По банановым республикам без охраны

Под одобрительные возгласы моих новых знакомых я прошу хозяина дать мне пять six-pack лучшего местного пива, соленых орешков мараньона и кукурузных чипсов. «Gallo es lo mejor!» – подсказывают ребята. Я не сразу догоняю, при чем здесь петух (gallo), но когда вижу на прилавке первую упаковку пенного напитка, понимаю, что это есть марка местного пива, признанная моими новыми товарищами достойным потребления. Кстати, рекомендую, граждане – отличное светлое пиво, совсем не крепкое, и с ярко выраженным солодовым вкусом.

Затемно возвращаемся в ночлежку. Освещены только центральные улицы, но и на них как-то уж совсем мало гуляющего народу. Только пара похожих на нашу компаний, еще не отвыкших от привычной европейской безопасности в отнюдь не безопасной Центральной Америке, попадается нам по дороге.

Через пару часов от пива и чипсов остается лишь икота, а глаза вообще перестают хотеть смотреть. Попрощавшись с компанией, карабкаюсь на второй этаж и плюхаюсь на старенький матрас, предварительно приоткрыв балконную дверку. Перед самым провалом в колодец сновидений улыбаюсь невидимому жасмину и лунной подсветке изумрудного бока вулкана.

Завтра первый концерт…

ЧИМАЛЬТЕНАНГО

Оставив позади колониальные красоты и божественный chocolatl` Антигуа, я вернулся в столицу. Номер в отеле терпеливо ожидал моего возвращения из грязного хостела.

Какое наслаждение помыться в теплой воде и лечь на свежие простыни! Какое счастье, что я не подцепил в месте моего последнего ночлега какой-нибудь вирус или грибок!

Однако пора и делом заняться. После нехитрого обеда, состоявшего из хорошо прожаренных на решетке полосок стейка – churrazco, сваренного авокадо – aguacate, пары яиц и всенепременной красной фасоли, я немного отдохнул и сел повторить репертуар.

Арткафе встретило свежим постером работы какого-то местного художника с надписью «Будь твой партнер хоть ангелом – используй презерватив!» и изображением двух атлетических, a la Michelangelo Buonarotti, мужских тел в одной из поз Камасутры. Это и есть контингент завсегдатаев кафе??

Но деваться некуда! Да, к тому же, на концерт должен придти один из сотрудников местных НПО (неправительственных организаций), которые работают с индейцами майя в разных департаментах страны. Я, по рекомендации Родриго, перед обедом позвонил ему в офис, рассказал о своем интересе посетить гватемальскую глубинку и попросил о встрече.

Леопольдо, так звали моего визави, оказался невысоким молодым человеком лет этак тридцати-тридцати пяти, с черными, как смоль и заплетенными в косу волосами, орлиным, как на каменных барельефах в Паленке, носом и почему-то (наверно, из-за работы в НПО) в техасской ковбойской шляпе. Возможно, его организация финансируется каким-нибудь фондом из Техаса, и шляпу ему преподнесли в качестве сувенира. Не знаю. Я из деликатности не спросил.

Он осторожно со мной познакомился и вообще предпочел помолчать, пока я, представив «рекомендательные письма и отзывы», а также используя все свое красноречие, не объяснил ему, чего, собственно говоря, хочу. Переспросив раза два, не связан ли я с правительством страны, и получив отрицательный ответ, он, наконец, немного оттаял и даже милостиво принял предложенный мною кофе.

Индейцы, безусловно, имеют полное право быть недоверчивыми к чужеземцам в этой стране. Начиная с испанских конкистадоров, уничтожавших коренное население просто с тоски и несварения желудка, и кончая американцами, которые очень активно зарабатывали тут себе на новые небоскребы в Цинциннати, практически все белокожие приходили сюда только с одной целью – поживиться. Так что стоило немалых усилий убедить моего собеседника в том, что я просто очень любознателен от природы и мечтаю посетить одно из этих бесчисленных «нанго», расположенных на altiplano – плоскогорье.

