Руны

Вести по замку разносятся быстро, поэтому вскоре от Ланс отстали, ограничившись лишь обычной учтивостью, положенной знатным особам. Хотя о её происхождении никто толком ничего не знал. Осанка, походка и манера держаться кричали о благородной крови, но связь с простоватым наёмником вызывала сомнения.

Сама же она мало о себе рассказывала. Стараясь поначалу держаться придуманной эльфами байки и называть своей родиной Бухту, странница очень быстро поняла, что в таком близком соседстве с Нантом нужна совсем другая история. И не нашла ничего лучше, как оставаться загадкой, делая тонкие намёки на то, что сбежала из отчего дома ради искренней любви с людином, которого строгий отец принять никак не мог. Слух подхватили, а позже и сами додумали, дополнили подслушанными в трактире рассказами странников о своих приключениях, и вот уже по замку ходила красивая романтическая история, которая полностью устраивала Ланс и обеспечила ей тёплый приём в любом доме и за любым столом. Скучающая Пройдоха, когда было нечем заняться, нередко пользовалась этим радушием, находя всё новых знакомцев и узнавая о жизни Уэлка. Правда, в основном это были глуповатые жёны и дочери местной знати. А иногда и сынки безродных богачей, которых родители пытались подсунуть красавице взамен грубоватому джеломскому верзиле. Правда, памятуя о прекрасной любви беглецов, делали это очень ненавязчиво.

Иногда друзья собирались в таверне. Окружающее многолюдье ничуть не охладило их привязанности друг к другу, а скорее укрепило её. Короткий, но наполненный событиями совместный путь очень сплотил разношёрстных странников из разных земель, и за редкими встречами они не уставали вспоминать подробности былых приключений. Здесь, среди людной толпы, где каждый увлечён своими заботами, они по-настоящему поняли, как дороги им эти недолгие, но памятные дни, проведённые в опасной дороге. Они не ушли в забвенье, напротив – размерянная мирная жизнь Уэлка казалась им каким-то туманным сном, наваждением, которое в любой миг может развеяться. Настоящее осталось там, за неприступными стенами замка, где ценишь каждый прожитый миг, который всегда может стать последним. И где только собственный меч и такой же надёжный в руке друга отделяют тебя от смерти. Пережитые воспоминания отчётливо всплывали перед глазами засидевшихся на одном месте странников.

Особенно тосковали, конечно, Джеоф и Ланс. Пройденное с другими казалось им лёгкой прогулкой в сравнении с тем, что они пережили от Джелома. То незабываемое чувство, когда подступающий страх заставляет сердце биться чаще, а побелевшие от напряжения пальцы крепче сжимать рукоять меча, готовясь рубить и кромсать любую угрозу, ни на миг не давало покоя бывшему гроссовику. Ради этого он когда-то давно, будучи ещё совсем зелёным юнцом, бросил кузнечное ремесло приёмного отца и напросился в дружину, накануне кровопролитного нашествия нежити. И ради того же его загадочная и небывало красивая подруга покинула свой уютный дом, подарив сердце дороге…

Юлиус реже других появлялся в таверне, посвещая время упорному труду. Отправляясь в Уэлк показать мастерство и подзаработать, могучий медник ожидал всеобщего признания, ведь в Миноке его работу ценили очень высоко. Но в сравнении с Верхонтом, местным кузнецом, истардом по рождению, помрачневший здоровяк ощущал себя юным подмастерьем. Однако, минокиец не отчаивался и не опускал рук, а тут же взялся учиться у мастера, напросившись к нему в помощники. Разумеется, у Верхонта был ученик, а так же молотобоец, но заказы сыпались один за другим, полным ходом шла подготовка к войне, а потому пожилой широкоплечий оружейник с потемневшим от кузнечного жара лицом охотно взял Юлиуса полноправным работником и даже признавал минокийца равным себе, а поначалу советовал открыть собственную кузню. Соперничества он не боялся, работы с лихвой хватало обоим. Но трепетно относящийся к ремеслу минокиец, глядя на искусную ковку истарда, не мог согласиться с его высокой оценкой собственной грубой работы, а потому предпочёл поучиться у умелого мастера.

