Лига Крови

Мэри Форинер

Лига Крови

На площади в тот день было настоящее столпотворение. Людей было бы ещё больше, если бы на казнь допускали любых желающих взглянуть на казнь. Он же был крайне взволнован, а когда на площадь вывели ее, почувствовал, как по спине катится холодный пот. У неё были связаны руки, а на глазах была повязка, и он не мог видеть, что выражают ее глаза. Гнев, обиду или ненависть. Но точно не страх. Он знал, что Лайла Фарс ничего не боится.

Ещё он знал, что, возможно. совершил ошибку. Ему пришлось предать ее и все их дело. Он действовал из принципов безопасности. Но он не хотел, чтобы ее убивали.

Но по-другому нельзя.

Лайлу вывели на середину площади, где уже установили виселицу. Вот уже давно на этой площади никого не вешали, но сегодня сделали исключение. Лайла – враг народа. Ей уже множество раз угрожали, обещали наказание и смерть, и столько раз ей удавалось увильнуть. Но не в этот раз.

В этот раз ее предал не кто-то. Ее предал он.

С Лайлы сняли повязку, но руки оставили связанными. Пусть увидит мир в последний раз. На его удивление, ее прекрасные глаза не выражали ничего. Хотя нет, маленький уголёк все ещё тлел в ее взгляде. Уголёк уверенности в себе. Лайла не испугается смерти.

Ей дано право сказать свои последние слова перед смертью. Ему не терпится в последний раз услышать ее мелодичный голос. Ходили слухи, что своими речами она способно очаровать и убедить в своей правоте любого.

– У меня есть ребёнок, и я прошу его не верить никому. Особенно Лиге Крови.

Все, слова сказаны, и немногочисленные собравшиеся ещё больше разгневаны. Среди людей есть и репортеры, готовые запечатлеть все на камеру или бумагу блокнотов.

Он бы хотел отвернуться и не смотреть на казнь, но не может. Таковы правила игры, в которую у него нет желания играть.

А в голове все звучат ее последние слова. Значит, и она его обманула, сказав, что у неё случился выкидыш и ребёнок умер. Значит, что ребёнок Лайлы ещё жив.

И он обязан ее отыскать.

Глава 1.

Я просыпаюсь в холодном поту. Это уже четвёртый кошмар на этой неделе – чаще, чем обычно. В последнее время мне все чаще и чаще видится во сне мать. Иногда я вижу счастливые, не происходившие в реальности события: как мать отводит меня в школу, как мы вместе обедаем. Но иногда эти сны – ужасающие кошмары. Я вижу, как ее казнят, причём каждый раз методы разные и все более изощренные. Особенно кошмары участились, когда я добыла одну газету и увидела фотографии с места событий – до этого я довольствовалась лишь письменными доказательствами. Но мне не привыкать – моя жизнь всегда была сродни кошмару.

Да, я ненавижу свою жизнь. Моей мечтой всегда было родиться в другой, счастливой и большой, семье, в другом городе где-нибудь на Южном континенте, где круглый год светит солнце, а прохладный морской бриз колышет волосы, пока бежишь по песчаному берегу. Но, увы, у меня нет родителей, и живу я в сотне тысяч километров от Юга.

Сейчас не время отдаваться грустным мыслям. Нужно собираться в школу.

Я очень часто мечтаю о невозможных вариантах своей жизни по дороге в школу – место, которое я без преувеличения могу назвать ужасным. Пусть эти мысли пессимистичны, зато в моих глазах нет той пыли, а в голове не звучат эти девизы, которыми туманят разум другим ученикам, а также жителям моего города. Тем, кто доволен своей жизнью. В Омеге невозможно быть счастливым, разве что, если ты не стоишь на высших ступенях социальной лестницы.

Но есть и те, кто недоволен, причем, как по мне, преувеличивает своё несчастье. Так, например, многие сверстники из моей школы жалуются на то, что родители их не любят. В это время я думаю, что им стоило бы радоваться хотя бы потому, что родители у них есть и что они являются обыкновенными добропорядочными горожанами нашего города-государства. К слову, моя мать была повстанцем. Она организовала одно из самых масштабных восстаний в городе, за что ее и повесили, публично, на Главной площади при дворе Верховного Судьи. Тетя, с которой я живу по сей день, старается скрыть от меня все подробности о ней и ее смерти. Все, что мне известно о матери, я узнала из новостных газет того времени и учебников новейшей истории.

