Эрагон. Возвращение

– Нет, – быстро и резко сказал Эрагон. Как раз эти разговоры были ему особенно неприятны. – Может, так и говорят, но это неправда. Как бы ни сложилась моя судьба, но к трону я не стремлюсь.

– Что весьма мудро с твоей стороны. Ведь правитель, в конце концов, – это всего лишь человек, пребывающий в плену своих обязанностей. Поистине жалкое вознаграждение для последнего Всадника и его дракона. Нет, для тебя, разумеется, куда важнее полная свобода, возможность идти куда хочешь, делать что хочешь… Или, может быть, влиять на будущее всей Алагейзии… – Трианна помолчала. – Осталась ли у тебя на родине семья?

«Зачем ей это?»

– Нет, только двоюродный брат.

– Значит, и невесты у тебя нет?

Этот вопрос застал его врасплох. Такого у него еще никогда не спрашивали.

– Нет, я пока ни с кем не помолвлен.

– Но ведь наверняка есть девушка, которая тебе не безразлична. – Колдунья подошла еще ближе; ленты ее рукава слегка коснулись руки Эрагона.

– В Карвахолле у меня такой девушки нет, – чуть помедлив, сказал Эрагон, – да и с давних пор мы с Сапфирой все время странствуем.

Трианна слегка отодвинулась и подняла руку так, что ее браслет-змея оказался примерно на уровне его глаз.

– Нравится тебе мой браслет? – спросила она. (Эрагон посмотрел на змейку и кивнул, хотя браслет вызывал у него скорее чувство беспокойства.) – Я называю его Лорга. Это мой друг и защитник. – Чуть наклонившись, она подула на браслет и прошептала: – Се орум торнесса хавр шарьялви лифс. – И Эрагон понял: «Пусть оживет эта змейка».

Сухо зашуршала чешуя, змея шевельнулась, и Эрагон с ужасом и восхищением увидел, как она ползет по бледной руке Трианны, приподнимается и, не мигая, начинает смотреть прямо на него своими рубиновыми глазами. Ее раздвоенный язычок то высовывался из пасти, то снова скрывался; красные светящиеся глаза, казалось, все расширяются, и у Эрагона возникло такое ощущение, словно он падает в ту пропасть, что открывалась за этими глазами. Он попытался отвести взгляд, но не смог этого сделать.

И вдруг, видимо по команде своей хозяйки, змейка замерла, глаза ее погасли, и она вновь браслетом обвила запястье Трианны. А сама колдунья с усталым вздохом прислонилась к стене.

– Немногие понимают, чем занимаются те, кто владеет искусством магии. Но я хотела бы, чтобы ты знал: есть и другие, такие, как ты, и мы непременно придем вам на помощь, если сможем.

Поддавшись внезапному порыву, Эрагон сжал ее руку в своей руке. Он никогда прежде не осмеливался вот так прикоснуться к женщине, но сейчас словно что-то толкнуло его изнутри. Это было новое, немного пугающее чувство.

– Если хочешь, – предложил он, – мы могли бы вместе перекусить и немного поболтать. Тут недалеко…

Трианна осторожно накрыла его пальцы свободной рукой; рука у нее была нежная, прохладная и очень отличалась от тех загрубелых ладоней, которые Эрагон привык пожимать.

– С удовольствием. А мы… – Дверь у нее за спиной вдруг резко распахнулась. Колдунья резко обернулась и вскрикнула, оказавшись лицом к лицу с Сапфирой.

Сапфира застыла в дверном проеме, точно изваяние, лишь верхняя губа ее медленно приподнялась, обнажая ряд острых зазубренных клыков. Потом она зарычала, и в этом рычании любой отчетливо услышал бы презрение и угрозу. Рычание Сапфиры не смолкало по меньшей мере минуту, и на слух оно воспринималось, как совершенно законченная и в высшей степени грозная тирада.