Оба кузнеца трудились день за днём не покладая рук. Чинили битые доспехи и оружие, ковали новые, по вечерам плели кольчуги из сделанных за день колец. Юлиус в Миноке занимался больше медницкой работой, но и в оружейном деле тоже смыслил. А под чутким руководством Верхонта у него начали получаться весьма неплохие клинки. Лёгкие, изящные рапиры и тяжёлые двуручные клейморы, острые, как бритва, сабли, благородные прямые мечи, изящные гладиусы, грубоватые палаши, короткие акинаки и, конечно, устрашающе огромные эспадоны и вэрки [1], созданные как раз для таких мордоворотов, как Джеоф и Юлиус. А так же разнообразной формы ножи и кинжалы. Иногда заказывали и необычные клинки, вроде пламора или глефы. И, разумеется, множество всякого вида топоров, секир, булав и наконечников для копий и стрел. Каждый воин мог запросить здесь оружие по своей руке, и мастеровитые кузнецы охотно брались за работу.

Качеством работа Верхонта ничуть не уступала подгорному народу. Быть может, в чём-то и превосходила её. Оно и понятно – умелый мастер учился у тэргов Дунджеона, всюду прославленных оружейным искусством и издревле ведавших секреты многих сплавов.

Каким образом истарду удалось попасть в те мрачные места, а главное – выбраться живым, оставалось только гадать. Возможно, байки, что травят в людях про Дунджеон, сильно преувеличены. А, может быть, и сам кузнец лукавил, рассказывая о своём обучении у тэргов. Минуло уже полторы дюжины лет, как он основался в Уэлке, восхищая подданных лорда Британика, да и самого правителя своим мастерством.

Над заказами от гарнизона и стражи трудился, в основном, ученик Верхонта, молодой жилистый парень по имени Арчи. Кузнец частенько покрикивал на него, ругал бездельником и дураком, иногда постукивал деревянной палкой по широкой спине. Но не со зла, а ученья ради.

Иногда полюбоваться на работу мастера и похвалить успехи друга заходил и Джеоф, тоже немного смысливший в кузнечном деле. И всегда возвращался весь перемазанный сажей, но довольный, что ему доверили такое ответственное дело, как поддержку жаркого пламени в чудотворном горне кузнеца.

Дайли и Дюрин тоже нередко навещали кузню и с напыщенным видом знатоков признавали, что искусство истарда заслуживает похвалы. Однако, отмечали, что они, тильмонды, доспехи всё же куют попрочнее, а клинки покрепче. В последнем, разумеется, немного лукавили.

По вечерам в «Полуночной Звезде» всегда было людно. Обитатели замка грелись у тёплого очага, налегая на хмельные напитки, и громко обсуждали события минувшего дня, постепенно углубляясь в прошлое. Вспоминали собственные приключения, рассказывали о чужих подвигах, прославленных по всей Британии, травили байки или горланили песни. Зачастую здесь можно было услышать какую-нибудь древнюю или не очень легенду, напыщенно повествующую о делах давно минувших дней. Звучали старинные предания, притчи, пророчества или же просто сказки. Всё чаще и чаще высказывались опасения по поводу нынешних событий в мире. В воздухе витало тревожное ожидание войны…

Но самое веселье начиналось, когда приходил Йоло. Умелые руки местных мастеров наладили его лиру, и появление темноволосого барда знаменовало звучание волнующей, бередящей душу музыки и трогающих сердце баллад. Обычно британец радовал публику своими песнями, в основном грустными и глубоко проникновенными, но иногда исполнял и повсеместно известные куплеты, вроде «благородного сэра», которые знал каждый завсегдатай питейных заведений от Джелома до Британии. Тогда вся публика начинала подхватывать и весело горланить на разный лад эти шутливые песни, вызывающие у кого улыбку, а у кого и неудержимый хохот. Не раз британца просили снова спеть о лорде Виндорэне и падении Лукаема, заставляя музыканта вспоминать искажённое душевной болью лицо собрата по ремеслу, чьего имени он так и не узнал…

Большинство посетителей таверны были воинами, а потому Джеоф всегда находил себе компанию, быстро становившуюся самой большой и шумной. Помимо бывших спутников он неплохо ладил с двумя казадами, следопытом Шамино, с которым нередко упражнялся во владении мечом, кузнецом Верхонтом, тоже любившем отдохнуть за чаркой эля, твиртом по имени Горбах – едва ли не единственным гоблином, побывавшем в Уэлке по собственной воле, несколькими тангарами, дружинниками государя и другими разномастными жителями замка. Простоватый Громила легко находил общий язык со всеми, быстро обрастая новыми приятелями или просто знакомцами. Ланс даже пару раз приходилось грубо отшивать расфуфыренных куриц, слишком назойливо липших к её могучему другу.

