Не называй его Титаником

Вскоре отец Дэвида забрал сына из пансиона.

Прощаясь, друзья пообещали друг другу «не теряться».

Никогда не обременённая ни семьей, ни детьми тетушка и не предвидела, какой груз ляжет на неё и её бюджет, пока племянник будет пробираться «в люди». Поэтому решив, что племянник получил достаточное образование (два года вместо пяти), тётушка финансирование прекратила.

И занялась поисками того, кому сможет передать свои проблемные обязательства. И нашла. Вспомнила, что в молодости приютила малолетнего родственника. Сейчас у того был какой-то бизнес. Значит сможет и долг оплатить. Для связи с этим родственником тетушке пришлось проявить присущую ей настойчивость. Двигал тётушкой и нравственный мотив: она не хотела, чтобы в их роду был ещё один потерянный Форвард. Чтобы «не упасть в глазах» бизнесмена, тётушка секонд-хендским одеянием придала Джону вид некой благопристойности. Из скудного гардероба Джону больше всего приглянулись брюки с потаенным карманом. Опустив руку в углубление штанов, мальчик подумал: «Этот тиккет-покет подойдет для хранения монет». Ведь Джон был уверен, что когда-нибудь в его кармашке появятся новые сбережения.

И будто прочитав мысли племянника, тетушка на Рождество одарила его долларом со словами: «Вот выйдешь в люди, вернешь сторицей». Спрятав монету в тайный кармашек, Джон вдохновенно подумал: «Вот и прибыло…».

Отправляя Джона к сородичу, покровительница напутствовала:

– Коль не спился, не пошёл ко дну – значит научит этому и тебя. А ты впитывай, впитывай и на ум всё бери.

Мистер Мур, у которого Джон должен продолжить жизненное образование, был небольшого роста, худощав. Казалось, что его подростковый вид должен соединять в себе мягкость и детское простодушие. Однако это только так казалось…

Пройдя суровую школу жизни, которая наложила свой отпечаток на формирование характера предпринимателя, этот человек имел жесткий взгляд на всё происходящее вокруг. Ни компаньонам, ни своим работникам он не позволял ни на минуту сомневаться в его непримиримых оценках их деятельности. Его крутой нрав у первых вызывал раздражение, у вторых – страх. Его жесткость зачастую переходила в нещадную жестокость. Рукоприкладство было естественным разъяснением работникам их обязанностей. При виде хозяина одних работников бросало в дрожь, у других – сжимались кулаки. Последняя выходка хозяина, когда он окунул подростка в мыльный раствор и продержал его в нём, пока тот не обмяк, вызвала немое оцепенение.

Однако роптать вслух никто не смел. Безработица в стране и голод держали работников в том же страхе, что и хозяин. Синдром отверженных охватил всю страну.

Подобный симптом испытал когда-то и сам Пол Мур, когда упорядоченная его жизнь попала под молот банковского краха. Построенное многими годами благополучие рушилось, как карточный домик под налетевшим ураганом. Продажа мыльной продукции упала, будто население Америки перестало мыться. Во многих семьях стали использовать натуральные дары природы. Благо, в нескольких милях от их предместья прорастало мыльное дерево, сапиндус. От большого мыльного бизнеса мистера Мура остался незначительный задел: небольшой мыловаренный заводик и лавка по сбыту мыльной продукции. Настали времена, когда каждый цент был на счету. Дыхание катастрофы ощущалось ежедневно.

А тут ещё какая-то родственница предъявляла восполнение им долга, за услугу, когда-то предоставленную ею. Пол Мур помнил этот эпизод из его жизни. Названная родственница, тогда ещё молодая девушка, приняла его десятилетнего пацана, когда он сбежал от отчима-садиста. Вскоре родствен-ные чувства у благодетельницы погасли, и через неделю она сдала его в приют. И пошли его скитания по жизненным колдобинам: ночевки в трущобах; драки, с такими же как он, за хвост помойной рыбы; воровство. Украденное мыло и привело его в мыльный бизнес. Украл – продал, ещё украл… Тюрьмы избежал чудом. Спас предприимчивого мальца один торговец. Поймал за руку и привел в свой дом. Учил, бил, снова учил. Несмотря на суровую школу бежать не хотелось. Что-то предупредительно подсказывало: именно здесь он получит то, что станет в будущем его опорой. Торговец учил всем азам торгового дела. Пол оказался хорошим учеником. Острый ум, приобретенный капитал стали стартом в самостоятельный путь к независимой жизни. Однако судьба, уже успешного предпринимателя, снова подвергла испытаниям. Он оказался с утраченным бизнесом, в поисках выхода. И сейчас ему было не до родственных чувств. Напор тетушки Мэри вызывал у мистера Мура раздражение. Однако он знал, что занудным настырством навязчивая родственница не оставит его в покое. Продумав, какую пользу можно извлечь из малолетнего родственника, Пол Мур на четвертое послание «заботливой» сродницы согласился принять юнца, раздражённо подумав: «Появилась родня – на голову обуза и возня».