Леопольдо первый раз за весь разговор улыбается и сообщает мне, что приставка «тенанго» на языке майя означает буквально «на плоскогорье», а посему Кетцальтенанго, Чичикастенанго, Масатенанго, Уэуэтенанго и прочие просто указывают на местоположение этих городов относительно уровня моря. «Завтра в Чимальтенанго будет проходить церемония выбора новой королевы майя». – Сообщает он мне: – «Если хочешь, можем съездить, у меня там тоже дело есть». Охота была спрашивать!

Концерт проходит на «ура», Родриго, улыбаясь, подсчитывает выручку и щедро угощает меня местным ромом «Сакапа», целый ящик которого ему удалось продать. Мы расстаемся, крепко пожимая друг другу руки, до послезавтра. Это такой маркетинговый ход – дать молве разнести по городу впечатления о концерте.

Ко мне на улице подходит с поздравлениями некий холеный сеньор в дорогом костюме, протягивает свою визитную карточку и, после пары вводных фраз, просит сыграть на юбилее его компании. На вопрос «когда юбилей?» отвечает: – «Да в сентябре уже!». Я ничего не имею против и предлагаю обсудить детали на трезвую голову. То есть, через день.

На следующее утро Леопольдо заезжает в отель на своей «Тойоте» con paila (открытый кузов пикапа), и мы отправляемся в путь. Такие авто очень популярны у небогатых земледельцев в здешних краях. Жалко, что эту модель японцы уже сняли с производства. Мотор объемом всего в тысячу кубических сантиметров позволяет существенно сэкономить на постоянно дорожающем горючем.

Однако, несмотря на свой скромный аппетит, в горку он нас тянет довольно-таки уверенно. А в кузове можно перевозить практически любые полезные грузы – от строительных материалов и овец, до людей. Только привязать к бортам покрепче, чтобы на повороте в кювет не повылетали, болезные, и – vamonos, amigo (поехали, дружище)!

Пока едем, Леопольдо рассказывает о том, что майя только кажутся единым народом. На самом деле, они подразделяются на несколько племен, которые в прошлом жили внутри и вокруг этаких городов-государств под руководством локальных царьков и жрецов и частенько враждовали друг с другом. Вплоть до вырезания обсидиановым ножом, без анестезии, сердец из живых еще, но попавших в плен врагов.

Когда-то этим обстоятельством не преминули воспользоваться хитрые испанцы, типа Педро де Альварадо, стравливая враждующие племена и уничтожая чужими руками своих соперников. Divide et impera!

Про киче и какчикель здесь уже говорилось. А вот кекчи покорились завоевателям только через двести лет после начала конкисты, сдав свою столицу Петен-Итца (современный Флорес) – последний независимый на Юкатане город, в 1697-ом году.

«А откуда тогда взялась королева?» – спрашиваю я своего гида после очередного поворота, заставляющего меня судорожно схватиться за ручку автомобильной двери и вспомнить позавчерашний вояж. И он мне рассказывает, что это скорее символическое мероприятие, чем реальная коронация. Как конкурс красоты у нас, только по-индейски.

Я задумываюсь на секунду, но почему-то так и не могу себе мысленно представить гордую даму из народа Какчикель, разгуливающую под свет софитов в бикини по подиуму. Наверно, она должна выглядеть, как крутобедрая кинозвезда Голливуда мексиканка Сальма Хаек, не иначе. Любопытно будет поглядеть!

Леопольдо терпеливо поясняет, что традиция существует с древних времен, когда девушек на этом конкурсе отбирали для участия в священных ритуалах жрецов майя. Существовал даже особый танец – ak`ot, представлявший трансмутацию танцующих в божества, служащие своего рода проводниками для установления контакта между реальным и потусторонним миром. Контакт этот очень важен даже для нынешних майя, как своего рода гарантия будущего урожая, продолжения рода, удачной сделки и т. п. А уж для древних это был просто основополагающий элемент их бытия.

И поскольку быть связующим звеном между мирами есть поистине непосильная ноша для простого смертного, то работа эта была, как правило, весьма скоротечной. За вредность на производстве в то время еще не додумались платить компенсации, всяких там санаториев-профилакториев тоже не существовало, и бедные избранницы сгорали на работе, как свечки перед рассветом.

