Полная версия
Маковый венец
Провал в стене уже близко, так ослепительно близко! Густав будет там, он войдет в Валликрав в числе поредевшей роты, и город-крепость разведет перед освободителями колени.
Бойцы впереди колонны отстреливают свенскеров на бегу, а те все лезут, лезут, лезут из бреши; их лица все как одно, их черные глаза-прицелы ищут твое сердце.
Густав закричал, подав голос впервые с самого рассвета, и выставил «Визель» перед собой. Через тягучую секунду он услышал приказ «штыки к бою!», но уже был готов. К чему стрельба, если враг так близко, если до него можно дотянуться острием и колоть, колоть, колоть! Тепло разлилось по его венам, руки согрелись от пальцев до самых плеч. А может, их согрела кровь, брызнувшая изо рта олонца, которому он пропорол живот. Густав продолжал кричать.
Страшно! Страх хлестал из каждой поры, вился внутри недобитой змеей. Все вокруг будто плясали буйный шляйсер, вращаясь вокруг своей оси, с судорожными рывками и подскоками, но у партнерши не развевалась коса, не набухала теплым ветром нижняя юбка. Да и откуда им взяться у штыковой винтовки! Залпы артиллерии заменили им барабаны, а стоны раненых и умирающих – песни.
Ряды свенскеров, выступавших из крепости, заметно поредели. Кто-то издал победный клич, его подхватили, и тот понесся над долиной, как взрывная волна, нарастая с каждым витком. Густав утер рукавом пульсирующее лицо и увидел на ткани широкий бурый мазок крови. Своя? Тошнота толкнулась в горло, перед глазами дрогнуло и покачнулось. Но он только сильнее сжал приклад, приказав себе оставаться здесь.
– Вперед! На Валликрав! – донесся до него совершенно сорванный голос сержанта.
И рядовой Юнсон побежал вперед. Если бы из всей роты остался он один, он бы побежал все равно.
Густав уже мог различить очертания фасадов зданий, водопроводную колонку на углу безымянной улицы, выпуклости камней брусчатки, умытых дождем. Он убил еще одного свенскера. Другой упал на землю в двух шагах от крепостной стены, но Густав не стал его добивать – подохнет сам. Юнсон вступил под черную тень раскрошенной стены. Изнутри она оказалась не сплошной, а испещренной переходами, коридорами и лестницами. Но Густав недолго разглядывал устройство Валликравской крепости. Капрал время от времени хрипло кричал им пошевеливаться, кто-то толкал Густава в спину.
Они вступили в город.
Город был безлюден.
– Топор мне в ногу, – буркнул кто-то за спиной Густава.
Он обернулся, ища глазами лицо капрала. Растерянность тут же исчезла с лица военного, как только он почувствовал на себе взгляды подчиненных. Он рявкнул:
– Чего встали?!
И отдал приказ продвигаться вдоль крепостной стены изнутри. Цель была простой и ясной – убивать каждого рядового свенскера, который попадется на пути, и попытаться захватить в плен их офицеров.
Сзади на них напирали другие отряды, еще немного, и внутри окажется целый батальон, а то и полк. Оставаться на месте не было никакой возможности, и Юнсон с сослуживцами отправился исполнять приказ.
Передвигались бегом, улица разворачивалась пеньковой веревкой с узелками на память: дома и переулки, мастерские, лавки и крошечные постоялые дворы. Никто из валликравцев не выходил навстречу армии освободителей.
Они обнаружили несколько опорных башен по периметру стены. Вход в каждую был намертво замурован. Солдаты Кантабрии двигались дальше. Ни одного свенскера, ни рядового, ни, тем более, офицера. Схватка осталась где-то позади, и бойцов догоняла смертельная усталость. Дождь понемногу стихал.
Солнце, выглянув, обозначило время далеко за полдень, когда отряд Юнсона нос к носу столкнулся с другими кантабрийскими солдатами, которые обходили крепость в другом направлении. Их командир шагнул навстречу капралу Густава, и рядовой Юнсон с удивлением узнал в нем майора Спегельрафа.
– Докладывайте, – тихо, но властно приказал майор. Его холеное лицо дамского любимца покрывали брызги черной грязи, но галуны на мундире сияли, будто стягивая на себя весь скудный свет.
Капрал вытянулся в струнку и без заминки отрапортовал и о замурованных башнях, и о подозрительном запустении Валликрава. Майор Спегельраф выслушал его, опустив подбородок.
