Открывашка в другие миры

Донажимался…

«Маркуса я тебе никогда не прощу…». Эти последние Полины слова никак не шли у меня из головы. Я машинально потер обросшую щетиной щеку, будто снова ощутив ее горячее дыхание на своей коже. Чем ты там занята сейчас, капитан? С удвоенным усердием дрессируешь команду, чтобы не думать об очередной потере в рядах взвода? Хотя Маркус ведь и не был членом группы, и пошел со всеми вместе на Прорыв только из-за того, что  Полесова отдала ему приказ… Наверное, корит себя не меньше, чем меня. Вот так вот, дорогая, ты тут тоже виновата! И не надо делать из меня козла отпущения, безжалостно запирая под замком, словно преступника, коим я вовсе не являлся. Поговорить бы нам с тобой как следует, сколько еще ты здесь намерена меня держать?!

Расхаживая от одной стены к другой, я не сразу сообразил, что разговариваю вслух, и только перейдя на последних фразах на крик, осекшись, замолчал. Пытаясь успокоить расшалившиеся нервы, я оперся рукой о стену и закрыл глаза. Задержав дыхание, стал считать про себя до десяти, но помогло мне это лишь наполовину. Я понимал, что если проведу в тесных застенках ИИЗ еще хотя бы день, то попросту свихнусь от безделья и вынужденного одиночества. С силой врезав ни в чем не повинной старой штукатурке, и зарычав от бессилия, я рухнул на кровать, думая о заключенных в тюрьмах, и не представляя, как они выносят эту меру пресечения годами.

Словно в ответ на мои невеселые мысли, в двери лязгнул замок, и она с тяжелым скрежетом отъехала в сторону. Возникший в проеме охранник, смерив меня хмурым взглядом, скомандовал:

– Пермиков, на выход.

– Ну, наконец-то! – издав громкий вздох облегчения, притворно радостно я улыбнулся здоровяку. – А я уж было начал думать, что там (ткнув пальцев в потолок, я многозначительно закатил глаза) про меня забыли.

– Не паясничай, Открыватель.

Никак не среагировав на мой эмоциональный выплеск, охранник посторонился, давая мне возможность протиснуться в узкий дверной проем мимо него, и сохраняя полную невозмутимость, велел замереть на месте.

– Напоминаю правила: руки заложить за спину, при остановках поворачиваться лицом к стене. Не ускорять и не замедлять шаг без соответствующей команды, язык держать за зубами. Усек или нужно повторить?

– Спасибо, не стоит. С недавних пор я все усваиваю с первого раза, – пробормотал я, задумчиво проведя  языком по месту выбитого Патлатым зуба, и послушно сцепил за спиной ладони. – Так кто же вспомнил о моем существовании? Неужто капитан сменила гнев на милость?

– Вот скоро и узнаешь, – буркнул здоровяк. – Шагай!

– Куда шагать-то?

– Прямо! Или тебе надо придать ускорение? – охранник начал заводиться не на шутку.

– Да иду я, иду!

Поняв, что перегибать палку не стоит, я смиренно опустил глаза и, чувствуя затылком тяжелое дыхание сопровождающего, пошел в указанном направлении, более не задавая вопросов. Миновав холодный мрачный коридор, ведущий из исправительного изолятора на волю, я внутренне дал себе зарок: по возможности никогда сюда не возвращаться.

***

Не знаю, из каких соображений здоровяк решил не пользоваться лифтом, погнав меня по лестнице пешком аж на 14-й уровень! Неужели самому было не лень тащиться по ступенькам на такую верхотуру?

– Лифты сюда не ходят, – прокомментировал он мои не озвученные мысли. – Директор держит себя в форме, и другим расслабляться не дает.

– Мы что, идем к директору?

От удивления я на секунду даже остановился. Но тотчас же тычком в спину был возвращен в прежний ритм нудного подъема.

– Так точно, новичок. Не знаю, чем ты там его заинтересовал, но раз уж большой босс вызвал к себе, значит есть на то весомая причина. Тормози! – вдруг гаркнул здоровяк, заставив меня вздрогнуть.

– Мы что, уже пришли? – заозирался я по сторонам в поисках двери, но ничего кроме тянущихся вверх лестничных пролетов и окружающих их голых стен не заприметил.

– Почти. Дальше ты сам, – усмехнулся охранник, с трудом справляясь с одышкой. – В башню пускают только тех, кому непосредственно поступил вызов от высшего руководства.

