Буря в бокале

В воздухе отчётливо завитало духом состязанья. Люди быстро образовали небольшой квадрат, примерно десять на десять ярдов и принялись улюлюкать и подзадоривать новоявленных единоборцев, призывая их немедленно приступить к решительным действиям. Усатому и торгашу уже не было куда деваться, пойти на попятную значило покрыть себя и свою деревню позором.

Толпа шумно подбадривала двоих сцепившихся мужиков, которые, сопя и пыхтя, отстаивали собственную честь и честь родной деревни. С переменным успехом, мутузя, друг дружку, толкаясь, кусаясь, и демонстрируя грозные намерения, но всё же главным оружием их являлся острый язык. Оба соперника продемонстрировали неиссякаемый запас оскорблений, обрушив град смачных эпитетов в адрес родственников и односельчан, пройдясь по всем поколениям, вплоть до основателей поселений. Безусловно, этот бранный поединок вошёл бы в историю, заняв в зале славы достойное место, если только, конечно же, проводились подобные состязания. Такой накал страстей, такие идиомы зрители просто млели от всей гаммы чувств, позабыв даже про собственный товар и причину своей поездки, настолько сильно захватила их развернувшаяся прямо на тракте баталия двух профессиональных скандалистов.

Фреду же в отличие от всех остальных быстро наскучила эта перепалка, он ничего забавного не находил в том, что два взрослых мужика прилюдно поносили друг друга. Поэтому легонько дёрнув за уздечку Кори, он обогнул толпу людей и тронулся дальше.

Путь от замка Жирдяя до Пьянтуза где-то примерно тридцать с гаком миль. Нойс рассчитывал въехать в город к вечеру. Спешить, он никуда не спешил. Встреча с заказчиком, всё равно была назначена на завтра, а дома его привычно никто не ждал…

Поэтому он особо не подгонял мула позволяя ему, вяло плестись. (Откровенно говоря, даже если бы и подгонял всё ровно ленивая скотина продолжала флегматично тащиться вперед, выказывая всем свои видом полное презрение к потугам докучливого всадника). Кори был из той породы мулов, которые сами решают, когда и где следует пошевеливаться.

Фрэнос, не смотря на все причуды своего четвероного товарища, любил его, чем последний с заядлым постоянством, частенько пользовался.

Острые, как пики шпили храма Мируса аккурат обозначились, стоило выехать на холм Поникса – условного, привратника Пьнтуза. Названия сие он получил в честь знаменитого первопроходца Самюэля Поникса, что отправился когда-то в далёком наполовину забытом прошлом покорять юг страны, тогда ещё не обжитый и никому неизвестный. Как гласит легенда, получив от короля пышное напутствие и щедрую сумму на расходы, он вместе с командой отчаянных, как и он парней начал, свой поход с … столичных трактиров, и мест с сомнительной репутацией, где прослыл забиякой и опытным ценителем скрутиловки. Прощание с друзьями, знакомыми и знакомыми знакомых затянулось на добрый десяток дней, а может и недель тут мнения летописцев расходятся. После чего стражники, посланные разъярённым правителем, мягко, но в то же самое время очень доходчиво напомнили важную миссию Поникса и в знак большущего уважения помогли всей его пёстрой команде выбраться из города. Так как большинство этой самой команды, по словам очевидцев, еле держалась на ногах. (Если вам так интересна история сего достославного похода, вы можете приобрести «энциклопию открыватилий», что пылиться на полке у Книгуса держателя букинистической лавке что на улице Ползаний. Самой известной в городе, по причине, что она всего одна единственная. Пьяны не шибко интересуются литературой, впрочем, как и всем что не приносит прибыль или удовольствие, считая чтение пустой тратой времени и забиванием мозгов ненужной информацией, что забирает место в голове, для более полезных знаний).