Об отце тетя рассказала мне больше. Он был ее родным братом, с детства увлекался биологией. Она рассказала мне о его пристрастии к гербариям и насекомым, которых он хранил в их общей комнате. Мой отец – Александр Ритц – был известным биологом, а также врачом. Но и его судьба не была счастливой – он скончался еще раньше матери от вируса Вороньей Лихорадки, опаснейшего заболевания, лекарства к которому ученые так и не нашли. Я никогда не видела отца – его смерть наступила еще до моего появления на свет.

Шестнадцать лет прошло со дня его смерти. Четырнадцать – со смерти матери. Двадцать – с того момента, как нынешний наш правитель – тот, кто косвенно был повинен в смерти отца и казнил мою мать – занял пост Верховного Судьи. Его портреты я вижу на каждом углу по дороге в школу – на больших новостных экранах, на первых страницах газет, на плакатах и даже рекламных щитах. Нынешний правитель – настоящая сенсация. Он единственный, кто удержал в своих руках власть более, чем на три года. Он сумел подавить крупнейшее восстание за всю историю; ему же удалось править так, что новых конфликтов не возникало. Из вышеперечисленного можно подумать, то правит он честно и благосклонно народу. На самом же деле его правление действительно можно назвать тираническим. Жесткие законы, ограничение прав людей, разделение на касты – все это угнетает народ. Они готовы были бы восстать, пойти против, если бы не мощнейшая гвардия Верховного судьи – Лига Крови. О них известно все и в то же время ничего. Ходили слухи, что они обладают необыкновенной силой. Их боялись, их уважали. Их ненавидели за жестокость, их благодарили за защиту. Они были одновременно и защитниками, и врагами.

Я останавливаюсь напротив новостного экрана, где начинается обращение Верховного Судьи. На экране загорается девиз нашего города, а диктор своим громогласным голосом озвучивает их из всех динамиков. Несмотря на то, думаю я, что девизом города-государства Омега были слова «Достаток и работа для каждого – залог крепкой державы», все было далеко не так идеально. И пусть Судья с больших экранов внушает нам, что Омеге удалось добиться равенства между мужчинами и женщинами, взрослыми и еще молодыми, которые равноправно трудились на работах своего класса и получали одинаковую награду, неравенство все же существовало в обществе. Правитель сам поделил нас на касты, а теперь еще и вещал нам о равенстве – парадокс получается.

В кастовой системе семь ступеней. На самой нижней ступени стоят неприкасаемые – самая бедная каста. По одному наименованию можно понять, что они настолько далеки от верхов, что к ним неприятно даже прикоснуться. Неприкасаемые живут в самых темных уголках города: в старых канализациях, заброшенных станциях, которых осталось очень много после начала использования лишь солнечной энергии, а также ветхих домишках, собранных вручную из всего, что попадется под руку.

На ступень выше стоит младший класс, в основном прислужники представителей высших каст, их покорные рабы. Высшие касты дали им оскорбительное прозвище «отщепенцы», которое настолько прижилось, что даже члены младшего и среднего класса его используют. Большинство из них живет скромно, в недостатке. Им приходится очень много работать, но из-за принадлежности к «отщепенцам» они получают не так много за свой труд. Среди них: фермеры, работники рудников, портные, слуги и прочие. Те представители данной касты, кто не желает отдавать себя физической трудной работе, становятся уличными музыкантами или художниками. Принадлежащие к младшему классу получают лишь начальное образование, а то и вообще остаются необразованными, так что учатся пению, игре на инструментах, собранных вручную, или рисованию самостоятельно. Но и за этот труд получают лишь гроши.

Следующим идет средний класс, или рабочие. Моя каста. «Середнячки» не сильно отличается от «отщепенцев», разве что имеют более престижную работу и зарабатывают немного больше. Также им позволено получить высшее образование, но лишь в том случае, если их успехи будут превосходны.

