Герцог-дьявол

– От преследователей?

– Или от констебля. Им не нравится, когда женщины разгуливают по улице после наступления темноты. Они всегда думают о таких женщинах худшее. А в брюках мне гораздо легче бегать, чем в платье.

– Какой загадочный образ! Значит, у вас есть какие-то особые причины. Почему же в таком случае не надеть пальто в дополнение к ансамблю?

Она приподняла край шали.

– У меня нет пальто. Кроме того, когда на мне шаль, никто не замечает брюк. Шаль делает из меня женщину. И если мне нужно превратиться в мужчину, я просто сбрасываю ее.

– Почему бы вам не сбросить ее сейчас? Для меня вы совершенно определенно женщина, в шали или без нее, и здесь в полной безопасности.

Аманда улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. Эротические образы, связанные с этим ртом, то и дело возникали в воображении Габриэля. Пройдет немало времени, прежде чем он сможет от них избавиться.

– Мы оба прекрасно знаем, что я здесь не в полной безопасности.

– Вы в безопасности от тех неприятностей, которые перечислили. Что касается иных угроз, то шаль – плохая защита.

– Вы не будете шокированы, увидев меня в мужской одежде? И не сочтете это противоестественным?

– Мысль, что я буду пить шампанское с дамой в брюках, интригует.

Движением плеч она сбросила шаль. Над черными брюками была темно-коричневая мужская рубашка, а под ней – никакого корсета. Как удобно!

Незнакомка пригубила шампанское и тихо рассмеялась.

– Щекочет в носу. Какое странное вино. И постоянно пузырится. – Она сделала еще глоток. – Оно мне нравится.

Еще глоток – и она поставила бокал на стол и принялась рассматривать библиотеку.

– Здесь так много книг.

– Гарри – ученый. Некоторые из этих изданий принадлежат ему, а другие он взял из семейной библиотеки.

Кстати, о семье…

– А вы знаете, кто я такой?

– Ну, я бы сказала, что вы джентльмен с солидным положением в обществе.

Несколько мгновений он колебался – вероятно потому, что ему редко приходилось представляться. Все его хорошо знали.

– Я Лэнгфорд. Герцог Лэнгфорд.

Казалось, ни имя, ни титул не произвели на нее особого впечатления.

– Герцог так герцог.

– Вы думаете, я говорю неправду?

– Я думаю, что мужчины с не совсем достойными намерениями как у вас могут называться любым именем.

– Я на самом деле Лэнгфорд.

– И вы также мужчина, обладающий особыми талантами в общении с женщинами. А может, вы такой же герцог, как и сердцеед?..

Кошечка решила бросать ему вызов по всем пунктам. Она нарывалась на самые отчаянные стороны его характера.

– Как вы смогли убедиться в саду, мои претензии на особые таланты в общении с женщинами отнюдь не пустая болтовня. Что же касается моего титула… – Он поднял руку. – Вот мой перстень с фамильной печатью. Если вы подойдете поближе, то увидите надпись на нем.

– Я предпочту остаться здесь. Если вы на самом деле герцог, тогда это особенно странно.

– Что вы имеете в виду?

– Будучи вполне разумной, вынуждена задаться вопросом, что нужно герцогу от такой женщины, как я. Вы достаточно привлекательны, чтобы практически любая почла за честь выпить с вами вина. Или все светские дамы считают вас гордецом?

Ему хотелось рассмеяться. Вместо этого он осушил еще один бокал.

– Достаточно привлекателен, вот как?

– Вполне привлекательны для большинства женщин. Я же, со своей стороны, отнюдь не так хороша. Отсюда и мой вопрос.

– Вы напрашиваетесь на комплименты?

– Не стану возражать. Однако… Женщина всегда знает правду о себе. Нам нравится лесть, но мы понимаем, что это всего лишь лесть.

– Я отвечу на ваш вопрос честно. Этот герцог находит вас более чем привлекательной. А также очень необычной. Таинственной. И даже бросающей вызов мужчинам. Ну вот, я все сказал вам о себе. Теперь ваша очередь.

Она взглянула на свой бокал, потом на него и отрицательно покачала головой.

«Пей, черт возьми! Меньше разговоров, больше вина». Аманда заметила, когда вошла, пустую бутылку и поняла, что фортуна ей вновь улыбнулась. Он уже очень нетрезв. Еще немного – и можно надеяться, что он уснет до того, как она будет вынуждена уступить его притязаниям.

