Кеаль

Кто-то проколол её щупами. Кого-то проколола она, оказавшись узелком в огромной сети общего обмена. Непередаваемая тихая нежность разливалась по жилкам вместе с ликвором, благополучие затапливало сердце.

Те из людей, кто поклонялся богам, получали подобные сказки в дар за почтение, передавали их изустно и ценили дороже всего, ведь они были способны разбудить в каждом душу героя.

Никто не знал доподлинно, сколько длилась ночь, но за неё часто успевало скиснуть вино в бокалах, приколотые к одежде цветы коченели и рассыпались в труху, а осмелившиеся отвлечься и выглянуть в окно не могли видеть из него земли, как будто тронный зал парил над бездной.

Третий день расписали самые стойкие гуляки, наказав всем меньше шуметь и больше налегать на еду. Гостей к тому времени выпроваживали, а деловых разговоров становилось вокруг всё больше. Гильдии искали свежую кровь, особенно ценились отличники. Зодчим удалось заручиться интересом Кеи, её дипломный проект привлёк их внимание.

В один прекрасный момент она поняла, что ей некуда больше идти. В её комнате уже поселились другие, а иного дома не было. В мешке с вещами лежала лишь пачка бумаги, карандаши, готовальня, немного одежды и книги. Жизнь раскололась надвое: ещё неделю назад она была предопределена, а что теперь?.. Вопреки обстоятельствам, демоница чувствовала бесшабашную свободу и лёгкость.

VIII

Я прожил 86 лет, но часто я чувствую себя гостем с другой планеты. Совершенно не понимаю людей. Не понимаю, как так можно жить.

Никола Тесла

Слава до боли наполнил лёгкие воздухом и шумно выдохнул.

Кеаль отравляла его сознание. Похоже, книги врали не во всём и демоны в самом деле сбивали людей с толку. По началу он был счастлив узнать о том, какая огромная вселенная простирается вокруг, ломая все законы физики и здравого смысла, а теперь, глядя на себя со стороны, он захотел немедленно прикончить своё жалкое тело. Ведь был крошечный, микроскопический шанс перерождения в тот мир, о котором рассказывала демоница. Шанс прожить такую жизнь.

– О чём ты думаешь? – забеспокоилась она.

Кея иногда чувствовала нехорошие перемены в настроении своего подопечного. Он решил отвести тему.

– А почему вас отнимают у родителей и держат двадцать лет в крепости Университета?

– В юности мы опасны сами для себя и друг для друга. В этом виновата наша природа. В любой момент, пока тело ещё развивается, может произойти всплеск ярости невероятной силы. Мы – результат магического вмешательства. Демиурги создают материю из хаоса, а такие как наш Князь – из того, что есть. Были ящеры и был он сам. Когда он покинул Старый Рай и явился в Тартар, то столкнулся с Лилит, всеобщей прародительницей, которая может принимать любые формы. От их связи на свет появились Асмодей и Леора, которую мы называем своей доброй мачехой. С ними возникли проблемы ещё в раннем детстве, но им удалось выжить. По началу зависимость от ликвора казалась болезнью, но потом стало ясно, что есть и преимущества. Приливы вдохновения и храбрости дают неожиданные результаты. А что до родителей… У нас не принято говорить о них. Воспитывает общество и педагоги, а родители только портят характер. Не все могут справляться с детьми, на то есть отдельные специалисты.

– А остальные демоны?

– Ящерам, населявшим Тартар, даровали способность становиться человекоподобными существами и за много тысячелетий они привыкли к такой форме существования. Так появилась раса доледе. Они не зависят от питания, предпочитают науку и войну. Мы от голода можем впасть в летаргию, но зато в нам нет равных в поэзии, живописи и музыке. Впрочем, у кого к чему лежит душа.

Кеаль погасила свечу, которая почти догорела. От неё могло остаться обуглившееся пятно на столе, хотя, тот был и без того беспощадно залит воском, стекавшим на пол. Комната Славы из детской превратилась в берлогу обезумевшего оккультиста, но это его пока не беспокоило.

– Зачем ты здесь? – спросил он.

Батарея пустых бутылок возле кровати толкала его на сложные разговоры. В трезвом состоянии он не захотел бы узнавать.

– Охота. Город. Я привыкла к тебе.

– Я какой-то избранный?

– Нет. Всё произошло случайно. Нам не нравится, когда нас видят.

