Судьба империи. Враг у ворот

– Здесь мы будем в безопасности, а с рассветом сразу отправимся дальше. Не хочу без лишней необходимости входить в город, слишком часто это сказывается на дисциплине, – объяснил свое решение Гауденций.

Подкрепившись доставленными из города припасами, воины стали расходиться по палаткам и устраиваться на ночлег. Виталия разместили вместе с его новыми знакомыми. После насыщенного событиями дня, нескольких часов в седле и крепкого перекуса они быстро провалились в сон, в то время как Виталий, устроившись поудобнее под солдатским плащом, выданным ему вместо одеяла, прислушивался к их мерному дыханию и размышлял о произошедшем.

«Получается, их судьбы я уже изменил, – думал он. – Не появись в этом времени я, они бы сейчас были не здесь, а в казармах гарнизона Равенны. Как и вся сотня всадников. А их командир спокойно спал бы в своем доме».

Виталий все не мог сомкнуть глаз. Еще раз взглянув на спящих спутников, он накинул на себя плащ и осторожно выглянул наружу. В лагере было тихо. Большинство солдат спали, только у палатки командира стояли часовые. Возле них горели воткнутые в землю факелы. Стараясь ступать тихо, чтобы никого не разбудить, он выбрался из палатки и взглянул на небо. Там сияли бесчисленные мириады звезд, ярко светила луна. Легкий прохладный ветерок обдувал его лицо. Еще раз окинув взглядом лагерь, Виталий глубоко вздохнул. Нет, это не сон. Он не сошел с ума. Он действительно здесь. Всю жизнь он был уверен, что предел его возможностей – это пройтись по песку полуразрушенной арены Колизея, представляя лязг стали и крики толпы, прикоснуться к камням, что помнили великих героев прошлого, или выкопать из земли кусочки живой истории, испытывая чувство невероятного восторга от того, что в твоих руках находится предмет, который последний раз использовали много веков назад. Теперь же все изменилось. Все, кого он знал, остались там – на расстоянии полутора тысячелетий отсюда. Родные, друзья… Для всех них он погиб в той авиакатастрофе, как и еще две сотни людей. Но он жив. Жив и уже начал менять историю. Ничто не происходит просто так – у всего есть какой-то особый, скрытый смысл. Если вместо смерти его забросило сюда – значит, так было предопределено. Значит, ему отведена какая-то роль. Но что может сделать простой студент, чья единственная суперспособность – это знания о прошлом? Как эти знания помогут ему исполнить его мечту – спасти Рим от падения? Ведь история, как известно, учит прежде всего тому, что люди не извлекают уроков из своих ошибок… Однако попробовать он обязан. Сам он, конечно, мало что может сейчас, нужно немного освоиться, понять, чему стоит научиться и какие его знания могут пригодиться для того, чтобы осуществить задуманное. Поэтому нужно постараться спасти главную, по мнению всех историков его времени, надежду Рима – Аэция. Если «последний римлянин» еще жив и они сумеют предупредить его, ход истории действительно может измениться. А вот если они опоздают, скорее всего в Вечном Городе для них все и закончится. Виталий уже успел понять характер сына западноримского магистра армии. Его энергия бьет ключом, он явно смел, неглуп, но его импульсивность… Помноженная на боль от потери отца, она привела бы к заведомо проигрышной схватке где-то возле Палатинского дворца… Нет, они успеют. Должны успеть.

Флавий Плацид Валентиниан неторопливо шагал по обширным покоям дворца и милостиво кивал склонявшимся в почтительных поклонах придворным. Сегодня он имел все основания пребывать в хорошем расположении духа. Долгие годы ему, господину великого Рима, правителю Запада, приходилось слушать чьи-то советы – сперва матери, а затем этого выскочки Аэция. Ужасная несправедливость! И вот наконец она будет устранена. Аэций думает, что готовящийся брак его сына и дочери императора – это его победа? Как бы не так, это его конец! Готовясь стать зятем императора, Гауденций не рискнет выступить против него, тем более получив сообщение о том, что его отец был убит во время попытки поднять мятеж и свергнуть правителя. А назначение его на должность магистра армии вместо отца должно будет успокоить как войска, так и самого Гауденция. И он окажется не в том положении, чтобы давать советы своему господину… А если попробует, то очень быстро разделит судьбу Аэция, ведь честолюбивых офицеров, желающих занять его место, в римской армии предостаточно. Валентиниан мысленно аплодировал собственному плану.