Эрагон не сводил с драконихи гневного взгляда, но та не обращала на него ни малейшего внимания.

Наконец Сапфира умолкла. Трианна нервно теребила ткань платья, и по ее бледному испуганному лицу нетрудно было догадаться, что она с трудом держит себя в руках. Быстро поклонившись Сапфире, она повернулась и тут же исчезла. А Сапфира подняла лапу, облизала когти и преспокойно заявила:

«Эту дверь совершенно невозможно открыть».

«Зачем ты это сделала? – взорвался Эрагон. – С какой стати ты вмешиваешься в мои дела?»

«Тебе нужна была моя помощь», – с прежней невозмутимостью ответила она.

«Если бы мне была нужна твоя помощь, я бы сам тебя позвал!»

«Не кричи на меня! – Она сердито щелкнула зубами. И Эрагон понял, что и у нее в душе бушует целая буря чувств. – Я не позволю тебе развлекаться с какой-то девкой, тем более что ей нужен Эрагон-Всадник, а не Эрагон-человек».

«Она – не девка! – От злости Эрагон даже кулаком по стене стукнул. – А я уже взрослый мужчина, Сапфира, и отшельником быть не собираюсь. Неужели ты считаешь, что я перестану обращать внимание на женщин только потому, что я – Всадник? И кроме того, решать, с кем мне стоит „развлекаться“, а с кем не стоит, решать уж точно не тебе! Кстати сказать, я всего лишь хотел поболтать с ней немного, отвлечься от тех бед, что обрушились на нас в последнее время. Ты ведь отлично умеешь читать мои мысли и должна бы знать, что мне сейчас нелегко. Почему же ты не оставила меня в покое? Что плохого в том, что я бы немного побеседовал с этой Трианной?»

«Ты не понимаешь…» – Сапфира избегала смотреть ему в глаза.

«Не понимаю? Может, ты мне и семьей обзавестись не позволишь? Женой и детьми?»

«Эрагон… – Огромный синий глаз смотрел на него, не мигая. – Мы очень тесно связаны с тобой…»

«Естественно!»

«И если ты захочешь создать… отношения с кем-то – с моего благословения или без него – и к кому-то… привяжешься, то и мои чувства неизбежно будут затронуты. Тебе следует об этом помнить. И я предупреждаю тебя в первый и последний раз: будь осторожен в своем выборе, ибо любые новые отношения будут касаться нас обоих».

Эрагон задумался.

«Между нами действительно существует двусторонняя связь. – Он словно размышлял вслух. – Значит, если ты возненавидишь кого-то, то и я почувствую к нему ненависть… Ладно, я понимаю твои опасения. Значит, ты не просто ревновала?»

Сапфира лизнула коготь.

«Может быть, чуть-чуть…»

На этот раз зарычал уже Эрагон, так его разозлило признание драконихи. Он молнией метнулся мимо Сапфиры, схватил Заррок и выбежал из комнаты, на ходу пристегивая меч.

Несколько часов он просто бродил по Тронжхайму избегая каких бы то ни было разговоров со встречными. Случившееся причинило ему сильную боль, хотя он не мог отрицать: Сапфира сказала правду. Но из всех вопросов, которые они с ней когда-либо обсуждали, этот был наиболее деликатным, и по нему они пока не достигли соглашения. В ту ночь – впервые со времен пленения в Гиллиде – Эрагон ночевал вдали от Сапфиры, у гномов.

К себе он вернулся лишь на следующее утро, и, точно заключив негласное соглашение, они с Сапфирой более не говорили о том, что произошло вчера: дальнейшие споры были бесцельны, и пока ни одна из сторон все равно уступать не желала, а кроме того, оба испытали такое облегчение, вновь оказавшись вместе, что рисковать своей дружбой им больше не хотелось.

Они как раз завтракали – Сапфира терзала здоровенный кусок говяжьего бедра, – когда прибежал Джарша. Как и в прошлый раз, он во все глаза уставился на Сапфиру, следя за каждым ее движением.