– Вот как? – окинул я его кислым взглядом, и попытался примерно прикинуть количество этажей, которые предстояло еще преодолеть. Решив, что теперь имею полное право расслабиться, я убрал руки из-за спины и повел плечами, разминая затекшие мышцы. – И сколько мне еще ползти наверх?

– Пока не упрешься в дверь.

– А как я пойму, что дверь – та самая?

– Она там одна. Не ошибешься, – усмехнулся охранник, и, насвистывая незатейливую мелодию, не спеша двинулся вниз.

Проводя его завистливым взглядом и не удержавшись от едкого замечания вслед, я вздохнул и продолжил свое восхождение, которое, на мое счастье, завершилось раньше, чем я окончательно выбился из сил. Еще парочка пролетов – и я бы просто слег на лестнице. Но внезапно замаячившая на горизонте ярко-синяя дверь с эмблемой волка на фоне спирали и крупной надписью «Дирекция» придала мне сил, так что перепрыгнув через последние две ступеньки и подмигнув клыкастому мультяшному зверю, я коротко постучал и с силой рванул ручку на себя.

Почему-то я ожидал, что переступив порог окажусь в комнате наподобие приемной, и какая-нибудь молодая секретарша известит о моем прибытии шефа. Вместо этого, залихватски влетев прямо в директорский кабинет, я чуть было не врезался с разгону животом в переговорный стол, за которым уже сидели трое человек. При моем резком появлении они дружно повернули головы и с интересом уставились на меня. Все, кроме ОДНОЙ, которая, не шелохнувшись, молча буравила глазами идеально полированную белую столешницу.

При виде обряженной в строгую форму Полесовой, чье лицо и спина были будто высечены из камня, а глаза походили на две холодные ледышки, к моему горлу подступил тяжелый ком, начисто выбив из памяти все элементарные правила поведения в обществе. Не замечая находившихся в помещении мужчин, я застыл, уставившись на капитана и не в силах отвести от нее свой взгляд.

Из этого тупого ступора меня вывел тихий, но властно произнесенный вопрос:

– Что ж вы застыли на пороге, Андрей, простите, не знаю, как вас по отчеству?

– Викторович, – проговорил я, смутившись, и смог, наконец, обратить внимание на говорящего. В памяти сразу же всплыла фотография из ознакомительного буклета Лиги. Директор собственной персоной.

– Проходите, Андрей Викторович. Садитесь, – жестом он указал на кресло напротив Полесовой. – Мое имя Стержень..

– … Николай Иванович, – продолжил я за него, пожимая протянутую мне крепкую ладонь. – Здравствуйте.

Директор удивленно, но в то же время приветливо кивнул головой.

– Что ж, ваша осведомленность мне приятно импонирует. В таком случае, может и фамилия моего заместителя вам уже известна?

Я перевел свой взгляд на сидящего рядом с шефом сухопарого мрачного типа, который с небольшой заминкой, но все же кивнул.

– Честных Леонид Аркадьевич, – отчеканил я врезавшееся в память имя, вызвав на хмуром лице зама чуть заметную ухмылку. – Приятно познакомиться.

– Ну а наша незабвенная Екатерина Сергеевна в представлении, надо полагать, и вовсе не нуждается.

– При всем моем желании начать знакомство с капитаном с чистого листа, боюсь, что это трудновыполнимо, – попытался я улыбнуться Поле, но она лишь плотнее сжала губы, так и не подняв на меня глаза. Всю мою наигранную бодрость духа тотчас как рукой сняло.

– Да уж, дел, юноша, наворотили вы немало, – тихо проговорил Николай Иванович, переплетая пальцы и откидываясь на спинку жалобно скрипнувшего под ним кресла. – Екатерина Сергеевна описала вас, как человека отчаянного, несдержанного, пренебрегающего правилами соблюдения субординации, и как и свойственно большинству русских людей из Пятой параллели – любителя полагаться «на авось». Так, кажется, у вас говорят?

– Как интересно! – я притворно улыбнулся, вперившись взглядом в побледневшее лицо Поли. – Довольно-таки «лестная» характеристика, но, думаю, что капитан пока не очень хорошо меня знает. Иначе она добавила бы еще что-нибудь про «дерзкий нрав», «разнузданность», «сумасбродство» и «хамство»!