– А что особенного в моём городе? У вас там галеоны с цветами… Магия…

– Здесь я могу побыть совсем одна. Спрятаться в ветвях дерева, на крыше или в заброшенном здании. Как птица или зверёк. Но иногда мне хочется прикоснуться ко всему по-настоящему, ходить среди вас. Это как быть влюблённым в того, кто даже не знает о твоём существовании. За годы охоты я многому научилась и моя плотность стала расти, но нужно очень много сил для развития. Кто знает, может, не только ты один будешь меня видеть, а все вокруг.

Свою способность видеть эфиры Кея никогда не использовала в отношении Славы. Ей казалось, что это было бы невежливо. Однако, если бы в ту минуту она решилась взглянуть на его ментальное тело, то увидела бы как цвета беспорядочно перемешались, образовав грязные потёки незрелой ревности. Меньше всего ему хотелось, чтобы Кею видел кто-то ещё.

Летом случились экзамены. Слава к ним не готовился. Днём он спал, набросив на лицо мокрое полотенце, а беспощадно короткой ночью шлялся по району, раскалял старый ноутбук слишком мощными играми, курил в окно и рисовал Кею, если она появлялась. Теперь это происходило куда реже.

Рассвет выводил его из себя, потому что наступал всегда не вовремя. На рассвете он писал идиотские статьи для сайтов, дававших ему копейку на уголь, акварель и проездной билет.

Теперь ему захотелось не рушить, а менять и он одолжил у матери денег на линолеум и обои. Перекрасив потолок, он испачкал пол, а вымыв пол, чуть не испачкал стены, но был собой вполне доволен. На экзамен он явился, напялив пиджак на чёрную майку в белых разводах.

Слава был близок к злому экстазу, когда оценил, сколько модненьких ублюдков лили слёзы и сопли в динамики своих дорогих телефонов, рассказывая родителям, что они не прошли конкурс и им нужны деньги на учёбу. Разумеется, это касалось тех из них, кого не привели на экзамен за ручку.

Отметить свой триумф он пригласил Еву. Мать с отчимом уехали в деревню и квартира осталась пустой. Днём в ней было невозможно находиться, стены раскалялись на солнце, а вот под вечер, когда спадала жара, становилось комфортно.

Девушка изменилась за годы, слегка схуднула. Ева работала в какой-то рыгаловке и они виделись очень редко, зато часто переписывались. Интересы у неё остались прежними, и теперь было забавно наблюдать за тем, как она в материном застиранном фартуке и приличной блузке режет в салат помидоры и подпевает вокалисту под рокот гитар. Это были те самые песни из старых добрых времён начала их дружбы. Слава пытался отговорить её готовить и самостоятельно наварить пельменей, но приступ хозяйственности остановить не удалось. Ева наполняла его мирок отшельника уютом, ничего в нём не ломая. Всё-то она понимала и не нужно было лишних слов.

Вечер воспоминаний пролетел как одна минута. Ева наконец-то бросила крутиться по дому и уселась в кресло с банкой любимого винного коктейля.

Слава сходил за очередной порцией выпивки. «Последняя. А то… Мало ли, какие планы у старой подруги» – подумал он. Отпускать её не хотелось. Закрыв холодильник, он вернулся в комнату, обернулся в сторону Евы и остолбенел. Она меланхолично смотрела выведенный на плазменный экран телевизора обзор какой-то игры. Тем временем, над ней нависало существо, в полтора раза больше человека. Из туловища этой твари тянулись тонкие плети, закапывались в тело девушки и казалось, что они вот-вот лишат её жизни.

Кея рассказывала о щупах, но он и подумать не мог, как противоестественно и дико они выглядят. Чёрные коленчатые стебли, похожие на тростник, торчали из локтей и боков твари, внизу живота их был целый куст.

Слава собрался с духом и громко сказал:

– Я тебя вижу.

Существо обернулось. Это был измученный до крайности инкуб. Его зрачки бесконтрольно блуждали, словно мыльные пузыри. В другой ситуации было бы даже смешно.

– Чего? – забеспокоилась Ева.

– Не двигайся! Просто не двигайся! – взмолился Слава.

– Сливки или молоко. Тогда я отпущу её, – с трудом промямлил инкуб.

– Что с тобой случилось?

– Не твоё дело! – крикнул он.

– У меня нет ничего такого.