– Ну, что теперь? – спросил Эрагон, вытирая рот и думая, уж не понадобился ли он снова Совету Старейшин. После похорон они ни разу не напомнили о себе.

Джарша с трудом отвел глаза от Сапфиры, помолчал и наконец изрек:

– Тебя хотела бы видеть Насуада, господин мой. Она сказала, что будет ждать в кабинете отца.

«Господин мой»! Эрагон с трудом сдержал усмешку. Совсем еще недавно он сам с почтением обращался так к старшим! Он быстро спросил:

«Сапфира, ты уже поела?»

Она мгновенно отправила в пасть остаток мяса, громко хрустя мозговой костью, и сообщила:

«Все, я готова».

– Хорошо, Джарша, – сказал Эрагон, – ты можешь идти. Мы знаем дорогу.

Им понадобилось по крайней мере полчаса, чтобы добраться до покоев Аджихада. Все-таки этот город, поместившийся внутри горы, был невероятно велик. Как и прежде, дверь в кабинет тщательно охранялась, но теперь не двумя стражниками, а целым отрядом воинов в боевом облачении и с оружием – на тот случай, если возникнет хотя бы малейший намек на грозящую опасность. И Эрагон видел, что эти люди пожертвуют собственной жизнью, чтобы спасти свою юную предводительницу от любого покушения или нападения. Они наверняка узнали их с Сапфирой, но все же преградили им путь и позволили войти, только получив устное распоряжение Насуады.

Эрагон тут же заметил изменения в обстановке кабинета: на письменном столе стояла ваза с цветами. Мелкие пурпурные цветы не бросались в глаза, но наполняли воздух таким нежным и сладостным ароматом, что Эрагон сразу вспомнил о теплых летних днях, о только что сорванной малине, о скошенных полях, которые кажутся бронзовыми в лучах заката… Он с наслаждением вдыхал этот запах, отдавая должное Насуаде, которая одним штрихом сумела подчеркнуть свою индивидуальность, ничем не умалив память об отце.

Насуада, по-прежнему в трауре, сидела за просторным письменным столом. Когда Эрагон сел, а Сапфира примостилась с ним рядом, дочь Аджихада промолвила тоном, в котором не было ни дружелюбия, ни враждебности:

– Эрагон, – ее темные глаза смотрели твердо и холодно, – я немало времени посвятила разбору того положения, в котором мы оказались, и пришла к весьма неутешительным выводам. Мы, вардены, слишком бедны и слишком разобщены между собой; у нас практически нет своих источников питания; и к нам крайне редко присоединяются жители Империи. Я намерена все это изменить.

Гномы более не могут содержать нас: в этом году они собрали плохой урожай, а также многих воинов потеряли во время последнего сражения. А потому я решила перенести лагерь варденов в Сурду. Я знаю, многим будет трудно согласиться с моим предложением, но я считаю, что сделать это необходимо – прежде всего, чтобы сохранить людей. К тому же в Сурде мы наконец окажемся в непосредственной близости от границ Империи, войну с которой я намерена вскоре продолжить.

Сапфира, не сдержав удивления, выгнула шею. А Эрагон был просто потрясен. «Представь только, – мысленно сказал он ей, – каких это потребует усилий! Ведь потребуется не один месяц только для того, чтобы доставить в Сурду имущество варденов, не говоря уж о людях. А если на них нападут в пути? Ведь это вполне возможно!» Вслух же он сказал лишь:

– По-моему, король Оррин раньше не осмеливался открыто противостоять Гальбаториксу.

Насуада мрачно улыбнулась:

– Его настроение переменилось с тех пор, как мы победили ургалов. Он готов дать нам приют и снабжать нас продовольствием. Он также выразил желание сражаться на нашей стороне. Кстати, многих варденов мы уже переправили в Сурду – в основном женщин и детей, конечно, которые не могут или не хотят сражаться. Но и они, разумеется, будут нас поддерживать, иначе я лишу их права называться варденами.

