Записки на поверхности. Рассказы и миниатюры

– Извините, пожалуйста, не подскажете, как пройти… – Услышала я и не сразу сообразила, что это мне.

Благопристойная семейная пара лет сорока спрашивала у меня дорогу. Странно. Я бы от двух таких существ, как мы с сыном, держалась на всякий случай подальше.

– Чумазые, значит местные! – Объяснил за ужином муж, хохоча.

Да, наверное. Очень возможно. Я выразила своё робкое согласие вслух, поглощая куриную грудку с салатиком.

– Опять ты ничего не ешь! – Тяжко вздохнув, резюмировал сын, заглядывая в мою тарелку. – Одни курицы и яицы! Скоро на Кощея будешь похожа.

– Да, мамесса, – радостно согласилась с ним дочь, вплывая в кухню. – Ремнём пороть тебя надо!

Они с отцом расхохотались, а мне было почему-то не смешно. Дочь выросла высокой, не как я, а по-настоящему, к тому же, она сильная, атлетичная. Запросто мне всыплет, если что. Одно утешает: она добрая и хорошо, хоть и немного снисходительно, ко мне относится.

– Оссподи, да кого там пороть? Там пороть-то некого, кожа и кости! – Огорчённо отмахнулся сын, явно копируя манеру моей мамы. Правда, та говорит так о нём, а не обо мне, но какое это имеет значение?

Он ещё что-то говорил, а меня постепенно охватывала тоска. До чего же я, оказывается, жалкое созданье! Мелкая, привередливая выпендрёжница, не умеющая жить настоящей, полноценной жизнью. Ещё давешний психологический тест вспомнился некстати. Он выявил мою повышенную чувствительность. Эх!.. Уродится же такое!

Однако жить как-то надо. Как? Буду почаще с умными людьми советоваться! Только не сейчас. Лучше в выходные. Сегодня им уроков много задали.

Яркие краски

– Ну, и куда это ты так разнарядилась?

Дочь стояла передо мной в длинном ярко-жёлтом платье с рукавом до локтя. Уши украсились серёжками в тон, на шее подвеска с цветочком.

– На себя посмотри! – Огрызнулось моё восемнадцатилетнее сокровище.

Я стыдливо опустила глаза, и они уткнулись в летящее летнее платье, сплошь состоящее из красно-оранжево-жёлтых абстрактных узоров. В ушах предательски колыхнулись крупные кованые серьги с затейливым орнаментом.

– Ладно, и впрямь… Что это я? Пойдём, – согласилась я, беря под руку лаковую сумочку вырви-глазного красного оттенка, и мы не спеша выплыли в ущелье наших панельных закоулков.

Раньше мы жили в прицентральном районе города-четвертьмиллионника. Через реку – миллионник, областной центр. Езды от нашего дома до его центра – минут тридцать-сорок, не больше. С учётом пробок, может быть, час. До нашего центра – пятнадцать минут пешком. Он нам был без особой надобности, ибо всё, что нужно для жизни семьи с двумя детьми – буквально под окнами: магазины, хорошие школы и детсады, Дворец культуры с множеством кружков и секций, спортивные клубы, библиотека, Школа искусств, поликлиника.

Сейчас мы живём, надеюсь, что временно, в типичном подмосковном спальном микрорайоне, где много домов в шестнадцать-двадцать пять этажей, но днём с огнём не сыщешь Дворца культуры, библиотеки или Школы искусств. Да что там Школа искусств! До недавнего времени обычной школы было не сыскать.

Единственный приличный торговый центр примерно в полутора километрах от нас. Это считается близко. Туда мы, собственно говоря, и держим путь, нарядившись, как на праздник. Наряжаться здесь вообще-то не принято, потому как некуда и незачем. И впрямь, зачем, если кругом полный отшиб? Отшиб от всего – культуры, знаний, медицины, зрелищного и любительского спорта, фитнеса… Однако мы всё равно наряжаться будем. Хотя бы иногда, когда куда-то идём. На концерт, например, или как сейчас – по магазинам. Хочется наряжаться и украшать себя в знак протеста, потому что дочь ещё не вполне вышла из подросткового возраста, а я уже потеряла надежду выйти из него когда-нибудь.

Мы разгуливали по торговому центру, ловя на себе обалдевшие взгляды наших одноотшибок, реже одноотшибцев, и восхищённые – наоборот. Одноотшибки почти все, как одна, одеты в синие джинсы с футболками разной степени застиранности, потому что наряжаться здесь… Хм… Знаете уже.

