Полная версия
Охотники за ФАУ
– Разумеется, да, только захочет ли меня взять начальник этого отделения?
– Начальник я.
– Конечно, хочу! – Баженов даже засмеялся. – А что надо будет делать?
– Многое. Потом объясню. Как у вас с немецким?
– Читаю. Допросить могу.
– Хорошо управляете мотоциклом, автомобилем?
– Автомобильные права имею. На мотоцикле ездил, но экзамена не сдавал.
– Сдадите экзамен.
Сысоев задумался. Кого же еще выбрать? Вот подполковник Казюрин превосходно разбирается в военных вопросах, но начальник оперотдела обязательно его отберет. Хорошо бы взять и Чернявского, образ которого у него почему-то ассоциировался с образом Долохова из «Войны и мира»; хорошо бы и майора Корнилова: он казался наиболее подходящим для описания операций и ведения журнала боевых действий.
Сысоев отпустил Баженова и попросил его направить сюда майора Корнилова. Майор явился так быстро, будто ждал у двери, и это было недалеко от истины: все офицеры нетерпеливо топтались возле дома. Майор Корнилов очень охотно согласился работать с Сысоевым.
Была уже глубокая ночь, когда Сысоев разбудил майора Быхалова из отдела кадров и передал ему список.
В отделение по изучению и использованию опыта войны были намечены: майор Корнилов, лейтенант Баженов.
В оперативное отделение: подполковник Казюрин, майор Филиповский, майор Симонян, старший лейтенант Чернявский.
Майор Быхалов возражал: зачем брать лейтенанта на должность, рассчитанную на подполковника? И почему подполковника Овсюгова нет в списке? Ведь он вел здесь занятия, знающий офицер!
– Не очень!
– Мой начальник не согласится с вами.
– Решать будут в штабарме.
Глава вторая
Первое боевое задание
К полудню следующего дня серьезный майор Корнилов и улыбающийся лейтенант Баженов явились в распоряжение майора Сысоева.
Он повел офицеров к начальнику оперотдела. Полковник Орленков расспросил Корнилова и Баженова о прохождении ими военной службы, об их образовании.
– Военный язык, – обратился он затем к Баженову, – язык лаконичный. Очень точный. Необходима предельная краткость, но не за счет ясности. Вы говорите излишне пространно. Подозреваю, что составить оперативную сводку вам будет труднее, чем написать военный очерк на ту же тему.
– Я был не только журналистом. Я был и научным работником – начальником экспедиции. С зимовки мы передавали чрезвычайно краткие, но ясные сообщения по радио. Берегли батареи.
– С вами я еще потолкую, – полковник переглянулся с Сысоевым и отпустил офицеров.
Через полчаса они собрались у начальника штаба. Он тоже попросил каждого кратко рассказать о себе, задал несколько вопросов и остался, видимо, доволен. Еще через десять минут был подписан приказ об их назначении.
Баженов и Корнилов получили в АХО полагающееся им обмундирование, карточки в столовую военторга, постельные принадлежности и прочее. Корнилов получил пистолет «ТТ», у Баженова был парабеллум.
Оба офицера поселились в одной комнате с Сысоевым.
После обеда Сысоев расстелил на столе свою оперативную карту и ознакомил их с фронтовой обстановкой. Затем он начал посвящать их в дела и задачи отделения по изучению опыта войны.
– В боевых и полевых уставах всех армий, – начал он, – даются правила, как действовать в различных видах наступления и обороны. Казалось бы – изучи боевой устав войск противника и побеждай. Но вот ведь и в шахматной науке есть свой боевой и полевой устав; как, например, ходит пешка, слон, ладья и другие фигуры, как отразить тот или иной тактический или стратегический замысел. И что же? Ни в шахматах, ни на войне нет формулы победы. Без знания правил победить нельзя, но одних правил для победы недостаточно. Изучение всего нового – действий нового оружия, новых приемов, новых тактических решений, нового в оперативном искусстве – вот в чем наша задача. Мы изучаем не только то, что привело к победе, но и причины поражения. Для победы надо отлично изучить особенности боевых действий войск противника, неустанно следить за его новыми приемами и средствами, постоянно опережать его.
Сысоев проговорил с ними почти три часа. Они составили план работы – кто какие темы ведет, сроки исполнения.
