Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай

Джон Мильтон

Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Потерянный рай

Книга первая

Содержание

Эта первая книга излагает вкратце главный предмет – непослушание человека и потерю вследствие этого Рая, в котором он жил; затем она касается первой причины его падения – змеи или, точнее, Сатаны в образе змеи. Сатана, восстав против Бога и привлекши на свою сторону многие легионы Ангелов, был по повелению Божию низвержен, со всею своей ордой, с Небес в глубокую бездну. Не вдаваясь в описание этого события, поэма быстро переходит к главному действию, изображая Сатану и его Ангелов в Аду, который описывается здесь лежащим не в центре Земли (так как предполагается, что небо и Земля еще не созданы и, конечно, еще не прокляты), а в месте величайшей тьмы, которое лучше всего назвать Хаосом. Здесь Сатана с его Ангелами лежат в пылающем озере, пораженные и оглушенные громом. Через некоторое время он оправляется от своего смущения и обращается к лежащему около него Ангелу, который по чину и достоинству ближе к нему, чем все прочие; они беседуют о своем жалком падении. Сатана пробуждает все свои легионы, которые все еще лежат в беспамятстве. Они встают. Описывается их численность, боевое вооружение; поименовываются их главные вожди, соответствующие идолам, которые впоследствии почитались в Ханаане и соседних странах. Сатана обращается к ним с речью, утешает их надеждой на завладение Небесами снова и в заключение говорит о новом мире и предполагаемом новом роде созданий, согласно древнему пророчеству и рассказам, бытующим на Небесах (дело в том, что, по мнению многих древних Отцов Церкви, Ангелы существовали задолго до появления видимых созданий). Для исследования истинности этого пророчества и для принятия решения, что следует делать ввиду этого, Сатана предлагает собрать великий совет. Его сообщники принимают предложение. Возникает из бездны Пандемониум, дворец Сатаны, внезапно построенный его слугами, и адские вельможи держат в нем свой совет.

О первом непокорстве человека,О запрещенном древе, о плоде,Которого смертельное вкушеньеСмерть в мир внесло и с ней все наше горе,С утратою Эдема, до поры,Когда он Величайшим ЧеловекомНам будет возвращен, когда мы будемВновь обладать обителью блаженства, –Об этом всем поведай песню, МузаНебесная, которою когда-тоБыл вдохновлен с таинственных высотХорива иль Синая древний пастырь,Избраннику-народу рассказавшийО первых днях, как Небо и ЗемляВозникли из Хаоса! Иль, быть может,Живешь ты на Сионской высоте,Иль обитаешь там, где СилоамскийРучей течет у Трона Божества;Где б ни витала ты, я призываюТебя помочь моей отважной песне,Полет которой гордо воспаритПревыше гор Аонии[1], касаясьПредметов, не достигнутых поднесьНи прозою, ни звучными стихами.И Ты первей всего, Ты, Вышний Дух,Который сердце чистое всем храмамПредпочитаешь, –  Ты меня наставь!Ты знаешь все; в начале всех началТы был; подобно матери-голубке,Над выводком любовно распростершейЛелеющие крылья, реял Ты,Творя миры, над бездной бесконечной!О, просвети все, что во мне темно;Что низко, то возвысь, чтоб я, достигнувВершины долгой повести моей,Мог подтвердить всю Промысла премудрость,Пути Его раскрыть перед людьми.Поведай –  ибо ни в эфире Неба,Ни в бесконечной Ада глубинеНичто от взора Твоего не скрыто, –Поведай о причине, побудившейВеликих прародителей, блаженствомСтоль взысканных, любимых Небесами,Поставленных владыками в сем мире, –Внезапно от Создателя отпастьИ преступить запрет –  запрет единый!Кто их вовлек в постыдный тот мятеж?То Адский Змий был; то его обманМать рода человеческого лестьюПленил, когда за гордость он своюСо всей толпою Ангелов мятежныхНизвергнут был с Небес. На помощь ихНадеясь твердо, он мечтал, став вышеКнязей своих, сравниться со Всевышним,Противостав Ему; честолюбивоПоставив целью Трон и Царство Бога,Повел он нечестивую войнуНа Небесах и в бой вступил надменно.Но тщетно он пытался! ВсемогущийНизверг его во пламени стремглав,Разбитого, сожженного ужасно,С высот Небес в бездонную погибель,Чтоб там лежал в алмазных он цепях,Терзался бы в огне неугасимомЗа то, что вызвал Вышнего на бой.И девять раз уже сменилось время,Которым смертный мерит день и ночь,Как он со всею ратью побежденнойЛежал, вращаясь в пламенной пучине,Сражен и уничтожен, хоть бессмертен.Но худший суд еще был впереди:И мыслью об утраченном блаженствеТерзался он, и болью страшных мук.