– Спасибо, что дополнил список, кадет! – вскинулась Катерина. – Я с радостью внесу недостающие пункты в твое личное досье!

– Отставить! – прогремел Стержень, хлопнув по столу, и мы с Полей оба тотчас прикусили языки. – Свои непростые отношения будете выяснять за пределами моего кабинета. Вы здесь не для того, чтоб мы с Леонидом Аркадьевичем терпели этот балаган! Или вам следует напомнить, капитан, о цели данного собрания?

– Не стоит, – тихо пробурчала Поля, покраснев.

– В таком случае держите себя в руках. Оба.

– Есть держать себя в руках, – выдавила Катя, бросив на меня злобный взгляд, и я чудом удержался от того, чтобы не показать ей язык.

– Итак! – продолжил Стержень уже спокойным тоном, будто никакой словесной перепалки здесь только что не было, и развернулся ко мне: – Андрей Викторович! Капитан в своем докладе о ваших злоключениях в Новой параллели отметила упомянутые вами вскользь слова о некоей «сумасшедшей блондинке», державшей вас в плену, из которого вы бежали, впервые воспользовавшись прибором ОШ-11. Фотографии многочисленных гематом, следов от ожогов и порезов на вашем теле, занимающие целый раздел медицинского отчета, подтверждают недавно перенесенные вами пытки, и свидетельствуют о том, что вы не лгали. – Напоминание об издевательствах Клеща заставило меня внутренне передернуться, что не укрылось от внимательных глаз директора. –  Понимаю, что вспоминать об этом вам, должно быть, неприятно. Но поскольку ни сама капитан, ни кто бы то ни было из ваших здесь немногочисленных знакомых так и не успели услышать полную версию истории, предшествующей этим печальным событиям, я попрошу вас рассказать все с самого начала. А именно, как вы оказались втянуты в эту передрягу, чем занимались в вашей прошлой жизни, где вас держали похитители, и что с их слов им было от вас нужно. На описании личностей преступников я попрошу остановиться поподробнее, желательно стараясь не упустить ни одной детали, пусть даже вам она может казаться не существенной.

Нутром ощутив повисшее в комнате напряжение и перехватив направленные на меня сосредоточенные взгляды, я спросил:

– После того, как я все расскажу, вы объясните, почему история с моим похищением вдруг вызвала столь сильный интерес?

Заметив, как внезапно сел мой голос, директор не ответил, ограничившись кивком. Развернувшись лицом к Поле и неотрывно глядя ей в глаза, я начал свой рассказ, с того самого злополучно дня, когда, потеряв работу, я направился в бар. С этой секунды двое мужчин, присутствующих в кабинете, перестали для меня существовать. Я открывал свою историю ЕЙ. Женщине, которая, сама того не ведая, стала мне так дорога, и чье отношение для меня сейчас было единственно важным.

Глава 24. Мой ответ будет «да».

– … вот так я и оказался здесь. Дальнейшую историю вы знаете.

Закончив свой рассказ, я замолчал. В кабинете установилась такая тишина, что было слышно дыхание каждого из присутствующих. Вновь пропустив через себя все пережитые мною страхи, я чувствовал себя опустошенным. Во рту ужасно пересохло, очень хотелось получить стакан воды, а то и выпить что-нибудь покрепче. За время моего монолога никто из присутствующих не произнес ни слова, лишь изредка сочувственно качали головами, и тихонько ахали, когда я описывал перенесенные мной пытки. Катино лицо, поначалу будто высеченное из камня, постепенно оживало, окрашиваясь румянцем и приобретая эмоции. Я говорил, не останавливаясь, украдкой наблюдая, как медленно розовеют ее щеки, пролегают на лбу морщинки, удивленно приподнимаются брови и насуплено хмурятся вновь, как подергиваются уголки ее губ. Пару раз она даже вздрагивала, и в эти моменты бросала на меня такие взгляды, которые я совершенно не мог разгадать. Что это значило? Жалость? Печаль? Сопереживание? Я точно чувствовал, что после всего услышанного ее отношение ко мне изменилось. Вот только в лучшую ли сторону? Ох, капитан, как же сложно тебя прочитать!

Директор сидел, не шевелясь и закрыв глаза, погруженный в свои мысли, из которых рывком вынырнул в реальность, внезапно треснув обеими ладонями по столу:

– Это она! Все сходится!