Удостоверившись, что танцовщицы выполнили свою миссию по отслеживанию прохождения космических и земных временных циклов, и что ходатайство перед богами о благоприятных для народа решениях было услышано и благосклонно принято, жрецы устраивали новый конкурс красоты на замещение вакантных должностей. Совсем, как в современном мире.

– Слышал ли ты об эпосе нашего народа «Пополь Вух?», – спрашивает Леопольдо. Я признаюсь, что слышать-то слышал, но читать вот не читал.

– Там говориться обо всем в этом мире, – кивает он понимающе. – О том, как он был сотворен, как с трех попыток из разных ингредиентов были созданы люди, и как они эволюционировали. Это местами даже похоже на ваш ветхозаветный Генезис! – улыбается он. – А иногда напоминает индийскую «Махабхарату» с ее земной борьбой за власть при активном участии неземных сил.

Пораженный в самое сердце эпическими познаниями простого guatemalteco (гватемальца), я ничего ему не отвечаю по существу и только мычу что-то о том, что надо будет непременно почитать «Пополь Вух». К счастью, мы уже подъезжаем к Чимальтенанго, и это спасает меня от стыда дальнейшего испытания на знание эпосов великих народов древности.

Леопольдо напоследок инструктирует меня, как нужно вести себя в городе и немного обрисовывает особенности социального устройства современных майя.

Индейцы эндогамны, то есть не смешиваются с другими племенами, хотя сейчас эта традиция все больше утрачивает силу, и уже не редкость браки и с креолами, и с ладино. (Только про белых он почему-то умалчивает, и я сразу вспоминаю давешнюю гордую ткачиху из Антигуа!). В городах это проявляется в особом устройстве жилых кварталов, где несколько родов застраивают каждый свое собственное обособленное пространство, как правило, примыкающее острым углом треугольника к центру.

А центр, в который мы уже как бы въехали, начинается прямо с автобусной остановки напротив Pollo Campero, местного гриля, импортированного, как и весь ресторанный фастфуд, из США. По заверению Леопольдо, все, что примыкает к центру и находится под присмотром вооруженной полиции, является относительно безопасным местом для прогулок. Днем.

В другие кварталы, ревностно охраняемые околоточными надзирателями с мачете и свистками, заходить без сопровождения не рекомендуется. Просто чтобы не привлекать к себе повышенного внимания. «А как же насчет пообщаться с народом?» – спрашиваю я Леопольдо. Тот меня успокаивает – мол, всему свое время. А еще улыбается: – «А я разве не народ??»

Ладно, приглашаю я его отведать этих самых цыплят, поджаренных местными поварами по американской технологии, с картошкой фри и кетчупом в пакетике. Он с видимым удовольствием соглашается, и мы, таким образом, убиваем еще час праздности.

Потом отправляемся в невзрачный отель неподалеку, где с меня молча берут двадцать баксов, без просьбы предъявить паспорт и прочих формальностей, и выдают ключ от комнаты на втором этаже. А там уже и вечереть начинает, так что пора выдвигаться к католическому колледжу, где будет проходить ежегодная церемония избрания королевы майя – Rumi`al Maya B`Oko.

Идем туда неспешным шагом по не мощёной улочке. Рабочий день только что закончился, и подходящие один за другим автобусы ежеминутно извергают из себя толпы наемных тружеников, торопящихся домой к своим семьям. Они все для меня на одно лицо – низкорослые, черноволосые, в одинаковых рубахах и соломенных сомбреро (только у Леопольдо импортный вариант!), двигающиеся в неизменном режиме по своим ритуальным тропам уже несколько веков.

Японские авто и американские рестораны вторглись в их быт, как ледокол в торосы Арктики, или, если хотите, как римский акведук в жизнь Владимира Владимировича Маяковского – «весомо, грубо, зримо», но так и не смогли поменять жизненный уклад.

А еще я пытаюсь расспросить моего гида, почему в Латинской Америке индейцы всегда предпочитают жить в горах с их гораздо более суровым климатом и гораздо менее плодородными почвами? Так происходит и в соседней Мексике, и в далеких Боливии, Эквадоре и Перу. То ли климат тому причиной, то ли непроходимая сельва с ее избыточно-кислотными почвами, но население горных частей этих стран почти всегда преобладает над равнинным. Отсюда, кстати, и причина межобщинных конфликтов всех времен, доколумбовых и послегринговых – нехватка земель для культивирования при постоянно растущем населении.