Особое уважение джеломский здоровяк заслужил среди молодых воинов гарнизона. Будучи обычным наёмником он, тем не менее, стал для многих из них примером. Барды восхваляли подвиги прославленных по всему миру рыцарей, отдавая должное их отваге и доблести. Но простым воякам людинского роду нужен был кто-то из их среды. И они находили такой образец для подражания в крепком, как скала, закалённом в битвах верзиле, недавно поселившемся в замке, но уже доказавшем свою силу и выучку. Обучая этих ребят, он не мог не вызывать восхищения горячих, ещё настроенных на великие свершения парней, видевших в нём именно такого пусть не легендарного героя, но тёртого вояку, которым они только могли мечтать стать.

Байховый лес

Священник неторопливо, растягивая удовольствие, отхлебнул из большой чарки, и горячий отвар приятно прокатился по горлу и дальше, в желудок, согревая его изнутри и придавая сил. В норе было сухо и тепло, и промозглый пасмурный вечер перестал казаться чем-то ужасным. Отец Рашфор был опытным странником, умел спать на земле, завернувшись в плащ, в любую погоду, под моросящим дождём и снегом, в нестерпимую жару и в лютый мороз. Но без необходимости никогда не отказывался от уютной постели и крыши над головой.

Яна же, напротив, к походным трудностям была приспособлена плохо, хотя и не жаловалась, не ныла, но всем своим видом показывала, как ей холодно, голодно и устало. Спутники, возможно, и пожалели бы девушку, устроив привал, но преследующие по пятам гриммы не давали времени остановиться и перевести дух.

– Хорошо тут у вас, – заметила посланница воли леди Ариадны, поглаживая Лелю по загривку и сладостно потягиваясь в тепле очага.

Хозяйке огромная кошка явно не нравилась, но всё же дородная Барвиха пустила в дом и её. Лелю путники нашли в подножье Межевого Отрога, полуденного выступа Полумесяца, разделяющего земли Британии и Покрова. Таких зверей никто из них прежде не встречал: толи тигрица, толи львица, а то и вовсе пантера, довольно крупная и жилистая, но самое невероятное – со снежно-белой пушистой шерстью в чёрные пятнышки и глубокими, ярко-синими глазами, тоскливо смотревшими на людей. А тосковать было от чего – странное существо, видимо, неудачно упало с приличной высоты, налетев на сучковатый валежник, распоровший ей брюхо и лапу. Так бы она и стала добычей падальщиков, изойдя кровью, не окажись Яна весьма толковым друидом, знающим толк в знахарстве зверей. С тех пор Леля, поставленная на ноги и выхоженная надменной девушкой из Ю, всюду следовала за своей спасительницей, защищая её и согревая холодными ночами своим тёплым мехом.

Ей повезло уцелеть и в плену у гриммов. Когда посланники Ю так неуклюже угодили в засаду, тигрольвица отчаянно дралась, несмотря на незажившие толком раны, и даже покалечила нескольких недругов. Лишь слово превысокого отца Рашфора смогло защитить яростную кошку от гнева подранных ей захватчиков. Всё-таки, даже будучи чужеземцем, он оставался настоятелем храма Повелителя Тьмы, чьё имя в Покрове очень чтили, а потому не осмелились перечить священнику. Правда, освободить их из плена оно не смогло, зато помогла воровская сноровка Аргата, как-то умудрившегося стащить ключи от темницы у вошедшего их покормить охранника. И ночью, быстро разделавшись с небдительной стражей, все четверо были уже на свободе и бросились в бегство.

Жулик, прежде известный спутникам под именем Говард, нынче вопреки своему обычно игривому настроению выглядел очень угрюмо. Его задумчивые янтарные глаза не отрываясь смотрели в одну точку, где-то под низким потолком норы, а протянутые к очагу руки замерли, словно закоченели, даже растопыренные пальцы не шевелились. Там, в плену, он уже много раз обдумывал произошедшее: Скивидану они прошли легко, дважды столкнулись с патрулём сквидов, но эти высокие, невероятно для своей расы худощавые тролли вполне удовлетворились их объяснением – мол просто служитель Повелителя Тьмы идёт в Эйкунарэ, дабы посетить его верховный храм, а спутники сопровождают превысокого отца в этом нелёгком и опасном пути. Но встреча с гриммами едва не стала для них роковой… И сидя там, в плену, можно было гадать, явятся ли за ними из Нода, просто убьют или выдворят за пределы Покрова. Но теперь, когда он сам убил двоих из них, а Леля разделалась ещё с одним, надеяться на милосердие было глупо.