– Но как же, – спросил Эрагон, – тебе удалось так быстро связаться с королем Оррином?

– У гномов в тоннелях есть особая сигнальная система; с помощью зеркал и фонарей они могут меньше чем за день переслать весть отсюда к западным границам Беорских гор. А уж потом гонцам остается лишь доставить ее в Аберон, столицу Сурды. Впрочем, и этот способ может оказаться недостаточно быстрым, если Гальбаторикс сумеет настолько внезапно наслать на нас армию ургалов, что мы заметим ее лишь на расстоянии нескольких часов ходу от Фартхен Дура. Я намерена установить иную связь между колдунами из Дю Врангр Гата и магами Хротгара, прежде чем мы отсюда уйдем. – Насуада вытащила из стола довольно увесистый свиток и положила его рядом с собой. – Итак, через месяц вардены покинут Фартхен Дур. Хротгар согласился обеспечить нам безопасный переход по своим тоннелям. Более того, он послал вооруженный отряд в Ортхиад, чтобы уничтожить остатки ургалов и запечатать тамошние тоннели, чтобы оттуда гномам больше пока никто не смог бы угрожать. Но, поскольку этого, видимо, будет все же недостаточно, чтобы гарантировать безопасный переход варденов, я хочу попросить тебя оказать мне одну услугу.

Эрагон кивнул. Он ожидал подобной просьбы или даже приказания. Собственно, только по этой причине Насуада и могла вызвать их к себе.

– Я в твоем полном распоряжении.

– Хорошо. – Она мельком глянула на Сапфиру. – Но это не приказ, и я бы хотела, чтобы вы сперва хорошенько подумали. Мне кажется, чтобы обеспечить варденам помощь со стороны жителей Империи, было бы неплохо, если б повсюду разнеслась весть о том, что к варденам присоединились новый Всадник по имени Эрагон, Губитель Шейдов вместе со своим драконом. Но мне, разумеется, нужно ваше согласие на подобные действия.

«Это слишком опасно», – тут же услышал Эрагон голос Сапфиры.

«Но ведь Империи так или иначе скоро станет известно о нашем присутствии в Фартхен Дуре, – возразил Эрагон. – Вардены, конечно же, не станут молчать о своей победе и о гибели Дурзы. А потому нам, наверное, все же следует помочь Насуаде».

Сапфира негромко фыркнула:

«Меня беспокоит возможная реакция Гальбаторикса. Ведь до сих пор мы открыто не заявляли, на чьей стороне наши пристрастия».

«Зато об этом достаточно ясно свидетельствовали наши действия!»

«Это так, и все-таки Дурза, даже сражаясь с тобой в Тронжхайме, не пытался тебя убить! А если о нас повсюду будут говорить, как о врагах Империи, в следующий раз Гальбаторикс, я думаю, не проявит подобного милосердия. Кто знает, на какие еще заговоры он способен? Какие еще силы имеет в своем распоряжении и сможет пустить в ход, пытаясь завладеть нами? Ведь пока наше положение оставалось довольно двусмысленным, он нас убить не решался».

«Увы, время двусмысленностей миновало, – возразил Эрагон. – Мы сражались с ургалами, убили Дурзу, и я принес клятву верности предводительнице варденов. По-моему, теперь всем все ясно. Нет, мне кажется, нам нужно дать согласие на предложение Насуады».

Сапфира довольно долго молчала, потом качнула головой:

«Как хочешь».

Эрагон благодарно погладил ее по плечу и повернулся к Насуаде.

– Поступай, как считаешь нужным. Если для нас в данный момент это наилучший способ помочь варденам, значит, так тому и быть.

– Благодарю вас. Я понимаю, что просьба моя была чрезмерна. Итак, вардены отсюда уходят, а вам, как мы и говорили до похорон, надлежит отправиться в Эллесмеру и завершить свое обучение.