Получалось так, что Корнилову надо было сегодня же закончить и отправить журнал боевых действий и некоторые другие материалы в штаб фронта и срочно садиться за обобщение материалов об опыте марша – «Армия на марше».
Баженову поручалась более оперативная работа по изучению опыта войны, связанная с выездом в соединения и части. Он должен был держать связь с бывалыми офицерами и солдатами, рационализаторами, изобретателями.
Сысоев повел обоих офицеров к Винникову, у которого хранились все материалы отделения. Корнилов остался работать, а Сысоев и Баженов пошли «домой».
– Я думаю о том, – сказал Баженов, шагая рядом с Сысоевым по тропинке у домов (теперь уже никто не шел по улице), – сможем ли мы предугадывать появление нового оружия? Вот, скажем, наша «катюша» – это реактивные снаряды. А еще недавно идея Циолковского о реактивных двигателях расценивалась как научно-фантастическая.
– Ну и что же вас удивляет?
– Темпы реализации научной фантастики. Ведь я и сам считал ракеты уделом двухтысячного года, а осуществили их теперь.
– Баженов, вы должны хорошо знать литературу, – задумчиво заговорил Сысоев. – Прочли, верно, немало фантастических романов. Вспомните-ка: о каком оружии говорится в этих романах? Пусть речь идет о самом фантастическом. Не помните?
– У Герберта Уэллса написано, например, об оружии марсиан: тепловой луч. Идет концентрированный пучок термической энергии и все сжигает на своем пути. Он же говорил о кейворите – управлении силами притяжения. Вдруг антигравитационные силы поднимают вражеские пушки в воздух, а снаряды и пули, направленные во вражеские войска, не попадают в цель.
– В каком это романе Уэллс говорил об этих непопадающих снарядах?
– Это мои фантастические вариации на темы Уэллса. Он писал о человеке-невидимке. Варианты: невидимая армия, невидимые разведчики, невидимые самолеты.
– Меня интересуют военные гипотезы в фантастических романах.
– Могу перечислить запомнившиеся: лучи смерти; лучи, сводящие с ума. Гипноз на расстоянии посредством гипнотизирующей машины. Лучи усыпляющие. Одним словом, всякие «икс»-лучи. Да, есть еще очень интересные лучи детонации.
Я когда-то читал фантастический роман о том, как некий герой направлял луч своего аппарата на крейсер, и крейсер взрывался. Точнее, взрывались все боеприпасы на этом крейсере. А то еще такое: направят магнитный луч на самолет – остановится мотор. Упадет самолет. Направят такой луч на танк – остановится танк…
– Продолжайте!
– Или, например, все, что связано с внутриатомной энергией, колоссальной энергией расщепленного атома. Бросят атомную бомбу на город – и нет города. Сколько мирных жителей погибнет! Тотальная война. Дай такую бомбу Гитлеру, он устроит ад на земле.
– «Да простит мне Бог, но я употреблю такое оружие…» – сказал Сысоев и весело глянул на Баженова.
Лейтенант замолчал, не в силах понять, как можно радоваться такому.
Навстречу им шел полковник Петрищев. Баженов умолк, и оба приготовились поздороваться, но полковник на сей раз опередил их. Баженов растерялся и неловко приложил пальцы к пилотке.
Полковник Петрищев остановился.
Баженов ждал замечания.
– Лейтенант Баженов, с сегодняшнего дня – мой помощник, – представил Сысоев и тут же добавил: – В гражданке был журналистом. Человек с собственными вариациями на фантастические темы.
– Творческому офицеру без интуиции, без фантазии – нельзя, – полковник доброжелательно смотрел на Баженова.
– А я только вчера доказывал офицерам, – сказал Сысоев, – что без знания нового устава нет командира. Да, верстку «Справочника командира», которую вы мне дали, я прочитал. Замечаний нет, кроме мелких поправок. Вечером принесу.
– Вам нравится «На западном фронте без перемен» Ремарка? – обратился Петрищев к Баженову.
– Нет, сейчас не нравится, а когда-то эта книга меня потрясла. Она заражает пацифизмом, страхом. Хочется спрятаться, а я не намерен вести себя на передовой, как дичь, за которой охотятся. Я сам охотник.
– Ну, а «Поединок» Куприна нравится?
– Отлично выписанные образы. Простите, товарищ полковник, а почему вы меня об этом спрашиваете?
– Как ваше имя, отчество?