Джона родственник определил помощником к продавцу, который внешне походил на его недруга Сэма Бакера. И по мистическому совпадению и звали его Сэмом. Сэм Паркер сразу показал свои права по старшинству, что напомнило Джону пансионные дни. Это сразу вызвало неприязнь к двойнику. Антипатия усилилась, когда Джон заприметил, что Паркер наушничает хозяину. Разобраться с доносителем помешал вердикт хозяина. Тот уволил Сэма (зачем нужен лишний рот, когда есть бедный родственник). Для поддержания на плаву своего мыльного производства мистер Мур выжимал из своих работников предельные возможности. Грядущий день не радовал ни хозяина, ни наёмных работников. Каждый вечер хозяин за подведением итогов устраивал назидательный разнос всем без исключения. Недовольство мистера Мура было всё более раздражительнее и огульными.

Будто работники и Джон виноваты, что покупателей перестали интересовать моющие средства. Но ведь «кусок мыла на тост не намажешь». Встряску дальнего родственника мальчик воспринимал молча, но внутренне с участью бесправного не мирился. Бросая в спину родственника гневный взгляд, нашептывал: «Перетерплю. Все равно бежать некуда. А потом…». Что «потом» … Джон пока не знал.

Да ему и самому было тошно целыми днями прислушиваться к молчащему колокольчику. Как-то шлифуя мыльный брусок, Джон выстрогал кораблик. И пошло, и поехало. На прилавке появились мыльные изделия, изумляющие искусной работой. В лавку стала забегать ребятня, с любопытством рассматривая мыльную феерию. Как-то в лавку зашла и дочь еврея-трейдера, их соседа. Обойдя витрину с мыльной продукцией, девушка остановила изумляющий взгляд на мыльной бабочке.

– Красивая.

– Красивая, – тихо произнёс Джон. Признание было адресовано девушке, от которой он не мог отвести глаз.

Лучи солнца редко заглядывали в их мыльную лавку. И Джон уже прижился в окружающей серости. Даже разноцветие мыльных изделий не привносило радужного настроя. А сейчас… Будто солнце взорвалось и яркими лучами осветило помещение небольшой лавчонки. Девушка в солнечном ореоле казалась сказочной принцессой. Волосы с медным отливом, спадающие по плечам, походили на огненные всполохи. И глаза… Синие, синие, как васильки на поляне, где они паслись с Простушкой. Поглощённый красотой незнакомки, Джон стоял недвижим. Ему хотелось заговорить… но не владея ораторскими способностями, он вовсе растерялся. Краснея и переминаясь с ноги на ногу, боясь совсем впасть в бездыханное состояние, он, смущаясь, произнёс.

– Красивая.

Видимо поняв кому направлен посыл продавца, девушка улыбнулась.

– Меня зовут Клер, – в прозвучавшем представлении не было робости. Видя заторможенность юного продавца девушка спросила: – А как тебя зовут… Не получив ответа пошла к выходу.

Обернувшись уже у дверей, незнакомка окинула Джона лучезарным взглядом. И от этого взгляда у юноши загорелось внутри. Джону показалось, что образ прекрасной незнакомки явился из сказочного сновидения. Он даже невольно прикрыл глаза. Посмотрев вслед девушки, окутанной золотистой аурой, Джон, вдруг опомнившись, выкрикнул:

– Джон… Я – Джон.

На следующий день девушка снова пришла. Подойдя к витрине, она показала на бабочку.

– Я её куплю. – Бросив быстрый взгляд на Джона, Клер, отвернув край передника, достала из кармана шиллинг. Протянув Джону монету, она спросила: – А ещё будут новые фигурки…

Джон, молча, кивнул.