Мы стояли у кассы одёжного магазина, перебирая наши покупки. Мы купили несколько пар ярких носочков с единорогами и бантиками, пару кружевных топиков, длинную, воздушную юбку с мушками, ароматические спреи, заколки и блеск для губ. Дядька, стоящий в очереди позади, с интересом рассматривал нас и слушал наш трёп. Думаю, именно с таким выражением лиц исследователи океанических глубин слушают ультразвуковой трёп разноцветных рыбок.

– Мама! Смотри! Там такие же юбки, как мы купили, только другие!

– Где?

– Там!

Мы обе, позабыв обо всём и наплевав на очередь, понеслись к тем юбкам, дробно стуча копытцами. Дядька счастливо ухмылялся: продвинулся в очереди, да ещё и на дурочек бесплатно посмотрел, вживую, не в Инстаграме.

Расплатившись, наконец, за покупки, мы выпили по чашке неоправданно дорогого кофе и не спеша поцокали в сторону дома. Рекламная яркость торгового центра сменилась унылой стиснутостью отшиба.

– Я не хочу идти домой, – сказали мы почти одновременно и рассмеялись.

– Погода хорошая. Может, до парка дойдём? – Предложила я.

– Давай попробуем, – согласилась дочь, – только я вряд ли дойду. Я старый, больной человек, к тому же, ногу натёрла.

В результате мы прошли немного в сторону парка и присели на лавочку возле одного симпатичного подъезда с необыкновенно красивым палисадником. Он был весь в розах разных сортов и расцветок. Рядом с ними хотелось находиться целую вечность: любоваться живой яркостью, вдыхать свежий, ненавязчивый аромат… Мы долго сидели в этом милом местечке и болтали о книгах. Дочь в ту пору была увлечена Булгаковым.

Наши книжные разговоры нередко перерастают в споры и даже баталии, но сейчас мы были на редкость единодушны. Познакомившись с творчеством Булгакова в тринадцать лет, я всю жизнь от него без ума.

Мимо нас прошла пожилая женщина в растянутых трениках и с собакой на поводке. Мы обе любим собак, но едины во мнении, что держать их лучше всё же в частном доме. Однако в нашем районе собаками, как и трениками, никого не удивишь. Собак тут держат многие. Сказывается наше человеческое стремление оголтело о ком-то заботиться.

Женщина, проходя мимо нас, подозрительно в нашу сторону взглянула. Отведя домой собаку, она снова вышла, на этот раз в маленький магазинчик на первом этаже дома, и снова бросила внимательный взгляд в нашу сторону. Мы переглянулись и, не сговариваясь, решили не реагировать.

Возвращаясь из магазина с лёгеньким пакетиком, женщина остановилась прямо напротив нас, уставилась в упор и сложила на груди свои маленькие, грубоватые руки, повесив пакет на сгиб локтя. Мы смолкли и напряглись, приготовивший к тому, что сейчас нас отсюда погонят, ибо чужаков у подъезда не любит никто.

– Боже, какие красавицы! – Произнесла вдруг женщина с придыханием. – Вы, наверное, актрисы или модели?

– Нет, ну, что вы! Я преподаватель. Была когда-то. Сейчас сына маленького воспитываю, – отрекомендовалась я.

– А я на архитектора учусь, – честно призналась дочь.

Она подрабатывала одно время моделью, но быстро забросила это занятие. Архитектура и всё, что с ней связано надёжней как-то, к тому же, родней и интересней.

– Ещё и умнички! – Резюмировала женщина. – А я хожу и любуюсь на вас, – зачарованно закончила она и резво скрылась в своём подъезде.

Мы тоже не спеша поплыли домой. По дороге говорили о том, что, оказывается, ярких красок здесь не хватает не только нам. Редкостное единодушие царило между нами до самой ночи.

Грязные игры

Мы сидели друг против друга на корточках, а сверху нас поливало своей немного навязчивой лаской майское Солнышко. Недавно прошла серия весенних дождей, и земля ещё не вполне просохла. Это было нам на руку, причём в самом прямом смысле.

Руки наши с непередаваемым удовольствием барахтались в почти высохшей луже. Почти, да не совсем. Лужа из водяной превратилась в грязевую, и грязь была тёплой, текучей и, в то же время, замечательно пластичной. Мы с Димкой лепили из неё шарики, называя их колобками. Недавно нас учили катать таких колобков из пластилина, вот, мы и применили свои знания с умениями на практике.