Аманда твердо знала, когда начала преследовать его брата, что ради спасения матери готова отдаться во власть мужчины. Она убеждала себя, что вряд ли это будет хуже, чем в последний раз со Стивеном, когда она уже испытала горечь разочарования, но еще не бросила его. Она многому ее научила, та последняя ночь. Оказывается, удовольствие можно получать и без любви.

Не имеет значения, правда, будет там удовольствие или нет, она предпочла бы обойтись без этого. Она даже приходила сюда прошлой ночью, чтобы узнать, можно ли проникнуть в дом каким-нибудь другим способом, но, как и в доме сэра Малкольма, здешние садовые ворота были заперты на засов, а окна нижнего этажа надежно закрыты. Проникнуть внутрь оставалось только путем взлома.

Теперь же Аманда надеялась, что герцог уснет до перехода к главному своему намерению и ей не придется соглашаться на его требования, с тем чтобы в конце концов усыпить.

Как бы то ни было, ей предстояло добиться одного – чтобы к полуночи он крепко спал.

Герцог плеснул в свой бокал еще шампанского, выпил. Затем откинулся на спинку дивана и сделав жест в сторону столика, произнес:

– Здесь есть разнообразные закуски, если желаете.

Аманда поднялась и прошла к столу, главным образом для того чтобы как-то занять время, пока он пьет. Ее ожидали ягоды, пирожные и сливки в серебряных вазочках.

– Клубника. Выглядит очень аппетитно.

– Со сливками она восхитительна.

Аманда взяла ягоду, обмакнула в сливки и надкусила. Сок потек по подбородку. Хозяин предусмотрительно позаботился о салфетках, и девушка поспешила воспользоваться одной из них. Она поборола искушение взять еще одну ягоду, заметив, что герцог следит за каждым ее движением.

Аманда быстро вернулась на свое место.

– Спасибо. Клубника столь же вкусна, сколь и красива. Так редко внешность отражает истинное содержание.

– И снова тема роскошных обедов? Вы требовательная женщина. Ешьте же, не стесняйтесь. Хотите помогу, чтобы вы не испачкались?

– Это сыграет на руку вашим намерениям: кормить меня клубникой со сливками. Вы будете слизывать капли сока или воспользуетесь салфеткой?

– Вы весьма изобретательны. Я и не думал ничего слизывать, но после того как вы мне это подсказали, не прочь рассмотреть и такую возможность.

– Может быть, нам стоит поговорить о чем-нибудь другом, кроме еды?

– Если вы настаиваете. Вы, к примеру, можете объяснить мне одну простую вещь.

– Простые вопросы мне подходят, ведь я простая женщина.

– Едва ли вас можно назвать простушкой. И тем не менее… Скажите мне: чего вы боитесь? Или кого? Вы можете сообщить это, не раскрывая своего имени.

Он смотрел на нее очень серьезно.

Вопрос поразил Аманду. Она и не предполагала, что своим поведением обнаружила собственные страхи. Даже от себя она гнала дурные мысли прочь.

– Почему вы думаете, что я чего-то боюсь?

– Ваше опасение оказаться застигнутой в моем обществе очевидно. Кроме того, я вижу некую опаску в ваших глазах. Сам я меньше всего подхожу на роль источника, вызывающего такой страх, ведь не нападал на вас в саду, и вы прекрасно понимаете, что я не намерен совершать ничего подобного и сейчас.

В последнем она не была так уж уверена. Она знала, что с этим мужчиной должна держаться осторожно, кем бы он ни был, герцогом или кем-либо еще. Она боялась, потому что понимала: даже без всякого явного насилия с его стороны может оказаться очень уязвимой, как любая женщина.

Что касается других ее страхов… то здесь его любопытство посягало на слишком сокровенные вещи. Трудно быть женщиной-загадкой. Окружающие постоянно норовят разгадать ее. Аманда решила продемонстрировать некоторую откровенность, скормив герцогу историю, которая бы его немного успокоила.

– От меня многого ждут. Многого требуют. И эти требования не включают вечеринки и свидания с герцогами или с кем-то еще.

– Вы имеете в виду ожидания и требования вашего семейства?

– Родители бросили меня в очень раннем возрасте. Отец сбежал, а мать поместила меня в закрытую школу. В настоящее время я отыскала свое место в жизни. И если обнаружится, что я провела ночь у мужчины, меня прогонят.

