Вариант «Зомби»

А теперь пропало главное – чувство уверенности в завтрашнем дне. «Уволят», – еще раз подумал Вадим, аккуратно заруливая на стоянку возле дома. Он тщательно проверил, сколько метров до машины, которая находилась позади, – надо было оставить пространство для маневра соседу. Вытащил съемную панель магнитолы, тяжело выбрался наружу. Квакнула сигнализация. Вадим неторопливо побрел в сторону подъезда, на ходу засовывая в карман «сигналку» от машины и пытаясь выцепить электронный ключ домофона.

Фонарь возле подъезда был разбит. Тройка парней, пившая пиво около входа в дом, сразу «напрягла» Мусина. Он подобрался, нервно поднял руку к замку, стараясь как можно быстрее оказаться за надежной защитой металлической двери. Но войти в спасительный подъезд ему не удалось.

– Куда торопимся, приятель? – тихо спросил один из парней.

Вадим Мусин не успел ни ответить, ни осознать что-либо… Его били по голове – но не бутылками, а чем-то тяжелым, невероятно горячим. Так показалось Вадиму в ту секунду, когда на затылок обрушился первый удар. Перед глазами вспыхнули огни салюта – сто или двести залпов одновременно. А потом пришла холодная чернота космоса. Бесконечность…

Все продолжалось меньше минуты. Нападавшие скрылись раньше, чем кто-то успел вызвать патрульную милицейскую машину, но та все равно приехала бы слишком поздно. «Реанимация» очень торопилась, врачи подоспели к месту событий, когда Вадим Мусин был еще жив. Он скончался по дороге в госпиталь, так и не придя в сознание, что было бы удивительным чудом при тех травмах, которые получил «уволенный» служащий аналитического отдела АО «Норднефтегаз». Сотрудники районного отдела милиции, прибывшие на место преступления с большим опозданием, зафиксировали разбойное нападение с целью грабежа. По данному факту было заведено уголовное дело, быстро перешедшее в мертвый «глухарь».

Еще до того, как врачи перестали бороться за жизнь пациента, окончательно зафиксировав смерть, один из тройки нападавших передал ничего не значащую для посторонних SMS-ку. Условный сигнал человеку, который заплатил за «разбойное» нападение. Приняв информацию, заказчик с другого мобильного телефона позвонил бывшему подполковнику ВВ Смердину и сообщил, что заказ выполнен. В свою очередь, Дмитрий Александрович Смердин лично доложил Сергею Владимировичу Феропонтову об увольнении без выходного пособия проштрафившегося сотрудника.

Вадима Мусина все это уже не интересовало. Как не интересовало его и то, что незначительная, казалось бы, ошибка при подборе персонала вызвала целую вереницу смертей. Ибо вслед за Мусиным – совсем скоро, через несколько дней – отправился в лучший мир, а вернее, на дно канала, лидер тройки, избившей Вадима до смерти. Только этот человек знал заказчика, оплатившего убийство сотрудника «Норднефтегаза». С его смертью восстановить истинную картину событий стало значительно труднее. А когда на собственной даче, от разрыва сердца, скончался тот, кто передавал убийцам деньги и общался со Смердиным, цепь оборвалась начисто.

Вадим Мусин был далек от всего этого. Он лежал на столе морга, и врач-патологоанатом, осмотрев голову «пациента», сделал вывод: в данном случае не требуется вскрытие, чтобы установить причину смерти.

Очнулся Дима Клоков в каком-то полутемном помещении. Точнее, сначала появился запах жареной картошки и чего-то мясного: скорее всего, шницеля. «Похоже, я начинаю бредить…» – подумал парень, чувствуя, как голодный желудок требовательно и настойчиво напоминает: неплохо бы съесть хоть что-нибудь. Дима открыл глаза и с удивлением обнаружил, что лежит на кровати, под белым одеялом. А вокруг – полутьма, и потому остальные детали рассмотреть было трудно.

Парень с трудом приподнялся – в голове сразу же зашумело. Сел на кровати, опираясь рукой на матрас, огляделся по сторонам. Света было мало, так как в комнате, в которой находился Клоков, имелось только одно маленькое оконце. Да и оно было покрыто то ли грязью, то ли копотью.

– Слава богу, что не на корабле, – пробормотал парень, с трудом опуская ноги на пол. – Хотя, судя по окошку, игры в шпионов продолжаются…

Он вспомнил, как таскал ящики от причала вглубь острова, как закружилась голова… А потом был провал в памяти. И вот – этот домик, запах жареной картошки.