Нам по три с половиной года. На мне восхитительное малиновое платьице с разноцветной отделкой, оторванное где-то другом отца «по блату». На дворе царствует советское время с его «бесплатными пряниками», полной занятостью мам и дефицитом. Я ещё не знаю, что такое «социализм», «блат» и «дефицит», но уже всей детской душой ненавижу полную занятость мамы. Ненавижу детский сад так, что всякий раз ору при упоминании этого слова и заливаюсь кипучими слезами каждое утро, когда надо туда идти.

– Он же как называется? – Кричу я родителям. – Дет-сад! Вот, пусть дед туда и идёт!

Дед туда не идёт. Он ходит каждый день на работу, как все нормальные люди, и только я одна из всей семьи должна тащиться в этот дурацкий сад, придуманный, судя по названию, каким-то злым, недалёким дедом. Однако даже там бывают приятные моменты. Как сейчас, например.

Димка – отличный парень. Мы с ним не разлей вода. Пока. Это позднее он «сойдёт с ума»: начнёт обзываться, дёргать за волосы, отбирать игрушки, и я за это разобью ему нос так, что весь пол беседки будет в крови, а меня предадут всеобщему презрению. Сейчас мы лучшие друзья.

На Димке белая футболка с коротким рукавом и синие шорты. В ярких солнечных лучах его густые белые волосы отливают золотом. Это он нашёл ту замечательную лужу и позвал меня с собой. Я с радостью пошла, ибо надоело сидеть одной. Дружить с девочками почему-то не получается. У меня и сейчас это не очень получается, а уж тогда…

С мальчишками проще. С ними нет нужды корчить из себя что-то приторное, правильное, послушное. Мы с Димкой просто лепим колобки из грязи, и нам хорошо.

Не помню, кто из нас первым додумался подбрасывать их вверх, но это было феерично! Только представьте: берёшь в руку гладкий, тёплый колобок, перекатываешь какое-то время с ладони на ладонь, а после подкидываешь вверх, на небо, к Солнышку! Солнышко, ведь, тоже хочет полюбоваться нашими колобками из грязи и поиграть с ними. Попробуйте целыми днями, не переставая, светить на небе в полном одиночестве, сразу прочувствуете, как оно, а то умничать-то все горазды.

Взрослые, например, умничают, что нельзя лезть в грязь. Одежда, мол, запачкается. Во-первых, далеко не факт. Я умею очень аккуратно возиться в грязи. Мне кажется. Во-вторых, если одежда не будет пачкаться, что эти великомудрые взрослые станут тогда стирать? Свои умные головы, должно быть, не иначе.

Наши с Димкой головы восторженно задраны кверху. Мы наблюдаем за тем, как подброшенные нами тёмно-коричневые шарики из грязи взлетают на фоне безупречно голубого неба. Завораживающая картина! Прямо дух захватывает!..

Ай! Один из запущенных мной в голубую высь шариков приземлился прямо мне в глаз. Помимо боли от весьма ощутимого шлепка в глаз попали частицы грязи, и его начало нечеловечески щипать. Я разревелась, размазывая по лицу то, что осталось на нём от колобка. Димка зашёлся приступе дурацкого смеха.

Интересно, почему нам плохо, когда кому-то хорошо, особенно, если до этого и так уже было ужас, как плохо? Димкин смех взбесил настолько, что захотелось немедленно его прервать! Любой ценой! Пусть весь мир подавится грязью, раз он такой злой и нелепый! Это надо – взять и направить грязевой колобок не куда-нибудь, а прямо в глаз ни в чём не повинному человеку! Ещё и этот баран… ржёт!..

Я зачерпнула из подсыхающей лужи щедрую пригоршню грязи и всю её залепила Димке в его чистенькое, гладенькое рыльце. Пусть прочувствует, как оно, когда вездесущие частицы глины залепляют твою нежную детскую кожу и слизистую.

Димка заревел. Я восторжествовала. Укусы глины больше не ощущались, видимо, слёзы промыли глаз. Сразу сделалось жаль Димку. Он так горько плачет!

Я подошла и обняла его. Он с радостью и, как мне показалось, с благодарностью прижался к моей груди, наряженной в красивое малиновое платьице. Мой друг обтёр всю грязь с лица о моё платье и сразу же успокоился. Мне не жаль платья. Главное, что Димка не ревёт больше, и мне самой ни капельки не больно. Было. Именно до этого момента, потому что…

– Ах, вы свинячьи морды! А, ну, живо… Живо…

Няня вела нас за уши к торчащему из стены водопроводному крану. Скоро я открою его на прогулке, пока никто не видит, и устрою настоящий потоп. Смоет всю цветочную рассаду с клумбочек, и воспитателям придётся сажать цветы заново. Зато мы с Наташкой насладимся тем, что сами сотворили живой, настоящий ручей, но это будет не сегодня. К счастью. На сегодня приключений достаточно.