Дернувшись от неожиданности, мы втроем резко обернулись на него:

– О ком вы говорите, Николай Иванович? О Лизе? – спросил я, вспомнив обещание директора объяснить мне, наконец, чем история моего похищения так его заинтересовала.

– Да, Андрей Викторович. Все то, о чем вы рассказали, окончательно подтвердило мои догадки: Елизавета Скворцова жива и не отступилась от своего плана мести.

– Николай Иванович… У меня очень много вопросов, и вы обещали..

– Я помню, молодой человек, и вы сейчас получите свои ответы. Давайте только попросим принести нам что-нибудь перекусить, так как, боюсь, из этого кабинета выйдем мы еще не скоро.

Нажав на ручном коммутаторе какую-то кнопку и поднеся руку ко рту, Стержень скомандовал:

– Можно организовать каких-нибудь бутербродов и витня на четверых? … Да, в кабинет. Желательно побыстрее.

– Что такое «витень»? – шепотом спросил я у Кати, и она, бросив на меня слегка удивленный взгляд, как ни в чем не бывало, ответила:

– Напиток такой, крепкий. Неужели никогда не пробовал?

Я отрицательно помотал головой, радуясь в душе ее естественной реакции. Даже не огрызнулась на меня, это уже было победой!

Буквально через минуту в дверь постучали, и в кабинет вошел молодой паренек с большим подносом в руках, уставленным тарелками с разнообразными маленькими бутербродиками, которые он спешно выставил на стол. Немного смутившись вопросительного взгляда директора, не увидевшего запрошенного витня, достал из-за пазухи пузырь с темно-зеленой жидкостью, и, вручив его почему-то мне, быстро удалился. Недоверчиво повертев в руках бутылку и услышав легкий смешок Леонида Аркадьевича, я протянул витень ему, решив, что разливать незнакомый напиток лучше доверить профессионалу. Как по мановению волшебной палочки, на столе появились стаканы, в каждый из которых Честных отмерил грамм по 60 зеленой вязкой жидкости.

– Ну что ж… произносить тосты пока считаю излишним. Давайте просто перекусим, и вернемся к насущным вопросам, – произнес директор, потянувшись к тарелке с закуской.

Возражать никто не стал. Поднеся к носу стакан, и недоверчиво понюхав источающий запах травы напиток, следуя примеру присутствующих, я проглотил его одним глотком и с непривычки закашлялся. Местный витень по крепости мог сравниться с неразбавленным спиртом, и пробрал меня аж до костей. Вытерев невольно выступившие на глазах слезы, я схватился за бутерброд и затолкал его в рот целиком, торопясь скорее проглотить. По телу разлилось расслабляющее тепло. Когда дышать стало чуть легче, я взял себе добавку, и стал жевать уже размереннее, начиная ощущать вкус пищи.

– Забористая штука! – прокомментировал я, отрицательно помотав головой на предложение «повторить».

– Этот напиток производят на 4й параллели, можно сказать, ваши, Андрей, соседи. У них растут деревья – витки, сок листьев которых…

– Николай Иванович, я очень извиняюсь, что перебиваю, – отложив на тарелку недоеденный бутерброд, я смущенно и в то же время требовательно посмотрел на директора, – но прошу вас, давайте вернёмся к теме нашего разговора.

Тяжело вздохнув, Стержень расправил плечи и решительно отодвинул от себя опустевшую посуду.

– Хорошо. Моя история покажется в отличие от вашей не столь долгой, а под конец я буду вынужден задать вопрос и дам вам время на раздумье над ответом.

Ощутив зародившийся где-то глубоко внутри неприятный холодок, я кивнул.

– Итак: Елизавета Скворцова, с которой вас, Андрей, свела печальная судьба, является одной из самых разыскиваемых преступниц за последние двадцать дуидов (то есть, немногим больше 20 земных лет…– перевел я сам для себя). 

– И в чем же она провинилась?

– Когда-то Скворцова была одной из нас.

– Она – член Лиги? – удивился я.

– Бывший член. Елизавета – врач, обладающая экстрасенсорными способностями. Она проработала у нас в лаборатории примерно три дуида, также иногда проводила тренинги по психологии, и принимала желающих индивидуально. Однако во главе ее интересов все же стояла наука. С одним из старших лаборантов у нее случился роман, пара даже собиралась пожениться, но тут началась война.

– У вас бывают войны?? – спросил я недоверчиво.

