителей кафе, но оттуда, если расположиться напротив небольшого проема между щитами, наверняка можно следить за происходящим внизу. Я решила проверить это, но так, чтобы не вспугнуть Лизавету. Сначала я спустилась на эскалаторе на подземный паркинг. Там мне бросился в глаза парнишка, который терся между моим «Фольксвагеном» и «Ягуаром». Стоило мне подойти к своей машине, как он тут же испарился. Убрав пакет в багажник, я закрыла свое авто и направилась к лифту. Поднявшись на третий этаж и подойдя к мосточку, на котором стояли столики кафе, я заметила возвышающуюся над спинкой стула зеленую макушку. Вряд ли в Тарасове у кого-то еще были волосы того же цвета, колер явно был не из популярных. Когда до Лизаветы оставалось всего несколько метров, к ней за столик подсел мужчина. Он выглядел не менее экстравагантно, чем она. Седые волосы с одной фиолетовой прядью были забраны на затылке в хвостик, татуировка, начинающаяся от скулы, уходила под черную майку, поверх которой красовалась толстая цепь из белого металла. Он выглядел несколько старше Лизаветы, вероятно, ему было уже под семьдесят.
– Лизон, я все уладил, – сообщил дедок. – Сейчас они все поменяют. Ты так не расстраивайся, понимаешь, официантка первый день работает, еще толком не освоила ассортимент.
– Я ничуть не расстроена, – томно произнесла моя подопечная.
– Лизон, кого ты обманываешь? Я же вижу, у тебя пропало настроение. Если дело не в этом, то в чем?
– Так, семейные проблемы. – Андреева отклонилась назад, чтобы рассмотреть, что происходит внизу.
Я стояла практически у нее за спиной, но она даже не догадывалась об этом.
– Разве твои не уехали в Европу? – поинтересовался приятель Елизаветы Константиновны.
– Николас, давай не будем о них. – Она повернула голову в другую сторону и даже привстала, чтобы улучшить себе обзор.
– Как скажешь, Лизон! – Кавалер Андреевой поцеловал ее руку.
Я сочла не слишком приличным стоять за спиной своей подопечной, которая, оказывается, сбежала от меня на свидание. Причина была уважительной, но, если бы она сказала мне о том, что у нее запланирована встреча с мужчиной, мне бы и в голову не пришло сопровождать ее. Можно ведь обеспечивать безопасность, наблюдая за происходящим со стороны. Именно этим я и собралась заняться, причем не исподтишка, а в открытую. Ведь это не праздное любопытство, а моя работа. Пройдя мимо столика, за которым сидели Лизон и Николас, я даже не оглянулась назад, а дошла до самого дальнего столика и села вполоборота к ним. Официантка, которая направлялась с подносом к этой парочке, попутно подала мне меню. Бегло просмотрев его, я решила, что ограничусь чашечкой кофе.
Сделав несколько глотков обжигающего напитка, я увидела боковым зрением парня с паркинга. Маневрируя между столиками, расставленными в шахматном порядке, он направлялся в мою сторону, попутно собирая пакеты и сумки, которые беспечные посетители кафе бросали на свободных стульях. Лизаветины покупки также оказались в его руках. Наглость парня не знала границ. Когда он приблизился ко мне, я подставила ему подножку, и он свалился на пол, выронив свои трофеи. Разумеется, все посетители кафе обратили на него внимание, а те, кто обнаружил пропажу, рванули к нему, чтобы вернуть украденное. Парень вскочил на ноги и бросился наутек. Я легко могла бы его задержать, но не стала, потому что он бежал прямо в руки охранника торгового центра. Николас забрал Лизаветины пакеты. Она кивком поблагодарила меня. Похоже, Андреева была единственной, кто понял, что это я не позволила воришке уйти из кафе с чужими вещами.
У меня создалось впечатление, что охранник уже знал этого парня, нечистого на руку, в лицо. Вероятно, тот не первый раз промышлял здесь, но сегодня был пойман. Не завидовала я этому парнишке. Охрана могла на славу потрудиться в какой-нибудь подсобке, чтобы навсегда отбить у него желание появляться в этом шопинг-центре.