Герцог задумался, потягивая вино из бокала.

– Значит, вы зависимый человек. Надеюсь в том месте, которое вы себе нашли, к вам хорошо относятся, даже если за вами наблюдают.

– Да, относятся, в общем, хорошо.

– И все-таки вы чувствуете себя очень одиноко, я полагаю.

Его слова пронзили ее как кинжалом. Он точно охарактеризовал самую суть ее нынешней жизни: то, что она скрыла от самой себя, – однако девушка сделала вид, что он не совсем прав.

– Почему вы так думаете? Вряд ли у герцога может быть опыт в подобных вещах.

– Есть разные виды одиночества. О, я вовсе не хочу сказать, что пережил нечто подобное. Я жил в роскоши, и мои родители всегда были рядом. Тем не менее они оставались абсолютно безразличны ко мне. Я был прямым наследником. Для них я являлся неким воплощением цели и долга, не более. – Он сделал большой глоток шампанского. – С моим братом все обстояло еще хуже. Я пытался ему помочь. Пытался стать для него хорошим братом.

Он был совсем пьян. В трезвом состоянии он никогда бы не стал рассказывать ей ничего подобного.

– Однажды я неожиданно вернулся из университета, – продолжал он. – И вошел в тот момент, когда у него был урок. Его учитель… – Лицо Габриэля напряглось. – Уверен, вам известно, что существуют люди, готовые воспользоваться любой властью, которая случайно достается им, даже если это власть над ребенком. Гарри было восемь лет, и учитель бил его палкой. Я даже не помню, за что.

– И что же вы сделали?

– Избил самого учителя, после чего попросил отца выгнать его. Я присутствовал при отборе новых учителей и назвал кандидатуру следующего. Затем, оставшись с ним наедине, сказал ему, что, если когда-нибудь он тронет моего брата или просто дурно поступит с ним, заметив, что наши родители не обращают на это никакого внимания, я убью его. – Он опрокинул последний бокал вина. – Этот учитель оказался просто замечательным.

– Вы спасали своего брата от долгих лет унижения. Теперь вы спасаете брата от женщин, преследующих его на балах.

Он рассмеялся ее словам.

– Вы никогда не думали о том, чтобы выйти замуж и таким образом получить независимость от своих нанимателей?

– О да, надежный выход для любой женщины и путь к реальной защите от жизненных бурь. То, о чем вы говорите, – рабство, скрепленное законом, из которого нет никакой надежды сбежать.

– Согласен. Я на вашей стороне.

– Я имела в виду не все браки, а только те, в которые бедные женщины вступают от отчаяния.

– Значит, вы все-таки подумывали о чем-то подобном.

Каким образом ему удалось вывести их беседу на эту тему?

Он с явным любопытством взглянул на нее.

Об этом-то как раз она могла ему рассказать. В конце концов, она ведь больше никогда его не увидит.

– Встретился один мужчина вскоре после того, как я закончила школу. Я была молода и доверчива. – Она сделала глоток шампанского, чтобы перебить внезапно возникшую горечь во рту. – Это старая и банальная история.

– История еще об одном человеке, который вас бросил?

В его тоне и в глазах читалось явное сочувствие. Они взглянули друг на друга, и она осознала: он прекрасно понимает, что с ней произошло, и осуждает Стивена, а не ее.

Поняла она и то, что он никогда не завлек бы ее сюда, окажись она невинной, а тогда в саду предположил, что она обладает определенным эротическим опытом.

Она не могла отрицать, что от него исходит особое притяжение. Беседа с ним у камина создавала иллюзию домашнего уюта и дружеской доверительности независимо от того, какие еще эмоции могли проскальзывать в ходе их общения. Конечно, его уверения, что свидание ограничится бокалом вина и светской болтовней, были лишь частью игры. Ему, несомненно, требовалось гораздо большее, но создавалось впечатление, что эта доверительная беседа была для него очень важна.

Ей, конечно, стало бы легче, если бы с каждым новым маленьким откровением между ними не возникали невидимые связи. Она хотела, чтобы он так и остался для нее совершенно чужим: уснул, а проснувшись, забыл о ее существовании.

Габриэль с трудом подавил зевок, что вселило в нее надежду.

– Значит, вы не замужем, – сказал он. – Я задавался этим вопросом, видите ли.