– Раньше случались. Это сейчас Прорывы происходят крайне редко. А в те времена Пространство рвали только так. Битва развернулась такого масштаба, что нам пришлось задействовать практически каждого, и парень Лизы не был исключением. Так же, как вы, в сражении он оказался новичком. Но в отличие от вас ему не повезло. Получив ранения, не совместимые с жизнью, в первый же вечер он скончался. Лиза его смерть переживала очень тяжело. Запершись в лаборатории, она разрабатывала химическое оружие, которое должно было служить сдерживающим фактором, и, как ей казалось, могло остановить Прорывы раз и навсегда. И ей это удалось.

– О каком оружии идет речь?

– Скворцова создала вещество, которое безвредно, пока заключено в оболочку. Помещенное в герметичные капсулы, его легко можно спутать с обычной медицинской вакциной. Но если распылить эту смесь в любой из Параллелей – оно уничтожит в ней все живое. А если попадет в Пространство, то погибнет сама спираль, и вместе с ней и все миры.

Представив масштабы подобной угрозы, у меня внутри все похолодело.

– Его возможно нейтрализовать?

– Да, если выпустить вещество в Молоко. В нем капсулы взрываются. Но кто согласится добровольно обречь себя на подобную страшную гибель?

– Зачем же Скворцовой понадобилась эта смертельно опасная штука?

– Мы много думали над этим, и пришли к выводу, что разгадка кроется в банальной мести.

– Она хочет уничтожить спираль?

– Нет, Андрей. Елизавета хочет уничтожить нас. Во всем случившимся с ее возлюбленным девчонка винит Лигу.

– Но она же могла воплотить свои желания, не скрываясь на Земле. Простите, в Пятой параллели. Зачем было бежать с химическим оружием куда-то, когда проще было вскрыть его на месте и покончить с бывшими коллегами?

– В таком случае она погибла бы сама. А смерть в планы Скорцовой не входила. Соблазнив одного из молодых Открывателей, Лиза скрылась в вашем мире, чтобы сплотить единую команду, и с ее помощью захватить здесь власть. Вот только осуществиться ее планам было не суждено, – секунду помолчав, Стержень продолжил: – Дальше я могу только предполагать. Подозреваю, что с проводником что-то случилось, и Скворцова надолго застряла в Пятой параллели. Возможно, она выбралась бы оттуда и раньше, но без Открывателя сделать это не представлялось возможным, а следующий потенциальный проводник, который встретился ей на пути, оказался шестилетним ребенком.

– Вениамин объяснял мне, что прибор каким-то образом «завязывается» на определенном человеке и месте при первом контакте.

– Именно так. Леонид Аркадьевич, не могли бы вы… – обратился директор к своему заму, и тот с готовностью продолжил его объяснения:

– Исходя из ваших рассказов, Андрей, полагаю, что Лизе ничего не оставалось, кроме как ждать вашего взросления. А вы, как известно, много раз переезжали, и очевидно, она неоднократно теряла вас из виду. Скворцова знала ваше имя, но не могла соотнести внешность взрослого мужчины с лицом запомнившегося ей ребенка. Это объясняет, почему с ее слов вы оказались «не первым Андреем Пермиковым», в котором она пыталась распознать того самого маленького Открывателя.

– Ну а почему бы ей было не забрать из Зоны-1 сам прибор и не попытаться найти кого-нибудь другого, способного им управлять?

– Потому что это было невозможно. ОШ-11 уже завязался на вас, и любое перемещение его в другое место разорвало бы эту связь, сделав открывашку бесполезной железякой.

– Но в итоге она все равно меня нашла. Вот только снова потерпела неудачу.

– Она и так ждала вас много дуидов, Андрей, – развел руками директор. – А зная характер Скворцовой, не думаю, что она потеряла надежду на ваше возвращение.

– Вот это мне и не дает покоя. Почему за 20 лет, проведенных на земле, внешне девушка никак не изменилась?

От моего вопроса в кабинете вновь повисло напряженное молчание. Не понимая, что я такого сказал, я растерянно посмотрел на Катю.

– Кхм… капитан? – скромно кашлянул директор, и Поля, покраснев, смущенно пояснила:

– Андрей, в Пространстве люди не стареют. Даже если ты провел здесь совсем немного времени, ты тоже через 20 дуидов будешь выглядеть все так же, как сейчас.

Пытаясь переварить услышанное, я молча потянулся к бутылке. Понимая мое состояние, Честных не моргнув глазом налил мне добрую половину стакана вязкого витня, который я мгновенно осушил, на этот раз даже не покривившись.