Покинув кафе, Лизавета с Николасом какое-то время бродили по торговому центру, сделали несколько покупок для него, а потом вышли на улицу. Я услышала, что моя подопечная попросила своего приятеля вызвать ей такси. Она говорила нарочито громко, словно рассчитывала именно на то, что я ее услышу. Вероятно, она думала, что я брошусь на паркинг, где стоял мой «Фольксваген», а она тем временем отменит заказ и улизнет куда-нибудь вместе со своим приятелем. Я дождалась, когда Николас посадит ее в такси, запомнила номер и только после этого направилась к своей машине. Что-то мне подсказывало, что Лизавета поехала домой, и я не ошиблась. На выезде из города я догнала такси и следовала за ним вплоть до усадьбы Андреевых.
Глава 5
Зайдя в свою комнату, я сразу обратила внимание на огромный букет роз, торчащий из напольной вазы, которой прежде в детской не было, а потом на поднос с фруктами, заменивший набор для игры в юного парикмахера, лежавший прежде на детском столике. Надо сказать, игрушек в комнате стало значительно меньше, а постельное белье с детским принтом было заменено на комплект с нейтральным рисунком. Вероятно, все это было проявлением благодарности за то, что я оказала первую помощь садовнику, который едва не погиб от укуса осы.
Взяв яблоко, я уселась в мягкую грушу и задумалась о том, как мне охранять Лизавету. Эта женщина явно была не из тех, кто позволит мне скучать. В тот момент, когда в мою голову пришла мысль, а не подбросить ли ей куда-нибудь маячок, в дверь постучались.
– Да-да! – произнесла я, ожидая увидеть кого-нибудь из прислуги.
– Женек, это я! – Елизавета Константиновна, одетая в купленный сегодня сарафан, прошмыгнула в детскую и закрыла дверь поплотнее. На голове у нее был тюрбан, из-под которого выбивалась зеленая прядка. Расположившись во второй груше, она с уважением произнесла: – До меня дошли слухи, что ты спасла Степана, жизнь которого висела на волоске. Пожалуй, он единственный человек из всей прислуги, нанятой Аленой, которого мне было бы жаль. У тебя сегодня день подвигов, что ли? Спасибо за то, что помогла задержать вора. Иначе весь сегодняшний шопинг пошел бы насмарку. Знаешь, Женек, а ведь я думала, что ты вылетишь из бутика как угорелая, разумеется, без покупки, станешь метаться по торговому центру, расспрашивать людей, не видел ли кто меня, но я ошиблась. Ты степенно вышла из магазина, переложила пакет из одной руки в другую и, как мне потом показалось, осознала всю никчемность своей работы и отправилась по своим делам. Но ты снова удивила меня. Из тебя еще может получиться что-нибудь путное… Давай с тобой решать, что мы будем делать дальше.
Лизавета смотрела на меня, ожидая ответной реплики. Точка в нашем разговоре, состоявшемся на крыльце тату-салона, оказывается, не была поставлена. Андреева-старшая любой ценой хотела высвободиться из-под моей опеки, а мне предстояло выполнять диаметрально противоположную задачу – следовать за ней по пятам, обеспечивая безопасность. Похоже, Дмитрий знал, что его матушка всеми правдами и неправдами станет препятствовать выполнению моих прямых обязанностей, но не осмелился сказать мне об этом открытым текстом.
– Вы о чем? – я непонимающе воззрилась на хозяйку дома.
– Брось! Ты все прекрасно поняла. Назови сумму, которая тебя устроит.
– Ваш сын платит мне достаточно для того, чтобы я выполняла свою работу на совесть, – проговорила я, тщательно подбирая каждое слово.
– Какая же ты скучная! Так же нельзя! – возмутилась Лизавета. – Я к твоим годам уже все в жизни успела попробовать, а что было в твоей?
– Много чего было, – ответила я, не вдаваясь ни в какие подробности.
– Попробую угадать. – Андреева лукаво прищурилась, изучая меня. Потом не без сарказма стала излагать свои умозаключения. – Самое интересное, что с тобой было, так это секция карате, в которой полно мужиков, которым до тебя не было никакого дела. Хотя, возможно, там нашелся один, который на спор решил с тобой переспать, но ты догадалась об этом и накостыляла ему так, что он месяц о женщинах даже не вспоминал. Я права?
– Допустим, секция карате – это слишком примитивно, в моей жизни была Ворошиловка…
– Ворошиловка? – переспросила Лизавета, и когда я кивнула ей, подтверждая это, она с недоверием уточнила: – Это закрытая школа, в которой готовят спецагентов?
– Она самая. А вы откуда о ней знаете?
