Наблюдатель

– Хассе! – гордо провозгласил граф и капитан, вытягивая руку к городу. – Столица славного Курредатского королевства! Здесь нам сходить, Тавита.

Вид Хассе с рейда впечатлял – внушительная пристань на переднем плане с каменными молами, с гранитными тумбами для швартовки кораблей. Дальше поднималась разноцветная кладка могучих стен, скалящая зубцы. Выглядывали башни, блестели купола… Но вблизи стал виден мусор, колышущийся на воде у причалов, лезли на глаза неряшливые портовые кабаки, притулившиеся у городской стены, всяческие коптильни, кузни, доки, сараи. Ни одного деревца не росло на набережной, зато выщербленные каменные плиты мостовой были покрыты коркой засохшего навоза, в нее же втаптывались огрызки, ошметки, обрывки. И запахи с берега неслись далеко не самые изысканные – воняло тухлой рыбой, гарью, гниющими водорослями и всё тем же навозом.

– Кр-расота! – расплылся в улыбке Буссе. – Ты глянь, Тавита! Мощь, а?! Сила!

– Да, пахнет мощно, – согласился Виштальский. Его великославие гулко загоготал, сочтя слова Давида удачной шуткой.

Тут на пристань выбежали гвардейцы, которым в русском языке сыскалось такое соответствие – королевские рыцари. В длинных, ниже колена, кольчугах, в плоских, похожих на тарелки, шлемах, с длинными мечами на поясах позолоченной кожи, рыцари вызывали почтение. Из-под кольчужного подола выглядывали сапоги, окованные серебристыми нашлепками металла и со здоровенными шпорами. Ни у кого из гвардейцев Давид не заметил ни бластера, ни дезинтегратора. Странно. Охране короля, значит, «чудо-оружия» не полагается, а конкистадорам – пожалуйста? Не иначе, это Свантессен постарался – недаром в «группе захвата» заправлял малый жрец.

Виштальский заоглядывался, отыскивая Шарика, и обнаружил того висящим на мачте – руум держался за гладкое дерево всеми девятью лапами.

– Ты невидимым – можешь? – прошептал Дава.

– Куок! – ответил Шарик и словно растаял, стал прозрачным – только переливы света и заметишь.

– Молодец! Держись рядом и никому не показывайся.

– Куок.

– Выезд хочешь посмотреть? – окликнул Давида комит. – Щас увидишь.

Рыцари мигом выстроились, и вот из-под тяжелой треугольной арки вывернула огромная повозка о шести колесах, запряженная восьмеркой долгоногов. Повозка была несоразмерно велика, и ее единственный пассажир просто терялся в ней.

– Его высокородие король Толло-но-Хассе! – проревел голос с берега, и рыцари дружно проревели: «Виват!»

– Виват, виват… – небрежно проговорил Буссе и скомандовал: – Паруса долой! Причальная команда – готовсь!

Захлопали по обшивке притянутые щиты. По левому борту выстроились мореходы, вооруженные шестами. Катамаран, лишившись последнего паруса, сбросил скорость, но все еще довольно резво приближался к причалу. Команда уткнула шесты в камень и притормозила разбег. Заскрипел, завизжал отбойный брус, притираясь к пристани, толстые петли швартовов сдавили «шеи» тумб-кнехтов. Прибыли. Широкий трап выбил пыль из причала.

– Пошли, Тавита! – ухмыльнулся комит. – Только близко к монарху не подходи – от его высокородия перегаром разит.

– Как-то вы о венценосце… неуважительно, – усмехнулся Виштальский.

Буссе презрительно фыркнул.

– Уважение заслужить надо, – веско сказал он.

– Это точно.