Так, вот не шатко – не валко, Фред выехал на холм и устремил взор своих бледно голубых глаз в сторону, величественного храма, к слову самого главного и как следствие самого большого на юге королевства. Там почти рядом с ним, через улицу всего, прямо в самом центре города находилась ратуша, а за ней сразу площадь Монументуса, излюбленного место встреч влюблённых, а также центр культурной жизни Пьянтуза театр «Драматических действий». Наёмник переместил взгляд дальше на юг, где от края до края горизонта раскинулось Синие море. Отсюда, если хорошо присмотреться, можно было заметить крохотные кораблики, снующие взад-вперёд, перевозя грузы и людей. В море впадала крохотная речушка Писунда. Чьё прямое, как шпага русло делила город на две неравные половины восточное и западное. Вторая представляла из себя административный и культурный центр, изобиловала местами развлечений и отдыха. Восточная же часть давала приют множеству мастерских заведений, ремесленных цехов, а также массе жилых кварталов – районам всегда неспокойным, и поэтому опасных для прогулок без оружия. Последнее место жилья Фрэноса находилось на окраине запада, тихого островка спокойствия, где можно было безбоязненно пройтись вечером без риска быть ограбленным. Не то что бы наш герой боялся кого-либо, хотя страх присущ всем разумным существам, он просто ценил комфорт и не хотел каждый раз шарахаться, когда сверху распахивались окна, чтобы вылить нечистоты прямо на головы зазевавшихся прохожих.

Фонари ещё не зажглись, но Фред точно знал, как только на небосклоне обозначиться первая звёздочка, на улице появятся неприметные фонарщики, со своим неизменными шестами-фитилями. Правители города строго следили, за тем, чтобы центральные улицы и площади никогда не знали тьмы. Это была ещё одна особенность Пьянтуза, он никогда не спал. Ночная жизнь кипела не меньше, а может и больше, чем дневная. Дело было в том, что город слыл не столь портовым, сколь развлекательным. Много приезжего люда желала расстаться с давившими карманы, деньгами взамен получив радость от удовольствий и удовлетворение от радости полученной. Традиционно нашпигованные иностранцами портовые города заметно отличались от Пьянтуза, тем, что не только суда по морю заходили сюда, но ещё и по суше прибывали караваны. Город выгодно располагался вдобавок к морскому и на сухопутном торговом пути между восточными и западными частям Великого континента

Пустив мула вниз по склону, наемник вклинился в длинную вереницу гружённых провизией повозок, доехав с ними до самих ворот. Где в неотступном бдении и ещё большем желании сбить лишнюю монету с торговцев мелькали пропитые лица стражников.

«Серные Ворота», прочитал Нойс надпись над входом и не смог сдержать усмешки. За истечением лет, медные буквы потемнели, покрылись зелёным налетом, а некоторые литеры в первом слове вовсе отвалилась, переименовав тем самым «Северные врата» на замысловатые «Серные». Да и сами ворота представляли собой, жалкое убогое зрелище. Ветра, дожди и время вволю поизмывались над ними, превратив в жалкую насмешку былой твердыни. Фред не мог вспомнить, чтобы на его памяти их когда-нибудь запирали. Он подозревал, что это вообще невозможно сделать в принципе. Покосившиеся створки, обвисшие на петлях, буквально вросли в землю и, наверное, от приложенных к ним усилий, если бы вдруг кому-то пришло в голову такая блажь, сдвинуть их с места, то не иначе как сразу же они моментально отваливались бы к дракусу под хвост.

– Не задерживай движения!– дыхнул на Фрэноса яростным перегаром стражник в глубоком шлеме до бровей.

– Честь имею! (долбанный придурок») Специалист по сугубо деликатным вопросам улыбнулся своей фирменной ослепительной улыбкой, и преподнес в приветственном жесте руку.

– Если кроме чести у тебя за душой ничего нет, то проваливай куда подальше! (С некоторых пор, рачительные отцы города принялись брать мзду за въезд в город. Вначале это коснулось только иностранцев, но затем на большом заседании с участием духовных и прочих уважаемых лиц было принято решения взымать пошлину со всех, так как все люди являлись созданиями Мируса и как следствие были равными не в зависимости в каком королевстве, в какой державе они проживали. Исключение составляли лишь знатные, высокопоставленные люди в чьи сердца бог солнца вдохнул больше своего священного пламени, нежели в остальные не принадлежавшие к сей благородной прослойке).

Не вступая в перепалку с хамоватым стражником, что могла вылиться только в дополнительные траты денежных средств, Фред спокойной, не спеша достал мелкую монету и мило улыбаясь, бросил её в шершавую ладонь насупившегося стражника.

– Лови служивый!

Произнёс он, устремляя мула в широкий проход. Вслед ничего не прозвучало, работы у местной стражи хватало, чтобы отвлекаться на не приносящие доход дискуссии.