– Валликрав не безлюден, – вымолвил он в ответ на рапорт. – Полчаса назад шестнадцатый пехотный батальон обнаружил городскую стражу, и те заявили, что мирное население укрылось во внутренней крепости, где раньше был деловой центр города.
– А где же тогда все свенскеры? Убиты?
– Убиты, – кивнул майор, и как-то болезненно дрогнул его яркий рот. – Вот только, кажется, мы сражались не с олонской армией, а с валликравской стеной.
***Контейнер с гремучим студнем заложили под массивными воротами в одну из опорных башен. Когда взрыв грянул, вместе с дверью разнесло и часть улицы. Густав вызвался добровольцем на осмотр башни и стены изнутри. Враг мог еще таиться внутри, а клинок «Визеля» никак не желал остывать. Но главной причиной, в которой Юнсон не хотел себе признаваться, было то, что операцию возглавлял сам майор. Густава глодало любопытство, ему хотелось рассмотреть знаменитого фаворита вблизи.
В Комитете по правам рабочих он впитал презрение к аристократам. Выродки ушедшей эпохи, они продолжали навязывать людям свою волю, кичась богатством, землями и предками. Густав уяснил для себя, что так называемые «высокородные» не отличаются от него ничем. Но находясь вблизи от Клемента Спегельрафа, он чувствовал, что тот принадлежит к совершенно иной породе существ, и это ощущение зудело, как клоп под рубашкой. Ему хотелось понять, в чем, в чем же разница между ними?
Незадолго до прибытия на восточный фронт до него дошел очередной слушок, слишком лакомый, чтобы не стать популярным: адъютант генерала Богеля участвовал в дуэли.
Говорили, его прилюдно обвинили в тайной связи с королевой, и он сам вызвал обидчика на поединок. Но оба были офицерами, победителю грозил трибунал, так что они сошлись на «иберийской рулетке». Барабан крутили лишь единожды. Говорили, что когда вмешались старшие по званию, оставалось всего два шанса из шести – спасительный и смертоносный. Клемент Спегельраф дважды подносил к виску револьвер и дважды спускал крючок, отстаивая честь своей королевы. Говорили, его противник был на грани помешательства. Брехня, конечно.
Ступени башни раскрошились, и разведчикам пришлось карабкаться на четвереньках. «Визель» болтался у живота, ранец тянул вниз. Густав полз, ежесекундно проверяя, как быстро он сможет перехватить винтовку и направить на врага. Но в башне царила тишина, нарушаемая только скрипом сапог, тяжелым дыханием и сухим перестуком камешков. В отдалении, приглушенная толстыми каменными стенами крепости, рокотала армия победителей. Те, кто оставался еще снаружи Валликрава, постепенно втягивались внутрь, как в воронку.
Лестница оборвалась внезапно, как песня. Густав подтянулся последний раз и поднялся на ноги. Поблизости стоял и озирался майор Спегельраф. Юнсон инстинктивно потянулся к нему. Тот скупым жестом указал направление, и все, сгорбившись, шагнули к массивной деревянной двери. Один солдат толкнул ее вполсилы, и она качнулась на петлях, не сдерживаемая засовом.
Когда она отворилась, стало ясно, что разведывательный отряд зря пытался соблюдать тишину. Слышать их было некому.
Густав в изумлении наблюдал кровавую картину: четверо олонцев расположились по углам, точно караульные. На стенах влажно блестели багровые кляксы и мазки чего-то розовато-серого, комковатого. Рука одного из олонских солдат до сих пор сжимала полированную рукоять пистолета. Другой так и не выпустил из пальцев квадратик мутной фотографии.
– Они застрелились, – тихо сказал один из кантабрийцев.
– Да, – коротко подтвердил майор Спегельраф. – Осмотреть помещение. Могли остаться карты, документы. Что угодно.
Повинуясь приказу, Густав направился к столу у окна. Бездумно выдвинул ящик, другой, третий. Пусто.
Но едва он повернулся к майору, едва открыл рот, как раздался новый взрыв. И он был в сто крат мощней того, которым они вскрыли башню.
Чудовищный спазм сотряс крепость, камни под ногами взбунтовались, на головы посыпалась колкая крошка. Густав упал на колени, закрыл голову, как учили в корпусе. В ту же секунду новая волна шума набросилась на них с другой стороны – что-то случилось за стенами Валликрава.