– О! – протянула она, загадочно улыбнувшись. – В моей жизни было много мужчин, и один из них прошел через Ворошиловку. Если то, что он рассказывал, правда и ты прошла через те же испытания, то у меня вряд ли хватит аргументов, чтобы тебя переубедить. Ты же солдафонка, которой всерьез промыли мозги, поэтому все блага мирной жизни для тебя ничто по сравнению с высокой идеей спасения мира. Деточка, а тебе не претит, что вместо выполнения миссии вселенского масштаба приходится охранять обычную пенсионерку, сын которой решил пустить деньги на ветер?
Лизавета откровенно пыталась меня поддеть, вывести из состояния душевного равновесия. Ее расчет, похоже, был на то, что я обижусь на нее и откажусь от этой работы. Я была знакома с такой тактикой поведения тех, кого мне приходилось охранять против их воли. Но то были подростки или студенты-мажоры с обостренным чувством самолюбия, считающие, что обеспечение их безопасности – это синоним посягательства на их личную свободу. Для них «хочу» стояло над такими понятиями, как «надо» и «могу». Андреева вела себя как подросток, собственно, в душе она им и осталась. Ей нравилось эпатировать окружающих своей внешностью и смотреть на мир через призму своих желаний. Я справлялась с капризными юнцами, так неужели не справлюсь с этой бабулей?
– Елизавета Константиновна, вы правы, мне промыли мозги в Ворошиловке, – я решила воспользоваться методом присоединения, который позволяет расположить к себе оппонента, – поэтому свернуть меня с пути, по которому я иду, не получится.
– Я уж это поняла. Бедная девочка, как же мне тебя жалко! – Андреева произнесла это с неподдельным чувством сострадания. – Может, мне оплатить для тебя услуги психолога? Вернешься к нормальной жизни, будешь наверстывать упущенное…
– А что, по-вашему, включает в себя понятие «нормальная жизнь»? – поинтересовалась я.
– Это… – Лизавета задумалась. – Много чего. Уж во всяком случае, не работа охранницей! Тебе еще со мной повезло. Моей жизни ничто не угрожает, поэтому опасности для тебя никакой нет. Но ведь, наверное, тебе приходится рисковать жизнью? Погоди, так ты из-за адреналина, что ли, в телохранители подалась?
– Можно сказать и так, – я не стала возражать, продолжая действовать по методу присоединения.
– Ясно. Тогда прошу прощения, со мной тебе адреналиновой встряски не видать. Ладно, – Елизавета Константиновна примирительно махнула рукой, – так и быть! Охраняй меня! Сегодня вечером я поеду в клуб. Мы с тобой поедем в клуб. Я покажу тебе, как надо зажигать!
Игриво подмигнув мне, Андреева поднялась из второго кресла-груши и вышла из комнаты. Вскоре в дверь снова постучали.
– Входите! – крикнула я.
– Я пришла узнать, – сказала Клавдия. – Может, вам что-то нужно?
– Нет, спасибо, – ответила я, но домработница продолжала топтаться у порога. – Вы что-то сказать мне хотели?
– Да. – Клава закрыла дверь и прошла в комнату. Поправив мягкую грушу, которую примяла хозяйка, она постояла около нее, но так и не решилась сесть. – Вы это… простите нас за то, что мы сразу не сказали вам про Лизавету.
– Проехали!
– Нет, не проехали. – Клавдия покосилась на дверь и перешла на шепот: – Ох, и намучаетесь вы с ней! Еще ни один телохранитель, которых нанимал Дмитрий Борисович, с ней не смог поладить.
– А мне и не нужно с ней ладить. Моя задача – ее охранять, – заметила я.
– Оно, конечно, так, только характер у Лизаветы очень непростой. Это она при сыне и внуках вся такая шелковая, но стоит им уехать, как она будто с цепи срывается. Женщине седьмой десяток, она ведет себя как трудный подросток.
– Седьмой десяток? – удивилась я. – Мне казалось, что ей лет пятьдесят семь.
– Шестьдесят три, – уточнила домработница. – Это она сейчас стала за собой ухаживать, на всякие SPA-процедуры ходить. Вы бы видели, как она выглядела, когда только появилась в этом доме! Я, честно говоря, подумала, что она бабушка Дмитрия Борисовича, а не мать. Мы все в шоке от ее татуировок были.
– А где она до этого жила?