Джон не мог дождаться конца рабочего дня. Ему хотелось сделать такое… чтобы опять услышать восхищенные слова и увидеть небесный блеск в глазах прекрасной соседки. Эта синева обволокла его сознание, и он потерялся в ощущениях непонятных чувств, но таких прекрасных. Такого он ещё не испытывал. И Джону захотелось сотворить волшебство, от которого глаза прекрасной леди загорелись бы лучистым блеском. В этом необычном состоянии Джон стал фантазировать над мыльным бруском. Смешивая краски и помешивая мыльную стружку, он уже видел то, что в его воображении должно покорить Клер. В этот мыльный отломок он предполагал вложить свой душевный порыв, который в молчаливом созерцании расскажет о его чувствах. И вот ожидаемое творение, на которое он возлагал окрыляющие помыслы, готово. Джон замер. Изогнутые линии лепестков ажурного цветка придавали тому природное изящество. В прозрачных листочках играли разноцветные световые блики. Хрустальные капельки воска точь-в-точь напоминали утреннюю росу. И всё это создавало впечатление живости и натуральности. Казалось, цветок источает аромат. Джон бережно уложил цветок в коробочку. В душе молодого человека было волнительно и сладостно. Джона охватило незнакомое до сих пор чувство. Он из обычного подростка превратился в юношу с пылающим сердцем.

С самого утра Джон в волнении ожидал прихода Клер. Слыша колокольчик, извещающий о приходе посетителя, он внутренне напрягался. И так весь день.

Клер пришла к концу рабочего дня. Он с замиранием смотрел на девушку. Казалось, что в дверях стояла фея, от которой останавливается дыхание. В волнении Джон опять не смог проронить ни слова. Клер уверенно подошла к прилавку и окинула его заинтересованным взглядом. Молодой продавец неуверенно протянул девушке коробочку.

– Вот…

Клер открыла коробочку… и застыла в изумлении.

– Это… Это чудо. Цветок дышит. Вы волшебник.

Как же хотелось ему с гордостью сказать: «Да, я такой…». Но затаив вдох Джон только влюблёнными глазами смотрел на девушку. Девушка тихо сказала:

– Я его куплю.

– Нет. – Вырвавшееся на выдохе короткое слово прозвучало как выстрел. Девушка в недоумении посмотрела на Джона.

Спохватившись, юноша трогательно произнес:

– Денег не надо. Этот цветок я сделал для тебя, – смущение опалило его лицо. Джон в ожидании замер.

Глаза девушки излучали небесное свечение. И вдруг Джона будто коротнуло. Испугавшись, что Клер исчезнет, он торопливо проговорил:

– Мой рабочий день уже закончился. Может… погуляем.

Девушка-фея ответила:

– Я согласна. – Ни в голосе, ни во внешнем облике девушки не проступило ни скованности, ни смущения. Улыбнувшись, Клер искренне произнесла: – Как можно отказать волшебнику.

Безграничное счастье заполнило юношу. Его настрою соответствовал и вечер. Вокруг всё светилось от ещё не зашедшего за горизонт солнца, легкий ветерок нежным прикосновением ласкал лицо. И в этом волшебстве Клер ему представлялась неземной принцессой. Джону хотелось смотреть только на неё. Он видел, что и девушке по душе их совместное времяпрепровождения.

Глянув проникновенно на Джона, совершенно серьёзно девушка произнесла:

– Я в восторге от твоего дара. Такое сотворить может только искусник. В твоих поделках чувствуется живое отражение природы. Эмоциональное высказывание Клер напоминало мелодичное звучание. Джон готов слушать девушку бесконечно.

– Расскажи, как ты передаёшь красоту в таком совершенстве. Твоя бабочка – воплощение подлинной натуры. А этот цветок… – Клер с придыханием открыла коробочку – это художественное произведение. Какая муза вдохновляет тебя… – девушка лукаво улыбнулась.

В глазах Джона появились озорные огоньки, и он выпалил:

– Простушка.

– Простушка… Это кто…

– Старая лошадь-циркачка, с которой нас свела судьба.

Удивленный взгляд Клер побудил Джона воскресить давние воспоминания. И он с неуемным выплеском стал рассказывать о своем безрадостном детстве, дружбе с цирковой лошадью.

Клер с пониманием слушала юношу.

– Ты видел свою маму. У тебя есть с кем её сравнивать. Я маму совсем не видела. Она только подарила мне жизнь и ушла… – тихо произнесла девушка. Но в её голосе не чувствовалось горечи утраты. – Со мной с самого рождения находится папина сестра, тетушка Анат. Она добрая, заботливая. Наверное, такой и должна быть мама.