Улицы города представляли собой хитрое переплетение, улочек и переулков, потаённых закутков. Разноцветные дома, словно мазки на акварели художника жались так тесно друг к другу, что казалось они, представляют собой одно целое неделимое, уводящее за очередной поворот здание. Впервые очутившегося в Пьянтузе человека поражало обилие лавочек, ларьков, мастерских и кабачков, последних было в превеликом множестве, на любой вкус и кошелёк. Каждый уважающий себя пьян, обязан был, хоть раз в день пропустить рюмочку, а лучше две срутиловки, это являлось традицией. Пьяны как никто другой в королевстве чтили традиции, ревностно оберегая их. Ведь недаром именно в Пьянтузе воздвигли статую под названием « Неизвестный с кружкой» изображавшего полненького весельчака призывно размахивающего огромной более схожей на бочонок с ручкой кружкой. Считалось хорошей приметой капнуть ему скрутиловки в кружку и чокнуться с ним затем. Это могло принести удачу, говорили некоторые.

Скрутиловка поистине стала всеобщим народным напитком. Её пили не только простые обыватели, но и не чурались ей люди высшего сословия. Аристократы, дворяне, разбавляли ей свои светские утончённые рауты этой согревающей нутро жидкостью. Даже люди духовные, служители Мируса отдавали должное сему по их словам «душевному напитку», никогда не выходя на проповедь, не промочив перед этим горло.

Сколько городом, под пологом ночи не старались завладеть коварные враги, сколь яростных орд восточных кочевников не врывалось, сквозь всегда любезно распахнутые ворота, потрясая грозно оружием и оглашая устрашающим рёвом округу, в итоге всё заканчивалось одним и тем же – грандиозной попойкой. Где даже самый жестокий и беспощадный воитель превращался в смирную, сладко похрапывающую под столом хавронью.

Фред любил этот город, этих вечно оптимистически настроенных людей, которые, случись, к примеру, землетрясение, продолжали бы невозмутимо сидеть за столом, не спеша потягивая через соломинку разбавленную соком скрутиловку, рассуждая при этом о преимуществах урожая того или иного года. Пьянтуз был городом контраста, с одной стороны он полнился шумным весельем, праздниками, устраиваемыми не реже одного раза в месяц, с другой стороны он жил, неспешным ритмом жизни вмещая в себе, казалось бы, совершенно не совместимые меж собой вещи суету и покой. Не подумайте только, что здесь обитали исключительно: лентяи, бездельники и пропойцы. Просто, большинство жителей, не безосновательно считало, что всех дел на свете всё равно не переделать, так зачем же спрашивается так торопиться? Традиции положенные первыми поселенцами дали обильные всходы. И теперь каждый уважающий себя пьян, считал нечто кощунственным или же зазорным не пропустить с утра рюмочку другую, так для настроения. Напиваться? Мирус упаси! Это же полезно для здоровья разогнать кровь и для аппетита тоже кстати. Утверждали они, доброжелательно улыбаясь. Тут просто очень весёлый народ живёт! Отвечали они, неизменно приглашая пропустить с ними по стопочке за знакомства, понимание, мир между народами и за мир во всем мире и прочее, прочее…

Большие башенные часы ратуши пробили девять часов. Нойс свернул с проспекта Поникса и сквозь арочный проём устроенный прямо в жилом доме въехал на узенькую улочку, причудливо изгибающую под напором не симметрично относительно друг друга выпячивающихся домов. На всём пути ему не повстречалось ни одно знакомое лицо. Чему он был только рад.

Сумерки, неспешно опускающиеся на город, встречали зажигающиеся фонари. Несмотря на кажущуюся неказистость улицы, бдительные фонарщики уже успели побывать здесь. Пусть освещение и ни было таким ярким, как на главных улицах, но и его света вполне хватало, чтобы разглядеть на брусчатке неровности и колдобины.

Фред слегка попетлял меж проулков, проверяя, нет ли хвоста за ним, затем заехал в продуктовую лавку, где купил каравай хлеба, пару зажаренных цыплят и пинту разбавленной скрутиловки. После чего уже прямиком направился домой. Или, точнее сказать в последнее место своего обитания большой трёхэтажный гостиный двор на улице, название которой мы не станем упоминать в целях безопасности.

Заведя Кори в конюшню, он быстренько расседлал его, насыпал корма и отправился к себе.

– Добрый вечер, синора Гарбужа.– Вежливо поздоровался наемник, ступив на порог гостиницы.

– Дон Фредерик, вы уже вернулись? Как прошла поездка к родным?