Клемент Спегельраф был первым, кто достиг узкого окна-бойницы. Он выругался коротко и крепко, как умеют только те, кто своими глазами видел настоящий крах.
Глава 7. Игра в фанты
Луизе казалось, что понадобится по меньшей мере неделя, а то и целый месяц, чтобы добиться аудиенции королевы.
Свои шансы попасть во дворец сразу она оценивала, как ничтожные, хотя мысль о возвращении стала навязчивой с той самой минуты, как она увидела на вершине холма точную копию дворца. Места, где выросла, где была маленьким призраком в кремовых кружевах; силуэтом, глядящим из окон, тенью за гобеленом.
Ей чудился аромат роз из зимнего сада принцессы и нагретой солнцем пыли, свежих булочек со сливовым джемом, запах мастики для паркета.
Преодолев наполовину отстроенный Золотой Квартал и оказавшись у массивных ворот из черного металла с золочеными пиками по верху, она оторопела. Луиза глядела на часовых в форме с галунами и не могла заставить себя шагнуть ближе.
Из оцепенения ее вывел толчок в спину:
– Не стой столбом, как сурок. Пошли тебя властям сдавать!
Нильс подхватил Луизу под локоть и повлек вперед. Часовые уже следили за ними взглядом, и их лица становились все более суровыми.
– Далее проход только по прямому приказу и разрешению Их Величеств, – часовой с золотисто-русыми завитыми усами поднял руку в белоснежной перчатке, призывая их остановиться.
– О, мужик, поверь мне, – ощерился железными зубищами Нильс. – Их Величества сами до оградки побегут, когда узнают, кто пожаловал. – Он снова подтолкнул Луизу вперед. – Перед вами сестрица вашего короля, Луиза Спегельраф.
– Луиза Бригитта Спегельраф, – уточнила она так спокойно, как только могла. – Прошу доложить о моем визите немедля.
Часовые переглянулись. Дальнейшие их действия напоминали сложный пчелиный танец с переменой мест, козырянием, рублеными фразами. Прибыла смена караула. Их с Нильсом пропустили за первые ворота из нескольких контуров, теперь опоясывающих холм.
Луизу будто подцепил огромный крюк и потащил все выше, все быстрее. Один барьер за другим. У Луизы даже закружилась голова, будто воздух становился иным, и ее легкие к нему не привыкли.
Что до Нильса, он никак не выражал ни удивления, ни беспокойства. Его лицо говорило: «Я этих дворцов на своем веку повидал».
Луиза не вглядывалась в людей, что встречались ей на пути, что задавали вопросы, она не сводила глаз с дворца.
Какое жуткое, противоестественное сходство в мельчайших деталях. Как будто не было пожара, не было всех этих лет. Как будто она никогда не поступалась ни гордостью, ни совестью, ни честью. Не испытывала ужаса. Не совершала зла.
Еще миг, и на балкон с барельефом в виде сцепившихся драконов выйдет Иоганн Линдберг Четвертый – виски тронула благородная седина – и, хлопнув перчатками по перилам, крикнет, чтобы борзых готовили к охоте.
Луиза спешно приложила пальцы к уголкам глаз: ей вдруг стало ясно, что все годы, пока она жила при дворе, ей хотелось, чтобы ее отцом был он, а не Судья. Не ради титула или подарков. Просто он казался добрым человеком, любящим свою дочь.
Едва она отвела взгляд от балкона, как раздался громкий женский голос:
– Где она?! Где? Куда вы ее завели? Луиза! – и перестук каблуков о камень.
Луиза обернулась, и в тот же миг на нее обрушилась теплая душистая волна. Руки, мягкие и белые, обвили ее, грозовые серые глаза королевы оказались точно напротив ее лица.
– Ты! Ты! Как?.. Я ждала! – Агнесс то прижимала ее к груди, то отстраняла на длину рук и принималась ощупывать лицо Луизы, точно слепая.
А той вдруг сделалось так радостно и даже смешно, что рот сам собой растянулся в широкую зубастую улыбку, а слезы брызнули и побежали по щекам.
– Я ждала, я боялась. Я ведь… я все сделала, как ты написала мне! Если бы не ты, не письмо… Боги, записочка крошечная! Я не знаю, что бы тогда было, – Агнесс говорила быстро, и ее лицо раскраснелось. – Они бы убили Антуана в ратуше, эти бандиты!