– Обувку бы снял, поставил сушиться, ноги застудишь, – раздался над ухом Торина голос хозяйки.

– Да, благодарю за напоминание, – кивнул он Барвихе и, стянув с уставших ног высокие сапоги, поставил их поближе к очагу.

– Похлёбка скоро будет готова, – заглядывая в кипящий котелок, довольно отметила пышнотелая байха, – Да и Хасвих вот-вот вернётся.

– Да снизойдёт благодать на твой гостеприимный дом, хозяюшка! – тепло ответил священник, хотя лицо его оставалось холодным.

Просторная, хотя и низкая для людей нора, действительно была очень уютной. Широкая гостевая, с пылающим в углублении посредине очагом, обложенном камнем, над которым чернелся узкий дымоход. На полу вокруг разложены вязанки сушёной осоки для сидения, покрытые цельными пластами мягкого мха. В одной стене углубление для хвороста и запаса дровишек, в другой занавешенная сшитыми шкурками спальня хозяев, в третьей зиял коридор к гостевым спальням, кладовым, и, как полагается каждому уважающему себя барсуку, запасным выходам.

Байхи, вообще-то, на барсуков походили весьма отдалённо. Быть может, когда-то они и были близкой роднёй, но с тех пор далеко отошли от этих пронырливых и очень любопытных созданий. Правда, присущая барсукам хозяйственность в байхах не просто сохранилась, а стала едва ли не основой их поведения. Запасливость и предусмотрительность во всём были неотъемлемой чертой повседневной жизни этих странных созданий.

Ростом они заметно превосходили диких собратьев на локоть, а то и полтора. Задние лапы, теперь уже ноги, стали крепче и ровнее, а руки немного вытянулись, обрели подвижность суставов и ловкие пальцы, хотя всё же довольно грубые в сравнении с людскими. Ходили они, обычно, на двух ногах, но при беге свободно пользовались всеми конечностями. Крупное, похожее на бурдюк тело, выглядело неуклюжим, однако на деле ничуть не лишало этих созданий подвижности. Широкая длинная шея, вытянутая морда и треугольные уши, точащие возле затылка, как и большой, немного сплюснутый и огрубевший нос придавали им особое сходство с барсуками. А покрывавшие голову белые с чёрными полосы меха и вовсе могли ввести неопытного странника в заблуждение. Правда, от пушистого покрова остались лишь короткие щетинки, а грудь, живот и внутренние стороны рук и ног уже оставались голыми. И маленькие чёрные глаза смотрели с отнюдь не животной осмысленностью.

– Потеряли след, ушли на полночь, – не успев войти, заявил хозяин жилища, крупный телом и заметно зрелый возрастом байх, – И держатся Полумесяца, как в Эйкунарэ идти.

– Туда мы и отправимся, – сказал превысокий отец, – Только другой дорогой. Нам ни к чему лишние попутчики.

Хасвих громко расхохотался, сотрясаясь всем своим тучным телом. Леля вздрогнула от неги, открыла свои не по-звериному умные глаза и уставилась на толстяка пожирающим взглядом. Заметив его, хозяин вдруг почувствовал бегущий по спине холодок и резко смолк.

– Зачем вы нам помогаете? – внезапно спросила Яна, – Вы же тоже присягнули лорду Максимусу, как и гриммы…

Залившаяся краской девушка старалась избегать взгляда в сторону полноватого байха. Одежды этот народ не носил, и заметно выступающее из-под мешковатого брюха хозяйство Хасвиха очень смущало посланницу леди Ариадны.

– Максимус никакой не лорд, – усмехнулась Барвиха, ловко снимая горячий котёл с перекладины над очагом.

– В Покрове нет лордов, – согласился Торин Аргат.

– Ну, королю или как он там себя именует?

– Просто Максимус, – пояснил священник, – Правитель Покрова мнит себя выше всех титулов и родословных, насмехаясь над теми, кто цепляется за них.

– Но как-то же подданные к нему обращаются? – не унималась Яна.

– По имени, – просветил девушку жизнерадостный хозяин норы, – Или «государь».

– Странно у вас тут всё, – недовольно фыркнула она в ответ.