Его великославие развернул плечи, задрал подбородок и пошагал с неверной палубы на стойкую сушу. Рыцари сверлили его взглядами, крепко тиская рукояти мечей. А Давиду было интересно сравнивать их и подручных комита. Мореходы, еще вчера шлявшиеся по палубе в обносках, разоделись в пух и прах – в длинные полукофты-полухалаты, расшитые золотом в стиле татуировок, понацепляли передники, наколенники и налокотники из драгоценных мехов… Теперь рыцари на их фоне выглядели бедными родственниками.

Не даря гвардейцев своим вниманием, Буссе подошел к повозке и небрежно поклонился. Король встал – дверца была ему по пояс. Давид удивился – его высокородие оказался совсем еще молодым человеком, лет тридцати, самое большее – тридцати пяти. Его отличали хрящеватый нос хищных очертаний, с горбинкой, и припухшее испитое лицо. Венценосный пьяница был бледен и худ, но щеки имел круглые. «Мачо с мускулистыми щеками», – улыбнулся Виштальский.

– Комит Буссе-но-Зар-но-Хатти-но-Снорк, – величественно пророкотал его великославие, – покоритель туманного Побережья и владетель островов Чуру, приветствует вас!

Давид сделал зарубку на память: комит изложил все свои титулы, возвеличив себя и унизив короля. Монарх вполне мог счесть это оскорблением высокородия и лениво процедить: «Взять его!» – но даже бровей не нахмурил. Он лишь суетливо кивнул, сам открыл дверь повозки и спустился на грязную набережную.

– И тебе мой привет, кхенти, – сказал король.

Давид несколько утешился: венценосец тоже не промах! Вон как Буссе побледнел. Ничего, каков привет, таков ответ.

– Велики ли твои победы, граф? – вел беседу король, соблюдая какие-то местные церемонии. – Много ли трофеев?

– Мы заняли весь восток Заморья, – приосанился Буссе, – и перешли Серые горы! Злобные дикари пытались сломить нашу силу, но мы смели их! При поддержке Огненосцев его преосвященства.

Толло довольно равнодушно покивал и увидел Виштальского.

– Это твой пленник? – оживился он. Буссе хлопнул Давида по плечу.

– Это мой спаситель! – воскликнул комит. – Его зовут Тавита Вишту. Он колдун!

Тут же из-за чудовищной королевской кареты вышла целая делегация малых жрецов. Они семенили, опустив головы в надвинутых капюшонах.

– Сау… – мурлыкнул Буссе.

Две пары мускулистых рук ухватили Давида и крепко сжали, а комит учтиво поклонился малым жрецам.

– Его благодаяние Дусс, – пророкотал Буссе, – передает вам этого опасного колдуна и надеется, что инквизиция постоит против этого врага молящихся и трудящихся!

– Будь спокоен, кхенти, – глухо раздалось из-под куколя.

– Ты же называл меня другом! – крикнул Давид в бешенстве, пытаясь вырваться из цепких лап мореходов.

Комит притворно вздохнул.

– Совершенно верно, – подтвердил он, – но где это было сказано? В море! А ныне мы стоим на земле. Ты уж прости мое вероломство, – добавил граф с ухмылкой, – но хорошие отношения с Большим Жрецом для меня важнее дружбы с заморским колдуном.

При этих словах король визгливо захихикал, а рыцари поддержали его высокородие мощным гоготаньем.

– Увести, – коротко приказал малый жрец, шагавший впереди процессии, и два дюжих молодца в кожаных макси-юбках, с шикарными усами, спадающими на грудь, перехватили Виштальского и почти понесли его. Давид попытался сделать подсечку добру молодцу, шагавшему слева, но тот так сжал его плечо, что рука онемела.

«Да что же это такое, – горестно думал Давид, – всё ловят меня и ловят, пленяют и пленяют! Передают из рук в руки, как куклу какую-то…»

Покорившись, он обмяк, и добры молодцы протащили «колдуна» через треугольные городские ворота. Малые жрецы семенили с флангов, как почетный караул.