В облаке

Вы жили когда-нибудь в облаках? Мне приходилось. Думаю, вам тоже. Дело в том, что существует два вида тумана: дымка, поднимающаяся от поверхности земли или воды и опустившаяся облачность. Последняя разновидность особенно густая и нереально красивая.

Сейчас я отношусь к туманам достаточно спокойно, потому как живу уже несколько лет в Подмосковье, и ими здесь никого не удивишь, а по молодости я обожала туманы. В наших степных краях они редкость, особенно туман облачный. За неполные двадцать лет жизни я видела такой над моим родным городом только один раз.

Той аномально тёплой, слезливой зимой что-то заставило облако опуститься на холмы, окружающие город, и оно окутало нашу жизнь туманом почти на две недели. Мы жили и дышали, ходили на работу и учёбу, любили и страдали, смеялись и плакали в густой, молочной дымке. Это было сказочно красиво.

Незадолго до туманной сказки меня угораздило поссориться с моим молодым человеком. Я подумала тогда, что пусть катится к хвостам собачьим, раз он такой нехороший, но прошло несколько дней, и стало ясно, что собачьи хвосты могли бы обождать.

Однако идти к нему первой я не собиралась, ибо только дурочки бегают за парнями. Я знала это наверняка, потому что однажды мне хватило ума признаться парню в любви первой, и то была грустная история. Только грусть подстерегала меня, похоже, на каждом шагу. Я гордо сидела дома одна, и никто не бежал мириться со мной. На людях старалась быть весёлой, деятельной, а дома накрывало непередаваемой тоской. Я растворялась в ней, как те холмы в упавшем облаке.

Однажды мы шутили после зачёта с подружками, и я смеялась так, что, кажется, немного подрагивали толстые, сейсмоустойчивые стены старого университетского корпуса. Мой голос звучал настолько радостно, а рыжие волосы так искрили, что один симпатичный пятикурсник не смог пройти мимо.

Он заговорил со мной, а я принялась откровенно строить ему глазки. Почему? Да, ни почему. Просто потому что. Потому что смешно наблюдать за его реакцией. Потому что приятно, когда на тебя смотрят зачарованным взглядом. Потому что хочется иногда слышать ещё и комплименты, а не только дружеские подколки однокурсниц и тишину своей комнаты.

Если бы думала о последствиях, не стала бы столь нарочито-искусственно очаровывать его, но я о них не думала. Знаете, молодость эгоистична. Можете не рассказывать мне, какими умниками и альтруистами были в девятнадцать лет вы. Не верю я в подобные россказни.

Мы встречались с тем пятикурсником вечерами и подолгу бродили по нарядным улицам центра, сталкерили набережную, отогревались в тесноватых, переполненных кафешках. Пару раз ходили в кино. Парень дарил мне цветы и называл ангелом. Он познакомил меня с другом, и однажды мы гуляли втроём.

Нам было, о чём поговорить. Наши взгляды на жизнь во многом совпадали. Он даже речь о свадьбе заводил, потому как был старше меня целых семь лет и всерьёз задумывался о создании семьи. Ещё он ничего не требовал и ни на чём не настаивал. Манеры парня были приятными, отношение бережным, забота ненавязчивой.

Однажды мы даже целовались, прощаясь, и делал он это очень хорошо. Было хорошо всё, кроме одного. Он не был тем, кого я ждала и продолжала любить, несмотря ни на что.

Представьте, что доктор по каким-то причинам запретил вам кофе, но вам его очень хочется, и вы случайно увидели на полке магазина ячменный кофейный напиток. Вы покупаете его, готовите, пьёте. Всё хорошо. Это так похоже на кофе! Только это не он, что вы прекрасно знаете, но продолжаете объяснять себе, что так лучше, чем никак, что ячменный кофе безопаснее, полезнее, симпатичнее на вид…

Я пила ячменный напиток наших встреч недолго. Скоро явился с повинной свет моих очей, и никто, кроме него, больше не существовал для меня много лет. Туман над городом и над моей глупой, юной жизнью рассеялся, и я сказала пятикурснику правду. Ударила наотмашь.