– Ой! Наш герой проснулся, – вдруг произнес голос, от которого Дима в первые секунды онемел, потерял способность соображать.

Голос принадлежал не мужчине! Открыв от изумления рот, Клоков наблюдал, как в комнату пробралась молодая женщина с длинными волосами, собранными в пучок на затылке. Поначалу Дима больше ничего не успел разглядеть, только понял, что незнакомка примерно его возраста. Нет, чуть постарше. Она несла в руках небольшой ковшик, причем как-то необычно: держа его не за ручку, а обнимая двумя ладонями.

– Ну что уставился, боец? – весело спросила женщина, видимо, забавляясь Диминым трансом. – Меня зовут Люба, хотя местный народ чаще кличет Любаша. Или Любаня. Кому как больше нравится.

– Люба, – оторопело повторил Клоков и покраснел.

Женщина неторопливо подошла к темной деревянной табуретке, стоявшей возле кровати. Аккуратно поставила на нее ковшик.

– Это тебе, – объяснила она. – Травяной отвар. Обязательно надо выпить, тогда станет легче. Зинка сказала.

– Зинка? – еще больше недоумевая, переспросил парень.

– Зинка-корзинка, – приподняв брови домиком, пояснила Любаня. – Наш доктор.

– Доктор, – машинально повторил Дима. Мысли в его голове напоминали электрический ток, вышедший из пункта А в пункт Б, но застрявший по дороге.

– «Доктор-доктор», – копируя его интонации, передразнила Люба и весело рассмеялась.

Дима почувствовал, что краснеет еще больше, хотя минуту назад ему казалось, что больше некуда. Любаня оказывала на него какое-то магическое воздействие. Он словно утратил способность мыслить здраво с первой секунды появления этой молодой женщины. Теперь, когда прошло какое-то время, парень немного оправился от шока и украдкой рассматривал Любаню. Она не походила ни на одну из университетских девчонок – вечно живших в каком-то ином измерении, понятном только им самим. То далеких и неприступных, то близких и открытых, но все равно ускользавших. Сиюминутных, взбалмошных.

Люба сидела рядом – абсолютно земная женщина. Не игравшая никаких ролей, не подстраивавшаяся ни под кого. Чуть полноватая, что нисколько не делало ее дурнушкой. С правильными чертами лица, полными губами и живым, выразительным лицом. Дима вдруг понял, что если бы эта женщина распустила волосы, да если бы над ее образом хорошо поработал визажист, то Любаня легко могла бы украсить обложку женского журнала. Или мужского… Смотря сколько одежды на ней оставить…

Дима опустил взгляд, боясь, что молодая женщина прочтет его мысли по глазам. А Любаня, отсмеявшись, продолжала:

– Зинка – наш доктор. А как ты думал? Без доктора в таком месте никак. И без повара тоже. Так что здесь, помимо стада мужиков, есть и доктор, и повар. Повар – это я.

– Понятно, – сказал Дима.

Он попытался выпрямиться, но от этого в голове опять зашумело, и Клоков покачнулся. Что не ускользнуло от пристального взора Любы.

– Ты пей, Дима, пей, – почти по-матерински жалостливо попросила она, и сердце парня чуть заметно дрогнуло: Любаня впервые назвала его по имени. – Пей травы, что Зинка дала. Через полчаса я тебе еду принесу. Сразу после лекарства нельзя. Надо выждать. А так – наши все уже поели, ты один остался.

– А где она сама? – зачем-то спросил Клоков.

Ему показалось, что Люба даже не хмыкнула, а чуть ли не хрюкнула от смеха, и тут же озорно посмотрела на парня.

– А тебе что, меня мало, да? – каким-то глубоким, грудным голосом сказала она и кокетливо прищурилась.

– Нет, – облизнув пересохшие губы, честно ответил Дима. – Вполне. В самый раз.

– От! – довольно улыбнулась женщина и поправила выбившуюся прядку волос. – Это другой разговор. А то сразу: «Зинка, Зинка».

– Так врач же! – попытался объяснить Дима. Ему абсолютно не хотелось обижать разговорчивую и симпатичную Любаню, отталкивать ее от себя. Это было бы непростительной глупостью. – Люб, я просто это… узнать хотел… что со мной.

– Занята она, – снова хмыкнула женщина. – Сильно занята… ближайшие полчаса, – и тут Люба рассмеялась. А потом, посерьезнев, сменила тему. – С тобой все просто и понятно. Упадок сил. На фоне этого – слабость. Головокружения. Слава говорил, что ты по дороге сюда не ел ничего. Укачало.