– Я так давно хотела домой, я хотела домой, – Луиза смеялась сквозь слезы, стиснув плечи Агнесс. – Я уже не верила, что найду дорогу, что смогу…
Вскоре они уже не могли вымолвить ни слова, только тяжело дышали, упершись друг в друга горячими лбами и переплетя пальцы.
– Ты дома, Луиза Спегельраф, – наконец вымолвила королева. – И теперь все будет, как прежде. Все будет так, как и должно быть.
***Агнесс не терпелось устроить праздник. Ее глаза сияли как жемчуг на шее и в волосах, руки порхали, как крылья голубки. Королева тут же принялась планировать бал ко дню летнего солнцестояния, чтобы представить Луизу обновленному двору.
Ее юные фрейлины, которые появились в саду немного позже Агнесс, наперебой начали обсуждать эту идею и предлагать темы оформления и костюмов.
– Подождите, – прервала их Луиза. – О каком бале может быть речь? Идет война! Мы не можем устраивать праздник.
Глаза Агнесс вдруг застыли, будто она вспомнила что-то давно ускользнувшее от внимания. Одна из фрейлин тоненько фыркнула, но на нее шикнули.
– Да, – неуверенно протянула Агнесс. – Это недоразумение скоро будет окончено, и наши солдаты вернутся домой героями. Война – это важно, ей занимаются мои советники и генералы. Но…
Она обернулась на фрейлин, сощурилась и рукой подала им знак удалиться. Когда они отошли на удобное расстояние, Агнесс склонилась к самому уху Луизы и зашептала:
– Здесь у меня и Антуана почти нет друзей. Революция расколола нас, и никто не видит во мне добрую госпожу. Я хочу это исправить. Любовь народа берет начало из радости, а для нее было так мало поводов.
Луиза кивала, кусая губы и хмурясь.
– Так подари им победу и твою милость, – предложила она. – Подай сиротам, утешь матерей. Обеспечь покалеченных. И они полюбят тебя. Пышные праздники двора только раздражают бедных.
Агнесс вздохнула, приложив кисть к алебастровым ключицам, усыпанным жемчугом.
– Ах, Луиза… Если бы все было так просто, – она подняла взгляд к пряничной крыше своего нового дворца. Вокруг одной из башенок шелковыми флажками вились белые голуби. – Боюсь, любовь двора будет заслужить гораздо сложнее.
Вопрос с балом отложили до следующей недели, но Агнесс настояла на том, чтобы на следующий день состоялся королевский прием, на котором Луиза встретится с братом. Разумеется, ее спаситель – Нильс – тоже был приглашен.
Агнесс с такой искренней гордостью говорила о том, как Антуан делает успехи в ходьбе, что у Луизы перехватывало горло.
Прежде, чем Нильса сопроводили в отведенные ему комнаты, он пробормотал что-то про шибко грамотных и их паршивую привычку марать бумагу. Но Луиза списала это на избыток впечатлений и непривычную обстановку.
Тревожные мысли покинули Луизу окончательно, когда она обнаружила в своих покоях ванну. Она отослала горничных и принялась скрести руки и ноги жесткой щеткой до красноты, а после лежала в воде, ни о чем не думая, пока ванна совсем не остыла. В ту ночь, впервые за долгое время, Луизу не навещали ее мертвецы.
Наутро фрекен Спегельраф разбудили, накормили до смешного изысканным завтраком и помогли одеться в небесно-голубое платье с пышными газовыми рукавами. Черный дорожный костюм был сочтен недостаточно праздничным, хотя Луиза думала иначе.
За ней прислали сопровождение – четверых гвардейцев в парадной белой форме. Их эполеты и блеск золотых пуговиц на мундирах напоминали об альгуасилах и последней встрече с ними, но Луиза решительно отогнала этот образ. Она – не пленница. И даже не гостья. Она вернулась туда, где и должна быть.
Нильс был с ними – в том же костюме, который ему сшили для визита к Крысиному Королю. Две высоких аудиенции за столь короткий срок, а бывший каторжник держался, как ни в чем не бывало. Только смотрел не по сторонам, не на торжественный конвой и даже не на Луизу, а прямо перед собой. Девушка про себя порадовалась, что он не демонстрирует гвардейцам свои железные зубы и не подшучивает над ними в своей обычной грубой манере.
Их провели через анфиладу комнат второго этажа, и слуги, попадавшиеся им по пути, склоняли головы.