***

Боль в твоих глазах будет сниться мне до конца жизни. Это очень лёгкая расплата за мой эгоизм. Густой туман будет напоминать о тебе всегда. Прости меня, и пусть у тебя будет всё хорошо.

Продолжение не начатого

Есть одна замечательная расхожая фразочка. Услышав в первый раз, вы её уже не забудете: «У того, кто сам себе адвокат, клиент дурак». Истина! Однако кто сказал, что подобная логика применима лишь к одной профессии? Я задумалась над этим как-то раз, стоя под душем, и, вот, что получилось.

У того, кто сам себе учитель, ученик прогульщик и двоечник.

У того, кто сам себе доктор, пациент развалина. Или труп.

У того, кто сам себе психолог, клиент невротик.

У того, кто сам себе татуировщик, клиент партачник.

У того, кто сам себе косметолог, клиент сморщенная задница.

Кто сам себе сапожник, у того нет ни сапог, ни клиентов.

У того, кто сам себе продавец, клиент лох и бездельник. Думаю, вы уже поняли, как я отношусь к сетевому маркетингу. Не спрашивайте меня об этом при случае. Не отнимайте моё драгоценное время. Я лучше ещё глупостей насочиняю.

У того, кто сам себе водопроводчик, клиент залил четыре этажа.

У того, кто сам себе газовый слесарь, клиент в числе первых на очередь в преисподнюю. Ну, или в рай. Там вроде бы любят блаженных. Ангелам тоже без дураков скучно.

У того, кто сам себе портной, клиент одет, как придурок, хотя, здесь возможны варианты.

У того, кто сам себе ресторанный повар, клиент ничего не смыслит в особенностях общепита.

У того, кто сам себе прачка, есть автоматическая стиралка.

У того, кто сам себе слуга, мало денег.

У того, кто сам себе парикмахер, клиент растрёпа.

У того, кто сам себе мастер маникюра и педикюра, клиентка порвала заусенцами колготки.

У того, кто сам себе визажист, клиент накрашен кривенько, но с душой.

У того, кто сам себе актёр, зритель демонстративный психотик.

У того, кто сам себе певец, соседи скоро сойдут с ума. Ну, или убьют его ко всем чертям. Ещё его слушатель, как правило, не имеет ни совести, ни чувства меры.

У того, кто сам себе писатель, читатель уже офонарел от собственной гениальности.

У того, кто сам себе водитель… всё нормально!

Лучшие годы

– Все говорят: «Молодость – лучшие годы!» Какую книгу ни открой, в каждой выражение «лучшие годы» означает исключительно юность и молодость, а я не могу вспоминать свою молодость без содрогания. Детство и юность, впрочем, тоже.

Мы с Людочкой сидим на открытой веранде моей любимой кондитерской. Приятельница недавно справила тридцатипятилетие, а я не смогла присутствовать на её празднике, и Людочка настояла на том, чтобы угостить меня в обеденный перерыв любимыми пирожными. Думаю, мой запоздалый подарок, вручённый ей нынче утром, тому поспособствовал. Женщине так легко угодить с подарком! Статуэтка, вазочка, коробка конфет, губная помада нужной расцветки, просто букет цветов… С мужчинами гораздо сложнее.

На работе все боятся Людочку, и не зря. Внешность её почти ангельская: молочно-белая с персиковым румянцем кожа, натурально светлые локоны, небесно голубые глаза. Она могла быть совсем ангельской, если бы не двадцать пять кило лишнего веса и манера одеваться так, словно собралась на рынок, куда бы ни шла.

Людочка ни о ком не говорит плохо, но если она заговорила о вас при начальстве, вам крышка. Чаще всего она делает это в открытую, прямо в присутствии жертвы. Толстозадый ангел сдаёт вас с потрохами, а потом ещё и дурочкой прикидывается, типа она совсем не то хотела сказать, и, вообще, она нечаянно, не бейте её, пожалуйста.

Коллеги сторонятся милого существа, а для начальства она настоящий ангел. Ангел-агент.

Я не боюсь Людочку. Я уже три года наблюдаю её жизнь и поведение в естественно-искусственных условиях офиса с безопасного расстояния и пытаюсь разгадать её загадку. Людочка – крайне интересная особа, и она не может мне сделать ровным счётом ничего. У нас с ней и начальство разное, потому что трудимся мы в разных организациях, расположенных под одной крышей.