Управляющая съёмными квартирами, синора Гарбужа де Съем, оторвалась от брошюры посвященной свадьбе двух высокородных представителей семейств королевства и с любопытством присущим всем консьержкам воззрилась на Фреда. Последний отметил, что опять она завила свои тёмные волосы на бигуди, к слову сказать, никто никогда не видел её без этих предметов заморского туалета.

– Замечательно прошла!– накинув на лицо маску беззаботного веселья, бодро отрапортовал наемник.– Охота, рыбалка, походы за грибами…

– А родители ваши как поживают? Надеюсь живы-здоровы?– заботливо осведомилась Гарбужа.

– Всё хорошо. Правда, отец немного прихворнул. Но теперь слава Мирусу пошёл на поправку.

На самом деле родители его давно почили с миром, еще, когда он был совсем несмышлёным мальцом виной тому, как ему рассказывали, служил несчастный случай. Но он изначально, как заехал сюда сочинил легенду, о стариках родителях живущих за городом и себе самом решившим попытать счастья в большом городе.

–Наверное, приезд родного чада благоприятно повлиял на него?– консьержка, умильно покачивая головой участливо спросила.

– Да. Столько радости, принесла это встреча. Мы так давно не виделись, столько всего надо было сказать, друг другу…

Фрэнос демонстративно положил руку на грудь, показывая тем самым, как он расчувствовался сам.

– Как я вам завидую. Сколько времени я безвылазно здесь торчу за этой конторкой, дня белого не видя. Порой, знаете, хочется отбросить все дела в сторону и окунуться в лоно матушки природы, в места моего детства…

Мечтательно закатила глаза Гарбужа, к слову, ни разу за всю свою жизнь, не выбравшаяся за стены города.

Нойс терпеливо подождал, покуда синора изольёт душу, рассказав пару душещипательных историй из своей «тяжёлой юности» и задал интересующий его вопрос.

– Синора Гарбужа, за время моего отсутствия, ко мне кто-нибудь наведывался?

– Нет. Никто не приходил,– отрицательно закачала головой она, не преминув упомянуть.– Кстати, вчера я распорядилась, чтобы вашу комнату прибрали, и постелили новое бельё, как чувствовала, что вы вернётесь.

– Премного вам благодарен за заботу. ( Старая любопытная карга, наверное, обшарила всё там верх дном)– Усмехнулся про себя Фред, он давно не новичок и всё ценное хранил в тайнике.

– Вот ключ, если, что-то потребуется, кликните.– Произнесла консьержка, тем самым давая понять, что разговор закончен и ее любопытство на время удовлетворенно.

– Спасибо. Спокойной ночи вам синора Гарбужа.

Комната наёмника находилась на третьем, последнем этаже продолговатого каменного здания, и её простецкая обстановка вполне соответствовала непритязательным требованиям холостяка. Кровать, стол, табурет и не большой платинный шкаф. Ничего лишнего. Единственное окно (гораздо шире, чем у Кранчика) выходило во внутренний двор. Не зажигая свечи, Нойс подошёл к окну. В крохотном, окружённом стенами соседних домов дворике было пустынно. Лишь серые коты проворно шныряли по мусорным объёмистым корзинам в поисках пропитания.

Молодой вор не случайно остановил свой выбор именно на этой комнате. Третий этаж позволял при необходимости в возникновении, каких-либо неприятностей, быстро ретироваться на крышу или же, наоборот, спуститься по водосточной трубе вниз и незаметно уйти дворами. Таким образом, предоставлялся широкий коридор для манёвра, случись чего…

Фрэнос предусмотрительно задёрнул занавеску и зажёг свечу. Тусклый свет разлился по комнате, едва осветив её. Но и этого освещения вполне хватило, чтобы скинуть одежду, усесться за стол и теперь, уже полностью расслабившись приступить к трапезе. Не успел он поднести аппетитную цыплячью ножку ко рту, как из соседского номера раздался шумный эмоциональный возглас. Верный признак нарастающего скандала.

– А, я говорю, дракус тебя подери, что ты сегодня никуда не пойдешь, и будешь спать со мной! На нашей дракус забери кровати! Со своим законным супругом! И никак иначе!– драматично завывал мужской голос.

– Не указывай мне, что делать! И как жить!– вторил ему истерично взвинченный женский.– Между прочим, из-за тебя иду никчема ты эдакий!!!

– Не смей меня обвинять женщина! Я не виновен, что мой талант и дар не востребован! Если их скудоумие не дает понять моих душевных переживаний, ощутить дух драматургии, разве могут они прочувствовать всю тонкость искусства!? Эти жалкие плебеи! Ничтожества бутафорские!