– Слава? – не сразу понял Дима.

– Фокин, – пояснила Любаня.

– А-а-а, – парень только теперь сообразил, что Люба при ее общительности была на «ты» со всеми: как с ним, Клоковым, которому было чуть за двадцать, так и с сорокалетним Святославом.

– Ну и вот, – жизнерадостно продолжила женщина, – он говорил, ты не ел ничего, укачало. А потом, когда на берег сошли, сразу надо было груз с катера снять, оттащить до поселка. Тут ты и надорвался.

– Так груз сняли? – с любопытством спросил Дима.

– Конечно, – Люба небрежно взмахнула рукой, словно речь шла о какой-то незначительной мелочи. – Все сняли, притащили сюда. Катер давно ушел.

– И корабль? – Дима вдруг решил, что можно попытаться разговорить Любаню, которая чесала языком, не останавливаясь.

Опасаясь, что женщина по глазам поймет, как важно ему получить точный ответ, парень наклонился вперед, подхватил ковшик с питьем. Припал губами к жидкости. Но, по всей видимости, о корабле Люба знала еще меньше Клокова.

– Видать, ушел, – равнодушно ответила она. – Нам-то какая разница? Нам тут жить.

– Где «тут»? – допив горьковатую влагу и отдышавшись, поинтересовался Дима.

– В гостинице «Прибалтийская», – без раздумий выпалила Любаня и тут же прыснула от смеха. А потом добавила: – Ты в нашей санчасти. На самом деле, это домик, в котором живем мы с Зинкой. Только мы обитаем на другой половине. А эта под лазарет отведена.

– Понятно, – кивнул Дима. И подумал, что, наверное, болеть тут, на острове, приятно и полезно, ибо это дает возможность на время переселиться на женскую территорию. А уж все остальное – дело техники. От санчасти до другой половины «коттеджа» совсем недалеко.

Он улыбнулся.

– Слушай, Люб, а че в домике окна такие грязные? Не видно ж ничего! Помыли бы…

– Нельзя, – отрицательно помотала головой женщина. – Запрещено. Ты пока еще не знаком с правилами обитания на острове. А вот выйдешь отсюда – тебе инженеры все объяснят, растолкуют подробно. Со всеми остальными разговор на эту тему уже был.

– А чего такого в том, что вы помыли бы окна? – удивился Дима.

На самом деле, он отлично понимал, что все это логично вписывается в общую концепцию «буровой».

– Не знаю, – беспечно ответила Любаня, и пожала плечами. – Сказали нельзя – и нельзя. Говорят, надо, чтоб поселок заброшенный вид имел. Будто тут никто не живет. Ну надо – так надо. Им виднее, у них голова большая. А мне деньги платят по контракту – что еще требуется?

Дима промолчал. По всей видимости, никого из его сотоварищей действительно не настораживали странности, о которые приходилось «спотыкаться» на каждом шагу. Люди, не отличавшиеся таким складом ума, как он, Клоков, просто не замечали того, на что обращал внимание выпускник универа. Или замечали, но делали вид, что ничего не происходит. Лишь бы деньги платили…

– Ладно, побежала я… – спохватилась Любаня. – Мне там еще посуду мыть… Наши орлы нажрали гору тарелок и свалили. Впрочем, мужики всегда такие, да? Свое получат – и полный вперед!

Любаня расхохоталась и, не дожидаясь ответа Клокова, направилась к выходу из комнаты. Дима пристально смотрел, как женщина, будто нарочно копируя походку фотомодели, закидывает ногу за ногу на каждом шаге, отчаянно виляя бедрами. У самой двери Люба резко обернулась, убедилась, что Дима смотрит именно туда, куда ей хотелось. Еще раз прыснула со смеху, послала ему воздушный поцелуй и исчезла на «другой половине».

Парень откинулся на кровати, прикрыл глаза. «Сумасшедшая баба», – подумал он, невольно улыбаясь. Думать о Любе было приятно, несмотря на все ее бесконечные шуточки и смешки. Несмотря на многословие и некоторую развязность. Дима легко мог представить, как подошел бы к Любане, положил руки ей на талию. Притянул к себе, припал к полным, сочным губам…

Он так и лежал с закрытыми глазами, думая о Любе. Примерно через полчаса молодая женщина должна вернуться, принести ему обед. А что, если… пока никого нет…

«А тебе что, меня мало, да?» – вспомнились ему слова Любани.