Демон пожал плечами.

– От этого не умирают, не бесись, – голос инкуба переменился, – я только подкреплюсь немного. Тут и так брать нечего.

Через несколько секунд он втянул щупы и сделал несколько шагов в сторону Славы.

– Дверь открой. Я выйду только через дверь.

Когда он исчез за поворотом лестницы, Ева подала голос:

– Давно у тебя шизофрения?

– Помнишь, мы говорили про всякую магию? Долго рассказывать… Она есть, но в ней всё не так как кажется…

– Надеюсь, ты выдумываешь.

В ту ночь он остался один и запер все окна.

Утром нужно было донести документы в Академию, и пока Слава шёл по улице, ему постоянно казалось, что не все вокруг него – люди. У одних был странный голос, другие выглядели как-то неправильно. События прошлого вечера не шли из головы. Могут ли демоны навредить?.. Ева чувствовала себя хорошо, но он всё время проверял, заходит ли девушка в сеть.

Кеаль явилась, пока он спал. Окно, которое он даже зимой держал приоткрытым специально для неё, было заперто.

Слава очнулся от ощущения присутствия. Всё было похоже на детский кошмар, когда в темноте мерещится сидящая на стуле фигура, а оказывается ворохом одежды, только кошмар теперь сбылся. Демоница сидела на краю кровати и молча смотрела на него.

– Кея, – выдохнул Слава, – напугала ты меня!

– Ты забыл закрыть форточку на кухне, – проговорила она чужим голосом, – и зря рассыпал соль. Она не помогает. Иконы и кресты тоже. Круги мелом. Травы, огонь и железо. Я же не злой дух. Я значительно сильнее.

«Вот и сказке конец!» – в ужасе подумал Слава.

Он вскочил с кровати и демоница встала рядом с ним. Она была выше него на две головы и похожа на статую Артемиды, которая вот-вот схватит за горло холодной бронзовой рукой и раздавит все вены на шее.

– Достаточно было просто сказать, что ты больше не хочешь видеть меня, а не пытаться навредить.

– Дело не в тебе! Здесь вчера…

Договорить Слава не успел. Его прошило несколькими десятками щупов. Он не мог вырвать их из себя, потому что не осязал. Воображение нарисовало ему чудовищную боль и приближающуюся смерть. Со сдавленным стоном: «Мама!» он упал на колени.

– Знаешь, чем страх отличается от ужаса? Ужас куда приятнее на вкус. Много чего можно было с тобой сделать, но мне даже не приходило в голову. Раньше не приходило.

IX

Умей ценить того, кто без тебя не может, и не гонись за тем, кто счастлив без тебя!

Габриэль Гарсия Маркес

Далестора искренне хотел найти слова поддержки, но не мог. Сентиментальность его слегка заржавела в военных походах, так что он больше слушал. Кея обладала безграничной наивностью, и вместе с тем, была ранима как ребёнок.

– Но ведь ты знаешь правила даже лучше меня. – покосился он на неё, наклоняя чайник над сливником, – Нельзя привязываться к людям. Они слишком мало живут. Нельзя вторгаться в их повседневность со своей моралью. Для них свободомыслие губительно. Ну что за радость – жить с пониманием того, что ты безвинный узник в маленьком и слабом теле, да ещё в бесперспективном мире? Боюсь, ты первая разбила сердце этому юноше.

Чай приветливо задымился в маленькой пиале, облитой голубой глазурью. Кея покачала головой и вздохнула, ничего не ответив.

К легату она пришла за душевным равновесием, в котором тот разбирался лучше других. Его дом хранил покой как скала в любой шторм. Да и хозяин обладал редкой невозмутимостью. С ним рядом можно было часами молчать или читать, не теряя нити общения.

Он был доволен приходом Кеи, хоть и не надеялся ни на что. Торопить её было бы кощунством. Они знали друг друга давно, но слишком долго играли неудобные роли.

– О, ну только не плачь!

– Я не плачу. – сказала демоница и моргнула, – Просто такое ощущение, что весь Срединный меня гонит.

– И правильно делает. Чего тебе здесь не хватает? Ты очень нужна в Чертоге. Недавно обрушился один из древних закатных балконов, комендант с ног сбивается, разыскивая реставраторов, зодчих и прочий персонал. Проекта по-прежнему нет.

– Мне кажется, я только испорчу бумагу в таком состоянии.