– Ты бы лучше озаботился о насущных переживаниях! Знаешь ли, от них в животе не прибавляется!– язвительно заметил женский голос.

– О, эти мелочи жизни, о животные инстинкты! Тебе никогда не понять переживаний творца! Как низменны твои желания Кармелита!– послышался шум разбиваемой посуды.

– Видела, я сегодня утром, с каким ты воодушевлением накинулся на индейку.– Во всеуслышание огласила та, что носила имя Кармелита.

– Лучше было мне умереть, чем выслушивать подобные обвинения!– взорвался мужской голос. – Зачем явился я на свет, что б познать горечь разочарованья?! Нет, права лучше мне не жить, чтобы выслушивать каждый день подобные упрёки, так будет лучше всем!!!

– Да, заткнетесь вы, наконец!!! Покоя от вас нет!– третий голос вклинился в диалог за стеной, застав два предыдущих резко замолкнуть.

Фред узнал обладателя столь сочного баса. Николо Смеян, ещё один сосед по этажу. Два других голоса принадлежали Хуану Задрыгу и его жене Кармелиты. Их склоки уже давно стали притчей в языцех. Ревнивому, и вдобавок ранимому Хуану, жутко не нравилась профессия жены. И его можно было понять, узнав, кем она трудиться. А трудилась она в одном весьма известном борделе. Люди сведущие уверяли, что, там их и свела судьба. Задрыг, тонкая творческая натура, постоянно испытывал кризис недопонимания его таланта со стороны театрального бомонда. Написанные им пьесы, так и оставались чёрными мазками чернил на белой бумаги, годившейся разве что для клозетов гримёрных, да на растопку каминов. И как следствие его преследовала катастрофическое безденежье. И пока Хуан страдал от несправедливости судьбы или творил очередной драматический шедевр, Кармелита статная синора с пышной гривой рыжих волос трудилась в две смены, дабы пополнить скудный семейный бюджет. Взвалив на свои красивые смуглые плечи всё бремя забот насущных.

Выдержав короткую паузу, парочка вновь принялась за старое, правда, теперь перейдя на драматический шепот, изредка прерываемым злобным шипением и грохотом бьющейся посуды. Нойс, удручённо помотал головой, не зная то ли сочувствовать, то ли наоборот, смеяться в такой ситуации. Решив в итоге остановиться на третьем варианте.

Откусив кусок цыплёнка, он запил его разбавленной скрутиловкой. Старый, натруженный мир крутился в привычном русле…

Глава 2

Фред проснулся поздно, время близилось к обеду. Перипетии вчерашнего дня, вкупе с ночной интрижкой, немного вымотали его. Так, что продолжительный сон пошёл только на пользу. Он чувствовал себя более-менее отдохнувшим, относительно бодрым и набравшимся сил.

Опустошив глиняный кувшин с обыкновенной водой, Нойс закинул в рот вчерашние остатки еды. Затем, побрившись, быстро оделся и вышел прочь. Вот, так обыкновенно или как кому будет угодно, буднично начался день, самого прославленного наёмника-вора Пьнтуза, а быть может и всей Бурляндии.

На залитой солнцем улице его встретил Зика, старый дворник.

– Дня доброго синор Фредерик.– Привычно меланхолически поприветствовал он, на миг, отвлекшись от своего занятия.

– И тебе доброго Зику!– наемник знал, что последует дальше.

– Не одолжишь десять монет до субботы? Душа так горит, что не могу. Сегодня с утра думал, окочурюсь…– Побитое оспой лицо выражало неприкрытое страдание.

– Я не могу отказать тебе в помощи, когда речь идёт о жизни и смерти.– Нойс отсчитал на ладони десять маленьких медяшек и протянул их в трясущиеся руки дворника.

– Премного благодарен! Да, хранит тебя милость Мируса.

Зик всегда говорил правду, на что ему требуются деньги. За, что Фред относился к нему с уважением, но и это была не единственная причина. Дворник ещё и снабжал его время от времени полезной информацией.

– Выпей за моё здоровье. И когда освободишься, поухаживай за Кори.

– Непременно выпью и не один раз.– Сухие губы старика расползлись в плотоядной улыбке, обнажив жёлтые пеньки, того, что некогда назывались зубами. – И за мула своего не беспокойтесь, я вымою его и вычистю.