– Юрий Николаевич.
– Вам, Юрий Николаевич, придется работать и со мной – над изданием оперативной военной литературы. Будем с вами содействовать обмену боевым опытом. Я ведь тоже охотник, вот мы и сочиняем новые «Записки охотника». Знаете что, приходите ко мне с Петром Ивановичем вечерком. Отпразднуем день моего рождения.
Баженов так оторопело посмотрел на Сысоева, что тот рассмеялся.
– Война – это наш быт, мой милый, – пояснил Петрищев, – и нарушать семейные традиции не в моих правилах, если нет чрезвычайных причин. Придете?
Баженов вопросительно посмотрел на Сысоева.
– Придет! – ответил за него Сысоев.
Поздно вечером за двумя составленными сосновыми столами, застеленными белоснежной скатертью, собралось семь офицеров.
Стол, как показалось Юрию Баженову, был роскошно сервирован. Его не удивили ни вина в бутылках, добытые в военторге, ни фляги с водкой, ни консервы, ни колбаса, ни сыр, а удивили серебряные чарки-стаканчики, белоснежные салфетки возле приборов, продуманно расставленные тарелки, разложенные ножи и вилки и особенно – большущий пирог посредине. На нем рельефно выделялась сделанная из теста цифра.
Майор Андронидзе возглашал грузинские тосты и привычно кокетничал своей спортивной ловкостью. Баженову он предложил пари, что опрокинет его за семь секунд. Бороться не стали: Сысоев предупредил Баженова, чтобы он и не пробовал.
Толстый блондин Эггерт, немец по происхождению, оказался интереснейшим собеседником. Сейчас он был военным переводчиком в седьмом отделении, а до войны публиковались его переводы из Гёте и Шиллера. В штабе армии Эггерт сочинял листовки, предназначенные для гитлеровских войск.
Все было интересно: и колоритные рассказы Петрищева об офицерской бывальщине разных эпох, и тонкий юмор в его оценках офицеров штаба, и смелые споры на военные темы. Петршцев оказался ходячей энциклопедией. Он, например, продемонстрировал, как отдают честь во всех армиях мира. Баженова это навело на размышления.
Неискушенный в тонкостях строевой службы может подумать: а какая разница, приветствовать так или этак? Какая разница, каким движением отбивать направленный в тебя штык? Небось, сражающийся сам сообразит, как ему действовать. Нет, брат: весь секрет в том, что в сутолоке боя, грохоте взрывов, свисте осколков и пуль человек порой теряет самообладание. Где уж тут соображать, как сохранить себя как «боевую единицу», как лучше отбить удар и самому поразить врага! Легче всего, если боец научился действовать полуавтоматически, рефлекторно. А для этого и надо усвоить уставные положения, предписывающие предельную четкость исполнения. Эта привычка к четкости, даже во второстепенном, даже в приветствии, служит формированию военного человека, профессионала.
…Баженов захмелел. Он много смеялся и очень жалел, что забыл захватить записную книжку и карандаш. Богатый материал для очерков! А не запомнишь ведь…
Когда пирог был наполовину съеден, табачный дым уже щипал глаза, а майор Андронидзе под баян танцевал лезгинку, и все хлопали в ладоши и кричали «асса-асса», дверь отворилась, и вошел командарм.
– Товарищи офицеры! – радостно скомандовал Петрищев, и все встали.
– Прошу садиться и продолжать. Опоздал я, извини, друже! Сам понимаешь. Поздравляю тебя! – Командарм расцеловался с Петрищевым, пожал руки всем офицерам, и Баженову тоже, и сделал это так, будто они были давно знакомы.
Петрищев пригласил за стол, налил водки в серебряную стопочку, подал командующему, налил остальным.
– В командире, – начал командующий, поднимая стопку, – я ценю военную жилку, умение подчинять своей воле обстоятельства и солдат, умение побеждать малой кровью. Этими качествами, этим талантом полководца обладает Платон Петрищев. – Все чокнулись с виновником торжества и выпили. Командарм погрузился в воспоминания: – Помню, после революции у нас был командиром полка матрос-артиллерист, смельчак; военспецем у него был Платон Петрищев. Я командовал в этом полку разведкой и был потрясен, когда военспец пригласил нас вдруг отпраздновать день своего рождения…
У командующего была чисто, до блеска, выбритая большая голова, умные и волевые глаза. Баженову он казался профессором, надевшим военный мундир.