Леопольдо пережил все прелести гражданской войны, тлевшей в этой стране, точно торфяники под подмосковным Воскресенском, десятилетиями. Сейчас, после падения берлинской стены и окончания идеологического противостояния США и СССР, бравые американцы и уставшие от соревнований россияне более не поддерживают марионеточные правительства инкубационных диктаторов, и это снижает общий накал страстей.

И, хотя нынешние правительства «банановых республик» и по сей день продолжают успешно использовать наработанные технологии контроля вечно недовольных чем-то простолюдинов, времена, тем не менее, меняются в лучшую сторону. А уж после присвоения Нобелевской премии мира чистокровной майя Ригоберте Менчу, бдительное око правозащитных организаций зрит в оба и, чуть что, сразу подымает волну в СМИ, не позволяя местной элите вволю, как бывало в незабвенные семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, покуражиться над простым людом.

Доходим с Леопольдо до колледжа. Оттуда доносятся звуки маримбы – инструмента, похожего на ксилофон, только гораздо более массивного и сложносоставного. Ее предок приехал сюда из Африки вместе с чернокожими рабами, и так понравился креолам и метисам, что стал воистину их народным инструментом. Напрасно негры-гарифуна претендуют на выплату им авторских прав по родовым патентам – всем многочисленным ансамблям маримбистов на их притязания глубоко наплевать.

Внутри колледжа, а, если точнее, на его баскетбольной площадке, сооружен обширный деревянный подиум, роскошно задрапированный уже знакомыми мне тканями ручной работы, государственными флагами и полотнами с национальной символикой Гватемалы. Подиум сделан в форме буквы «Т», на одном конце которой расположилась трехчастная маримба, вкупе с метровым тамбором и маракасами, а на другом – стол для жюри.

Претендентки должны пройти от основания буквы до ее макушки, остановиться там и постоять в ожидании всестороннего осмотра приемной комиссией. Дородный синьор в белой рубашке с расстегнутым воротом что-то говорит в микрофон, стоящий у жюри прямо на столе. Звучат слова на непонятном мне языке, и я прошу Леопольдо перевести. «At Tźaqol, at B́itol!» – это обращение к нашим богам, – поясняет он. – Мы просим их о мире, о помощи, о прямом пути, о рассвете, о продолжении жизни и так далее. Это молитва». Так, понятно.

– А кто синьор?

– Алькальд Чимальтенанго.

– А где же конкурсантки?

– Терпение, еще даже жюри не вышло.

Тоже понял. Ждем-с.

Выступают с приветственным словом еще несколько человек, выходит и представляется персонально жюри, занимают свои почетные места победительницы прошлогоднего контеста (как здорово, что теперь они не участвуют в сакральных ритуалах!) и объявляется, наконец, выход первой претендентки. Она неторопливо поднимается по ступеням на подиум, подобрав подол своей длинной юбки, и ждет, когда маримба начнет ей аккомпанировать.

Мы с Леопольдо сидим во втором ряду трибуны, прямо напротив середины подиума и посему имеем великолепный обзор. Девушки, поясняет мне гид, должны сами сшить себе конкурсные облачения из ими же сотканной ткани. Наряд этот закрывает скромниц от людских взоров полностью, от легких сандалий из свиной кожи – caitas – вплоть до самой шеи. Снаружи буквально остается только одна голова, и даже глаз на ней, ну, никакой возможности разглядеть нету, поскольку они целомудренно потуплены в пол!

Конкурсантка тем временем дождалась начала музыкального сопровождения и медленно двинулась по помосту навстречу своей судьбе. Шаг ее замысловат, с пританцовыванием в такт музыке, с полуоборотами на обе стороны подиума – ни дать, ни взять Царевна-Лебедь! Только что крыльями, то есть, пардон, рукавами не взмахивает.