– А всё же, вопрос милая барышня задала верный, – бросил ледяной взгляд на Хасвиха превысокий отец, – Мы благодарны вам за укрытие от наших преследователей, кров в такую дурную погоду и пищу, что добрая хозяйка приготовила для нас. Но я бы хотел знать, чем мы обязаны такому гостеприимству? Ваши соседи встретили нас весьма недружелюбно.

– Гриммы порой такие грубые, – недовольно поморщилась Барвиха, раскладывая мясную похлёбку по плашкам. Памятуя о том, что барсуки едят всяких ящериц, грызунов и даже червей, Торин предпочёл не думать о содержимом котелка, а сосредоточиться на его весьма приятном запахе, обещающем такой же недурной вкус.

Ответ хозяйки явно не устроил священника, и его выжидающий взгляд не отрывался от её супруга. Полноватый улыбчивый байх весь как-то насторожился и замялся.

– Нужно помогать в беде… всем, – наконец, выдавил он из себя.

– Разве? – в голосе священника не было ни удивления, ни каких-то других чувств.

– А чего мы ждём? – засуетилась хозяйка, выручая растерявшегося Хасвиха, – Ужин стынет, пожалуйте к трапезе, дорогие гости!

С этими словами Барвиха принялась раздавать плашки с ароматно дымящейся похлёбкой, в которой плавали подозрительные кусочки чего-то, о чём ни Яне, ни Торину думать не хотелось, а превысокому отцу даже не было дела. Хозяин тут же поспешил удрать от разговора в кладовую, чтобы выкатить к ужину бочку кваса, остальные молча принялись за еду.

Готовила хозяйка на редкость умело. Аргат, сомневавшийся в том, что сумеет осилить это непонятное блюдо даже ради приличия, ощутив его своеобразный, но довольно приятный вкус, вмиг запросил добавки. Правда, похлёбка была довольно сытной, а потому наевшийся жулик уже вскоре лениво ковырял куски неизвестного мяса, через силу запихивая их в полный желудок и с завистью поглядывая на Яну, которая жадничать не стала и удовольствовалась одной плашкой.

Священник же, по своему обыкновению, к пище был равнодушен, и как только хозяева наелись и разлили терпкий квасок по чаркам, вновь напомнил Хасвиху о своём вопросе.

– Что ж, видно нет смысла лукавить, – начал повеселевший от кваса байх. Похоже, на них этот лёгкий напиток действовал подобно хмелю.

– Только вы в Ноде не поминайте, что слышали это от нас! – вдруг заговорщицки добавила хозяйка, подкормив любопытство отца Рашфора.

– Мы никогда не ладили с гриммами, – честно признался упитанный хозяин норы, наполняя опустевшую чарку, – Грубый, жестокий народ…

– Они втянут нас во что-то недоброе, – посетовала Барвиха, разводя руками, – Придут люди с огнём и железом, будут мстить.

– Вот-вот, так уже бывало, – закивал Хасвих, – Мне отец рассказал, а ему дед. Гриммы обидели дёнов, те пришли в лес, начали жечь и рубить всё подряд. Долго бились они, а байхам доставалось от тех и других…

Хозяин взгрустнул, залпом опустошил чарку, помянув безвременно ушедшего родителя, и продолжил.

– Потом пришёл Максимус и силой великой поставил мир. Больше они не дерутся друг с другом. Но кровь им задиристая покоя не даёт.

– И ваш народ решил не позволить гриммам разжечь новую войну? – с подозрением спросил прежде молчавший Аргат, – И ваш вождь тоже? Или как он там у вас называется?

Где-то в глубине мыслей жулика уже начали созревать планы, как можно посеять смуту в Покрове, случись необходимость. Да, эти байхи не походили на воинов, вряд ли они способны на что-то серьёзное, но даже мелкие неприятности в провинции могут отвлечь Максимуса хотя бы на время. А там… Но хозяева норы только непонимающе переглянулись меж собой и вопросительно уставились на Торина.

– У байхов нет вождей, – пояснил священник спутникам, – Их образ жизни очень отличается от людского.

Хасвих согласно закивал, смутно понимая о чём идёт речь.

– Ну, кто-то же правит их народом? – вновь подала голос Яна.

– Правит… Максимус, – растерянно развела руками Барвиха.

– У байхов весьма слабые представления о сущности власти, – отец Рашфор явно был недоволен отвлечением от сути беседы, – Они живут семьями, каждая на своей земле, а детёныши, подрастая, уходят из норы и роют свою. Семья сама решает, как ей поступать, не советуясь с другими байхами и не подчиняясь чьим-то указам.