– Вместе с Арьей?

– Разумеется. Эльфы отказались от общения с нами – и с людьми, и с гномами – после пленения Арьи, так что она одна только и сможет убедить их восстановить прежние отношения между нами.

– Но разве она не могла воспользоваться магией, чтобы сообщить им о своем спасении?

– К сожалению, нет. Когда после падения Всадников эльфы скрылись в лесах Дю Вельденвардена, ими всюду были выставлены сторожевые посты, препятствующие проникновению туда любой мысли, любой вещи и любого существа, перемещаемых с помощью магии; впрочем, они не препятствуют тем, кто выходит из леса, – во всяком случае, так я поняла из объяснений Арьи. Короче говоря, Арья должна собственной персоной явиться в Дю Вельденварден, прежде чем королеве Имиладрис сообщат, что она жива, а вы с Сапфирой действительно существуете, и расскажут о тех событиях, что произошли в лагере варденов в последние месяцы. – Насуада протянула Эрагону свиток, запечатанный восковой печатью. – Это мое послание королеве Имиладрис; я подробно изложила ей свои планы и ту ситуацию, что у нас сложилась. Ты должен сохранить мое письмо даже ценой собственной жизни, ибо оно может стать причиной страшных бед, если окажется не в тех руках. Я надеюсь, что после всего случившегося Имиладрис отнесется к нам достаточно милостиво и восстановит существовавшие между нами прежде дипломатические отношения. От ее помощи вполне может зависеть наша победа, либо наше поражение. Арья, отлично понимая это, согласилась замолвить за нас слово, но я хочу, чтобы и ты в данной ситуации постарался использовать любую возможность, чтобы помочь нам.

Эрагон спрятал свиток за пазуху и спросил:

– Когда нам отправляться?

– Завтра утром. Если, конечно, у тебя на завтра нет иных планов.

– Нет.

– Это хорошо. – Насуада нервно стиснула пальцы. – Да, вот еще что: с вами отправится один из гномов. Король Хротгар настоял на том, чтобы в интересах справедливости во время твоего обучения у эльфов присутствовал и кто-то из его подданных. Так что он посылает с вами Орика.

Сперва Эрагон почувствовал страшное раздражение, Сапфира могла бы отнести его и Арью на спине до самых границ Дю Вельденвардена, избавив их от нескольких недель утомительного пути. Но трое – ноша для нее слишком тяжкая. А значит, присутствие Орика вынудит их идти по земле.

Но, немного подумав, Эрагон признал разумность просьбы Хротгара. Да и для самих Эрагона и Сапфиры важно было сохранить хотя бы видимость равного отношения к людям, гномам и эльфам. Он улыбнулся:

– Ладно, хотя это и замедлит наше продвижение на север, но я готов простить Хротгара. А если честно, то я даже рад, что с нами пойдет Орик. Все-таки страшновато отправляться через всю Алагейзию в компании одной лишь Арьи. Она ведь совсем…

Насуада тоже улыбнулась:

– Она совсем другая.

– Вот именно! – Эрагон снова посерьезнел. – Скажи, ты действительно собираешься вскоре напасть на Гальбаторикса? Ты ведь сама только что сказала, что вардены ослаблены. Мне кажется, сейчас это было бы довольно опрометчиво. Если мы немного подождем…

– Если мы немного подождем, – резко оборвала она его, – то Гальбаторикс снова соберется с силами, а может, станет и еще сильнее. Ведь только сейчас – впервые с тех пор, как был убит Морзан, – у нас появилась хоть какая-то надежда застигнуть его врасплох! Он никак не думал, что нам удастся разгромить его армию ургалов – что нам удалось только благодаря вам с Сапфирой! – и он не подготовил Империю к возможному вторжению неприятеля.