Вокруг себя водил он взор свой мрачный,В котором отражалось униженьеГлубокое, но вместе с тем и гордостьУпрямая, и ненависть была;И сколько взор охватывал бессмертный,Он видел вкруг лишь дикую пустыню,Со всех сторон лишь страшную тюрьму,Пылавшую огнем, громадной печиПодобно; но огонь тот был без света, –Он порождал лишь видимую тьму,В которой лишь возможно было видетьКартины горя, области печалиИ скорбной ночи –  край, где никогдаНи мира, ни покоя, ни надежды,Повсюду проникающей, не будет,Где лишь царит мученье без концаИ огненный поток, который серой,Горящей вечно и неистощимой,Питается. Таков был тот приют,Который был мятежным уготованПредвечной справедливостью, –  темницаОтведена в удел им в крайнем мраке,Который от небесного сияньяИ Бога трижды столько удален,Как полюс отстоит от центра мира!О, как несходно это место с тем,Отколь они низвергнуты! И вскореВ волнах огня крутящихся он видитВокруг себя собратий по паденьюИ узнаёт, что, корчась, рядом с нимЛежит один, к нему из всех ближайшийПо чину и по преступленью, –  тот,Который был известен в ПалестинеВпоследствии и звался Вельзевулом.К нему-то обратился Архивраг,(На небе имя Сатаны стяжавший),Прервав молчанье страшное вокруг,С такою речью, дерзкой и надменной:«Ужели это ты? О, как ты пал!Как страшно изменился ты, которыйСияньем ослепительным своимПревосходил в блаженном царстве светаДругих, сиявших ярко, мириады!Ты ль это, кто соединен со мнойСоюзом, мыслью, планами, надеждой,Отвагой в нашем славном предприятьи,А ныне –  униженьем и бедой!Теперь ты видишь сам, в какую пропастьС высот Небес низвергнул нас СильнейшийСвоим ужасным громом; но дотолеКто ж знал всю силу этого оружьяЖестокого? Однако ж ни оттого,Что пали мы, ни оттого, что далееЕще способен причинить нам в гневеМогучий победитель наш, нисколькоЯ не раскаюсь и не изменюсь,Хотя б мой внешний образ изменился.Я сохраню навек всю твердость мыслиИ гордое презренье в оскорбленномДостоинстве моем; я буду твердВо всем, что мне служило побужденьем,Чтоб против Всемогущего восстать,Что привело бесчисленные ратиВооруженных Духов к состязаньюОтважному. Дерзнули эти ДухиВласть Вышнего открыто не одобритьИ, предпочтя иметь вождем меня,Противостав великой силе силой,В сомнительном бою в равнинах НебаПоколебали Трон Его. ПускайМы потеряли эту битву –  что же?Не все еще потеряно: есть воляНесокрушимая, есть жажда мести,И ненависть бессмертная, и храбрость,Которая вовек не подчинитсяИ не уступит никому, –  и мало ль,Что есть неодолимого у нас?И эту нашу славу не исторгнетНи ярость, ни могущество Его.Склонить главу, молить о милосердьи,Став на колена, и боготворитьВладычество Его –  Того, КоторыйНедавно сам в той власти усомнилсяИз страха перед нами, –  это было бДействительно позорно; это было бБесславьем и стыдом гораздо худшимВсего паденья нашего. СудьбаВелела, чтоб богов святая силаИ сущность их небесная былаНеистребима; ныне мы имеемИ опыт, нам доставленный событьемВеликим тем; оружьем не слабее,Лишь осторожней стали мы теперь;Тем с большею надеждою мы можемОтважиться на вечную войну,Решить ее иль силой, иль коварством,Не примирясь с врагом великим нашим,Хотя и торжествует ныне ОнИ, предаваясь радости великой,Царит один над небом, как тиран».Так говорил отступник-Ангел, громкоХвалясь средь мук, хотя его внутриГлубокое отчаянье терзало.Ему собрат отважный отвечал:«О Князь, о вождь князей могучих многих,Которые, ведомые тобой,Вели на битву войско СерафимовВооруженных! Грозными делами,Бесстрашные, поставили ониВ опасность царство Вечного Владыки;Не побоялись испытать, на чемОсновано его все превосходство –На силе, или счастье, иль судьбе.Я слишком вижу, слишком сожалею,Как горестен исход попытки нашей,Какое понесли мы пораженье,Какой удар позорный нас лишилНебес и наши доблестные ратиВ ужасном разрушеньи низложил!Погибли мы, насколько могут богиИ существа небесные погибнуть;Останутся, конечно, ум и духНепобедимы, сила вновь вернется,Хотя потухла слава и блаженствоПоглощено безмерною бедой;Но я боюсь, чтоб Он, наш победитель(Его готов всесильным я считатьЗатем, что лишь всесильный был способенТакие силы одолеть, как наши), –Чтоб не оставил Он нам дух и силуЛишь для того, чтоб мы сильней страдалиИ муки наши тяжкие неслиВ угоду гневной мести; чтоб, по правуВойны, Ему рабами были мы,Служили б больше прежнего, свершаяЕго веленья в самом сердце Ада,Его желанья –  в этой бездне тьмы!Тогда что пользы, если наша силаНе меньше стала, наше бытиеВсе так же вечно –  лишь для вечной муки?»Ему ответил быстро Архивраг:«О падший Херувим! Кто слаб, тот жалок,Страдает он иль действует; но знай –Теперь для нас одно лишь несомненно:Добра творить не будем мы вовек;Творить лишь Зло –  все наше утешенье,Затем что этим мы противостанемВысокой воле нашего врага.Как только пожелает ПровиденьеИз Зла, от нас идущего, создатьДобро, мы силы все свои приложим,Чтоб эту цель благую извратитьИ в самом благе отыскать возможностьДурного. Если это будет частоНам удаваться, может быть, ЕгоМы огорчим; быть может, помешаемСвершению взлелеянных Им планов.