– Нет, я не замужем. И я ни от кого не завишу.

– И кто же вы в таком случае?

Она рассмеялась, потому что правда вертелась у нее на языке и она готова была признаться, но вовремя удержалась. Синий чулок, секретарша и… воровка.

– Вы ставите свой вопрос так, как будто на него может быть только один ответ. Для вас, по-видимому, так и есть. Вы можете сказать: «Я – Лэнгфорд». Из всех ваших привилегий эта самая важная: осознание того, кто вы есть, с момента рождения и до момента смерти.

– Каждому известно, кто я. Это отнюдь не привилегия одних только пэров.

– Женщины часто меняют свою идентичность. Девушка выходит замуж и становится женой и матерью. У нее умирает муж, и она делается вдовой. Представьте себе: вы смотритесь в зеркало и видите совсем не того, кем вы были всего день назад, и все ваши ожидания от жизни тоже резко поменялись.

– А когда вы смотрели в зеркало сегодня, что вы увидели?

– Неужели не догадываетесь? Мужчина, претендующий на такое знание женщин, должен это понять.

Он нахмурился, задумавшись.

– Вдову? Полагаю, что нет.

Аманда отрицательно покачала головой.

– Женщину в ожидании замужества?

– Нет.

– Слава богу. В таком случае мне пришлось бы сразу заявить, что я удаляюсь. А как насчет дочери? По отношению к первым мужчины испытывают чувство собственника, а ко вторым – преисполнены чувства долга. Если бы ваш жених или отец узнали о нашей встрече, ситуация могла бы стать опасной.

– Лишь на основании слуха о том, что я встретилась с вами? У вас, должно быть, чудовищная репутация.

– Должен признать, слава обо мне идет не слишком добрая.

– Полагаю, это неизбежно для мужчины, посвятившего свою жизнь облагодетельствованию женщин своими грандиозными талантами. Чудо, что вы все еще живы.

– Когда-нибудь, если наши встречи продолжатся, я расскажу вам, как мне удалось выжить.

– Полагаю, ваш секрет откроется мне только после того, как я соглашусь стать вашей очередной жертвой? Это несправедливо.

– Разве я сделал сегодня нечто угрожающее вам, дорогая пастушка? Вы ведь имели полное право вообще не приходить ко мне сегодня. Значит, строгого отца не существует?

– Нет, дочь больше не отражается в зеркале. Это уже в прошлом.

– Тогда любовница?

– Хорошая догадка. Я могу стать любовницей мужчины, которому нравятся женщины в брюках.

– Значит, вы находитесь в поисках какого-то особенного индивида? Я теряюсь. Революционера? Радикала? Реформатора?

– Нет, буква «Р» здесь не подходит.

– Я рад, что вы не выбрали последнее. Мне за последнее время реформаторы порядком надоели.

– Кто-то пытается вас реформировать? Что-то в вас исправить? Как интересно! Создается впечатление, что у вас не просто дурная репутация, если началась кампания по вашему преобразованию.

– Ничего интересного. Все до безумия скучно.

– Наверное, поэтому я здесь? Вы должны мне доказать, что не подлежите изменениям?

Он с изумлением взглянул на нее, но быстро снова взял себя в руки.

– Вы здесь для того, чтобы пить шампанское и чтобы я мог одарить вас самыми изощренными своими поцелуями, а вы при этом безуспешно пытались бы сопротивляться моим попыткам соблазнить вас.

– Ах да, тот поцелуй. Вы хотите получить его сейчас?

Его томная улыбка очаровала бы и медведя.

– Если вам угодно.

– Думаю, лучше вам уступить. Чтобы вы утратили иллюзию о дальнейших лобзаниях.

Она ждала, что он подойдет к ее креслу, но он просто смотрел на нее и в глазах мелькали дьявольские искорки.

– Это была ваша идея, – сказал он.

Воспоминания об их общении в саду проплывали перед ее мысленным взором. Чувственные воспоминания. Аманда попыталась прогнать их: она не собиралась поддаваться его уловкам, однако встала, прошла к нему, наклонилась и прижалась губами к его губам.

Герцог коснулся рукой ее лица. Он удерживал ее, чтобы продлить поцелуй. Он прижал ее еще крепче к себе, и поцелуй все длился и длился.