После находится старший класс, класс предпринимателей и управляющих. А на третьей ступени стоит превосходный класс, но чаще его представителей называют «элитой» или «кучкой богачей». Откровенно говоря, элита – это класс, который ничего не делая получает все. Все свое богатство они получили в наследство. Все что от них требуется, так это держать поместье, разъезжать на приемы и участвовать в телевизионных шоу. «Кучка» живет роскошно – все самое лучшее достается им.

На второй ступени, после высшей, находятся члены гвардии Верховного Судьи, его защитники. Лига Крови, выполняющая роль армии в Омеге, стоящая на ее защите. В народе поговаривают, что так просто в эту хорошо, даже идеально, обученную команду так просто не попасть, даже выходцам из элиты. Считается, что каждый член организации не просто человек. Они обладают несвойственной другим силой, невероятной выносливостью и обостренными чувствами. Многие не верят в эти слухи, считают все вздором, нужным для запугивания народа. Другие говорят, что это люди с неестественной силой. Третьи уверяют, что защитники и не люди вовсе. Другие – так про них отзываются.

На верхушке же находится правитель и его семья – единицы на социальной лестнице. НО у нынешнего правителя всего один сын. И он добровольно является членом Лиги Крови. Так что на вершине нашей лестницы лишь один человек – Верховный Судья.

Он как раз закончил свое вещание, все, кто собрался у экранов, разошлись. Я побрела вдоль улочки дальше, к школе. Она располагалась в жутком месте – старом, похожем на замок, поместье из угрожающе темного кирпича. Само здание находилось близко к центру города, ведь когда-то там жил добродушный выходец из элиты, без наследников, завещавший все свое состояние среднему классу. Ходили слухи, что его любовница была из этой касты.

Но это не столь важно; я просто не могу представить, чтобы кто-то смог жить в таком мрачном, вечно скрытом в тени соседних многоэтажек, не просто большом, но и поистине огромном доме, в лабиринтах из узких коридорчиков и вечных лестничных пролетов которого заблудиться – проще простого.

Мне долго пришлось привыкать, ведь выбор был не велик – или учись, но учись идеально и на самые высшие баллы, или рискуй не получить работы в будущем и оказаться среди отшельников. Каждый год нужно доказывать, что ты достоин, что ты способен учиться и достичь тех же высот, что и высшие касты. Средний класс обучается вместе со старшим, но первых отсеивают чаще, так что из года в год учеников из «середнячков» становится все меньше и меньше. В нашей группе их осталось лишь четверо из сорока поступивших сюда девять лет назад. Это был наш последний год обучения, и все эти десять лет мы были знакомы. До восьмого года мы особо и не общались, но когда судьба распорядилась так, что мы остались единственными среди тех, кто выше нас, у нас просто не осталось выбора.

Вот так – жизнь решила не оставлять мне выбора ни в чем.

Зоя была на год старше меня, и изначально я ее совсем невзлюбила. Высокомерность, эрудиция, идеальность во всем и стремление к цели несмотря ни на что – эти качества вызывали во мне смешанные чувства, но чаще всего ненависть или безразличие. Ее недолюбливали ученики за ее отличные успехи и блистательный ум, во многом лучше их собственного, несмотря на их высокое расположение на социальной лестнице. Ее недолюбливали и учителя: каждый раз, получив низкий результат или замечание, Зоя начинала длинную дискуссию, доказывая свою правоту и, благодаря своей красноречивости и тонкому искусству убеждения, она всегда выходила победителем. Именно это станет первой причиной, почему я ее и полюблю – препираясь с учителем, она здорово оттягивала время.

Общаться мы стали внезапно; то ли я первая подошла к ней – сказать спасибо за то, что она потянула время урока, то ли она сама захотела со мной общаться. В общем, пара дней, и мы уже чуть ли не лучшие подруги. Но это была не такая обычная дружба, когда ходишь друг к дружке в гости или шепчешься на перемене, распуская всякие сплетни. Зоя сама назвала это не дружбой, а «союзом». «Нам стоит объединиться, – говорила она. – Мы с тобой последние, кто не настолько высокомерен, как эти старшие, и от кого не пахнет потом, как от этих представителей мужского пола».