Но посмотри: наш грозный ПобедительПослушных слуг возмездья и погониУж отозвал назад к вратам Небес;Град серный, вслед нам сыпавшийся бурно,Уж перестал, и пламенные волныПучины, нас приявшей при паденьиС Небес, уж улеглись, и страшный гром,Крылами красных молний нас разивший,Быть может, стрелы все свои истратилИ бушевать уже перестаетСреди громадной бесконечной бездны.Воспользуемся случаем, которыйДает нам враг –  быть может, из презренья.А может быть, уж свой насытив гнев.Ты видишь эту страшную равнину,Пустынную и дикую, жилищеОтчаянья, в которой света нет,Коль не считать сверканья синеватыхОгней, дающих бледный, грозный отблеск?Пойдем туда, уйдем от колебаньяВолн пламенных –  там отдохнем немного,Насколько здесь нам отдых и покойВозможен; там, собрав все наши силы,Обдумаем, что сделать можем мы,Чтоб отомстить врагу как можно больше;Как наши все потери возместитьИль перенесть жестокое несчастье,В надежде силы новые найтиИль почерпнуть в отчаяньи решимость».Так Сатана к ближайшему собратуВел речь, главу из пламени подняв;Глаза его метали искры, тело жВ волнах огня на много десятин,Чудовищно громадно, простиралось,Подобно исполинам древних мифов –Сынам земли, титанам, воевавшимС Юпитером, или Бриарею[2], ильТифону[3], что в пещере укрывалсяВ соседстве Тарса[4] древнего, иль чудуМорскому, что зовут Левиафаном[5],Которое всех прочих Божьих тварей,Что в океане плавают, громадней.Когда вблизи норвежских берегов,Так повествуют моряки, он дремлет,Порою штурман маленького судна,Крушенье потерпевшего в ту ночь,Его за остров примет в полумраке,В чешуйчатую кожу якорь броситИ к стороне подветренной пристанет,Чтоб переждать, пока все море мглаПокрыла, день желанный отдаляя.Так точно Архивраг лежал, простертыйВо всю свою громадную длину,К пылающему озеру прикован;И никогда б не поднял он главу,Не встал бы, если б не соизволеньеНебесной воли, правящей всем миром,Которое его освободилоДля мрачных, злобных замыслов его,Чтоб он, возобновив свои злодейства,Свое лишь осужденье усугубил,Чтоб он, стараясь Зло принесть другим,Лишь к своему же бешенству узрел бы,Что все его коварство послужилоЛишь к проявленью благости безмерной,Любви и милосердья к человеку,Им соблазненному; а на негоВтройне излился б дождь смущенья, гневаИ мести. Вот во весь он рост встаетИз озера, по сторонам стекаетСпиральными с него струями пламя,И волны раздвигаются, оставивВ средине яму страшную; а он,Расправив крылья, свой полет могучийВвысь устремляет, в темный воздух, нынеВпервые эту чувствующий тяжесть,И наконец становится на сушу,Насколько можно сушею назватьТо, что всегда сухим огнем пылает,Как озеро огнем пылало жидким.А цвет той суши был таков, как будтоПодземным вихрем от Пелора[6] холмОторван был иль от гремящей ЭтныБок откололся и открылась разомВся внутренность горючая ееИ вдруг, воспламенясь с ужасным взрывом,Парами минеральными взвиласьИ вихрем обожженную пещеруПокинула, оставив дым и смрад.Такую-то нашла себе опоруПроклятая нога. За ним воследВступил сюда его собрат ближайший,И оба тем гордилися они,Как будто волн Стигийских избежалиОни, как боги, собственною силой,Не попущеньем Вышней Силы Сил.«Ужели эта область, эта почва, –Сказал Архангел падший, –  будет намЖилищем вместо Неба, мрак плачевныйЗаменит нам сияние Небес?Пусть будет так: кто ныне воцарился,Тот всем располагает; от НегоЗависит, что считаться будет правом.Чем дальше от Него, тем лучше; умИмеет Он нам равный; только силаПоставила Его превыше равных.Простите же, блаженные поля,Где радость вечно царствует! Привет вам,О ужасы, привет, о Адский мир!Прими, бездонный Ад, прими отнынеТы нового Владыку своего!В себе он носит дух, не изменимыйНи временем, ни местом; этот дух –Себе сам место: Небо может АдомСоделать он, Ад –  в Небо превратить.Не все ль равно, где быть, когда все тот жеЯ сам –  таков, каким я должен быть,Слабее лишь Того, Кто стал сильнееБлагодаря лишь грому своему?Что ж, здесь, по крайней мере, мы свободны;Не столь прекрасным сделал это местоВсесильный, чтоб завидовал Он нам,И, верно, нас отсюда не прогонит;Здесь царствовать спокойно будем мы,А царствовать, по мне, для честолюбьяДостойная есть цель, хотя б в Аду:Царем в Аду быть лучше, чем слугоюНа Небесах. Но что же медлим мы?Зачем друзьям нелицемерным нашим,Союзникам, делящим наш урон,Даем лежать мы в озере забвеньяВ оцепененьи, не зовем их встать,Чтоб разделить в печальном сем жилищеУдел наш, иль еще раз испытать,Собрав все силы, что вернуть могли быМы в Небе или потерять в Аду?»Так Сатана промолвил; Вельзевул жеСказал ему: «О Вождь блестящих войск,Которых мог осилить лишь Всесильный!