– Смотри, сделает она тебе подляну! Додружишься ты с ней! – Предупреждают битые руками начальства Людочкины жертвы и им сочувствующие.

На их слова я только пожимаю плечами. Жизнь моя скучна, как бухгалтерский отчёт, в котором полностью сошёлся баланс. Я уже много лет замужем за одним и тем же существом мужского пола, воспитываю дочь-отличницу, курсирую каждый день по маршруту «дом-работа-дом» и не завожу по дороге никаких интрижек. Я не участвую в обсуждении скользких тем, не курю и не употребляю спиртного. Даже отдыхать езжу исключительно с семьёй. Тётушка Скука, одним словом. Именно поэтому меня тянет дружить с интересными и неоднозначными людьми. Они добавляют в моё размеренное существование немного ярких красок.

Я знала, что Людочка рано вышла замуж. Мать спровадила за первого парня, проявившего интерес к ней. Парень крупный, яркий, немного шумный и необыкновенно весёлый. Он был на семь лет старше, хорошо зарабатывал и постоянно дарил цветы, подарки, куда-то приглашал, подвозил на машине. Станислав долго ничего не требовал взамен, проявляя чудеса деликатности. Людочка сразу заподозрила в нём что-то неладное, однако мать была непреклонна: надо замуж.

Ну, и что, что Людочка учится всего на втором курсе? Ничто не помешает продолжить учёбу с обручальным кольцом на пальце. Спортивная карьера? Да, начхать на неё! Покажите, кому она принесла счастье. Ребёнок помешает учёбе? Какие глупости! Папа Людочки уже пять лет на пенсии. Что ему делать, как не нянчить внуков?

Людмила и Стас поженились. Заодно мать невесты выпихнула замуж её старшую сестру-погодку. Свадьба двойная, расходы одни. Так всем лучше.

Через полгода выяснилось, что супруг Людочки – алкоголик, пребывавший на момент их знакомства и встреч в завязке. Когда он снова начал пить, как умирающий от жажды слон, его молодая жена была на сносях. Родилась дочка с патологией зрения, хотя ни с той, ни с другой стороны серьёзных нарушений зрения ни у кого не было.

Стас начал каждый день приходить с работы пьяным в сосиску. Он падал лицом вниз на пол в прихожей, и Людмила ничего не могла с ним сделать: рост два метра пять сантиметров и сто тридцать кило веса. Ночью гигант просыпался, шёл к холодильнику и съедал оттуда всё подчистую. Утром просил прощения.

Людочка хотела уйти от него обратно к родителям, но те посоветовали не чудить. Молодой семье недавно дали двухкомнатную квартиру – живи и радуйся. «Нам в твои годы никто квартир не давал! Пьёт? А ты лечи его. Нельзя бросать хорошего человека в беде и болезни».

Людочка лечила Стаса. Ещё упрашивала, ругала, грозила разводом. Толка не было. Больной ребёнок высасывал силы и время. Сложная и скучная бумажная работа добивала. Бесконечные поучения своей и мужниной родни выматывали. Косые взгляды соседей добавляли неприятных ощущений. Подружки разбежались, ибо никому не хочется постоянных рассказов о безобразиях мужа, болезнях ребёнка и подлостях родни. Всем хочется радости и позитива.

Людочке тоже хотелось радости, и однажды молодая пышечка-красотулька ответила взаимностью холостяку из подрядной организации. Он стал её любовником, а спустя несколько лет мужем. Он сам не может иметь детей из-за дурной наследственности и с открытым сердцем принял ребёнка Людочки. Живут они не сказать, что богато, но в достатке и мире.

– Лучше, чем сейчас я и не жила никогда, – говорит Людочка, но в голосе её явственно слышится грусть.

– Значит, именно сейчас наступили лучшие твои годы! – Резюмирую я.

– Получается, что так, – легко соглашается моя собеседница. – Однако молодость… детство… Их словно украли у меня!

– Ну, с молодостью всё ясно, – соглашаюсь я. – Этот пьянчуга тебе её испортил. А детство? Ты родилась в полной семье в благополучные годы, когда уже всё было…

– Было, – эхом откликается Людочка. – Было, но не для всех.

Я знала, что отец приятельницы намного старше её матери, почти на тридцать лет. Мать этим фактом крайне недовольна, и, чуть поссорившись с отцом, кричит ему:

– Ты, старая рожа, украл мои лучшие годы!

– Да, кому ты была нужна, кроме меня, со своим поганым характером и дитём нагулянным! – Кричал отец ей в ответ, когда был помоложе.