Наконец, Луизу и Нильса ввели в большой зал, в точной копии которого Иоганн Линдберг Четвертый принимал послов и других высоких гостей. Лу нечасто пускали на подобные приемы, но, бывало, она в одиночестве кружилась по пустому залу, воображая свой первый вальс.
Стены поддерживали колонны из кремового мрамора, гладкого, как карамель; к потолку, украшенному фресками, убегал золоченый плющ лепнины. Пол был отделан плитами из полированного черного камня, напоминавшего обсидиан, и устлан коврами – белыми с золотой нитью.
На возвышении стояли два ясеневых трона. На одном восседал ее старший брат, а другой занимала Агнесс, улыбаясь Луизе самой ободряющей улыбкой. Со стороны королевы к трону липли фрейлины. В своих оборчатых платьях они напоминали древесные грибы с волнистым краем. Напротив разместились высокие сановники из Совета. Ниже помоста выстроились люди рангом пониже. Кто-то в военной форме, кто-то в штатском. На новоприбывших тут же нацелились глаза, пенсне и монокли разных калибров.
– Ее Светлость Луиза Бригитта Спегельраф, герцогиня Вайсмундская и Давеншпильская! – провозгласил церемониймейстер, и его голос легко разнесся по зале. – В сопровождении доблестного герра Нильса!
Луиза остановилась на ковровой дорожке, ведущей к трону. По обеим ее сторонам стоял караул – восемь человек, по двое гвардейцев охраняли каждый из четырех входов в зал; каждый вооружен штыковой винтовкой и коротким клинком для ближнего боя. Все это Луиза отмечала автоматически. Также естественно она подцепила кончиками пальцев складки юбки, чуть склонилась и согнула колено. Такие вещи, как реверанс, тело не забывает.
– Ваши Величества…
Агнесс кивнула и положила руку на плечо Антуана. Луиза заставила себя посмотреть в лицо брату. В последний раз она видела его на балконе ратуши – одержимого, жуткого. Нынешний Антуан выглядел как при их встрече в Виндхунде: такой же тихий, погруженный глубоко в собственный мир. Луиза шагнула к трону. Каждый следующий шаг давался ей легче предыдущего. Наконец, она оказалась достаточно близко, чтобы увидеть на тонких губах брата призрачную улыбку. Антуан вытянул руку ей навстречу, будто хотел помочь подняться.
– Все это славно до одури, – раздался лающий голос Нильса. – Тут и сказочке конец, а кто слушал – пусть валит подальше. Так?
Луиза остановилась и обернулась на своего товарища. Что на него нашло? Никто и не думал забывать о нем или гнать вон. По залу прокатился приглушенный ропот придворных.
– Нильс, – начала было Луиза, не думая об этикете.
– Любезный герр Нильс, вы недооцениваете королевскую благодарность, – прервала ее лучезарная Агнесс, поглаживая плечо Антуана. – Вы получите всю причитающуюся вам сумму или же другую награду, если выскажете такое желание.
Нильс нехорошо улыбнулся, показав зубы. Фрейлины ахнули.
– Желание, значит? Любое, значит? – уточнил он вкрадчиво, чуть склонив шею вперед, содрал с плеч пиджак и набросил его на левую руку. Дурной знак.
– В рамках закона, разумеется, – дрогнувшим голосом уточнила Агнесс.
Нильс выпрямился, вскинув подбородок.
– Есть у меня одно желание по старому закону, – тут он едва уловимым движением выхватил из-за пояса продолговатый костяной предмет, который в один взмах превратился в клинок длиной в руку. – Отравитель, я пришел за тобой!
– Проклятье, Нильс! – вскрикнула Луиза и дернулась было к нему, но ее мгновенно оттеснили гвардейцы.
Двое бросились на Нильса, но он уже кружил по залу, обманывая нападавших взмахами руки с намотанным на манер плаща пиджаком и разя изогнутой навахой. Луиза не могла выдавить и звука, только в ярости открывала и закрывала рот, руки сжались в кулаки. Как он мог!
Тем временем Нильса окружили и выбили наваху из его рук. Гвардейцы висли на нем, как охотничья свора на матером волке, и их было слишком много, чтобы сопротивляться в одиночку. Даже когда ему скрутили руки за спиной, он продолжал грозить железными клыками. Двое гвардейцев были ранены, на глянцевом черном полу выпукло сияли лужицы крови.