А за аркой городских ворот кипела жизнь. По каменной мостовой грохотали телеги с коваными ободьями, цокали копыта долгоногов, галдел народ. Мужчины разгуливали в длинных юбках и халатах с разрезами по бокам, обшитыми тесьмой, но без рукавов. При этом соблюдался забавный принцип: чем моложе человек, тем короче был его халат. Так что молодые парни носили уже что-то вроде жилеток. Мало на ком не было расшитого передника с карманом, куда складывали ножики, ложки, платки, кисточки и баночки с тушью. Голые руки и ноги особей мужского пола прятались в налокотники и наколенники из выделанной кожи.

А женщины щеголяли в вязаных кофтах до колен, с рукавами, но без пуговиц – кофта небрежно завязывалась на талии цепочкой, золотой или бронзовой, смотря по достатку. Кофта оголяла живот и плохо прятала груди, если же эти прелестные выпуклости отличались изрядным размером, то они полностью выдавались наружу. Впрочем, это никого не смущало. Напротив, декольте «до пупа» давало место бусам и ожерельям – шею солидной дамы отягощал десяток украшений, брякающих и звякающих на ходу, у молоденькой же девчушки, чьи грудки едва наметились, висела всего пара бусинок на ниточке. Передники женские кроили из кожи, и они больше всего напоминали дамские сумочки, до сих пор не вышедшие из моды на Земле, а вот налокотники шили из меха. Наколенники курредатки не носили вовсе, их заменяли короткие широкие штанишки, едва выглядывавшие из-под передников.

И ни одной непокрытой головы. Табу.

Население с жадным интересом следило за проводами колдуна – люди подбегали, бросая дела, и живо обсуждали происшествие.

– Ведут!

– Гляди, еще одного словили!

– Туды его, окаянного.

– Ничего. Испробует железа каленого, будет знать, как порчу наводить!

– А сколько они детей поели, живодеры проклятые!

– Я ж и говорю, туды его…

Наглядевшись на прохожих, наслушавшись типичного средневекового бреда, Давид поднял глаза повыше, на здания. Хассе выстроили на нескольких холмах, улицы либо шли вкруговую, окольцовывая возвышенности, либо сбегали с вершин узкими спусками. Чаще всего они были застроены круглыми домами в два-три этажа, с куполами, иногда увенчанными шпилями. Между круглыми строениями попадались квадратные и шестигранные башни, и везде над улицами были протянуты мостики или галереи, соединяющие дома, – редко на трех, чаще на двух уровнях. Иной раз переходы были открыты для всех, и тогда металлические пролеты гудели под сотнями ног, но, как правило, мостики соединяли жилища родичей – на перилах сохло белье, вялилась рыба, висели пучки трав или цветочные ожерелья.

А потом жрецы вышли на большую Центральную площадь. Почти всю ее занимал парк с редко раскиданными деревьями. Аллеи прорезали зеленые насаждения лучами-просеками и упирались в пару серых полусфер, слепленных боками. Станция Волхвов по классификации Стоуна-Щелкова, спокойно отметил Виштальский. Как Лобов мечтал сыскать хоть одну такую – целую, не раскоканную.

Малые жрецы как один поклонились в сторону Станции, прижимая пальцы, сложенные в «рога дьявола», ко лбу, глазам и рту.

Дюжие усачи, ведущие-несущие Давида, молча свернули на аллею.

У треугольных врат Станции стояли в дозоре еще двое качков в балахонистых нарядах. Гвардейцы кардинала?

Внутри Станция Волхвов очень хорошо сохранилась, даже перегородки из чего-то перепончатого и дырчатого были целы.

– Стой, – прогудел один из качков, – дальше горцам нельзя!

Ага, подумал Давид, косясь на усатых «провожатых». Горцы, значит.

– Этого колдуна ждут внизу, – сухо сказал малый жрец, стягивая куколь и открывая шишковатую голову с редкими волосенками, прилипшими к потному лбу.

– Мы проводим, – сказал накачанный гуманоид, и они с товарищем приняли Давида у горцев.