Едва они услышат голос твой,Любимейший для них залог надеждыВ опасности и страхе, столько разИм в крайности звучавший, в буре битвыИ на краю погибели вернейшийСигнал во всех атаках, –  вмиг ониВсе оживут, к ним мужество вернется,Хотя теперь лежат они все ниц,В том озере горящем пресмыкаясь,Как мы с тобой лежали, смущены,Оглушены; и странного нет в этом:С такой они упали высоты!»Едва окончил он, как Враг верховныйУж к берегу пошел; тяжелый щитЭфирной ткани, круглый и массивный,Висел за ним; широкая окружностьБыла подобна месяцу, когдаМы смотрим на него в трубу, подобноТосканскому искуснику[7], которыйРассматривал луну по вечерамС высот Фьезолы или из Вальдарно[8],Надеясь на ее пятнистом шареУвидеть страны новые, иль реки,Иль горы. Сатана держал в рукахКопье свое, в сравнении с которымИ самая высокая соснаИз тех, что рубят на горах норвежскихДля адмиральских кораблей, могла бТростинкой показаться. ОпираясьНа то копье, неверными шагамиОн по горячей почве шел –  не так,Как по небесной он шагал лазури!Горячий воздух, вкруг огнистым сводомНависший, жег болезненно его,Но он, терпя ту боль, дошел до краяПучины пламенеющей и, став,Воззвал к своим сраженным легионам,К тем ангельским телам, что там лежалиСлоями, листьям осени подобно,Которые на речках Валамброзы[9]Ложатся, опадая с темных сводовДерев этрусских, или как тростник,Раскиданный и плавающий в море,Когда могучим ветром Орион[10]Прибрежье моря Красного взволнует,Чьи воды потопили в оны дниБузи́риса[11] и всадников Мемфисских,Что в вероломной злобе понеслисьВслед жителям Гесема[12], безопасноСмотревшим с высоты береговойНа всплывшие их трупы и колесаРазломанных волнами колесниц.Так рать его, раскидана, покрылаВсе озеро; лежат они, дивясьПостигшей их постыдной перемене.И к ним воскликнул громко Сатана,Так громко, что откликнулись на возгласВсе стены мрачной Адской глубины:«Воители, Князья, Державы, Власти[13],Цвет Неба, прежде нашего, а нынеУтраченного нами! НеужельТак может поразить оцепененьеБессмертных Духов? Или вы избралиЗдесь это место, чтобы отдохнутьОт трудной битвы, тем восстановляяИзмученную доблесть? Потому льВы здесь заснули, как в долинах Неба?Иль, может быть, простершись ниц так грустно,Вы поклялись боготворить Того,Кто победил нас, Кто теперь взирает,Как Херувим и Серафим в пучине,Оружье и знамена бросив, ждут,Чтоб разглядела быстрая погоняОт врат Небесных выгоду своюИ растоптала б вас, изнеможенных,Иль копьями грохочущего громаВас пригвоздила б в озере ко дну?Проснитесь же, иль вы навек погибли!»Услышали они и, устыдясь,Воспрянули и крыльями взмахнули;Так часовой, уснувший на посту,Разбужен тем, к кому он страх питает,Невольно отряхается, вскочив.Они, конечно, видели несчастье,В котором находилися они,И боль мучений чувствовали ясно;Но глас вождя бесчисленную ратьВ единый миг призвал к повиновенью.Как в дни великих казней для ЕгиптаАмрамов сын[14], поколебав над НиломМогучий жезл свой, тучи саранчиПризвал, несомой ветром от востока,И черною она повисла ночьюНад нечестивым царством фараонаИ мраком весь покрыла нильский дол,Так Ангелы бесчисленные злыеПод сводом Ада реют и витают;Под ними же, над ними и вокругОгонь пылает. Наконец по знакуВеликого монарха своего,Поднявшего копье, чтоб указать им,Куда направить путь, спускаясь плавноСо всех сторон, становятся ониНа твердый серный камень, наполняяРавнину всю, –  несметная толпа,Какую даже север многолюдныйНе изливал от мерзлых чресл своихНа Рейн иль на Дунай, когда стремилисьИх варварские рати, как потоп,На знойный юг и разливались быстроЧрез Гибралтар до Ливии песков.Затем от всех полков, от каждой ратиНачальники к их общему вождюСпешат скорей, –  божественные лики,Красы сверхчеловеческой, осанкиВеликолепной, царственной: ониКогда-то в небе занимали троны,Хотя навеки в летописях НебаИзглажены с тех пор их имена,Исключены они из книги жизни;И, верно, даже меж сынами ЕвыОни бы не нашли себе имен,Когда б во время долгих, долгих странствийПо всей Земле, долготерпеньем БогаК великим искушеньям человека,Подпав обману гнусному и лжиС их стороны, племен людского родаБольшая часть не впала бы в развратТакой, что даже Бога позабыла,Создателя, и превратила славуНезримую, святую БожестваВо образы животные, украсивРаспутные религии своиИ роскошью, и златом; вместо БогаТут стали люди бесов почитатьИ разные названья им давалиЯзычники, чтя идолов своих.По именам тем назови их, Муза,Кто первый, кто из них последний всталОт сна на ложе пламенном по зовуВеликого владыки; как ониПо чину, по порядку подходилиВдоль берега бесплодного, меж темКак прочая толпа вдали стояла.