Удовольствие, которое она испытала, почти лишила ее сил сопротивляться. Ее решимость и риски сегодняшнего вечера оказались слабой защитой против его умения соблазнять. Помимо чисто физического возбуждения, которое она испытывала, ее покорила возможность забыть обо всем и полностью погрузиться в ощущения, которые он способен был в ней вызвать.

Он так сильно сжал ей затылок, что она даже испугалась. Опустив глаза, она увидела, что его другая рука вот-вот коснется ее рубашки.

Аманда оттолкнула его. Она смотрела в глаза, которые стали почти черными от желания. И то, как он глядел на нее, покоряло даже сильнее долгого поцелуя.

И он знал это. Он словно читал ее мысли. Он наклонился к ней и протянул красивую мускулистую руку.

Аманда вернулась к своему креслу.

Казалось, он отреагировал на это без особых эмоций. Наверное, джентльмены полагают, что и в подобных ситуациях они должны сохранять полнейшую невозмутимость. К тому же его зевки свидетельствовали о том, что он понял: это была не самая удачная его попытка.

– Что вы делаете, когда не занимаетесь своими служебными обязанностями, не сбегаете на балы и не встречаетесь со мной?

Опять разговоры. Опять любопытство, но он явно засыпает. Время и шампанское делали свое дело.

– Читаю.

– Жаль, что вы сразу не сообщили об этом Гарри. Он бы это оценил. – Последние слова поглотил сильный зевок.

– Кроме того, я пою.

– Вот как? Выступаете на сцене?

– Вы шутите! Если я даже не могу свободно отправиться на вечеринку, едва ли я могу осмелиться выступать на сцене.

– В таком случае кому же вы поете?

– Самой себе.

– Как печально, что вы можете петь только самой себе. А почему бы вам не исполнить что-нибудь для меня? Я буду для вас самой благодарной аудиторией, способной по-настоящему оценить ваш талант.

– Если вы действительно этого хотите, я спою для вас. Только вот я не привыкла к слушателям. Поэтому вам лучше на меня не смотреть. Это смущает.

– Я буду смотреть на огонь камина.

И он перевел взгляд на камин. И Аманда завела старинную шотландскую народную песню. Герцог не смотрел на нее, она же внимательно разглядывала его. Она пела, наблюдая за тем, как тяжелеют его веки, когда песня приближалась к концу.

Когда же Аманда закончила балладу, он уже сладко спал.

Глава 5

Она стояла у окна, глядя на улицу, а ее шаль и тапочки падали вниз, в пустоту. Легкий ветерок подхватил шаль, и она поплыла по воздуху подобно призраку в лунном свете, а обувь исчезла где-то за стеной. Теперь на ней оставались только брюки и рубашка. Аманда была преисполнена решимости.

«Не так уж высоко, – сказала она себе. – И не так уж далеко».

Это помогло ей успокоиться, но только идиот стал бы полностью игнорировать опасность, угрожавшую ей.

«Стоит этому научиться, и уже никогда не забудешь». Именно так наставлял ее отец, когда приступал к обучению своему ремеслу. Тогда ей едва исполнилось восемь.

«Резко прыгай вперед, отталкиваясь ногой, отставленной назад, Мэнди, и смотри на свою цель, никогда не опускай глаза на землю. Всегда заранее знай, за что ты ухватишься, когда приземлишься».

Тогда все это представлялось ей игрой. Кто бы мог подумать, что Чарлз Уэверли рассчитывает использовать собственного ребенка в гнусных преступлениях?

Он был красивым, хорошо воспитанным мужчиной. Прекрасно владел языком, как английским, так и многими диалектами. Он казался своим в любом месте, от вечеринки в Мейфэре до сельской пивной. Его шарм и уверенность в себе были его главными козырями в избранной профессии.

И то и другое родилось вместе с ним. Аманде было известно, что ее родители происходили из хороших семей, владевших приличной собственностью. Возможно, если бы однажды они не встретили друг друга, их судьбы сложились бы совсем по-другому: нормальные законопослушные семьи и достойные дети, – однако в их браке сошлись воедино две стихии.

Поначалу им везло: и это тоже казалось игрой, – но постепенно воровство стало профессией. Они не были карманниками, хотя облегчить бумажник прохожего для них не составило бы труда. Они занимались тщательно организованным похищением ценностей из богатейших домов и сложными аферами, в которых их жертвы даже не подозревали подвоха.