– Эй, ребятки-зверятки, – недовольно проговорил Давид и попытался высвободиться, – я и сам умею ходить!

Тогда ребятки-зверятки крепко подхватили младшего командора под белы рученьки – и повели. «Ладно, – решил Давид, – потерпим пока».

Качки двигались быстро. Пройдя весь средний коридор, они спустились по пандусу вниз и отворили сегментный люк в подвал.

Там было светло от пламени в большом камине и тепло. Все подвальное помещение было заставлено хитроумными приспособлениями для допросов, а на столах были разложены ужасные инструменты – орудия пыток. Остролицый типчик в одном кожаном фартуке, мокрый, меченный жирной сажей, сутулился в уголке, накаляя кончики щипцов в огне камина. Надо полагать, специалист по причинению страданий.

– Привели? – скучно спросил он. – Укладывайте.

«Ну ладно, хватит с меня», – подумал Давид и ударил левого качка каблуком по стопе. Тот взвыл, отпуская руку Виштальского, и заработал удар под ухо, после чего растянулся на полу.

Качок справа не растерялся, живо взял шею Давида в захват, и галактист от души саданул гуманоида локтем по печени, после чего поджал ноги. Качок не удержал его, а Виштальский упал на колени и провел классический бросок. Гуманоид, дрыгнув ногами, перекувырнулся через младшего командора и выстелился на полу.

Но победу Виштальскому не засчитали – маленький острый диск прилетел из глубины подвала и чиркнул галактиста по щеке. Вошел неглубоко, только кожу рассек. Давид даже боли не почувствовал, однако в следующую секунду и без того тусклый свет померк для него. «Отравленный…» – мелькнула мысль. Мелькнула и пропала.

Когда Давид очнулся, светлее не стало. Но появилась боль в запястьях. И еще холодило спину.

Виштальский проморгался – и ощутил, что висит на цепях, прикованный к кольцам, вмурованным в стену. Со стоном он распрямил колени и встал, стараясь не касаться голой спиной вогнутой стены. Наверное, Волхвам и в голову прийти не могло, что в нижнем отсеке их станции заведут пыточную камеру. Или что у них там вместо головы? Волхвы вроде не были гуманоидами. Давид потрогал языком щеку изнутри. Онемела будто.

– Ты поосторожнее, – внезапно раздался скучный голос, – а то швы разойдутся.

Прищурившись, Давид разглядел своего визави – это был мужчина средних лет, крепкий, налитой здоровьем, но все тело его покрывали синяки и кровоподтеки, а лицо выглядело бесконечно усталым.

– Ты кто? – выдавил Виштальский.

– А ты?

– Я первым спросил!

Мужчина улыбнулся, звякнув цепями, и представился:

– Меня зовут Зесс, я траппер.

– Охотник? – вяло поинтересовался Давид.

– При чем тут охота? – удивился Зесс. – Ты что, парень, с неба свалился?

Забывшись, Виштальский утвердительно кивнул.

– Ну и дурак, – буркнул Зесс, отворачиваясь.

– Дурак что попался! – выкрутился Давид. – Меня зовут Тавита Вишту, не местный я. Мой корабль… причалил к берегам Заморья, а тут эти. Огненосцы хватают, обзывают колдуном.

– Меня тоже! – усмехнулся Зесс. – Для Большого Жреца все трапперы – колдуны и ведьмаки.

– Да объясни ты мне, кто такие трапперы! – взмолился Давид. – Я и вправду не знаю ничего! Пришелец я, из такого далека, что. Понимаешь, у нас трапперами зовут охотников, которые на зверя ловушки ставят и западни разные.

Зесс недоверчиво покачал головой.

– Ладно… – измолвил он. – Всё равно у палачей перерыв на обед. Ты Крепости Творцов видел когда-нибудь?

– Я жил в такой! Там, за морем, в землях фнатов.