Главнейшие меж ними были те,Которые, уйдя из адской бездны,Бродили по земле, ища добычи,И ставили свои жилища дерзкоВ соседстве близком Божеских жилищ,Близ алтарей Его воздвигнув смелоСвои: они, как боги, были чтимыОкрестными народами; не страшенИм был и гром Еговы от Сиона,Царящего меж Херувимов! ДажеВнутри Его святилищ воздвигалиОни порой свой жертвенник, –  о мерзость!Проклятыми делами осквернялиОни Его святые торжестваИ чистые обряды; свет небесныйСвоим дерзали мраком унижать.Из них Молох[15] был первый –  царь ужасный,Который был пролитьем гнусным кровиЖертв страшных человеческих запятнанИ горькими родителей слезами,Которые не слышали, увы,Сквозь грохот барабанов и кимваловСтенаний их младенцев, в честь кумираСвирепого сжигаемых. Он былУ Аммонитян чтим в равнине Раввы,В Аргобе и Басане, до истоковАрнона. Не довольствуясь, однако,Таким соседством дерзким, соблазнилПремудрое он сердце Соломона,Который пышный храм ему воздвигНапротив храма Господа и этимНавек соседний опозорил холм.Ему и рощу посвятил он такжеВ долине восхитительной Еннома,И рощу эту, образ Ада, звалиТофетом или черною Геенной.Вслед за Молохом шел бесстыдный Хамос[16],Страшилище сынов Моава, чтимыйОт Ароера вплоть до Нево, такжеВ пустыне Аворима, дальше к югу,И в Езевоне, и в Оронаиме,И в области Сиона, где лежитБогатая вином долина Сивмы;На озере асфальтовом он такжеБыл в Елеале почитаем. ОнБыл тот, кого под именем ФегораВ Ситтиме чтил Израиль соблазненныйВ пути от Нила, на беду своюПриняв его веселые обряды.Распространились оргии егоВплоть до холма позорного, до рощиМолоха кровожадного; развратС убийством рядом поселился. ДолгоЦарил он там, пока благочестивыйИосия его не выгнал в Ад.За ним шли духи, что от пограничнойРеки Евфрата древней до реки,От Сирии Египет отделявшей,Ваала или Астарета имяНосили[17]: если мужеского родаОни считались –  им Ваала имяДавалось, если женского –  тогдаТем духам имя Астарет давали.Ведь духи могут, если захотят,Пол принимать любой иль оба вместе:Субстанция их так нежна, эфирна,Что членами не связана она;Не бременит их тягостное мясоНа хрупком и тяжелом костяке;По произволу принимая формы,То расширяясь, то сжимаясь, светомОкружены иль тьмой покрыты, могутЭфирные намеренья своиОни свершать –  дела любви иль злобы.По их вине израильский народТак часто забывал Живую СилуСвою, ее святые алтариНе посещал и низко поклонялсяПред божествами скотскими, за чтоИ должен был склоняться столь же низкоВ бою перед копьем врагов презренных.И вот в союзе с этими врагамиБыл Аштарет, которого Астартой[18]У финикийцев звали и царицейНебес считали, наделив ееРогами полумесяца; девицыСидонские, сбираясь по ночамПеред ее блистательным кумиромПри лунном свете, пели песни ейИ приносили ей свои молитвы;Ее в Сионе также воспевали:Ей дерзко храм поставил на гореЖенолюбивый царь[19], чье сердце –  правда,Великое –  в угоду сладким чарамПрекрасных идолопоклонниц, впалоВ служенье гнусным идолам. ЗатемТаммуз[20] явился, божество Ливана,Прельщенные которым каждый годВ дни летние сирийские девицыО тяжкой ране плакали его,Любовно пели жалобные гимны,И, так как от родной горы стремитсяРека Адонис к морю, в красный цветОкрашена, сложилося поверье,Что каждый год Таммуза кровь течет.Сиона дщери также заразилисьЛюбовным пылом сказки древней той;В своем виденьи в портике священномИезекииль безумства эти зрел,Когда ему явилися картиныСлуженья мрачным идолам ИудыОтступника. Затем явился тот,Который счел себе обидой тяжкой,Когда однажды в капище егоКивотом, взятым в плен, звероподобныйКумир его обезображен был:Лишенный рук и головы, валялсяОн на пороге храма, посрамляяЖрецов и восхвалителей своих.То был Дагон[21], чудовище морское;Имел он сверху человека вид,А снизу –  рыбы; он высоким храмомВ Азоте был почтен и чтим был всюдуПо палестинским берегам –  и в Гафе,И в Аскалоне, также в Аккароне,Равно и в Газе, до ее границ.Затем пришел Риммон[22], чей трон веселыйВ Дамаске живописном находился,На плодоносных, славных берегахАваны и Фарфары, рек прозрачных.Он также дерзко Божий Дом унизил:Утратив прокаженного раба,Царя своим поклонникам он сделал;Ахаз его безумный был сподвижник:Им соблазнен, низверг он Божий ХрамИ капище сирийское на местеЕго воздвиг, чтоб жертвы нечестивоТам сожигать и чествовать богов,Которых сам он побеждал. За этимВослед явилась демонов толпа,Чьи имена от древности глубокойИзвестны: Гор, Изида, Озирис[23]Со свитой их, чье волшебство и образЧудовищный в несчастье погрузилиЕгипет суеверный и жрецов,Которые считали, что их богиСкорей вселиться могут в вид животный,Чем в образ человеческий. И дажеИзраиль той заразы не избег,Когда тельца воздвиг он близ ХориваИз золота заемного. Тот грехЕще удвоен был царем мятежным[24],Который в Дане и Вифиле вздумалДать образ травоядного быкаСоздателю предвечному, Иегове,Который в ночь, когда он посетилЕгипет, поразил одним ударомВсех первенцев и всех богов блеющих.