«Вторжение, ха! – услышал Эрагон насмешливый голос Сапфиры. – Интересно, как она собирается убить Гальбаторикса, когда он вылетит на своем драконе и с помощью магии попросту сотрет войско варденов с лица земли?»

Эрагон пересказал Насуаде сомнения Сапфиры.

– Судя по тому, что нам сейчас о нем известно, – возразила Насуада, – он не станет сражаться до тех пор, пока сам Урубаен не окажется под угрозой. Пока мы не подберемся к логову Гальбаторикса, он, по-моему, и пальцем не пошевелит, даже если мы уничтожим половину его Империи. Да и с какой стати ему беспокоиться? К тому времени, как нам удастся до него добраться – если вообще удастся, конечно, – наши войска будут настолько обескровлены, что он с легкостью нас уничтожит.

– Но ты так и не ответила на вопрос Сапфиры! – запротестовал Эрагон.

– А я и не могу пока на него ответить. Эта военная операция требует длительной подготовки. Возможно, ты сам в итоге обретешь достаточно сил, чтобы победить Гальбаторикса; возможно, к нам присоединятся эльфы… Между прочим, их маги – самые могущественные в Алагейзии! Неважно, что именно произойдет впоследствии, но сейчас мы не имеем права откладывать начало решительных действий. Мы должны вступить в эту рискованную игру и попытаться сделать то, чего от нас никто не ожидает: выиграть! Слишком долго вардены оставались в тени; пора либо бросить вызов Гальбаториксу, либо покорно склонить перед ним голову.

Грандиозность предлагаемых Насуадой планов встревожила Эрагона. Эти планы таили слишком много риска и неведомых опасностей и казались ему почти безрассудством. И все же решающее слово в данном случае оставалось не за ним. И он не собирался оспаривать принятое Насуадой решение.

«Пока что нам придется довериться ей», – мысленно сказал он Сапфире.

– А как же ты, Насуада? – спросил Эрагон. – Будешь ли ты в безопасности, когда нас здесь не будет? Я должен об этом думать, ибо теперь в мои обязанности входит и забота о том, чтобы в ближайшее время нам не пришлось хоронить и тебя.

Она слегка напряглась, потом небрежно махнула рукой и сказала спокойно:

– Не стоит за меня бояться. Я хорошо защищена. – Она помолчала, глядя в пол, и призналась: – Знаешь, одна из причин моего желания отправиться в Сурду в том, что Оррин давно меня знает, а потому обеспечит мою защиту. Я и правда не смогу спокойно дожидаться здесь вас с Арьей, пока еще в силе Совет Старейшин. Они ни за что не признают моей власти, если только я не докажу им, что вардены подчиняются не им, а именно мне!

И Насуада, точно в поисках источника некоей внутренней силы, углубилась в себя, сразу став далекой и неприступной. Затем, расправив плечи и гордо подняв подбородок, она сказала Эрагону:

– А теперь ступайте. Готовь своего коня, Эрагон, и собирайся в дорогу. На заре вы должны быть у северных ворот.

Эрагон почтительно поклонился ей и вместе с Сапфирой покинул кабинет юной предводительницы варденов.

После обеда Эрагон и Сапфира решили в последний раз полетать над городом-горой. Вылетев из Тронжхайма, они долго парили над городом, затем покружили над Фартхен Дуром, заходя с разных сторон и оставляя за собой длинный белый след пара из ноздрей Сапфиры. Оказалось, что еще довольно светло, хотя внутри горы уже почти наступила ночь.

Эрагон откинул назад голову, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру. Он соскучился по ветру, который шуршит в траве и приносит дождевые облака, делая все на земле свежим и немного взъерошенным, точно после купания. Он соскучился даже по бурям и грозам, да и по деревьям он тоже соскучился. Фартхен Дур, думал он, место совершенно невероятное, но там нет ни растений, ни животных – точно в той прекрасной каменной гробнице, где покоится Аджихад.