Дима не заметил, как уснул.

Из доклада аналитического отдела компании «Норднефтегаз»

совету директоров акционерного общества.

Цена фьючерсных контрактов на мировых рынках (прогноз, третий квартал текущего года) впервые в истории «пробила» психологическую отметку шестьдесят долларов за баррель. Эксперты отмечают, что спрос на нефть, несмотря на положительную динамику цен, продолжает расти.

При этом у ОПЕК практически не осталось способов покрыть спрос, оказать существенное влияние на рост цен, тем более, что нестабильность во многих нефтедобывающих странах еще больше «давит» на нефтетрейдеров.

ОПЕК попыталась оказать стабилизирующее влияние на рынок. Успокоить его, проинформировав заинтересованные стороны об очередном увеличении добычи на пятьсот тысяч баррелей в день. Однако, отмечают эксперты, данные меры никак не повлияли на рынок. Они были, скорее, психологическими, – в силу того, что у стран ОПЕК практически нет резервных мощностей для увеличения нефтедобычи.

Более того, по независимым оценкам, в настоящее время добыча нефти и так превышает согласованную ранее квоту. По прогнозам аналитиков, один из ведущих экспортеров нефти – Саудовская Аравия – могла бы еще нарастить добычу, но это требует времени. Реальное предложение «черного золота» со стороны Саудовской Аравии вырастет не ранее, чем через год-два. Кроме того, даже если эта нефть выйдет на рынок, неизбежно появятся сложности с ее переработкой. Саудовская нефть содержит большое количество серы, что требует специальных технологий очистки. В результате, большинство нефтеперерабатывающих заводов США и Европы просто не смогут ее принять, т. к. они не предназначены для переработки такого сырья.

Биржевые игроки, пользуясь совпадением ряда факторов, активировали «бычью» тенденцию, играют на повышение цен. Однако нельзя не отметить, что биржевые «телодвижения» спекулянтов вторичны. В основе – фундаментальный разрыв между спросом и предложением на сырую нефть, который увеличивается.

Ряд аналитиков предполагает, что сформировавшийся восходящий тренд – лишь начало «взрыва». В результате возможен сверхскачок цен на нефть: штурм отметки «сто долларов за баррель», что может негативно сказаться на всей мировой экономике, спровоцировать общий кризис, обратной волной ударить по рынку нефти. Слишком высокие цены на сырье вызовут торможение роста промышленного производства (за счет невероятного удорожания энергетической составляющей в себестоимости продукта). Как следствие, коллапс промышленности вызовет падение спроса на сырье, «схлопывание рынка», банкротство ряда биржевых нефтетрейдеров.

На фоне такой негативной тенденции рынок нефти может «переохладиться». Таким образом, падение цен окажется более резким, чем это должно было бы произойти.

Радикально изменить положение дел на рынке способно только открытие новых (альтернативных) источников энергии.

В настоящее время желательно принять все меры к тому, чтобы повысить добычу сырой нефти в России. Необходимо увеличение поставок сырья на мировой рынок: для стабилизации ситуации и недопущения мирового кризиса промышленности, который неизбежно и сильнее всего ударит по странам с развивающейся экономикой, к числу которых относится и Российская Федерация.

Резолюция совета директоров ЗАО «Норднефтегаз»

на доклад аналитического отдела

Секретно

Для служебного использования

– увеличить финансирование входящих в холдинг проектно-изыскательских структур, занимающихся оценкой перспективности нераспределенных месторождений;

– выделить управление разведки нефтяных и газоносных месторождений в отдельную структуру, определить для нее приоритетное финансирование, обеспечение необходимыми ресурсами и специалистами;

– президенту ЗАО активизировать работу с правительством и парламентом Российской Федерации, с целью получения необходимых согласований на проведение исследований в ранее закрытых зонах.

Сколько он спал, Дима не мог определить. Не догадался посмотреть на часы перед тем, как уснул. Однако алюминиевая миска, заботливо укутанная полотенцем, стояла на табуретке рядом с койкой. Там были теплая картошка со шницелем.

Парень улыбнулся – Любаня заходила к нему. Может, даже посидела рядом, но не стала будить. Ему было приятно внимание женщины – та не только не забыла про еду, но еще и позаботилась, чтоб все осталось теплым…

Спустив ноги на пол, Дима потянулся всем телом, схватил ложку и умял порцию за несколько минут. Повариха отлично готовила. Компот, стоявший тут же, был холодным, но вкусным. Клоков выпил его, закусывая сухарями.