С гордым видом император вошел в пиршественную залу и огляделся по сторонам. Играла музыка, танцевали полуодетые рабыни, кто-то уже предавался утехам в дальних углах. Отовсюду звучал веселый смех.

– Мой господин… – Чьи-то тонкие и нежные руки обвили его шею.

– Не сейчас! – Валентиниан грубо оттолкнул девушку. – Здесь слишком душно, я хочу подышать свежим воздухом. Позже загляну к тебе.

Пройдя мимо заставленных блюдами столов, иногда перешагивая через лежащих на полу людей, что спьяна пытались его приветствовать, он вышел на дворцовый балкон. С Палатинского холма открывался великолепный вид на Вечный город. Поражающий размерами мегаполис все еще хранил на себе отпечаток событий 410 года, когда в столицу империи впервые за многие века ворвались вражеские солдаты. Из-за войны многие горожане покинули свои дома, некоторые кварталы до сих пор пустовали и постепенно разрушались. Валентиниан не помнил те события и всегда считал, что они стали результатом трусости и недальновидности правившего тогда императора Гонория, его дяди. Он, Валентиниан, никогда не допустил бы подобного. А еще дядя зачем-то запретил гладиаторские бои – любимую забаву как простого народа, так и богатых сенаторов, у многих из которых были целые гладиаторские школы. Ему с детства хотелось поприсутствовать на таком грандиозном событии, как бой гладиаторов. Когда он впервые поднял вопрос об отмене запрета, мать сказала, что из-за этого он может потерять поддержку церкви и простых христиан, коих среди римских граждан было уже довольно много. Тогда он согласился с ней и махнул на это рукой – нельзя так нельзя, но сейчас… В конце концов, он император Рима!

«Решено, – подумал Валентиниан. – Как только избавлюсь от любителя давать непрошеные советы, объявлю об отмене этого глупого запрета. Недовольные же церковники первыми отправятся на арену».

Император засмеялся, мысленно представив себе эту картину. Значит, завтра. А праздновать можно уже сегодня. Еще раз окинув взглядом ночной Рим, он потянулся и, предвкушая полный наслаждений вечер, отправился обратно в пиршественную залу.

Виталий проснулся от протяжного звука букцины.

«Неужели нападение?» – подумал он.

Однако, вскочив на ноги и выбежав из палатки, он обнаружил, что никаких врагов поблизости нет, а разбудивший его сигнал был командой к выступлению. Воины Гауденция в спешке сворачивали лагерь и садились на коней.

– Ехать придется быстро, – сказал подошедший Деметрий. – Командиру приснился дурной сон. Он вроде человек несуеверный, но теперь так спешит, что даже решил оставить нас без завтрака. Выдвигаемся немедленно, до темноты должны добраться до города.

Виталий молча кивнул и попытался взбодриться. Ему все еще хотелось спать, но сейчас он, как и все, должен был подчиняться правилам армейской дисциплины. Поэтому он быстро промыл глаза росой и двинулся к выданной ему лошади. Вскоре весь их отряд галопом скакал по Старой Фламиниевой дороге. Стены Арминума оставались далеко позади, а впереди их ждал Рим.

Часы езды в седле, без стремян, да еще и в таком темпе, дались Виталию с трудом, поэтому он с облегчением выдохнул, услышав команду сбавить скорость. Это означало только одно – они уже приближаются к столице и точно успеют до заката. И действительно, всего через пятнадцать минут старая Фламиниева дорога вывела их на Мульвиев мост, за которым располагались Фламиниевы ворота, а дальше во все стороны, куда хватало глаз, тянулся крупнейший город мира – великий Рим. Виталий жадно оглядывался по сторонам, подмечая каждую деталь. Красивые опоры моста, на котором одержал свою главную победу император Константин, сделавший империю христианской, мощные ворота, уходящая вдаль стена Аврелиана… Столичные укрепления выглядели надежными, хотя был у них один существенный недостаток: из-за слишком большой протяженности стены для ее охраны требовалось много солдат, а с этим в империи сейчас были проблемы. Собственно, поэтому столицу и переносили в Равенну – обороняться там, очевидно, было в разы проще.