Представителями мужского пола она называла Артемия и Егора, которые стали нашими единственными друзьями против нашей воли. Изначально ни я, ни Зоя не предавали им особого внимания и старались обходить их стороной. Мы удивлялись, как им, с таким-то поведением, удается учиться отлично и оставаться в школе. Постепенно мы привыкли к вечным нестандартным шуткам, открытому поведению и смеху парней. Они сами полезли к нам, и вскоре нам пришлось их принять. Мы незаметно сблизились – садились за один стол за обедом, вместе смеялись над шутками, тайно осуждали правительство.

И каким-то небывалым образом эти трое – высокомерная Зоя, неряшливый Егор и нелепый Артемий – стали самыми дорогими людьми в моей жизни.

Глава 2.

Я ненавидела школу с самого первого года обучения в ней, но учиться я любила. было как-то особенно восхитительно и интересно узнавать что-то новое и загадочное до того, когда учитель все растолкует. Но скорее всего ты сам все вычитаешь из учебника, ибо учителя иногда слишком много болтают, но толком объяснить ничего не могут. Красивые законы математики, где ни одна цифра не бывает лишней, где из каждого действия плавно вытекает другое, и где любая задача в итоге находит свой ответ, главное – правильно ее рассудить или найти нужную теорему. Главное, что обучись ты даже основам математики, самым легчайшим, на первый взгляд, законам, как дважды два – четыре или что значение суммы не измениться, если поменять слагаемые местами, ты получаешь, хоть и мельчайшую, но власть. Выходцы из старшего класса уже не смогут обмануть тебя, когда ты приходишь за едой в пункт раздачи, а они пытаются доказать тебе, восьмилетней девочке, что если в талоне написано про две картофелины для тети и полторы для меня, то в сумме будет две с половиной. До сих пор помню, как тетя злилась. Но меня больше удивило то, что гнев направлен не на меня, а на наше государство. «Сами детей ничему не учат, а потом еще и обманывать смеют!»

В тот же день тетя пошла в школу и неким образом, который до сих пор мне не известен, упросила взять меня обратно. Дело было в том, что я пропустила полгода учебы из-за того, что меня выгнали. Тете сказали, что я просто глупый ребенок, неспособный ни на что. Но я помню все иначе. Я помню, как за вечер прочитала учебник до конца, а потом еще и заглянула в «Справочник среднего класса. Основные науки школьного уровня», где нашла еще больше теорем и задач. Читать я очень любила и умела это еще с четырех лет (спасибо тете). На уроке я решила блеснуть своими знаниями и, перебивая учительницу, рассказала о числе пи и как находить площадь трапеции. Несмотря на то, что я выбрала наименее сложные, а не те непонятные для детей правила, как синусы и котангенсы, про которые, я уверенна, еще сама учительница и не знала, ведь зачем ей знать, когда она учитель начальной школы?, но ее это не поощрило и даже не восхитило. Видимо, ей не понравилось, что какой-то нахальный ребенок умнее ее. Она за шкирку выставила меня из класса, а директору сказала, что я умственно отсталый ребенок, что мне ничего не светит, а уж директор передала эти слова тете. Я так и не рассказала тете правду – может, мне было стыдно, а может, так тете было легче.

Вернувшись в школу опять, я старалась учиться отлично, но не переусердствовать. Я держалась в тени, притворяясь самой обычной ученицей, и получала как отличные, так и средние оценки. Иногда я намеренно делала ошибки, дабы не получать высший балл в классе. Легче это делать стало, когда себя проявила Зоя – когда она стала первой, и все внимание стало при ней. У меня словно камень с души упал – в притворствах больше не было смысла. Я продолжала ходить в школу, учиться и радовать тетю своими успехами, в то время как моих одноклассников постепенно исключали, одного за другим, за якобы низкие результаты. В самом же деле каждый знал, что это связано вовсе не с оценками, но предпочитал молчать. Иногда молчание помогает сохранить невинность, свободу или даже жизнь.