– Ну вот, уже легче. А вещи Творцов видел? Ну, там, кольца волшебные, шипперы, отнималки, хливки, сушники?

– Да уж навидался.

– Ну так что тебе еще непонятно? Мы-то их и разыскиваем, эти вещи, а почему трапперами называемся. Так пока до той вещи доберешься, столько ловушек одолеешь… Куда тому зверю! Дошло?

– Дошло. А почему тогда – колдуны?

– А это Большого Жреца надо спросить, – процедил Зесс. – Лет десять назад все было тихо и спокойно. Мы искали вещи Творцов, за что нам было большое уважение и почет. Мы их дарили тем, кому надо. Скажем, врачам отдавали нутренники. Видал, нет? Ну, они на круглые зеркальца похожи, только через них человека насквозь видать, все кости, печенки-селезенки. Понял?

– Ага!

– Ну вот. Все ж знают, что Творцы покинули эту планету и оставили ее нам. Сотворили нас, чтоб добро зря не пропадало, и ушли.

– А фнаты верят, что Творцы вернутся.

– Так и мы тоже! Помню, каждый десятый день все собирались, кто у Обителей, кто у Крепостей, а кто и в Города захаживал, и возносили общий зов… И расходились, просветленные и успокоенные. А потом пришел Большой Жрец – и все накрылось! Он заставлял нас верить в единого Творца. Вот, дескать, был такой Господь, и сотворил он небо и землю, и заселил ее зверями, засеял растениями, и человеков пустил гулять по травке. И дал тем человекам десять заповедей, чтобы они их чтили, а прежде всего слушались пастырей, то есть Большого Жреца и слуг его. Понял? Мы, значит, стадо, а они пасут нас! Ну, люди поначалу смеялись над такими глупостями, так Большой Жрец силой принудил верить во всю эту чепуху! Его ночные каратели хватали противников новой веры и уводили неизвестно куда. Много людей поисчезало… И пришел страх. Одни стали притворяться, что верят в Господа… этого… как его. Бога, притом некоторые – до того рьяно и истово, что Большой Жрец к себе на службу брал таких, милостями одарял и большими деньгами. Многие смекнули, что к чему, и перекинулись в «божников». Теперь они все на хорошем счету у властей и посты занимают высокие, кое-кто даже в комиты выбился. Но есть и другие, они не хотят предавать Творцов, им противно притворяться. Жрецы их ведунцами зовут и преследуют, травят, ссылают… Мы, трапперы, с ними заодно, ведунцы и прятали нас от карателей, и помогали по-всякому… – Голос разговорившегося Зесса угас. – Что дальше будет, не знаю… – признался он. – Как быть? Что делать?

– Бежать надо! – сказал Давид.

– Ага! – усмехнулся Зесс. – Ты как, цепи в тесто превратишь? Или птичкой обернешься? А, не местный? Давай, я посмотрю, как ты отсюда поскачешь!

Тут из коридора донеслись шаги и голоса.

– Возвращаются, работнички… – сказал траппер с тоской. – Готовься, пришелец.

Первым в подвал просунулся давешний остролицый типчик. Он сосредоточенно жевал и говорил с кем-то невидимым:

– А я так и сказал его благодаянию: «Не прокормить мне семью за такие-то гроши!» Пытаешь тут, пытаешь с утра до вечера, а тебе за это полкольца в месяц! А цены-то растут. Вон как водоросли подорожали с зимы – почти вдвое! Я теперь мясо раз в декаду ем. Дожил.

– Ох, и не говори… – вздохнул невидимый собеседник и вошел следом за остролицым.

В трепещущем свете камина Давид разглядел тощего костлявого человека в сиреневом балахоне и с письменными принадлежностями в руках. Это был инквизитор. Общая худоба отражалась и на его лице. Запавшие щеки, хрящеватый нос, настороженные глазки, забившиеся в глазницы, как пугливые зверьки, делали инквизитора похожим на Кощея Бессмертного. Гладко выбритый череп с веснушками на блестящей желтой коже только усиливал впечатление.