И наконец, явился Велиал[25],Который был всех хуже, всех распутнейИз Ангелов, отпавших от небес,И не стыдился только для порокаЛюбить порок. Он храмов не имел,И алтари ему не воскуряли;Но кто вредил у алтарей и храмовУжаснее, чем он, когда жрецыБезбожниками сами становились,Как Илия сыны? Кто наполнялРазвратом и насилием Храм Божий?Царит он также во дворцах, в палатахИ в пышных городах, где шум распутстваИ всякое нечестье и порокВосходят выше величайших башен;Когда ж вдоль улиц ляжет мрак ночной,Сыны и слуги Велиала бродятПо ним, полны нахальства и вина.Пример тому –  Содом[26] и ночь развратаВ Гибее[27], где гостеприимный домСам выставлял на жертву мать семейства,Чтоб худшего насилья избежать.Все эти были первые по силеИ по значенью; прочих было б долгоПеречислять, хоть слава их былаОбширна. Были между ними богиИонии, которым поклонялосьИаваново потомство[28] (хоть моложеОни считались, чем Земля и Небо,Их славные родители), –  Титан,Перворожденный Неба, с необъятнымСвоим потомством, первенства лишенныйСатурном, младшим братом; а СатурнаЛишил престола сын его и Реи,Юпитер, как сильнейший; захвативПрестол, один стал царствовать Юпитер.Сперва на Крите только и на ИдеИх знали; после выбрали ониСебе вершину снежную ОлимпаИ правили в средине атмосферы,Не поднимаясь выше в небесах.Они царили и в ущелье Дельфов,В Додоне и во всей земле дорийской;Другие же с Сатурном-старикомОттоль за Адриатику бежали,Чтоб в Гесперийских жить полях иль дальше –У кельтов, вплоть до крайних островов.Пришли они и многие другие,Потупив грустно взоры; но в глазахУ них все ж искра радости мелькала:В Вожде своем не видели ониОтчаянья, –  потерю сознавая,Не потеряли все ж самих себя.Он это видел, и хоть тень сомненьяСлегка скользила на его лице,Но, гордости привычной вновь набравшись,Цветистой речью, более достойнойПо внешности, чем сущностью своей,Он постарался их испуг рассеятьИ мужество искусно возбудить.Затем поднять немедленно велел онПри звуках труб военных и рожковМогучий стяг свой боевой; гордилсяВысокой честью быть знаменоносцемАзазиил, высокий Херувим.И вот с древка блистательного знамяОн развернул; взвилось оно, сверкая,Как метеор, по ветру развеваясь,Богатое каменьев драгоценныхОбилием и золотым шитьем,Изображавшим славу и трофеиБессмертных Серафимов; в это времяМеталла звуки трубные гремели.Все войско испустило громкий крик,Торжественно потрясший своды АдаИ вне его заставивший дрожатьВсе царство древней Ночи и Хаоса.И в этот же момент сквозь адский мракВзвилось знамен блестящих десять тысяч,Переливавших яркими цветами,И вслед за ними вырос копий лес,И шлемов тьмы несметные явились,И стройно щит теснился ко щитуВ неизмеримом множестве. ФалангойСомкнувшися, идут они при звукахДорийского мотива флейт и нежныхГобоев –  дивной музыки, какаяГероев древних в битве вдохновляла,Внушая им не бешеную ярость,А доблесть лишь сознательную: смертьТогда была им не страшна, и бегстваИль отступленья не было для них;Была в ней сила также и к смягченьюТоржественной мелодией своейМятежных дум, тревог, печали, скорбиУ смертных и бессмертных. Так, дышаЕдиной силой, думою единойОбъяты, молча двигались ониПри звуках флейт, смягчавших сладким пеньемИм боль шагов по раскаленной почве.И вот они все стали перед нимЩетинистым и грозно длинным фронтом,Как старые бойцы, блестя оружьем,В порядке строгом копий и щитов,И ждут вождя могучего команды.Испытанным он оком их обвел,И рассмотрел всю массу мощной ратиИ всех ее частей расположенье,Божественный их облик и осанку,И наконец число их сосчитал,И гордостью его взыграло сердцеИ подкрепилось видом этих сил.С тех пор как люди созданы, не виделНикто еще таких огромных полчищ,Которые, в сравненьи с этой ратью,Не походили б на полки пигмеев,Когда-то воевавших с журавлями,Хотя бы вся гигантская толпаИз Флегры[29], и герои ИлионаИ Фив, и все союзные их богиСоединились, и примкнули б к нимВсе те, которых сказки и романсыОб Утеровом сыне[30] воспевают,И с ними храбрых рыцарей БританскихИ Арморийских славный круг[31], и все –Неверные иль христиане, –  в битвахТурнирных знаменитые в Дамаске,Иль в Аспрамонте, или в Монтальбане,В Марокко, в Трапезунде, или те,Которых войско выслала БизертаОт африканских берегов, когдаВеликий Карл и все его вельможиПри Фонтарабии разбиты были.