– Да-да! – радостно поддержал хозяин жилища, опрокидывая чарку, – Детёныши покидают нору, когда твёрдо стоят на лапах. Это все знают!

– Мы знаем про власть, – насупилась его супруга, – Власть – это наш Максимус, мы даём ему орехи, добрые корни, рыбу и шкуры, а взамен он не даёт гриммам и дёнам бить друг друга в лесу и задевать нас.

Священник знал, как выгоден Покрову такой союз. Хотя у байхов не было ни городов, ни деревень, и подати платила каждая семья, которую сперва нужно разыскать в лесу и убедить отдавать часть добычи кому-то чужому, что было делом нелёгким. Но зажиточность барсучьего рода с лихвой окупала все эти сложности, а их безупречная верность традициям позволила со временем упростить. Нынешние поколения байхов о войне знали лишь со слов предков, но продолжали платить по обычаю, уже не мысля иной образ жизни.

Разумеется, никакого войска, вопреки ожиданиям Торина, байхи собрать не могли. Живя отдельными небольшими семьями, они никогда и ни с кем не воевали сами, предпочитая скрываться в безопасности нор, или, на худой конец, долбануть недруга по носу и бежать со всех лап. Это превысокий отец Рашфор тоже хорошо знал. Но вот чего он не знал – так это почему их спасители осмелились перечить гриммам, рискуя быть ими наказанными. Уж чем, а самоотверженностью этот народ явно не страдал, и вряд ли Хасвих не понимал возможной ответственности. А значит, имел какой-то пока сокрытый от проницательного священника интерес.

– Так а кто у вас войском командует? – тем временем Торин всё ещё пытался разобраться с организацией загадочного народца.

– Нет у них войска, – прервал отец Рашфор открывшего было рот хозяина норы, – Скажи мне, Хасвих, только ответь честно: кто просил тебя помочь чужеземцам?

С лица байха исчезло всё веселье и простоватость, на священника теперь смотрел весьма серьёзный и уверенный взгляд тёртого жизнью мужчины преклонных лет.

– Она, – коротко кивнул он на Яну.

Девушка подняла удивлённый взгляд, даже краска смущения голым видом хозяев отступила с её лица.

– Твоя спутница просила помощи леса, – негромко пояснил Хасвих, – Лес попросил нас.

На этом расспросы были закончены, оставив задумавшихся людей теряться в догадках. Подозрения если и не отступили, то говорить о них больше никто не имел желания. Чтобы как-то развеять нависшую тишину, священник пустился в бессмысленные разговоры с хозяином о том о сём, постепенно возвращая того в русло квасного веселья. А дородная Барвиха увлекла Яну незатейливой беседой о женской жизни среди людей. Только Торин Аргат продолжал хмуро молчать в размышлениях.

Наутро, хорошо отоспавшись в уютной норе, посланники Ю снова двинулись в дорогу. Сердечно распрощавшись с хозяйкой, собравшей для гостей угощения из орехов, сушёных кореньев и ягод, путники выступили в сторону Нода, держась лесных троп, по которым их уверенно вёл теперь уже не выглядевший таким неуклюжим Хасвих. Напротив, байх казался очень собранным и подвижным, ловко ступая по родному лесу через все его подвохи и преграды.

Простились с ним путники уже ближе к вечеру, когда наконец-таки вышли на тракт. По другую его сторону уже лежало герцогство Дозерик, а значит гриммы (если они действовали в тайне от Максимуса) не решатся их дальше преследовать. Поблагодарив Хасвиха на прощание, путники зашагали по широкой ухоженной дороге, в надежде до ночи набрести на трактир, а полноватый весёлый байх юркнул обратно в кусты, быстро скрывшись в зарослях Байхового Леса.

На удачу посланников Ю, постоялый двор повстречался довольно скоро, когда Яркое Око Митры ещё озаряло кусочек закатного неба из своего ночного убежища за виднокраем. И хотя у них не было ни медяка, ведь всё добро отняли гриммы, Аргату удалось откуда-то выудить целый золотой, за который хозяин тут же организовал гостям сытный ужин и комнаты. Где бывалый жулик его достал, священник предпочёл не думать – может как-то уберёг в плену – но на всякий случай припёр дверь их общей комнаты лавкой изнутри. К счастью, Яна очень поверхностно относилась к дорожным заботам, всегда оставляя их на спутников, и не задумывалась откуда берутся деньги, а потому ничего не заметила.