– Довольно! – раздался незнакомый голос.
И стало тихо. Только теперь Луиза поняла, какой страшный гвалт наполнял зал до этого. Она обратила взгляд к трону и поняла, что голос принадлежал Антуану. Он наклонился вперед, прижимая кулак к груди, на лице отражалась мука.
– Почему ты хочешь моей смерти? – обратился король к Нильсу.
Тот дернулся, но держали его крепко.
– Потому, что ты, Отравитель, не заплатил ни за одну жизнь, отнятую твоим поганым зельем! Потому, что кровью нужно платить за кровь, жизнью за жизнь, – Нильс сплюнул на пол, испачкав подбородок красным. – Ты отправил в Хель мою мать.
Король глядел на него, не отрываясь. Расшитый золотом мундир не мог скрыть болезненную худобу Антуана, а руки, стиснувшие подлокотники ясеневого трона и вовсе казались птичьими лапами. Луиза с трудом втянула загустевший воздух.
Желание немедленно вмешаться отступило – это было между ними двумя: ее кровным братом и названным.
– Отпустите его, – произнес Антуан. Когда никто не отреагировал, он возвысил голос, и боль снова исказила его черты. – Это приказ! Отпустить его!
Гвардейцы нехотя повиновались. Нильс брезгливо повел плечами и встал на ноги.
– Антуан, – всхлипнула Агнесс. – Что ты делаешь, это безумие…
Но король только бросил на нее свирепый взгляд.
И поднялся с трона.
Нильс подобрал наваху и двинулся к Антуану. Дула винтовок упирались ему в спину, но он словно не замечал их. Антуан Спегельраф шагал к нему навстречу, неуклюже опираясь на изящную трость. Бывший каторжник остановился. Тогда король отбросил трость, та упала на обсидиановые плиты с жалким звоном, как рапира дуэлянта. Антуан рывком опустился на колени, почти рухнул. Весь двор слышал, как истерично всхлипнула вмиг посеревшая Агнесс.
Король стоял на коленях перед Нильсом, упершись ладонями в пол, склонив шею. Длинные светлые волосы Антуана завесили его профиль. Он был спокоен, как жертвенное животное. Нильс тоже замер.
Король Кантабрии, заговорил:
– Все, чего я ждал после пробуждения, это тебя, человек по имени Нильс. Я ждал, что ты придешь, – пальцы его напряглись так, что побелели костяшки. – Я вверяю тебе свою жизнь. И благодарю.
Нильс сделал еще один шаг к королю. Агнесс медленно начала оседать на услужливо подставленные руки фрейлин. Луиза вдруг ясно разглядела голубую жилку, пульсирующую на тонкой бледной шее брата, и представила, как лезвие навахи рассекает ее. Яркая кровь мгновенно пропитывает белую ковровую дорожку. Луиза точно очнулась ото сна. Нет, она больше не допустит насилия под этой крышей!
– Нильс! – неживым, чуждо-низким голосом позвала Луиза. Когда он поднял на нее налитые красным глаза, сказала одними губами: – Не смей.
Ее давний противник, ее друг, почти брат – он убил множество людей, гораздо больше, чем Луиза могла вообразить. Она знала: Нильс жесток и кровожаден. Но он точно не сошел с ума и не станет убивать больного безоружного человека, ко всему прочему, стоящего на коленях.
Нильс снова посмотрел на Антуана, на его торчащие через плотную материю мундира угловатые лопатки и хребет, снова сплюнул – теперь уже на белое – сложил наваху пополам и спрятал ее за пояс.
От облегчения у Луизы ослабли колени. Она упала бы, если бы гвардейцы не продолжали держать ее под локти.
Нильса снова обезоружили и увели прочь под прицелами десятка винтовок. Антуан продолжал стоять на коленях, пока несколько лакеев не бросились к нему наперегонки и не вцепились в его плечи. Фрейлины суетились вокруг Агнесс, все еще пребывавшей в беспамятстве. Сановники начали разбредаться по углам небольшими группами, чтобы обсудить, как относиться к произошедшему. Луиза стояла посреди зала, не зная, куда ей податься – последовать за Нильсом, приводить в чувства Агнесс или справиться о состоянии брата. Пока она принимала это мучительное решение, кто-то из придворных бросил ей на ходу:
– А вы умеете появляться эффектно, фрекен Спегельраф.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.