Инкуб раздосадованно рыкнул и растёкся в кресле.

– Работа – лучший способ отвлечься от…

Дей прикусил язык, чуть не сказав «глупостей» или «сердечных неудач». Он так и не понял, что связывало Кею с художником, но очень надеялся на невинный интерес.

– Можно я буду иногда оставаться здесь? Из Чертога до лаза далеко. Я всё-таки хочу закончить начатое и воплотиться.

Он помолчал, криво улыбаясь.

Приказывать получалось лучше, чем уговаривать, но как приказывать этой нимфе, забравшейся с ногами в его кресло и бесшумно потягивающей чай, обнажив острые локотки из-под широких рукавов?

– Оставайся, когда захочешь. Ты неизлечима.

Хрестоматийная охотница. Как ей удалось? Ходит с мыска на пятку, сидит скорчившись, умеет сливаться со стенами и мебелью, ещё и обоняние наверняка феноменальное. Астерот, конечно, заметил её, когда встречал выпускников после гонки. Не подал виду, не приблизился, а будь она доледе, то обязательно сказал бы пару тёплых слов. Природа подарила ей цвет волос полководца, свидетельствовавший о частице его крови. В придачу наградила безумным упорством, таким знакомым для Далесторы, чьим воспитателем Астерот и был когда-то.

«Интересно, умеет ли она резко становиться хладнокровной под стать своему предку?».

– У тебя примерно два часа.

Кея удивлённо посмотрела на легата.

– До того как ты потеряешь сознание от голода.

– Ах, это да…

– Почему инкубы тебе противны?

– Мне они не противны! Я люблю братьев! – нахмурилась демоница.

Дей хлопнул себя по лбу. Когда их общение затрагивало определённые темы, Кея проявляла поразительную недогадливость и вызывала смесь мучительной неловкости с умилением.

Она поставила пиалу на столик и вздрогнула, словно укушенная насекомым. Дей осторожно вытягивал из неё щупы, обвив своими.

– Могу обеспечить один глоточек ликвора. Или два. Или три.

***

Слава каждый вечер выглядывал на улицу. По крышам и стенам иногда гуляли тени, но все они были чужими. С одной стороны, ждать Кею было абсурдно. Своё обещание она давно выполнила, шанс на объяснения вряд ли даст. С другой, он не верил, что потерял её навсегда и каждый вечер зажигал свечи на подоконнике. Хотя бы просто для былой атмосферы.

Прошло всего несколько недель, и он услышал болтовню за окном. Не со двора, а совсем рядом, как будто жил на первом этаже, а не на десятом.

– Тут есть чем поживиться, чувствуешь?

– Да-а-а, определённо.

– Идём?

Сразу двое демониц, держась за шторы, спрыгнули на пол.

– Надо запомнить эту комнату. Как уютно!

Рано или поздно должно было случиться что-то подобное.

– Я тебя вижу, рыжая. И тебя, красотка. – усмехнулся Слава.

Фера и Лестра потрясённо переглянулись.

– Как?

– Секрет.

Чтобы окончательно сбить с толку незваных гостей, Слава щегольнул знаниями:

– Как дела в Тарто, серые лапки? Или вы уже закончили учёбу?

Демоницы нервно рассмеялись.

– Нет, у нас последний цикл. Но как, как?!

– Я увидел суккуба в детстве. И поверил.

– Как опасно! – расстроилась Фера, —Получается, нас уже многие замечали.

– Заметить – одно, а поверить – другое. Меня зовут Ярослав. И я всегда вам рад служить.

– Старорайское имя? Интересно. Легко будет запомнить.

– Я всё хотел спросить: почему ад один, а рая два? Что случилось со старым?

Лестра залезла на стол и закинула ногу на ногу.

– Хочешь побеседовать? Никогда раньше не общалась с людьми… Что ж, валяй. В старом живут боги. Это родина Князя, которую он давно покинул. А новый – Арциния. Цветущий маленький мирок с запашком тирании и утопии. Зачем тебе эта информация?

– Интересуюсь. Больше некого спросить. Вы бы знали, какие сказки здесь про вас сочиняют! Могу тоже рассказать.

Светская беседа затянулась до поздней ночи. Слава раздобыл для Феры ягод из морозилки, их привозили из деревни. Затем, под неодобрительное ворчание подруги налил ей молока в блюдце.