– В Тарасове и жила, только Митя всю жизнь думал, что его мать умерла, когда он был маленьким. Так ему отец говорил, – разоткровенничалась Клавдия, стирая пыль с кукольной мебели. – А после смерти отца Дмитрий Борисович обнаружил какие-то документы, свидетельствующие о том, что его мать жива. Я по случайности слышала, как он жене об этом рассказывал. Схоронив отца, Дмитрий Борисович занялся поисками матери и нашел, причем довольно быстро. Она не сразу решилась сюда переехать, поначалу только в гости наведывалась, все свои татуировки она, естественно, скрывала. Но Сонечка тогда совсем маленькая была, сидела у бабушки на коленях и случайно оголила ее руку. Тут-то все и открылось! Лизавета в следующий раз оделась так, что все ее татушки видны были. Может, не все, но многие…
– Представляю, какой у всех шок был!
– Не то слово! Алена Мите скандал закатила, мол, какой пример она детям подает! Вдруг Илья тоже захочет татуировку сделать! Но Дмитрий Борисович поставил жену на место, сказав, что Елизавета Константиновна его мать, что он принимает ее такой, какая она есть, и просит относиться к ней с уважением. Алену, конечно, поначалу сильно коробило, что свекровь сюда переехала, но со временем она успокоилась. Детки у моих хозяев умненькие растут, для них бабушка со всеми ее странностями является не примером для подражания, а, наоборот, примером того, как не надо поступать. Сама же Лизавета здесь как-то окультурилась, матом практически перестала ругаться, за рюмку уже не так часто берется. Между нами говоря, когда она выпьет, из нее сразу вся дурь начинает лезть наружу. При сыне и внучатах Лизавета держит себя в рамках, но стоит им только уехать, а мотаются они по заграницам часто, так наша пожилая хозяйка слетает с катушек. Вот прошлый раз телохранитель ее из Волги вылавливал, сам едва не утонул.
– Она что же, утопиться собиралась?
– Без понятия! Нам Сергей ничего толком не успел объяснить. Обещал зайти за расчетом, когда Дмитрий Борисович вернется, и рассказать подробности. Но, как я поняла, он потом в офисе «Алмаза» деньги получил и к нам больше не заглянул.
– И давно Лизавета здесь живет?
– Около четырех лет. Ладно, пойду я. – Клавдия оставила мне пищу для размышлений и была такова.
Поступок Дмитрия вызывал всяческое уважение. Он не отвернулся от матери, не только узнав, что она бросила его в младенчестве, но и принял ее со всеми ее странностями. И эта женщина пыталась учить меня жизни! К психологу предложила меня записать… Я невольно усмехнулась, вспомнив наш сегодняшний разговор с Лизаветой. Интересно, она всерьез считает, что ее жизнь – это образец для подражания, а моя требует немедленного вмешательства психолога?
* * *Вечер наступил быстро. Лизавета сама напомнила мне о наших планах, заглянув в мою комнату и предупредив, чтобы я оделась не слишком скучно. Сама она была в купленных сегодня укороченных штанах с мотней и трикотажной кофте горчичного цвета с прорезями на плечах. Прикид у нее был довольно хулиганский, в моем гардеробе, возможно, и нашлось бы что-то ей под стать, но дома. Я взяла сюда только самые необходимые вещи, эпатировать своим внешним видом окружающих в мои планы не входило. Натянув на себя светло-голубые джинсы с легким «рваным» эффектом и футболку, слегка оголяющую одно плечо, я повертелась перед напольным зеркалом, обрамленным в розовую ажурную раму, и сочла, что выгляжу вполне подходяще для ночного клуба. Увидев меня, Лизавета одобряюще кивнула, мы спустились в гараж, сели в мой «Фольксваген» и отправились в город, как сказала моя пассажирка, развлекаться. По дороге она вела себя на удивление скромно. Андреева не учила меня жить, не пыталась откупиться и даже не просила держаться в клубе на расстоянии. Неужели свыклась с тягостной мыслью, что без меня ей не удастся и шагу ступить? Или что-то задумала?
– Вот в этот двор сверни, – попросила Елизавета Константиновна.
– Зачем? – поинтересовалась я.
– Клуб там.
– Но вы же сказали, что мы едем в «Бочку», – заметила я.
– Именно, – подтвердила Лизавета.
Увидев вывеску «Три бочонка», я поняла, что мы у цели. Андреева то ли сознательно назвала другой клуб, то ли просто сократила название этого до одного слова. У входа стояло несколько дорогих машин, и я заключила, что заведение это вполне презентабельное, хоть находится в полуподвальном помещении.