Вся эта рать, столь славная, сильнейИ доблестней всех смертных без сравненья,Смотрела все ж на грозного ВождяСо страхом и почтеньем; он, всех вышеПо облику и по осанке гордой,Стоял подобно башне. Лик егоЕще не вовсе потерял сияньеПриродное свое; в нем виден былЕще Архангел прежний, хоть отчастиЕго уж слава потемнела. СолнцеТак при восходе смотрит сквозь туманНа горизонте или при затменьи,Покрыто лунным диском, тускло светитНа половину лишь земного шараИ призраком зловещих переменЦарей пугает. Так, хоть помраченный,Архангел все же ярче всех сиял;Лицо его, однако, сохранялоГлубокие рубцы от страшных молний,А щеки побледнели от забот;Но под бровями с гордостью упорной,С неукротимым мужеством и жаждойОтмщения суровые глазаСмотрели, хоть сквозили в них невольноИ угрызенья совести, и жалостьК собратьям –  иль к сопутникам, вернее,По преступленью, –  к тем, кого он виделИными в дни блаженства, осужденнымТеперь навек за это соучастье.Мильоны духов по его винеОтныне милость Неба потеряли,Извергнуты за дерзостный мятежОт вечного сиянья; хоть и твердоОни держались верности ему,Но слава их небесная померкла.Так смотрят дубы гордые в лесахИль горные, в могучей силе сосны,Когда огонь небес их опалит:Хоть все еще высокие, с сожженнойВершиною стоят стволы нагиеНа почве обгорелой. Он дал знак,Что будет речь держать; они же, сдвоивРяды свои, крыло к крылу, стеснилисьИ обступили близко полукругомЕго и всех вельмож его в безмолвномВниманьи. Трижды речь он начинал,И трижды, несмотря на гнев надменныйВдруг вырывались слезы у него,Какими могут Ангелы лишь плакать.Но наконец, хоть вздохи прерывалиСлова его, они нашли свой путь.«О вы, бессмертных Духов мириады!Вы, Силы необорные, когоМог побороть один лишь Всемогущий!Наш бой был не бесславен, хоть исходУжасен был, чему свидетель грустныйИ место, где находимся мы ныне,И страшная в самих вас перемена,Которую мне больно и назвать!Какая сила мысли предсказала б,Предвидела б, могла бы опасаться,Хотя б была углублена всем знаньемВ былом и настоящем, чтобы сила,Увы, такого множества богов,Стоявшая так крепко, как стоялиВы все, могла бы быть побеждена?Кто и теперь, и после пораженья,Не верил бы, что эти легионыМогучие, несметные, которыхИзгнание опустошило Небо,Вновь не могли б восстать, подняться сноваИ родиной своею овладеть?Что до меня, то жители все НебаСвидетели –  обманывал ли яНадежды их советом неудачнымИль бегством пред опасностью? Но Тот,Кто царствует один теперь на Небе,На Троне безопасно восседал,Поддержанный своею древней славой,Согласием всеобщим иль привычкой;Свое величье Он являл пред всеми,Но силу всю Свою от нас скрывал;И мы ее изведать попытались,И это нам паденье принесло.Теперь Его могущество мы знаемИ также знаем силу всю свою;Теперь Его нам вызывать не нужно,А если нас на новую войнуОн вызовет, не нужно нам бояться.Итак, отныне лучшее для нас –Намеренья свои хранить безмолвноИ достигать обманом иль коварствомТого, чего дать сила не могла.Тогда в конце концов Он убедится,Что тот, кто силой победил врага,Лишь победил его наполовину.Возможность есть, что новые мирыПространство породит; об этом слухиНе раз уже носились в небесах:Молва гласила, что давно намеренОн их создать и новый род созданийТам поселить, которых будет ОнС особенным вниманием лелеятьИ охранять их, как сынов Небес.Туда, быть может, хоть из любопытства,Придется сделать первый наш набег,Иль, может быть, еще в иное место.Ведь эта бездна адская не можетНебесных Духов вечно заключатьВ плену, и эта тьма не может вечноВисеть над нами здесь. Но эти мыслиДолжны мы зрело обсудить. ИсчезНавеки мир; кто может о смиреньиЗдесь говорить? Итак война, война,Открытая иль тайная, навеки!»Так он сказал; и чтобы подтвердитьСлова его, сверкнули миллионыМечей огнистых, быстро извлеченныхОт бедр могучих Херувимов. БлескВнезапно Ад весь озарил. СвирепоВсевышнему они грозили; гордоМечами, крепко сжатыми в руке,О звонкие щиты они стучалиИ раздавался грозный шум войны,Бросая вызов ввысь, до сводов Неба.Неподалёку там была гора;Ее вершина грозно изрыгалаОгонь и клубы дыма, а все скатыПокрыты были коркою блестящей –Знак верный, что скрывалась в той гореРуда металлов, порожденье серы.Туда спешит, от прочих отделясь,Крылатая толпа, уподобляясьСаперам, что с лопатой и киркойПред королевским войском поспешаютПрорыть траншеи в поле или валомВесь лагерь обнести. Их вел Маммон[32],Всех менее возвышенный из духов,Которые отпали от Небес;Еще когда он в небе жил, все долуСклонял свои он взоры, восхищаясьБогатствами небесной почвы, златом,Ногами попираемым, охотней,Чем радостью Божественных виденийИ чем-либо высоким и святым.Он был виной, что по его внушеньюВпервые люди стали раздиратьЗемную грудь рукою нечестивойИ матери-земли святые недраПреступно осквернили грабежом,Ища сокровищ, коим лучше было бОстаться там сокрытыми от нас.Так и теперь ведомая им бандаШирокую раскрыла вскоре рануВ горе и жилы злата обнажила.Пускай не удивляется никто,Что Ад хранит богатства: эта почваВсего благоприятней для того,Чтоб в ней тот яд родился драгоценный.