Тем временем Гауденций подъехал к стражникам, что-то им крикнул, и через некоторое время створки ворот распахнулись. Настал момент, о котором Виталий так долго мечтал, – он въезжал в Вечный Город. Да как въезжал – на коне, в сопровождении сотни римских всадников и сына самого Флавия Аэция! Мог ли он еще пару дней назад, сидя в кресле и размышляя о перспективах завалить дипломную работу, надеяться увидеть тот самый Рим? Конечно, не эпохи расцвета, но тот самый. А что касается эпохи… Может, еще не все потеряно? 410 год стал уроком, который римский народ обязан выучить. В той истории не получилось, но сейчас надежда еще есть. Оптимизма прибавляло и то, что происходило на Марсовом поле, которое начиналось сразу за Фламиниевыми воротами. Там располагались многочисленные казармы, конюшни, оружейные мастерские. Основные силы столичного гарнизона дислоцировались именно здесь. Уже смеркалось, но даже в это время суток там кипела жизнь. Из кузниц доносились удары молотов, со стороны казарм – топот марширующих солдатских ног и окрики центурионов. А подъехав поближе, он увидел, что тренировки действительно идут: на плацу перемещались группы легионеров, а стоявший рядом центурион, по-видимому, обучал их слаженно двигаться, нанося удары жезлом тем, кто нарушал строй. Виталий вновь с удовлетворением отметил, что большинство тренирующихся солдат были римлянами.

Он много читал о том, что римлян в армии поздней империи почти не было – они занимали разве что командные должности. Хотя и среди командиров были варвары – вспомнить того же Стилихона. Но всадники из охраны Гауденция – явно римляне. Тренирующаяся здесь легионная пехота – тоже римляне, видимо из новобранцев. Не так уж все и плохо на самом деле.

Проехав мимо еще одной марширующей центурии, всадники остановились. Виталий тоже приостановил коня и тут увидел продирающегося к нему Луция.

– Виталий, тебя зовет командир.

– Понял, еду, – ответил Виталий и направил коня вперед.

Выбравшись из строя, он стал искать глазами Гауденция. В наступившей темноте сделать это ему удалось не сразу. Тот оживленно о чем-то беседовал с группой всадников, а рядом с ним стояли Деметрий и подъехавший к нему Луций.

Приблизившись к ним, Виталий услышал, как всадник, что стоял напротив Гауденция, говорит ему:

– Не сомневаюсь, что ты хотел как лучше, но это ничуть тебя не оправдывает. Ты командир гарнизона Равенны, и твое место там. Если ты хотел мне что-то сообщить, можно было послать гонца. Какой пример ты подаешь своим солдатам, если позволяешь себе просто так оставить вверенный тебе город и заявиться сюда?

– Отец, прости, но у меня действительно была очень веская причина. Сейчас подъедет человек. Вот эти двое солдат встретили его вчера во время патрулирования. Он чудом выжил, его пытались убить из-за того, что он узнал нечто, чего знать был не должен, а касается это тебя. Надеюсь, его и их слова тебя убедят…

– Убедят в чем?

– Просто выслушай его.

– Что ж, хорошо. Я надеюсь, это действительно серьезное дело.

С этими словами всадник спешился. Его примеру последовали Гауденций, Деметрий и Луций. В свете зажженных факелов Виталий увидел их лица – на них читалась серьезность и сосредоточенность. Подойдя к собеседнику своего командира, его знакомые отдали ему салют. Виталий слез с коня, быстрым шагом подошел и пристально вгляделся в этого человека. То был уже немолодой воин среднего роста, подтянутый и крепкий. Несмотря на небольшие проблески седины в густых черных волосах, он совсем не выглядел стариком, в его глазах чувствовалась огромная энергия, какая-то внутренняя сила. Перед ним стоял магистр армии Западной Римской империи Флавий Аэций.

Секунд десять Виталий просто стоял и молча смотрел на знаменитого римского полководца, буквально потеряв дар речи. Спасением этого человека он грезил, как только осознал, куда (и когда!) его забросила судьба, и вот он стоит перед ним, живой и здоровый…

– Здравствуйте, меня зовут Виталий, – выдавил из себя он и как-то на автомате протянул вперед руку.