– Ну, начнем, помолясь, – бодро сказал он, потирая сухие ладошки, и уселся за маленький столик в углу с большим развесистым канделябром.

Палач, дожевывая, поджег лучину и запалил свечи.

– Благодарю, Гесс, – чопорно сказал инквизитор и раскатал чистый свиток. – Та-ак. Зесс у нас все упорствует. Ага.

– Может, пятки ему подпалить? – спросил Гесс деловито.

– Потом. Сначала мы новеньким займемся. Приступай!

Палач побрякал своими «инструментами» и выбрал орудие, смахивающее на маленькую кочергу. Ее Г-образный наконечник малиново светился.

Сердце Давидово забилось как сумасшедшее.

– А вот, говорят, Гесс, – подал голос инквизитор, – что в степи за Солнечными горами зерно подешевле будет.

– Слыхал я, – кивнул палач. – Так это ж надо с кем-то сговариваться, чтоб караваном идти. Одному-то как?

– Ну да, ну да…

Гесс пощупал грудь Давида, перехватил кочережку поудобней – и прижал к коже раскаленную загогулину. Виштальский закричал от дикой боли и с ужасом втянул в себя запах паленого мяса. Своего мяса.

И сомлел.

Глава 4

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

1. Система Толимана (Альфа Центавра А), планета Манито, база «Вакондо»

Грига и Рич, получив на руки дипломы инженеров-контролеров, тут же выбили допуск в космос – труд на родной Планете казался им делом скучным и далеким от романтики. Нашлись и две вакансии – на планете Манито, самом близком из землеподобных миров. Там обосновались астроархеологи, копали город, возведенный пришельцами из космоса, – своих разумных на Манито не развелось. Базу-колонию решено было отгрохать рядом с чужим городом, стройка развернется ближе к осени, а пока инженерам-контролерам предстоял нелегкий выбор между валянием на берегу моря, перемежая процедуру загорания купанием, и временной работой у астроархеологов.

Зикунов и Сидоровс отправились к месту работы вдвоем, на одном корабле – рабочем звездолете типа «Шэдоу». Весь переход они провалялись в камере высшей защиты, а когда вырвались в нормальное пространство, то сошлись в рубке, мрачные и нахохленные. Планета Манито сверкала прямо по курсу – голубая бусинка. Огненный шар Толимана был погружен в оранжевую пелену короны, его неистовый свет грел и перегревал ближнюю планету – гигантский Велес из класса «горячих юпитеров». Вот только четких облачных полос на Велесе не наблюдалось – атмосфера гиганта кипела, пробиваясь хаотическими разводами, а с ночной стороны прочь от светила утягивался зыбкий газовый хвост, похожий на кометный.

Манито была второй планетой. Океана на ней не водилось, зато на обоих полушариях разливались огромные внутренние моря, собирая стоки бесчисленных рек. На Манито было тепло, на экваторе даже жарко, там росли высоченные трехсотметровые деревья с голубоватой листвой, похожей на атласные ленточки, а лазоревую траву степей сосредоточенно хрумкали гигантские добродушные травоеды-бувейлы, похожие на китов, корячащих по три пары лап. На Манито хватало кислорода и озона, его тут имелось даже больше, чем нужно. Живи и радуйся.

– Я-то думал, нас ждет приличная база, – ворчал Грига, – а тут.

– Познаешь, сын мой, – затянул Рич, – что есть идиотизм деревенской жизни!

– Иди ты.

Звездолет между тем догнал Манито и вышел на планетарную орбиту.

– Дожили! – вздохнул Сидоровс. – Начинаем трудовую биографию с лопат.

– Пустое! На раскопах у них археороботы трудятся, нас туда не пустят.

– Да ладно, это ж временно. Инженеров-контролеров развелось как собак нерезаных, девать некуда, а грунтокопов не сыщешь.