– Так это что же получается, – прохрипел я, кашлянув (все-таки штука была сногсшибательная), – значит, я теперь бессмертен?

В директорской раздался дружный хохот.

– Нет, Пермиков, ты не будешь жить вечно, как бы тебе этого ни хотелось! – отсмеявшись, сказала Поля, а я только про себя отметил, как же ей идет такая беззаботная улыбка. – Все мы смертны, и ты сам не исключение. Главное постараться не умереть раньше положенного срока.

Последняя произнесенная Катей фраза, резко стерла веселье с ее веснушчатого лица, заставив вновь нахмуриться и остальных.

– А пока преступники, подобные Лизе ходят на свободе, никто не может чувствовать себя в безопасности, – подытожил разговор директор, и внимательно уставился на меня.

Прочитав в его взгляде какую-то мысль, которую он до последнего придерживал при себе, я попробовал сам ее озвучить:

– Нам необходимо найти и обезвредить Скворцову.

– Не так-то просто будет это сделать.  Если только не попытаться поймать ее «на живца».

– И наживкой должен выступить я…

– Ваше утверждение и есть тот вопрос, который я собирался задать. Но я не имею права просить вас об этом, Андрей, – глаза директора излучали серьезность. –  Однако боюсь, что это наш единственный шанс.

– В таком случае, я согласен.

От моего безапелляционного ответа Катя молча вздрогнула, и я опять задумался, что же это могло значить.

– Не торопитесь, Андрей Викторович, соглашаться, – проговорил Стержень, задумчиво изучая меня взглядом. – Вначале нужно все как следует обдумать, да и скоро нам всем пора идти на вечеринку, посвященную памяти Маркуса. Ну а после его проводов…

Я непонимающе посмотрел на него:

– "Проводов"? Вы что же, называете похороны «вечеринкой»?

– У нас здесь так заведено, Андрей, – тихим голосом сказала Поля, грустно глядя на меня. – Прощаясь с близкими, мы веселимся каждый, как в последний раз. Проводим время так, как это сделал бы сам Марик, если б знал, что вечер станет для него последним. А скорбь и слезы оставляем на потом. Летун был легким, позитивным человеком. Слегка наивным, преданным и честным. Именно об этом будет мой вечерний тост.

– А пока у вас есть время отдохнуть, кадет, – сказал директор, поднимаясь с кресла, и его примеру тотчас же последовали остальные. Чуть помедлив, отодвинул стул и я. – Екатерина Сергеевна, проводи, пожалуйста, нашего Открывателя в его новую комнату, где он сможет переодеться и привести себя в порядок. Увидимся на вечере, Андрей Викторович, – директор протянул мне руку.

– Как скажете, Николай Иванович, – кивнул я, отвечая на рукопожатие, и  задержав его ладонь в своей, уверенно повторил: – Но мой ответ все равно будет «да».

– Поговорим об этом завтра, молодой человек. А сейчас – всем отдыхать. Леонид Аркадьевич, давайте мы ребят отпустим, а вы на пару слов еще задержитесь.

Попрощавшись с заместителем, вслед за Полей я вышел из кабинета.

– Я провожу тебя. Не отставай, – сказала девушка на ходу, ловко перепрыгивая через 2 ступеньки.

– Что, камера на время отменяется? – не удержался я от ехидного замечания, но тотчас же об этом пожалел.

Остановившись в середине лестничного пролета, Поля подняла на меня укоризненный взгляд, словно учительница на провинившегося ученика.

– Это была вынужденная мера, кадет, – перешла она на официальный сухой тон. – И если ты будешь продолжать безрассудно себя вести, то я…

– Навешаешь мне штрафных очков, и вновь засунешь в изолятор, помню, – развел я руками, примирительно улыбнувшись. И посерьезнев, продолжил:  – Этого больше не повторится, капитан. Обещаю.

Сокрушенно покачав головой, она ничего не ответила, и отвернувшись, молча продолжила спуск. Идя вслед за ней и глядя на ее прямую напряженную спину, я отпечатывал в памяти каждое движение этой гибкой фигуры, надеясь, что не поторопился, ответив директору «да». И хотя окончательное решение от меня ждали только завтра, я знал, что ни за что его не изменю. Лиза Скворцова несла собой реальную угрозу. И я не имел права поступить иначе.