Полководец, казалось, слегка удивился, но поприветствовал его римским рукопожатием.

– Флавий Аэций, магистр армии.

За спиной Виталия кто-то прыснул от смеха.

– Ну, рассказывай, что там за важная информация, из-за которой мой сын оставил вверенный ему город.

– Информация действительно важная, господин. Дело в том, что вам угрожает опасность. Вас хотят убить.

– Та-ак, а вот это уже интересно… – удивленно протянул Аэций. – Идем, не стоит обсуждать подобное, стоя на дороге. Ждите нас здесь, мы скоро вернемся, – скомандовал он сопровождавшим его всадникам и бодро зашагал к деревянной постройке, что располагалась у тренировочного поля. Гауденций, Деметрий, Луций и Виталий последовали за ним. Внутри оказались длинные деревянные столы с лавками по обеим сторонам – очевидно, это была солдатская столовая. Водрузив на металлическую подставку два факела, полководец устроился за столом и жестом предложил остальным сесть напротив.

– Итак, я слушаю, – произнес он, положив руки на стол и направив взгляд на Виталия.

Собравшись с мыслями, тот еще раз поведал о своих «сицилийских приключениях».

Как только он закончил, заговорил Гауденций:

– Теперь ты понимаешь? Это могла быть только тайная служба императора. Он хочет от тебя избавиться, потому что знает – армия верна тебе, а не ему. Нам неизвестно, когда и как он ударит, поэтому нужно нанести удар первыми. Собери войска, займи Палатинский дворец и заставь Сенат объявить правителя низложенным.

– Гауденций, ты в своем уме? Мятеж? Мы только что с огромным трудом избавились от гуннской угрозы. Я – командующий римской армией, моя обязанность защищать государство и служить императору, я не собираюсь его свергать. Я знаю, что ты скажешь. Да, ему далеко до Юлия Цезаря, Марка Аврелия и Траяна, но он по крайней мере прислушивается к моим советам по поводу дипломатических и военных вопросов и не мешает делать то, что я считаю нужным для защиты Рима, как магистр армии. А твой брак с его дочерью еще больше укрепит наше положение.

– Он же собирается тебя убить! Ты предлагаешь просто сидеть и ждать, пока они нападут?!

– Прошу тебя, успокойся. Я благодарен тебе за заботу, за предупреждение. У меня нет оснований не верить в правдивость слов Виталия – все, что случилось с ним, действительно наводит на определенные мысли. Но возможно, и он и вы не совсем верно истолковали произошедшее. Я знаю Валентиниана много лет и не могу назвать его решительным человеком. Он вряд ли способен на подобный шаг. Кроме того, его мать всегда убеждала сына в моей полезности для империи и для удержания им власти. Под моим командованием мы вместе с готами отбились от гуннов, о том, что меня поддерживает армия, он знает, так что если убьет меня и об этом станет известно, то волнения в войсках могут причинить ему куда большие неудобства, чем необходимость терпеть присутствие моей скромной персоны возле трона.

– А может, он завидует твоей славе полководца? Или боится тебя – страх тоже способен толкнуть на подобное. Особенно такого труса, как он!

Аэций задумался:

– Всякое может быть, конечно. Но у нас с ним нет конфликта. Валентиниан наслаждается своим положением императора Рима, проводит время в бесчисленных пирах и оргиях и не мешает мне от его имени обучать войска, командовать ими, заниматься дипломатией. В какой-то степени мы с ним составляем удачный тандем. – На лице полководца появилась едва заметная улыбка.

Деметрий и Луций молчали, как будто не осмеливаясь вступить в разговор. Виталий тоже не знал, что сказать. Он понимал, насколько шатко сейчас положение всей Западной империи, и внутренне был согласен с мудрой позицией Аэция: лучше терпеть на троне того, кто его недостоин, если он не мешает делать то, что нужно для укрепления Рима, чем ради обретения золотого венца вступать с ним в открытый конфликт, который неизбежно ослабит государство. Но он точно знал, что Валентиниан убьет полководца, а без него тут же начнется борьба за власть и влияние в армии. Слабого императора все равно сметут с трона, но с гораздо худшими последствиями для Рима. Фатальными последствиями…

– Так что ты намерен предпринять? Как ты обезопасишь себя, если не отнимешь у него власть? – с обидой в голосе спросил Гауденций.