Здания в центре города высоки – упираясь своими шпилями в небо, они возвышаются над людьми, спешащими по улочкам на работу, выполнять обязанности своего класса. Но школа по сравнению с ними выглядит угрюмым карликом – ее темные кирпичные стены расползлись в ширину, а не в высоту. Если небоскребы жмутся друг к дружке, то от школы они держаться на расстоянии – вокруг лишь ели, чьи иголки окрасились в темно-коричневый цвет от недостатка влаги.

Снаружи холодно и тихо. Слышен лишь вой осеннего ветра. Если на Юге ветер приятно поглаживает кожу (как я прочитала в одной из своих любимых книг), то здесь ветер как с размаху бьет по лицу. В здании школы же иначе – духота, вызванная большим скоплением людей, смесь запахов – от бьющего в нос сильного аромата одеколона до запаха чьей-то еды, – и, конечно же, шум голосов, смеха, болтовни и всего прочего.

Мой самый нелюбимый урок стоит в расписании первым – история города-государства Омега. Учебник настолько пропитан ложью, что руки словно становятся липкими от всего этого вранья. «Создано, чтобы благоухать. Создано, чтобы сделать людей счастливее. Создатели Омеги сделали утопию для нас!» – говорит толстый учитель, Аристотель. Его живший в древние времена тезка точно был бы недоволен таким отношением учителя к прошлому. Меня удивляло, с какой детской наивностью он верит во все то, что пишет ему Министерство Образования Народа. Что якобы не существовало на земле еще государства, подобного Омеге. Что люди были глупы и не понимали всего смысла жизни. Что они не знали, как «правильно» жить. «Наши предки бесполезно тратили ресурсы! Они не жили в согласии, что каждый получает то, чего достоин, и были алчны, ведь брали то, чего хотели. Они сами нарывались на войну. Теперь же каждый получает по заслугам! Нам хватает еды, ресурсов, денег. Мы не развязываем войн, не убиваем невинных. Мы живем за стенами в изоляции от тех, кто не согласен с нашей идеологией. Преступность практически искоренена. Мы не изучаем истории до Омеги. Омега – вся наша жизнь! Наше прошлое, настоящее и будущее».

Отчасти Аристотелю можно верить. Конечно, все последствия верны, но цена, которую пришлось заплатить, невероятно высока. Пришлось избавить многих от увлечений из-за того, что это потехи не для их класса. Ерунда, – махнут рукой люди. Но я скажу – пришлось лишить людей права выбора. Мы идем на нелюбимую работу, трудимся и получаем гроши, в то время как ленивая элита наслаждается продуктами нашего труда. Мы сидим в заточении стен города и миримся с судьбой. А если идешь против – становишься изгоем. Неприкасаемым…

– Вечно у тебя кислое лицо, – восклицает Зоя, становясь рядом со мной напротив доски с расписанием. – Чего опять? Историю вместо любимой биологии поставили?

– Ты же знаешь – неравнодушие к биологии и ненависть к Омеге у меня в крови, – отвечаю я.

Я стараюсь не спать на парте. Но голос Аристотеля звучит как колыбельная.

Омега была на грани кризиса. Верховные Судьи менялись один за другим. Войны Империи Лин уже подступали к Омеге, тогда еще не защищенной стенами. Судья не знает, как выбраться из ситуации. Император Лин предлагает заключить торговый договор. По его условию Омега должна стать поданным Империи Лин. Верховный Судья понимал – либо превратить свое государство в колонию чужой Империи, либо остаться свободными, но продолжать терпеть кризис. Он выбрал меньшее из двух зол. Потерпев отказ, Император отказался воевать, развернул войска и ушел. Верховный Судья назвал его «трусом» и посчитал, что угроза миновала. Той же ночью он был отравлен шпионами Императора.

По завещанию Судьи на его место должен был встать один из сыновей. У него было уже взрослых два сына; оба так же убиты шпионами. К власти приходит один из приближенных, такой же трусливый и неспособный поддержать порядок в стране. Но тут, словно чудом, узнается, что у Судьи был один внебрачный сын. Так как в Омеге воля Судьи является священной, она обязана быть исполненной любой ценой. Народ поднимается на очередное за тот период восстание и идет против сидящего у власти и отказывающегося отдать своё место Судьи. Восстание приходит к победе. Внебрачный сын Судьи занимает свое почетное место, лишается своего имени и прошлого, становясь Верховным Судьей.