При полуоборотах из-под накинутой на плечи шали приоткрывается белоснежная блуза, или, точнее, верхняя часть нательной рубахи – uipiĺ, а огромные золотые серьги, нещадно оттягивающие мочки ушей индейской красавицы, слегка покачиваются на каждом шагу. Чтобы серьги эти были хорошо видны всем присутствующим, черные волосы не просто убраны в тяжелые косы, но еще и аккуратно уложены поверх головы конкурсантки.

А венчает всю эту Эйфелеву башню сложноописуемый головной убор, больше всего напоминающий мне причудливо уложенную штуку полотна в текстильном магазине. Такая конструкция заставляет юную деву держать свою голову в строго вертикальном положении, в точности так, как это делали придворные дамы на версальских куртагах!

Дойдя примерно до середины помоста, претендентка неожиданно останавливается. Музыка тоже замирает на полуфразе, с поднятыми над маримбой палочками (наверно, все-таки волшебными!), и на этом замахе маримбиста в зале возникает неожиданная тишина. Что-то сейчас будет?

Я забываю до конца закрыть свой, только что говоривший о чем-то рот, и жду что-нибудь типа «алле, ап!» Но, вместо каскадерского трюка, красавица делает пол-оборота в сторону жюри, медленно нагибается в полупоклоне, и в тот момент, когда серьги полностью закрывают ее щеки и кажется, что Эйфелева башня вот-вот рухнет с головы на подиум, грациозно выпрямляется!

Маримбист тут же опускает замершие палочки на инструмент, зал взрывается ревом восторга и аплодисментами, а красавица, как ни в чем ни бывало, делает два меньших полупоклона в сторону трибун и продолжает свой путь с отрешенным видом. Класс!

Жюри одобрительно кивает головами, причмокивает губами, объявляет следующий выход и откидывается на спинки стульев с сознанием выполненного долга. Председатель жюри вытирает платком пот на лбу и наливает себе из графина в стакан воды. Новая претендентка тем временем уже поднимается со всеми предосторожностями по лестнице, подобрав до щиколоток тяжелую юбку.

С маленькими вариациями юная леди повторяет путь предыдущей кандидатки, а вслед за ней его повторяют еще две или три такие же похожие одна на другую, на мой неискушенный взгляд, девушки. Я начинаю понимать, что никаких интервью о мире во всем мире, танцев с лентами, а уж тем более дефиле, в чем мать родила, в данном мероприятии не предусмотрено строгим протоколом. Да и зачем?

Похоже, весь остальной мир со всеми его достижениями и безумствами мало волнует потомков легендарных майя. Оно понятно, что от него, как от скандального соседа, не избавишься, и жить все равно придется вместе, бок о бок, но вот приглашать его к себе в гости особого желания как-то тоже нет.

А конкурс, тем временем, идет уже третий час и претендентки, показавшие жюри и зрителям свое мастерство рукоделия и грацию, терпеливо стоят вдоль стены за оркестром и ждут финала. Они, в отличие от меня, не отрывают взгляд от подиума, изредка перешептываясь между собой. Конкурс проводится после сбора урожая кукурузы, и королева, помимо короны, получает в награду несколько мешков початков, а также риса, фасоли и картофеля. С таким приданым можно и жениха достойного найти!

Наконец, последняя из индейских красавиц проходит испытание подиумом. В зале и за сценой жужжат взволнованные конкурсантки и зрители. Вспотевший и заметно уставший председатель жюри встает, откашливается в сторону от микрофона, берет лист бумаги и объявляет на весь разом переставший жужжать зал: – «В этом году королевой Rumi`al Maya B`Oko провозглашается Арасели Цунига Мартинес. Поздравляю!»

Шум, гам, маримба, аплодисменты… Но, «пресвятые драконы и гремучие змеи», почему она?? Ведь они же все, как заводские матрешки похожи друг на дружку! Сбившиеся в кучу конкурсантки обнимают и целуют новоизбранную королеву, окружают ее плотным кольцом, не позволяя пробраться к председателю жюри, поднявшему высоко над головой медную корону.

Постояв с вытянутыми руками минут пять, тот в сердцах опускает корону на стол, берет микрофон и приказывает девчатам отпустить королеву для завершения церемонии. Я его понимаю, ибо тоже устал от впечатлений. Спать, спать, спать! Завтра – второй концерт.