Сапфира была полностью с ним согласна. «Гномы, похоже, думают, что самоцветы заменяют цветы!» – фыркнула она и надолго умолкла. Лишь когда стало совсем темно, она сказала:

«Поздно уже. Пора возвращаться».

«Хорошо», – согласился Эрагон; он уже почти ничего не видел вокруг.

Сапфира поплыла к земле большими ленивыми кругами, опускаясь все ниже и ниже. Тронжхайм сиял, точно маяк, в самом сердце огромной горы, хотя они были еще довольно далеко оттуда. Вдруг Сапфира мотнула головой и сказала:

«Смотри!»

Эрагон попытался проследить за ее взглядом, но видел перед собой лишь серую мглу.

«Что там?» – спросил он.

Вместо ответа Сапфира сложила крылья и скользнула куда-то влево, на одну из четырех дорог, выходивших из Тронжхейма точно на север, юг, запад и восток. Лишь когда они опустились на землю, Эрагон заметил поблизости на небольшом холме необычный белый столб. Столб этот странным образом изгибался в сумерках, точно оплывшая свеча, а потом вдруг превратился в Анжелу, одетую в рубаху из светлой шерсти.

В руках у ведьмы была огромная плетеная корзина, полная каких-то невиданных грибов; Эрагон даже названий этих грибов не знал. Когда Анжела подошла поближе, он спросил:

– Ты что, поганки собираешь?

– А, это вы! – улыбнулась Анжела, ставя корзину на землю. – Вечер добрый! Только «поганки» – понятие слишком общее. Да и вообще, у каждого из них свое название. – Она протянула ему на ладони несколько грибов. – Это вот желтый рогатик, а это – чернильный гриб. Смотри, это гриб-пупок, а вон тот называется «щит гнома»; еще вот «жесткая подошва» и «кровавое кольцо». Ну, а это пятнистый обманщик. Прелесть, правда? – Она по очереди показывала ему каждый гриб. «Пятнистым обманщиком» назывался гриб с розовыми, лиловыми и желтыми пятнышками на шляпке.

– А это что такое? – спросил Эрагон, указывая на гриб с ярко-синей ножкой, огненно-рыжей бахромой и блестящей двухъярусной шляпкой.

Анжела любовно посмотрела на гриб и сказала:

– Фрикаи Андлат, как его называют эльфы. «Дружок смерти». Если съесть хоть крошечный кусочек его ножки, мгновенно умрешь, зато шляпка способна исцелить от большей части ядов. Это из него делают нектар Тюнивора. Фрикаи Андлат растет только в пещерах Дю Вельденвардена и Фартхен Дура, но здесь его грибница скоро погибнет, если гномы не перестанут повсюду раскидывать свое дерьмо.

Эрагон оглянулся и понял, что они стоят на огромной куче навоза.

– Привет, Сапфира, – сказала Анжела, подойдя к драконихе и ласково потрепав ее по морде.

Сапфира от удивления даже глазами захлопала, но вид у нее был довольный, и она виляла хвостом, как собака. Вдруг из темноты, как всегда неслышно, вынырнул кот Солембум с пойманной крысой в зубах. Слегка поведя усами в качестве приветствия, волшебный кот устроился неподалеку и принялся ужинать, старательно игнорируя всех остальных.

– Значит, – сказала Анжела, засовывая за ухо непослушную прядь вьющихся волос, – вы отправляетесь в Эллесмеру?

Эрагон кивнул. Он даже спрашивать не стал, как она об этом узнала; она, похоже, всегда все и обо всем знала. Поскольку он продолжал молчать, Анжела проворчала:

– Ну ладно, хватит тебе! Не будь таким занудой. Это же все-таки не допрос под пыткой! (Эрагон невольно улыбнулся.) Вот-вот, улыбнись наконец! Ты должен радоваться, что это не казнь и не допрос! А то ишь, обмяк, точно та крыса, которую Солембум поймал. Да-да, обмяк! Какое выразительное слово, тебе не кажется?