Кризис подходит к концу. Издаются новые законы. Появляются четко указанные права и обязанности каждого класса. Рабочие младшего класса отправляются на границу с заданием воздвигнуть стены для защиты от внешнего мира, а главным образом от набегов Империи Лин. У среднего класса появляется возможность закончить школу, а значит и право на новые должности. Изначально тайно, а затем уже публично создается Лига Крови. Проводится перепись населения, появляется база данных, куда внесен каждый гражданин, его место жительства и работы, родственные отношения и так далее. Агентами Лиги Крови устраняются все шпионы Империи Лин и незаконно пребывающие в Омеге. Устанавливается жесткий контроль за всеми жителями. На каждом углу появляются камеры, денно и нощно наблюдающие за порядком внутри города. Теперь Верховный Судья видит все. И всегда готов защитить нас от любой опасности. Как защитил позже от крупнейшего восстания, но об этом на следующем уроке.

Звонок, как будто так и планировалось, звучит точно по окончанию речи историка. Все встают со своих мест, быстро собирают свои разбросанные по партам вещички, как пеналы с ручками и карандашами и учебники, и покидают класс. Я в полудреме сгребаю в рюкзак вещи со своего стола, даже не посмотрев, и следую за толпой. «Запрещено бегать по коридорам!» – орет тощая как столб дежурная, когда двое парней решают наперегонки добежать до класса алгебры, расположенном ровно на другом конце длинного прямого коридора. Вновь раздавшиеся голоса, шум, жизнь, бурлящая в коридоре, – все это окончательно отгоняет меня ото сна. Зоя берет меня под руку и что-то говорит, но я не разбираю, что именно. Судя по ее смеху, то была шутка, и я улыбаюсь, словно расслышала.

Уроки идут то быстро, то медленно. Факт: когда смотришь на часы, стрелка движется со скоростью черепахи, но стоит не обращать на них никакого внимания, сам не заметишь, как пройдет не один час. По урчанию своего желудка я понимаю, что близится время обеда. После звонка мы сразу идем в столовую и занимаем наш обыденный стол – в самом углу. Мы с Зоей предпочитаем есть в молчании, но это тяжело сделать в компании Артемия и Егора. Сначала они обсуждают новую стрижку учительницы по химии, которая действительно выглядела как после неудавшегося эксперимента – взрыва после смешивания двух чрезвычайно сильных реактивов. На самом же деле она, возможно, была сделана самой учительницей тупыми ножницами в темноте тесной кухоньки, ведь ей просто не хватало средств на поход в парикмахерскую.

Егор был низкого роста шатен, которого до его знакомства с Артемием все считали поистине скромным и неприметным. Весь его потенциал раскрылся лишь благодаря Артемию, балбесу по характеру, но вполне умному блондину с глазами цвета сосновой рощи. Они были полными противоположностями, но вместе дополняли друг друга и смогли стать почти что единым целым. Иногда они мне очень нравились и могли легко меня рассмешить, реже – вызывали у меня раздражение. Сегодня, к их сожалению, у меня было то редкое настроение, когда я готова была запустить в одного из них свой поднос с едой.

Размазывая по тарелке картофельное пюре, к котором было ни грамма настоящей картошки, я старалась оставаться спокойной и не подавать вида, что я не слушаю, о чем говорят парни с Зоей. Артемий рассказывал что-то про свою двоюродную тетю, которая снова вышла замуж, в этот раз за представителя старшего класса. Он упоминал марки машин, названия районов Омеги и каких-то страусов. Я задумалась, сколько же людей в Омеге не получают по заслугам. Фермеры среднего класса трудятся на огромных полях на окраинах города-государства, пашут, сеют, ухаживают за посевами, в том числе и за картофелем. Вечером эти фермеры сидят над маленькой мисочкой пюре из каких-то веществ, идентичных картошке, но ею не являющихся, (каких именно уточняйте у нашей учительницы химии, она любит подискутировать на эту тему), в то время пока выращенный ими картофель медленно стынет на тарелках элиты, которые в тот день сидели дома и ничего не делали…