Здесь видеть бы могли все те, кто гордоГотовы смертных подвиги хвалитьИ с восхищеньем говорить охотноО Вавилоне и царях Мемфисских,Как величайших памятников слава,Вся сила, все искусство их творцовПревзойдены легко и быстро былиОтверженными Ангелами: в час,В единый час создать они успели,Что люди бы едва ли в целый векРаботы неустанной сотворилиТрудами рук бесчисленных. ОдниПостроили ряд келий по равнине,Под каждую был проведен каналИз озера, и в нем огонь тек жидкий;Другие с удивительным искусствомФормировали грубую рудуПо всем сортам, снимая пену шлаков;А третьи быстро вырыли в землеРазличнейшие формы и сумелиВсе полости и все их уголкиНаполнить разом пламенною массой,Из келий проведенной. Так в органеЕдиным дуновением меховВсе трубы, наполняясь, звучно дышат.И вот восстало быстро из земли,Как испаренья ввысь восходят, зданьеГромадное при гармоничных звукахСимфоний сладких и при пеньи нежном;То был высокий храм, вокруг негоПилястры и дорийские колонныС прекрасным архитравом золотым,Карнизами и фризами резными.Он пышно разукрашен был, а крышаИз золота чеканного была.Ни Вавилон, ни сам Каир великийВ дни славы и величья своегоТакого зданья не имели, чтобыТам поселить Сераписа[33] иль Бела[34],Богов своих, иль трон царей поставить,Как ни старались роскошью своейЕгипет и Ассирия друг другаЗатмить. Стоял величественный храмВ своей могучей высоте, а двериВдруг распахнули бронзовые крылья,Чтоб показать внутри его обширностьИ совершенно гладкий ровный пол.С высоких сводов, магией искуснойПодвешены, сияли сотни ламп,Как звезды, и светильники сверкали,Питаемые нафтой и асфальтом,И разливали свет, как бы с Небес.Туда поспешно вся толпа стремится,Изумлена; одни дивятся храму,Другие громко воздают хвалуСтроителю. Он был давно известенНа Небесах –  художник дивный, многоВоздвигнувший роскошных, пышных храмов,Где Ангелы-властители царили,На тронах восседая, как князья:Сам Царь Царей их одарил той властью,Чтоб каждый в иерархии своейБлистательными воинствами правил.По имени известен он был такжеВ Элладе древней; имя Мульцибера[35]В Авзонии[36] присвоили ему,Где миф сложился о его паденьиС Небес: повествовали, что Зевес,Разгневанный, столкнул его с хрустальныхЗубцов небесной крепости, –  и вотС утра и до полудня, от полудняДо вечера росистого летел онВесь долгий летний день, к закату ж солнцаСкатился, как падучая звезда,На Лемнос, остров на Эгейском море.Так говорит тот миф, но это ложь:Он пал гораздо раньше, вместе с войскомМятежников; ему не помоглоЕго искусство строить башни в Небе,Не помогли машины все его:Он сброшен был стремглав со всей толпоюИскусников своих с высот небесных,Чтоб продолжать строительство –  в Аду.Меж тем вокруг крылатые герольдыПо повеленью высшего владыкиТоржественно гласят при звуках трубПризыв по войску на совет великий,Который должен вскоре состоятьсяВ роскошном Пандемонии[37], отнынеВозвышенной столице СатаныИ всех его князей. От всех отрядов,От каждой части войска в тот советДостойнейших по выбору иль чинуЗовут они; и вот явились сотниИ тысячи; несметная толпаКишит вокруг; набиты ею входыИ портики широкие и всеОбширное пространство в самом храме,Подобное арене состязаний,Когда на ней цвет конницы неверных,Вооружась, пред ложею султанаДруг другу вызов шлет на смертный бойИль ловкостью в метаньи копий спорить.И в воздухе кишит толпа густаяИ раздается свист и шелест крыл.Так пчелы в дни весны, когда восходитПревыше Тавра[38] солнце, высылаютБесчисленный народ свой молодой,Который собирается над ульемКистями, иль меж цветов росистыхСнует, иль на доске толпится гладкой, –И та доска является предместьемСоломенной их крепости; покрытыЦветочной пыльцой новой, обсуждаютОни дела здесь общины пчелиной.Так Духи, рея, в воздухе толпились;Но прозвучал сигнал –  и вдруг –  о чудо!Те, кто еще сейчас казались ростомГромаднее гигантов всех земных,Вмиг съежились и карликами сталиИ без числа столпились в тесном месте,Подобно тем пигмеям[39], что живутУ гор Индийских, иль прекрасным эльфам,Которые в полночный час свершаютПиры свои иль праздники, толпясьВблизи ручья иль на лесной опушке;Порой их видит –  наяву иль в грезах –Крестьянин запоздалый в час ночной,Когда над нами, как судья безмолвный,Сияет месяц, бег свой приближаяК Земле; весельем радостным и пляскойПрелестною они его пленяютИ музыкой его чаруют слух,И сердце бьется у него невольноИ радостью, и страхом вместе с тем.Так Духи бестелесные сумелиСвой колоссальный образ сократитьИ через это все вместились в залеПодземного дворца. Вдали от прочих,Свой прежний рост и образ сохранив,Главнейшие вожди из СерафимовИ Херувимов пышно восседали,Образовав особый тесный круг,На тронах золотых, как полубоги,До тысячи числом. На миг насталоМолчанье, был прочтен привет всеобщийИ начался великий их совет.