ТИКАЛЬ

Сентябрь принес долгожданное подписание контракта с университетом. А с ним – и решение всех финансовых проблем. Мы купили подержанный «Ниссан Сентра» и наконец-то перестали пользоваться taxi collectivо (коллективное такси). Это такое изобретение центральноамериканских таксистов, когда помимо трех человек на заднем сиденье, еще двоих утрамбовывают рядом с шофером, умещая ноги обоих в пространство переднего пассажира. Утрамбованный- (ая) при этом сидит на грязной подушке в пол-оборота к водителю и отчаянно пытается сохранить равновесие и приличия.

Испрашиваю у семьи позволения съездить после гватемальского кооператива по местам боевой славы майя и посетить в Белизе барьерный риф. Семья не возражает и я, обговорив по телефону все детали с пригласившей стороной, снова отправляюсь в Гватемалу в конце сентября. Но на сей раз меня везет самолет, оплаченный компанией, принадлежащей моему холеному сеньору.

До вечернего концерта полно времени, в отель за мной заедут, и я навещаю Родриго де ла Вега, хозяина арткафе. Он мне искренне рад. За чашкой кофе интересуюсь, где можно заказать авиабилеты в город Флорес, раскинувшийся на берегах славного озера Итца. Сам Флорес, равно как и озеро, меня ничуть не интересуют, а вот находящийся неподалеку от них город-государство древних майя Тикаль давно уже является предметом мечтаний.

Родриго звонит своему амиго (другу) из бюро путешествий, просит того дать другому амиго (мне, то есть) специальную цену и набрасывает на листочке план, как до него добраться. Как же у них все просто – вжик, и никаких проблем!

На прощание Родриго то ли в шутку, то ли нет, рассказывает мне со всей серьезностью о злых духах Тикаля, выползающих из сельвы вместе с испарениями после проливных дождей. Я похлопываю его по плечу и обещаю, что при встрече с нечистой силой непременно испытаю на ней действие «креста животворящего»!

Самолет летит из столицы страны до Флореса около часа. Сразу на выходе из аэропорта несколько гидов назойливо зазывают народ в свои микроавтобусы. Они похожи один на другой, но отнюдь не новизной. Дышать тяжело, это вам не плоскогорье. Интересно, есть ли в салонах кондиционер?

Вижу группу молодежи, говорящую по-испански с кастильским акцентом и спрашиваю, откуда они, будучи уверен в ответе. Так и есть. Эти тинэйджеры прибыли из Валенсии. Наверно, тоже хотят посетить места боевой славы своих далеких предков. Присоединяюсь.

Пока едем в Тикаль, до которого от аэропорта около шестидесяти километров, гид вовсю старается отработать свой гонорар, без умолку треща. Когда он начинает всем надоедать с предложениями поменять по выгодному курсу валюту, испанцы вежливо, как учат разговорники и путеводители, отвечают ему: – «Quizas, mas tarde!» (может, чуть позже).

Гид не смущается отказом и продолжает взахлеб описывать таинственный народ Itça (Итца), пришедший в эти края тысячу лет назад с севера Юкатана, из окрестностей города-государства Чичен-Итца и основавший Тикаль. Ничтоже сумняшеся, я решаю проверить уровень образования ушлого специалиста. А заодно и свой.

– Скажите, – вкрадчиво обращаюсь я к нему, – а удалось ли расшифровать многочисленные иероглифы майя, высеченные ими на каменных стелах и ритуальных эскалинатах (лестницах) своих городов-государств, таких, например, как Паленке в Мексике?

– Конечно! – Немедленно отвечает он, заметно обрадовавшись интересу, проявленному одним из окучиваемых им субъектов. – Откуда бы мы тогда столько знали о жизни наших предков?

– Интересно, а кто же смог расшифровать эти иероглифы? – продолжаю я свое коварное иезуитское расследование. – Ведь, насколько мне известно, современники последних майя не оставили после себя никаких ключей к переводу текстов. И понять их было неизмеримо труднее, чем египетские иероглифы, имевшие смысловые аналоги на других, современных древнеегипетскому, языках?