– У меня надежная охрана, при дворе много верных мне людей. Я обещаю тебе, что серьезно отнесусь к твоему предостережению. Но ты должен завтра же отправиться обратно в Равенну. Ты нужен мне там, – сказал Аэций.

Гауденций тяжело вздохнул. Было видно, что он не считает решение отца правильным. Виталий лихорадочно соображал, как поступить. Поддержать идею Гауденция? Вряд ли мнение какого-то купеческого сына, которым он назвался, заставит Аэция поменять решение. Даже родной сын не смог убедить полководца. А кроме этого, что он мог предложить? Охрану усилить? Это и так понятно… И кстати, а как теперь быть ему? Деметрий и Луций, очевидно, вернутся с сыном магистра армии в Равенну и продолжат службу. Сам полководец останется в Риме. Но его-то никто не ждет ни там, ни здесь… Виталий внезапно осознал, что последние два дня ему давали кров и пищу только из-за важной информации, которой он обладал. А как быть теперь, когда информация нашла адресата? Куда идти? Денег у него нет, остается только пополнить ряды городских нищих… Не о таком погружении в историю он мечтал.

– Хорошо, так и поступим. Я благодарю вас всех за стремление помочь и желаю счастливого пути до Равенны. – С этими словами магистр армии поднялся из-за стола и направился к выходу.

После того как дверь за ним захлопнулась, Гауденций разразился гневной тирадой, адресованной, казалось, сразу всем его спутникам:

– Почему вы молчали? Почему не поддержали меня? Я же знаю, вы тоже не сильно бы огорчились, если бы Валентиниан случайно упал на спату…

– Командир, мы же солдаты, для вас он отец, а для нас – магистр армии. Я не думаю, что у нас есть право давать ему советы. Сидеть за одним столом с победителем Аттилы – уже большая честь. И потом, такие вопросы – не наше дело… – Луций развел руками.

– Ваш отец служит не Валентиниану, а Риму в его лице, – поддержал товарища Деметрий. – Верьте, что он сумеет защитить себя. Мы должны были его предупредить, и мы это сделали.

Гауденций махнул рукой, давая понять, что их доводы его не убедили. А затем поднял глаза на Виталия.

– Им помешала субординация, ну ладно. Хотя здесь речь идет о том, чтобы всего лишь высказать свое мнение. Но ты, Виталий, не солдат, представители купечества ведь более свободны в суждениях, почему ты не поддержал меня?

– По правде говоря, посчитал, что раз он не прислушался к аргументам собственного сына, доводы неизвестного сицилийского торговца его вряд ли переубедят, – ответил Виталий. – Но будь я на вашем месте, я бы предложил то же самое.

– Ну вот, я тоже не вижу иного решения, которое обеспечило бы отцу полную безопасность. Если Валентиниан планирует его убийство, то будет искать любую возможность, а возможности найдутся, пока он сидит на троне.

– Командир, магистра армии, да еще и овеянного такой славой, убить не так просто, как хозяина какой-нибудь сиракузской таверны… – попытался возразить Луций.

– Не так просто, но возможно! И императоров убивали, и полководцев, и сенаторов, и наместников провинций, – отверг его доводы Гауденций. – Но я больше ничего не могу сделать. Идемте, нужно поужинать и разместиться на ночлег, а завтра выдвигаемся обратно.

Деметрий, Луций и Виталий молча последовали за ним. Мысли о еде после столь долгой и тяжелой дороги должны были радовать, но выражение лиц было угрюмым. Они вроде и сделали то, что должны были, но как будто не довели дело до конца. В воздухе витала тревога. Гауденций переживал за отца, солдаты – за своего командующего, а на Виталия, связывающего будущее Рима исключительно с выживанием полководца, давил груз знаний о том, что обязательно должно произойти, если он не вмешается. Виталий сделал то, что планировал, но будет ли этого достаточно?..