– Иногда можно. – смущённо сказала она, смахивая с носа белые капли.

Приближался рассвет. Поразительно, но суккубы не притрагивались к новому знакомому, хоть и были в поисках пищи. Слава не ощутил подвоха и списал всё на увлечение разговорами. Он ждал уже знакомых чёрных прутьев в теле и был не против, ведь они, как выяснилось, не доставляют боли и не калечат, но даже бойкая и эмоциональная Лестра не пыталась запустить в него щупы.

Сон сморил Славу как-то внезапно, и он провалился в изощрённый чёрный кошмар, к которому совершенно не был готов. Всё в теле, казалось, распахнулось настежь: каждая жила, каждый орган, а перед глазами мелькали сладкие и бредовые образы. Он видел горы лопающихся и истекающих соком фруктов, переплетающихся хвостами и длинными телами полудраконов в безжизненной пустыне. Невыносимо горячий звёздный свет резал глаза, выбивал струйки пота из висков, тело сковало единой судорогой страшной силы и его бросало то в агонию, то в невыносимое физическое блаженство, близкое к эпилепсии. В ту ночь он понял Данте, Босха и средневековых богословов. Ад разверзался не под землёй, он был прямо в голове и только в ней, проклятая черепная коробка накопила в себе предельное количество дикого ужаса, а тело просило ещё мучений и ещё боли. Он не мог ни умереть, ни очнуться несколько часов подряд.

Пробуждение было не менее бурным. В дверь колотили и на лестничной клетке стоял гул голосов.

– Убили! Уже убили ребёнка!

–… Как слышно? Предположительно, криминал.

Слава вскочил с кровати, но тут же упал на колени – подкосились ноги и потемнело в глазах. Когда зрение вернулось, он стянул с себя насквозь промокшую одежду. Дотянулся до шкафа, обрушил на пол стопку белья, покопался в ней и вынул первое, что попалось. С трудом переодевшись, он открыл входную дверь.

Кого только не было за ней! И соседка в пыльных розовых тапках, и угрюмый невыспавшийся фельдшер с белым чемоданом, и полицейские в бронежилетах.

– Я вас не вызывал! – ошарашенно проговорил он.

– Славочка! Господи, живой! – взвизгнула соседка, – Это ты кричал?

– Нет, я спал.

– Да тут ор стоял, как будто быка резали. Хотели дверь уже ломать. – пробасил полицейский и оттёр молодого человека к стене, пробиваясь в квартиру.

Не обнаружив следов насилия, полицейские ретировались. Фельдшер лениво осмотрел Славу и спросил, не стоит ли тот на учёте в наркологии или психдиспансере. Удовлетворившись объяснением про кошмарные сны, он тоже уехал. Соседка, охая, пошла к себе.

«Кея не стала бы со мной так поступать, – думал Слава, садясь на край кровати, – но ладно. Хорошо что матери опять нет дома. Всему своя цена».

Стопка с набросками пополнилась двумя новыми типажами.

Лето погибло быстро. Измученная природа остыла, бросила на произвол судьбы переросшую зелень. Слава закончил несколько пейзажей и даже съездил на пленэр в деревню. Вдыхая запах масляных красок, он успокаивался и погружался в работу.

«Врубелю можно, а мне нельзя. В этом весёленьком небе не хватает чёрных крыльев, на крышах – тёмных фигурок охотников. Разве я виноват, что вижу больше других?».

Интернет предоставлял ему море любимой музыки. И Еву, конечно. Она как будто забыла тот инцидент с инкубом. Теперь они пересекались на концертах и иногда ходили в бар. Сайты продавались неплохо, особенно с готовым дизайном.

Учёба началась с невыносимо скучных, но полезных отрисовок. Тяжелее всего было добираться до академии вовремя и сажать своё тело за мольберт в половину десятого утра. Особенно, когда опять всю ночь ждал, что качнётся створка окна и…

После того, что сотворили с ним охотницы, Слава изменился. Стал более спокойным, открытым и терпимым, как будто разом перегорели все нервы. Правда, одиночество часто терзало его и он ощущал себя лишним. В этой семье, в этой академии, в искусстве. Люди как будто чувствовали безразличие, коснувшееся его в детстве и тоже игнорировали. Не всегда здоровались, а переведя на него взгляд, делали каменные лица.