– Сыскали же.

– Вывод: надо было учиться на «хорошо» и «отлично», как наш Дава, а не пропускать занятия.

– За себя говори, Пушкин! Когда это я пропускал?

– А когда за Анькой бегал! Забыл уже? У тебя, знаешь сколько «энок» тогда было?

– Ой, а сам-то! Меня, что ли, на втором курсе едва не отчислили?

– Все равно я бы как Дава не смог. Вместо свидания – сидение в информатории. Все на вечеринку, а Дава на полигон.

– Зато он сейчас на Тьете, наблюдает при дворе Его Могущества, а мы летим бувейлам хвосты крутить.

– Кстати, а как там с хохмой получилось?

– Да черт ее знает.

– Ты что, не узнавал еще? Ну ты даешь! А ну, мигом к рации.

– Великий космос! Зачем?

– Ну, просто. Вдруг он не попал на Тьет.

– А куда?! Что ты выдумываешь, «наше всё»?!

– Знаешь, мне как-то неспокойно.

– Да ладно тебе! Чтобы Дава не проверил задание… Ха!

– А вдруг?

– Рич, заводи шарманку!

Сидоровс пожал плечами и подсел к нуль-коннектору. Он оживил систему, набрал коды и сказал в рупор звукоприемника:

– Вызываем базу КГБ «Северный полюс» на планете Тьет!

Замигал огонечек ожидания, а через минуту экран монитора передал картинку с Тьета. Дежурный базы попал в круг главного фокуса и вежливо поинтересовался:

– Чего надо?

– А позовите, пожалуйста, Виштальского!

– Кого-кого?

– Виштальского! Давида Марковича!

– Нет тут таких, – буркнул дежурный.

– Как это нету?! – заорал Грига, бросаясь к передатчику. – Давид Виштальский, младший командор! Назначен к вам наблюдателем!

– Повторяю – не числится такой. Сердитый дежурный отключился, и экран погас.

– Это как? – тупо спросил Зикунов.

– А вот так! – развел руками Рич. – Фокус удался!

– Подожди. Надо с КГБ связаться!

– Правильно! С портом.

Сидоровс лихорадочно сконнектился с Северным космодромом. На экране долго никто не появлялся, хотя трели вызова с Земли доносились. Потом в пункт связи вбежала запыхавшаяся девушка и плюхнулась на кресло.

– Северный космодром КГБ на связи! – протараторила она и лишь потом перевела дух.

– Девушка! – заорали Рич и Грига дуэтом. – Посмотрите, пожалуйста! Сегодня должен был наш друг стартовать, Давид Виштальский!

Девушка тряхнула челкой и склонилась над столом-информатором.

– Да-ави-ид Ви-ишта-альский. Да, был такой. Стартовал сегодня в пять тридцать по среднеземному.

– А куда?! – закричали оба.

– Не знаю, – удивилась девушка. – Все же маршруты засекречены.

Грига испытал тошнотворное чувство – отчаяние и тоскливый ужас смешались во что-то холодное, скользкое и противное. «Что я наделал! – колотилось в мозгу. – Что я наделал!»

– Ну, Зикуновишна… – глухо проговорил Ричард.

– Погодите! – вскричал Грига и прильнул к экрану так резко, что девушка отшатнулась. – А данные его корабля имеются хоть?

– Ну конечно! – обиделась девушка. – Это «колобок», и…

– А посмотрите, пришел сигнал о прибытии? Девушка подняла голову, глазами обегая невидимый экран, и нахмурилась.

– Странно… – протянула она. – Сигнала нет!

На лице ее проявилось беспокойство, оно росло и росло, карие глаза расширялись и расширялись, пока не стало ясно, что паника завладела всем существом дежурной.

– Звездолет пропал! – сообщила она срывающимся голосом.

– Спокойно! – рявкнул Рич. – Попробуй связаться с самим кораблем! Номер есть?