– Во всяких войнах победа обеспечивается духом тех, кто проливает кровь свою. Так выпьем за того, кто пролил немало крови за советскую власть, выпьем за опытного, стойкого офицера, который и меня когда-то обучал военному искусству. За твое здоровье и успехи, Платон Валерианович!
Все крикнули «ура» и снова опорожнили бокалы.
– Гляжу я на этот стол, – сказал командарм, – и вспоминается мне недавний разговор с пожилым бойцом, из «старичков». Спрашиваю: ну, как воюется? А он отвечает: – Харч хороший, воевать можно…
Все засмеялись.
– А ведь как было, когда создавали Красную гвардию? Помню, дали мне только что созданный батальон. Кто во что одет: одни в лаптях, другие в рваных ботинках, стянутых проволокой, кто в шинели, кто в пальтишке, кто в офицерском кителе. Обмундировать бы надо, а ничего нет… Кормить нечем. Голод. Едет наш эшелон день, второй, третий. Морковный чай пьем с сахарином. Один сухарь на день. Тут являются ко мне пятеро красногвардейцев и говорят: местные мы, ежели сейчас отпустите нас домой повидаться, мы расшибемся, а доставим на узловую продовольствия на всю часть. Сбегут, думаю, а мне отвечать. Что делать? Народа еще не знаю. Рисковать или нет? Отпустил… Прибыл эшелон на узловую станцию. Час, два проходит, нет их. А нам стоять семь часов. И пятый час идет, и шестой – нет и все тут. Отправился эшелон дальше к фронту. А на следующей станции гляжу – вся пятерка ожидает нас на перроне с мешками сухарей, картошки, мяса, капусты. Им, оказывается, до этой станции попутный транспорт был. Уж как мы им обрадовались, описать трудно.
Командарм пробыл довольно долго. Он шутил, рассказывал забавные боевые эпизоды, держался непринужденно и очень понравился Баженову.
Наутро Баженова, Корнилова и других новых офицеров оперотдела повезли на аэродром, где базировалась штабная эскадрилья «уточек».
Летчики уже ждали их около своих самолетов. Баженов получил карту-двухкилометровку. Как он понял, самолет пойдет по неизвестному Баженову маршруту, а когда летчик потребует указать, где они летят, то наблюдатель Баженов должен будет назвать точные координаты.
Ему дали кожаное пальто, кожаный шлем со шлемофоном, рукавицы.
Его летчик – молодой, невысокий, неторопливый – сел на свое место, кивком указал Баженову на сиденье позади.
Баженов хотел быстро и ловко влезть по крылу на место, но с непривычки ему пришлось карабкаться.
– Пристегнитесь, – крикнул пилот, – и следите за воздухом, увидите «мессера» – скажите.
Баженов нащупал на боках сиденья концы ремня, опоясался и скрепил их пряжкой.
– За тяжи и трубки не хвататься, – предупредил летчик и поднял руку, прося старта.
Мотор взревел. Баженов опустил на глаза очки-«консервы». Рокот усилился. Самолет побежал по полю, начал подпрыгивать, и вдруг толчки прекратились. Самолет лег на крыло, и Баженову показалось, что он вот-вот вывалится.
Хаты скоро стали величиной со спичечную коробку. Четкость линий исчезла, растаяла в синеватой дымке. И совсем уже неожиданно голова пилота оказалась вверху, земля устремилась на Баженова и завертелась перед его глазами. Затем самолет промчался над полем, круто взмыл вверх и снова начал кувыркаться с крыла на крыло. И пошло, и пошло: бочки, штопоры, иммельманы, виражи сменяли друг друга.
Баженов то чувствовал невесомость, то его вдавливало в сиденье; его подташнивало, перед глазами мелькали красные круги. А когда они наконец полетели по прямой и самолет перестал выделывать фигуры, Баженов услышал в наушниках вопрос пилота:
– Что под нами?
Баженов даже засмеялся от неожиданности. Он заглянул через борт и увидел узенькую полоску грейдерной дороги, взглянул на компас, на карту. Приближалось большое село с разбитой церковью.
– Красное? – почти наобум спросил он в микрофон.
– Правильно.
И снова штопоры, иммельманы, бреющий полет. Баженов старательно следил по карте. И снова:
– Где летим?