Он еле дожил до того момента, когда начались портреты. Сонные натурщики со слипающимися глазами предоставляли свои головы и руки, чаще всего, совершенно пресные и бесхарактерные. Их наряжали в нелепые тряпки из фондов академии, крутили из драпировок тюрбаны. Весь этот дешёвый театр вылизывал акварельные кюветки до дна, жадно грыз карандаши и пастель. На пике отчаяния Славу вызвали к ректору.

Это был известный человек со связями, умевший и главное – учивший делать деньги. Студенты уважали его.

– Ярослав, а нет желания сделать персональную выставку? У вас уже полно работ. Хоть бы в конкурсах участвовали, а то ни грамот, ничего…

– Персональную? Прямо в академии? – опешил Слава.

– Мероприятия нужны. До праздников далеко, залы простаивают.

– А что от меня требуется?

– Вы напишите несколько работ на классические темы. Библейские, античные. Мы их вперёд повесим, сфотографируем, хорошо получится. Вы же понимаете, без этого никак… А ваших женщин и суровые пейзажи куда-нибудь вглубь.

Нужно было соглашаться. Славу день за днём всё сильнее губила издевательская пошлость учебных постановок. Не было уже того воодушевления, которое не отпускало его из-за работы днями и ночами. Уехать подальше и абстрагироваться было бы лучше всего, но учёба намертво приковывала к режиму и месту. Он чувствовал себя стариком, теребящим порножурнал в надежде испытать былое. А вот выставка могла дать то, за чем он гнался со школы: возможность себя выразить и показать. Создать пространство своих смыслов и взглядов. Пускай ненадолго, на пару дней, но он почувствует себя художником по-настоящему.

Нужно было соглашаться…

X

Крыша над головой, окна, стены и запирающаяся на ключ дверь. Верхний свет, чайник, удобные стулья, пара подиумов и кушетка впридачу. Несколько дней Слава не мог поверить своему счастью. Академия была новой и по большей части пустовала, но своя, личная мастерская… Он заходил в неё несколько раз, просто побыть. Договорился с охранником, что будет иногда ночевать. Он привёз с собой колонки и почувствовал, что окончательно обжился. Воображение разгулялось от перемены обстановки и выдало несколько неплохих многофигурных композиций, годившихся для довольно крупных форматов. «Хотят библейские мотивы – получат», – думал Слава, пряча улыбку. Утром он покорно отрисовывал задания вместе со всеми, а вечером занимался подготовкой к выставке.

Казалось, месяц не прошёл, а его нагло украли. Вытащили из кармана, где он тихо лежал, грея сердце. Слава украл этот месяц у себя сам, потратил чёрти на что. Успел только наметить карандашом самую крупную работу. Нужны были модели. Он помнил об этом с самого начала, но всё медлил, подозревая, какую цену заломят ему демоны, а расплатиться с людьми он и подавно не смог бы. Как минимум, придётся снова испытать кошмары. Он не понимал, как они работают, но догадывался, вспоминая слова Кеи про отличие страха от ужаса.

Он остался ночевать в квартире. Мать с отчимом за стеной усложняли задачу. Слава очень надеялся, что шуметь в этот раз не будет. Он налил в блюдце жирных сливок и поставил перед окном. По привычке погасил свет и затеплил дешёвую парафиновую свечку.

Снаружи уже через пару часов кто-то заскрёбся по отливу.

– О, привет! – помахала рукой Лестра и перелезла в комнату.

– Без подруги? – удивился Слава.

– Готовится к балу. Да и сытая она. Послушай, мы немного перестарались в прошлый раз. Извини. Чёрт, я уже устала извиняться, но уж таков мой нрав, не умею себя сдерживать. До сих пор на кончиках пальцев прогоревшие следы. Я клала их тебе на виски, пока ты спал.

– Ерунда. – махнул рукой Слава и вздрогнул, вспомнив несколько секунд той ночи.

– Кея не делала с тобой такого?

– Нет, она всего один раз воткнула в меня эти чёрные штуки. Только когда я с ней накосячил.

– Вот дура. Полная дура! – оскалилась демоница и тряхнула головой.

– У меня тут есть одно предложение… Мне нужны фигуры для картины. Вы подходите. Если сможете позвать ещё кого-нибудь человекоподобного, будет здорово. За это я готов платить чем скажете.

Лестра хмыкнула, перекинула на плечо свои чёрные волосы, окутывавшие её как плащ и деловито уселась в кресло.