Парень уже начал подумывать – не стоит ли подняться с койки, чтобы позвать Любаню, как вдруг неясное чувство тревоги охватило его. Дима замер на койке, пытаясь разобраться, что произошло. Так он сидел некоторое время, прежде чем понял: где-то, совсем рядом с его комнатой, несколько человек разговаривают шепотом.

Да! Два человека. Изо всех сил напрягая слух, Дима смог определить это. А спустя еще несколько мгновений краска бросилась ему в лицо. За дверями санчасти находились двое. Мужчина и женщина. Некто, чей голос не смог узнать парень, уговаривал Любаню пойти в лазарет. Туда, где находился пациент.

«Да он спит», – чуть повысив голос, заявил мужчина, эту фразу Дима услышал совершенно отчетливо.

«Нет, нет, так нельзя», – ответ Любани он скорее угадал, чем расслышал.

Но мужчина был настойчив, чуть груб, нетерпелив, и женщина поддавалась его напору. Дима затаил дыхание, не зная, что делать.

Дверь тихонько скрипнула, и в образовавшийся проем заглянула Любаня. Теперь ее волосы были распущены по плечам. Она некоторое время всматривалась в полумрак лазарета, пока, наконец, не разглядела, что пациент госпиталя сидит на койке и молча смотрит в ее сторону.

– Ой, ты уже проснулся! – притворно обрадовалась повариха, и фальшь в ее голосе прозвучала настолько отчетливо, что Дима болезненно поморщился.

– Я проснулся! – хрипло, но достаточно громко подтвердил Клоков, чтобы и тот, кто стоял позади Любани и гладил ее бедра, узнал об этом.

Любаня глупо засмеялась, пытаясь – скорее для вида, чем по-настоящему – остановить ухажера. И тогда дверь широко распахнулась. Втолкнув женщину в комнату, следом шагнул Леха-Гестапо. Отстранив Любу, он быстро закрыл дверную створку и прижался к ней спиной, в упор глядя на парня.

Дмитрий все еще не мог поверить в происходящее. Любаня стояла молча, но Дима понимал, что сейчас, в эту минуту, он был третьим лишним. Ненужным. Человеком, который мешал.

Мешал им заняться любовью. Удовлетворять похоть? Разве можно было говорить о каких-то чувствах между двумя людьми, которые знали друг друга менее суток? И тут Дима вспомнил, что ведь и он сам – еще совсем недавно! – был не прочь оказаться на месте Лехи. Просто так легли карты – Любаня выбрала другого!

– Слышь, рыжий! – прервал затянувшуюся паузу Леха. – Ты давай… погуляй там пока. Снаружи. Посмотри на птичек, на небо. Вернешься попозже, когда я разрешу.

Дима побелел. Бывший зэк четко расставил акценты. Он был хозяином тут, Клокову следовало убираться к черту.

– Лешенька, ему нельзя ходить. Зинаида пока не разрешила, – вымолвила Любаня. – Проведает – рассердится. Ругаться будет…

Клоков не узнал голоса женщины – просительного, чуть ли не униженного.

– Нельзя? – тупо переспросил Леха. Огляделся по сторонам. И вдруг принял новое решение. – Ты, рыжий, ляг и отвернись к стене.

Любаня охнула. Дима молча сжал кулаки.

– Ну, что непонятно-то?! – угрожающе рыкнул Леха и сделал несколько шагов вперед.

– Нет, – твердо выдохнул Клоков, хотя и не сомневался, что бывший зэк, предводитель банды себе подобных отморозков, легко справится с ним.

Но Димины упрямство и гордость не позволяли ему отступить.

– Ну?! – в руках Лехи-Гестапо появился нож.

Лезвие сверкающей молнией промелькнуло перед глазами, едва заметно царапнуло Димину щеку. Клоков прищурился, но не двинулся с места.

– Не надо, Леша! – чуть не плача, Люба сорвалась с места, подскочила к ухажеру, отводя его нож в сторону. – Пожалуйста, Лешенька! Не надо, я сама.

Потом опустилась на краешек табуретки возле кровати (звякнули алюминиевая миска и стакан). Любаня схватила Дмитрия за руки, сжала их в своих ладонях и быстро-быстро забормотала, умоляюще глядя в глаза парню:

– Димочка! Димочка! Ну, пожалуйста! Ляг. Отвернись. Пожалуйста.