Под ними была железная дорога, маленькие домики и какие-то развалины.
– Полустанок Зеленое! – назвал Баженов.
– Станция Петухи! – поправил пилот и добавил: – Разбомблена.
Баженова бросило в жар. Он стал очень внимательно сверять карту с местностью и больше не ошибся ни разу. «Мессеров» он не видел, а «Раму» заметил. Пилот только пренебрежительно махнул рукой. Когда же Баженов обнаружил неподалеку большую группу самолетов, летевших со стороны фронта, и с волнением сообщил об этом пилоту, тот ответил: наши бомбардировщики.
– Подходяще ориентируетесь! – сказал пилот, когда они уже снижались.
После обеда Баженов получил оценку «хорошо» за езду на автомашине и «удовлетворительно» за вождение мотоцикла. В лесу он ехал на большой скорости по тропинке, а в низине, где было мокровато, мотоцикл повело и опрокинуло. Следы грязи на брюках и локте он постарался скрыть, но офицер из автобронетанкового отдела был достаточно опытен.
На следующий день штаб перебазировался в село, находившееся в двадцати километрах западнее. Успешное наступление продолжалось. Почти все офицеры оперотдела были в «хозяйствах».
Третий день Баженов решил целиком потратить на ознакомление с материалами по изучению опыта войны. В комнату Винникова, где он занимался, вошел оперативный дежурный старший лейтенант Чернявский и сказал:
– Ать-два! Галопом к начштаба!
Полковник Коломиец пытливо оглядел отрапортовавшего Баженова и потребовал:
– Покажи свою карту!
– Не захватил.
– На первый раз ставлю на вид. Подойди к столу. Объясняю обстановку. Противник поспешно отступает к Днепру. Наши бомбардировщики бомбят переправы на Днепре. Действуют лишь небольшие заслоны противника на главных магистралях и перекрестках дорог, у крупных населенных пунктов, создавая видимость обороны и даже контрнаступления. На некоторых участках группы противника в пять – десять танков с пехотой в количестве до роты и якобы до батальона контратакуют наши части. Я считаю оценку контрнаступательной активности противника преувеличенной, неправильной. – Коломиец отошел от стола и зашагал по комнате.
– Чтобы успешнее продвигаться, каждая дивизия создала передовой отряд. Задача такого отряда – действовать инициативно, энергично, чтобы, уничтожая заслоны противника или обходя их, прорваться к Днепру, – не допустить создания зоны пустыни, захватить подручные переправочные средства и понтоны противника и отрезать отходящие войска. Передовые отряды должны с ходу форсировать Днепр и закрепиться на западном берегу. В этих условиях очень важно, чтобы командиры передовых отрядов своевременно и правильно информировали о противнике, о своем продвижении, так как от этого зависит дальнейший успех операции. Туда, где будет наибольший успех, мы направим понтонный парк и прочее. Понятно тебе?
Баженов кивнул. Он слушал очень внимательно.
– От командира передового отряда дивизии Бутейко, у которой наибольший темп продвижения, уже пять часов нет никаких сведений. Это недопустимо. Два часа назад Бутейко послал туда своего офицера-оперативника с рацией, но до сих пор нет сведений и от этого офицера. Я послал к передовому отряду наш штабной самолет ПО-2, но его сбил «мессер». Поэтому для выяснения обстановки, для связи и для выполнения других заданий я решил послать группу офицеров штарма на радиоавтобусе – Андронидзе из разведывательного, Помяловский из инженерного. Оба занимаются изучением опыта войны. Ты возглавишь эту группу. Комдив Бутейко извещен об этом моем решении.
Коломиец остановился против Баженова и сказал тихо, глядя ему в глаза:
– Действуй от моего имени. Не позволяй ввязываться в бой там, где надо обходить, прорываться к Днепру. Обстановка требует решительных, быстрых и смелых действий. Если надо отстранить командира отряда – радируй мне. Сегодня к вечеру отряд должен выйти к Днепру, а ночью форсировать. Он действует (и это – ось твоего движения) в направлении Ефимовка, Комиссаровка, Самойловка, Очеретяное, Песчаное, Лозняки, Бережаны. – Карандаш начальника штаба пересек указанные деревни и уперся в Днепр. – Теперешним кодом пользоваться запрещаю. Получишь у Винникова новую таблицу и карту, кодированную только для связи штабарма с тобой. Подробные донесения отправляй шифровкой, для чего с тобой поедет шифровальщик. При нем будет автоматчик. Автомат у тебя есть?