Облокотившись на палку метлы, он проводил внимательным взглядом наёмника до угла, затем прикинув в уме, сколько можно будет взять, если не тратить на закуску споро засобирался за «микстурой».

Фрэнос не стал нанимать экипаж, (на муле он ездил только за городом) решив пройтись пешочком пару кварталов. За, почти десяток прожитых здесь лет, он успел досконально изучить город, и если бы того потребовала ситуация, сумел бы, наверное отыскать нужное место с закрытыми глазами. Каждая улочка, каждая подворотня была знакома ему.

Переходя сквозные пролёты домов, он искусно запутывал следы, на тот случай если бы за ним увязались шпики. Он, являлся профессионалом в полном смысле этого слова. Никогда не терял бдительности и не ленился намотать несколько лишних кругов, предпочитая дважды, а то и трижды перестраховаться, чем потом быть закинутым на дно реки с камнем на шее.

Прокружляв бесцельно, где-то с час Нойс нанял проезжавший мимо дилижанс. Теперь его путь пролегал меж старых зажиточных кварталов. Величественные дома, изукрашенные причудливой росписью, очерченные фигурной лепкой, лучших декораторов могли смело соперничать с их старшими братьями из столицы. Груженые повозки, заполонившие центральные проспекты мешали быстрому движению. Поэтому у Фреда было предостаточно времени рассмотреть их попристальнее.

Его внимания привлёк двухэтажный дом, держащийся немного особняком от остальных строений, с розовым резко констатирующим на белом фоне мезонином. Сквозь решётчатый забор можно было заметить круглый серебристый фонтан. Вода била прямо изо рта лежащей на каменной подушке мраморной русалке. Небольшая зелёная площадка перед домом пестрела многочисленными цветочными клумбами. На мощных кованых воротах сверкал недавно подкрашенный герб, изображавший павлина в верхней части и два скрещённых меча перед сундуком в нижней. Знак барона Бранлейя, городского казначея.

Фрэнос припомнил маленького, подвижного толстячка с алчно поблескивающими глазенками. Барон славился своей безудержной жадностью, как и своим немалым богатством. Оценивать которое не брались даже самые осведомлённые люди города. Его не любили, его призирали, но все без исключения, в том числе и градоправитель, неизменно прислушивались к его мнению. Казначей являлся главным идеологом налоговой политики Пьянтуза. Многие отдавали должное предприимчивому чиновнику, ведь именно благодаря его разумной финансовой политике город расцвёл, превратившись из захудалого приграничного городишка во вторую неформальную столицу королевства. Вняв его доводам и проектам, бургомистр и совет дворян сделали ставку на развлечения и туризм, вследствие чего в казну потекли денежки заезжих кондотьеров, варваров и прочих не совсем благонадёжных короне личностей. Именно с их денег взимаемые налоги приносили основной доход казне, а на мелкие шалости, что устраивали после долгих отлучек сии достопочтенные гости, власти смотрели сквозь пальцы.

Чуть поодаль, на противоположной стороне проспекта раскинул свои пенаты настоящий дворец. Двухэтажное здание с мраморными колоннадами, украшенными причудливыми каннелюрами, капителями и арками. Чертог донна Виолетти, отпрыска славного рода рыцарей, что в отличие от родословной Нойсов не затерялся в изъеденных молью вехах истории, не поблёк под бременем лет, утратив былое величие, а наоборот упрочнив свои позиции, преумножив капиталы. Того самого Виолетти, что в воскресный день должен был сочетаться узами брака со славной, под стать ему историей рода и с таким же самым, а может и большим влиянием донной Розалитой.

Не смотря, что до торжества ещё оставалось пять дней, во дворце шла полным ходом подготовка. Садовники подрезали листья деревьев, вплетая в пышные кроны пёстрые ленточки и нарядные кружева, срезали подувядшие цветы в клумбах, подравнивали траву, выглядевшую и без того ровным аккуратным ковром, накинутым на обнажённую плоть земли. Стоявшие в очереди перед высокими воротами гужевые повозки, без слов свидетельствовали обо всей пышности и разнообразия праздничного стола. В городе то и дело проносились слухи, что сам король Теодор «Какой-то там» почтит вниманием чету Виолети. Дабы лично засвидетельствовать своё благословение молодым. Фред обратил внимания на развевающийся стяг, гордо венчавший фасад – белое полотнище с золотым быком на нём. Символизирующий напор и богатства обладателя. Скоро к нему добавиться красный единорог флаг Розалиты и два могучих клана сольются в один.