Клоков, сжав губы, смотрел на краешек полотенца, который торчал из-под аппетитной Любиной попки. Полотенце еще недавно закрывало еду. Повариха заботливо сохраняла ее теплой для пациента лазарета. А теперь Любаня сидела на этом куске материи, а Дима думал о том, каким был идиотом, рисуя в воображении нелепые картины. Строя иллюзии.

– Димочка, Димчик, Димуля, ну, пожалуйста, – шептала Любаня. – Пожалуйста! Для меня…

Дима вздрогнул, отвел глаза от дурацкого полотенца, уперся взглядом в темные зрачки женщины.

– Для тебя? – медленно, с усилием переспросил он.

– Ага-ага, – согласно закивала женщина, думая, что говорит именно то, что нужно.

– Для тебя… – повторил Дима.

Он горько засмеялся. А потом упал на койку, отвернулся к стене и закрыл голову подушкой. Даже зажмурился, словно это что-то могло изменить. Думать ни о чем не хотелось. Дышать не хотелось. Видеть людей не хотелось. Слушая вздохи Любани, проникавшие сквозь подушку, Дима ненавидел все человечество.

Потом к томному голосу молодой женщины прибавилось довольное рычание Лехи-Гестапо, перешедшее в хриплый стон. Хлопнула дверь. Все затихло.

Дима Клоков находился на неизвестном острове, где-то за Полярным кругом, в лазарете, на койке. Он лежал, все так же не открывая глаз, хотя понимал, что в комнате уже никого нет. С того момента, как его отец, Александр Клоков, произнес фразу: «Ты еще не знаешь, что такое настоящая жизнь» – прошло лишь несколько дней.

– Я знаю, папа, – горько сказал вслух бывший студент. – Прости меня…

Вчерашний мальчишка, повзрослевший еще на несколько лет, поднялся с койки. Пошатнулся, ухватился за спинку. Постоял, огляделся, двинулся к шкафу. Вытащил оттуда свои вещи. Смахнул с табурета грязную посуду на пол, уселся и принялся одеваться.

– Димочка, куда же ты, – прежняя Любаня, с собранными в пучок волосами, впорхнула в комнату, засуетилась, убирая с пола и не переставая причитать: – Куда же ты? Куда? Зиночка не разрешила тебе. Нельзя!

– Нельзя? – громко, гневно выкрикнул Клоков, уставившись на Любаню.

– Нельзя, – всхлипнула та, прижимая к груди грязную посуду.

– Можно! – выдохнул Дима. – Можно!

Он резко поднялся, забыв про слабость. Пошатнулся.

– Что тут за шум? – вдруг раздался из-за двери веселый голос. – Что за шум, а мордобой погулять вышел?

Марат Доценко, появившийся в комнате, вовремя успел поддержать Диму, который чуть было не упал от вновь навалившейся слабости.

– Помоги мне, – отрывисто попросил Клоков, – Марат! Помоги дойти до нашего дома!

– Тю! Так ты ж вроде на больничном, – удивился Доценко, поглядел на Любаню, которая молча сидела на полу, все так же прижимая посуду к груди. – Зинаида говорила, что тебя только завтра…

– Помоги-мне-дойти-до-нашего-дома! – медленно, отчеканивая каждое слово, повторил бывший студент и крепко ухватил коллегу за руку.

– Без базара! – пожал плечами Доценко. Он еще раз посмотрел на Любаню, озадаченно почесал ухо. Подхватил баул Клокова: – Давай-ка эту кошелку я понесу…

– Димочка… – всхлипнула Любаня, но пациент госпиталя даже не взглянул на нее.

Доценко и Клоков вышли на улицу, Дима вдохнул морозный воздух, ненадолго остановился, глядя в небо, все так же укутанное плотными облаками. В белый облачный пух то и дело ныряли большие птицы, они тревожили душу жалобными криками.

– Веди! – Клоков двинулся вперед.

– Что у тебя с ней? – с любопытством поинтересовался Марат, когда они чуть отошли в сторону от женского домика. – Запал на Любаню, что ли?

– Я?! – против воли крикнул Дима.

Он покраснел, но не от стыда, а от злости. На себя самого – сопливого, наивного сосунка, лишь недавно придумавшего себе какой-то смешной, нелепый образ. Образ женщины, которой не существовало в природе. Была только дешевая потаскуха, готовая отдаться первому встречному. А он, идиот, чуть было не поставил эту тварь на пьедестал…