Тем временем магистр армии Флавий Аэций в сопровождении личной охраны и младших офицеров, а также друга и соратника Марка Авита, представителя галло-римской аристократии и главного дипломата западноримского двора, неторопливо ехал по Марсовому полю. Его одолевали тревожные мысли. Он был искренен, когда высказывал сыну и прибывшим с ним людям сомнения относительно намерений Валентиниана, но не мог полностью исключить такое развитие событий. Тем более буквально вчера ему донесли, что на пиру император, перебрав вина, объявлял гостям и придворным о том, что, дескать, все время его пребывания у власти – это лишь игра, а его настоящее правление начнется завтра. То есть сегодня. Люди Аэция сочли, что речь шла о возможной отставке полководца, справедливо заметив, что ни в ком другом император не мог бы видеть угрозу своей власти, о чем они ему и сообщили. Впрочем, «сегодня» стремительно приближалось к завершению, поэтому Аэций уже мысленно списал слова Валентиниана на ударившее в голову вино. Но вот история, произошедшая на Сицилии, не могла быть списана на одно лишь вино, иначе не погибли бы случайные свидетели. Это действительно похоже на работу императорской тайной службы. Аэцию казалось, что она утратила свое влияние еще при прошлом императоре – Гонории. Попытки ее реорганизовать делала Галла Плацидия, мать Валентиниана, фактически правившая вместо сына до своей смерти, но, насколько он знал, ей не удалось добиться в этом деле серьезных успехов. Или все-таки удалось?

– А ты что думаешь, Марк? Убьет он меня или все-таки поостережется? – Аэций только что поделился новостями с Авитом и теперь гадал, насколько вероятным сочтет подобное развитие событий один из его ближайших помощников.

– Я не пророк, магистр, но не могу не заметить, что действия нашего императора порой сложно объяснить с позиций разума. Им движут эмоции и пороки, зависть и злоба вполне могут подтолкнуть его к тому, о чем вас предупреждал Гауденций, – ответил он.

– Может, вы все и правы. Что ж, завтра же усилю охрану ветеранами из числа как варваров, так и римлян. К счастью, за годы службы империи я приобрел много достойных соратников, которым могу доверить свою жизнь.

– Магистр Аэций, к нам приближаются всадники.

Один из сопровождавших полководца воинов указал вперед. Там действительно горели три огонька факелов и слышался конский топот. Всадники явно направлялись к ним. Аэций остановил коня.

Подъехавшие оказались из числа дворцовой стражи.

– Приветствую вас, магистр Аэций! Император приказывает вам немедленно прибыть во дворец.

– Во дворец? Сейчас? Он лично отдал этот приказ? – с сомнением спросил Аэций.

– Да, магистр. Поторопитесь, он ждет вас.

С этими словами гонец императора и его сопровождающие развернулись и вскоре скрылись за поворотом.

Полководец вздохнул, его взгляд устремился в ночное небо.

«Неужели это случится прямо сейчас?..» – пронеслось у него в голове.

– Аэций, ты же не собираешься туда ехать?

На лице Марка Авита читалась тревога. Он попытался заглянуть другу в глаза, даже обратился к нему по имени, хотя обычно на публике называл его не иначе как магистр или господин.

– Император приказывает прибыть немедленно, я не могу проигнорировать его распоряжение, – ответил Аэций.

– Но ты же понимаешь, что это ловушка? Сперва сообщение о его бахвальстве на пиру, затем приезд твоего сына с предупреждением, а теперь внезапное приглашение нанести ему ночной визит… До этого момента я тоже сомневался, но теперь все ясно: что бы ни послужило тому причиной, он решил тебя убить, и сделать это он собирается сегодня. С охраной тебя во дворец не пустят, оружие отберут на входе, стража наверняка подкуплена. Живым ты оттуда не выйдешь.

– Нет, друг мой, обещаю тебе, я не умру сегодня. – Аэций намотал на кулак поводья и повернулся к стоящему рядом всаднику: – Езжай на виллу Майориана, комита доместиков, и приведи его к фонтану у Палатина. Скажи, что дело не терпит отлагательств.

– Да, магистр! – Воин отсалютовал командиру и умчался вдаль.

– Ты все-таки решился? – спросил Авит.

– Нет, я все еще не собираюсь его свергать. Но и убить себя тоже не позволю. А сейчас мне нужно заехать домой, чтобы подобающим образом одеться для визита во дворец.

Через полчаса Аэций и его свита уже подъезжали к величественному Палатинскому фонтану. Вскоре показался и отправленный Аэцием всадник, с ним был молодой статный офицер.

– Приветствую, магистр! Жду вашего приказа, – отсалютовал он полководцу.