Аманда помнила, как ее родители, одевшись так, чтобы сойти за светскую пару, уходили из дома. Она и не догадывалась, что они незваными идут на бал или вечеринку. И пока хозяева будут полностью заняты своими гостями, кто-то из них незаметно проберется наверх и похитит фамильные драгоценности.

Проходили годы, и ни тени подозрения не падало на родителей Аманды. Никто не пытался их остановить. Во многих случаях, как объяснила Аманде ее мать спустя много лет, жертвы даже не замечали, что у них что-то пропало. Могли пройти месяцы, прежде чем та или иная дама вдруг обнаруживала пропажу колье или джентльмен – исчезновение серебряной табакерки, инкрустированной золотом. Ведь на самом деле это даже воровством было трудно назвать, так как пострадавшие часто и не помнили о том, что у них украдено.

Но вот однажды, когда Аманде исполнилось двенадцать лет, ее мать прибежала домой вне себя от беспокойства: кто-то застал ее супруга за «работой». Папаше удалось сбежать лишь чудом благодаря умению совершать прыжки из окна.

Всю ночь они с тревогой ожидали его возвращения. Смог ли он удачно приземлиться? Или упал на землю, разбился и все еще лежит там, искалеченный, корчась от боли?

Наконец на рассвете он вернулся домой. Со своей злосчастной добычей, браслетом. Его придется разобрать. Ведь о пропаже безделушки уже известно. «И какое-то время мне нужно будет скрываться, – заметил отец. – Ты возьмешь девочку, а примерно через год я вас найду».

Он ушел от них следующей ночью, забрав с собой половину бриллиантов из того браслета. Больше они никогда не видели досточтимого родителя.

Мать Аманды продолжала заниматься тем единственным делом, которое хорошо знала. Ей не требовался мужчина, чтобы проникать на балы. Не хуже своего мужа она могла незаметно подняться наверх и пошарить по шкафам и сундукам.

Два года спустя, однако, она отправила Аманду в школу миссис Хаттлсфилд в Суррее со словами: «У тебя будет возможность вести совсем другую жизнь, если ты получишь образование. Возможно, ты даже выйдешь замуж за достойного человека, если сумеешь себя хорошо подать».

Аманда подозревала, что истинная причина всех этих забот проистекала совсем не из материнской любви. Проще говоря, дочь при профессии ее матери была постоянной обузой. Кроме того, подрастая, Аманда начала задавать вопросы, а иногда и предлагать другой образ жизни: достойный и респектабельный.

Аманда подняла взгляд от земли и сосредоточилась на окне за живой изгородью, расположенном немного ниже того проема, у которого она стояла. Окно, находившееся на расстоянии вытянутой руки от заднего угла здания, с широким подоконником и обильной лепниной. Никаких решеток и, насколько она могла понять, никакого замка, хотя замок в принципе не был для нее преградой. Четыре фута без толчка. Семь футов с разбега. Пять футов с толчком ноги.

Аманда прикинула свои шансы – примерно один к трем. Что ж – была не была?

Она продолжала что-то тихо напевать себе под нос, собираясь с силами и пытаясь сконцентрироваться. Затем присела на корточки на стуле, который придвинула к подоконнику, отставила правую ногу назад, собрала все свои силы и прыгнула.

Кто-то осторожно тряхнул его. Габриэль постепенно выходил из сонного забытья. Он оттолкнул и обругал человека, внезапно разбудившего его.

– Вы просили на рассвете, сэр. Экипаж ждет. – Кажется, это голос Майлза, его лакея.

На рассвете… Экипаж… Габриэль медленно пришел в себя. Голова его раскалывалась от жуткой боли, а шея настолько затекла, что повернуть ее не представлялось возможным.

– Я сделаю вам кофе, сэр.

Сознание мало-помалу возвращалось к герцогу. Но и головная боль усиливалась. Черт, что с ним такое сделали прошедшей ночью?

Он открыл глаза, но вначале ничего не мог понять, потом вспомнил.

И сразу же перевел взгляд на то кресло, в котором сидела его таинственная гостья. Само собой, пусто. Последнее, что он помнил, было ее пение.

Какой же он осел! Приложить столько усилий, чтобы заманить сюда женщину, а затем заснуть в ее присутствии. Ему повезет, если никто не узнает об этом позорном случае. Еще недоставало шуточек в клубе по поводу его хваленого умения обольщать знатных дам.