– Автомата нет.
– Возьми трофейный, из имеющихся у Сысоева. Позаботься, чтобы у офицеров были с собой автоматы и гранаты. Оперативную сводку на карту нанеси условно. Не записывай ничего, что касается наших войск. Донесения высылай: первое – когда выедешь к Ефимовке, а затем – в зависимости от обстановки, но не реже одного в час. Сообщай данные опроса пленных, особенно все, что касается укреплений и частей на правом берегу. Узнавай о новом оружии, которое гитлеровцы грозятся применить. Действуй смело, но головы не теряй. Когда достигнешь берега Днепре, разведай, где есть лодки, и сообщи – где, сколько. Наши тяжелые понтонные парки еще на подходе, а надо форсировать с ходу. Повторяю, действуй от моего имени, пусть форсируют наступление. Направление главного удара, а значит, и ввод резерва, зависит, в частности, от того, какой передовой отряд первым создаст предмостное укрепление, закрепится на правом берегу. У твоего передового отряда есть для этого все возможности.
Начштаба так и сказал: «У твоего».
– Перед выездом уточни обстановку у оперативного дежурного. Справишься?
– Постараюсь!
Глаза у Коломийца сузились, губы на секунду сжались.
– Что за невоенный ответ? Послал бы кого-либо другого, да все оперативники уже в войсках, и я хочу знать, чего ты стоишь. Сысоев должен ехать с командующим. Да ему и нельзя находиться в боевых порядках. Помни, ты отвечаешь за подчиненных тебе офицеров.
– Справлюсь, товарищ полковник, – энергично сказал Баженов и, заметив недоверчивый взгляд, повторил: – Есть, выполнить ваше приказание!
– Действуй!
Обратно Баженов почти бежал. Когда он сообщил Сысоеву о полученном задании и попросил трофейный автомат, лицо его было таким возбужденно счастливым, что Сысоев счел нужным ему сказать:
– Не уподобляйтесь Пете Ростову. Главное для вас – не геройски умереть, а отлично выполнить боевое задание. С вами едет майор Андронидзе из разведотдела. Это опытный офицер. Советуйтесь с ним.
– Конечно, буду советоваться.
– Главное в вашем боевом задании – изучить опыт боевых действий передового отряда. Понятно? Это и будет первая ваша тема, и, конечно, особое внимание обращайте на все, что касается нового оружия врага. Расспрашивайте пленных. Расспрашивайте наших офицеров и солдат. Сами осматривайте и описывайте необычные ранения, повреждения боевой техники. Даже если это будут единичные случаи. Если надо будет – захватывайте образцы. Умно рискуйте. Если повезете образцы – поосторожнее. Помните о Курилко. Надо будет – вызывайте самолет. Умеете обращаться с немецким автоматом?
– На курсах мы изучали все образцы оружия противника.
– Гранаты лучше взять наши, я дам свои. А сейчас – поспешите. Я не хиромант, но у выезда из села вас может встретить начштаба.
Он подал Баженову автомат и пять магазинов к нему, дал бинокль и гранаты.
– Сухой паек, еда и все остальное – уже в радиоавтобусе. Минуту. У меня еще личная просьба. – Сысоев болезненно сморщился, помолчал. – На вашем пути находится село Очеретяное. Будете там – узнайте, не живет ли в доме учителя Вовк его дочь Елена с сыном… жена моя и сын. Владик. С начала войны – ни писем, ни весточки…
– Непременно разузнаю, – горячо отозвался Баженов.
– В конце радиосводки – три слова: «Сысоеву – обнаружил порядке»… или «Сысоеву– не обнаружил». Все! А сейчас – бегом к дежурке.
Баженов бросился к дверям.
– Помните! При стрельбе длинными очередями автомат ведет вправо!
Разноцветный, как цирковой фургон, тяжелый автобус – радиостанция на трех парах колес, сильно кренясь то вправо, то влево, мчался по фронтовой дороге. На обочинах, почти через каждые двести метров, кучками лежали немецкие противотанковые мины. По рыхлым впадинам на дороге можно было видеть, откуда они вынуты. Дорога была минирована с немецкой педантичностью, и это позволяло с той же точностью ее разминировать.