– Наверное… – неуверенно подтвердил Джон. И, как бы сочувствуя им обоим, подумал: «Вот и с Клер у нас общая отметина судьбы». И в сердечном порыве, вдохновенно произнес: – А ты похожа на мою маму… – смутившись, уточнил: – То есть на Мадонну… Ну, на ту Богородицу… – запутавшись в сравнении близких ему образов Джон растерянно замолчал. В этот вечер общения у Джона появилось ощущение такой близости, будто Клер давно была самым родным для него человеком. А ещё он почувствовал, что и Клер была в душевной доверительности к нему. Блеск в её глазах, лёгкое касание её рук вдохновляли на ответное чувство.

Сказанное девушкой «До завтра» зовущим и манящим звучало в его душе.

Весь день Джон прибывал в ожидании.

Появление в дверях Клер вызвало облегченный выдох и эйфорию чувств.

Этот вечер, а затем и следующий, и следующий… были радостными и полны ожиданием. Ведь каждый вечер прощаясь, Клер говорила «До завтра».

В Клер Джона восхищало всё. А её начитанность стало насущной потребностью в его непросветленной жизни. Ему так хотелось красиво говорить, выражать складно свои мысли. Ведь его косноязычность мешала в полной мере насладиться упоением их встреч. Увлекающие беседы Клер открывали перед ним совсем иное миропонимание. Всё, чем обогащала его Клер, в его семнадцать лет становилось откровением. Он удивлялся, обнаруживая в себе качества, о которых и не подозревал. Клер его подняла в его же глазах.

И было тягостно расставаться, когда Клер сказала, что каникулы закончились, и ей надо уезжать в колледж. Последний вечер они провели почти в молчаливом отчаянии. Глаза Клер уже не излучали радостного излучения. Не ощущалось и великолепия в природе. Односложные, чередующие с междометиями ответы Джона вызывали трогательную улыбку у Клер. Прощаясь, Клер подарила ему книгу и поцеловала в щеку. От волнения у Джона навернулись слезы.

– Я напишу тебе. Обязательно, – в голосе девушки было столько искренности и сердечности, что у Джона всё замерло внутри. И он уже не сомневался в чувстве, которое делало его жизнь осмысленной.

Зная, что Клер уехала, однако при каждом звуке колокольчика Джон с надеждой смотрел на дверь.

Пережидать разлуку помогала подаренная Клер книга. Читая её, Джон вновь переживал эпизоды своего жалкого детства. Отвага маленького героя, его выживаемость в сложных обстоятельствах были сродни ему. Книга по праву была путеводителем в противоречивом мире и людей. Ведь закон джунглей «Право сильнейшего» походил на человеческий, о котором ему толковал отец.

Как-то в лавку зашёл сосед-торговец. Джон в придыхании посмотрел на входную дверь. Но Клер там не было. Осмотрев товар, трейдер подошел к нему и, молча, положил пе-ред ним сложенный листок. Не говоря ни слова, торговец резко повернулся и вышел. Джон, волнуясь, развернул белый листок. «Здравствуй, Джон. Я обещала написать, и вот пишу. У меня в разгаре учебная пора. Появились новые предметы. Особенно меня заинтересовали занятия по естествознанию. Возможно твои рассказы о ваших прогулках с Простушкой побудили и меня увлечься этой наукой. Я вспоминаю и наши прогулки. Если сочтешь не затруднительным, напиши, какие ещё изумительные поделки ты сделал. Джон, я рада нашему знакомству».

Каждое слово в письме отдавалось в душе Джона ликованием. Клер спрашивает о новых изделиях. Будут. Много. И во всех будет отражаться её красота. И воодушевление взорвало Джона. Всплеск активности, подпитанный посланием Клер, вылился в новые формы, новые творческие идеи. Мыльные поделки восхищали покупателей.

А Мистер Мур не вдавался в причины столь повышенной креативности Джона. Для него главным было покупаемость его товара. А товар мистера Мура стал покупаемым не только в их округе. Мыльные фигурки, упако-ванные в красочные коробочки, пользовались огромным успехом уже и в соседних штатах. Мыльное производство тоже ширилось.

Гигантская экономическая волна, смывшая когда-то благополучие большинства американцев, пошла вспять, оставив на дне тех, кто оказался, как говорят, без стержня. У мистера Мура стержень был. Почувствовав облегченный выдох страны, мистер Мур с неуёмным рвением ринулся возрождаться «из пепла». Щуплая фигура мыловара металась между котлами, его призывной голос слышался в разных концах мыловарни. И вот, производство уже вернулось на уровень до кризисного состояния. Внутренне он себе признавался, что несомненному успеху способствовала деловитость молодого родственника. Но вслух восхвалять молодого родственника не спешил. «Хваленого берегись пуще хаянного. Пусть работает».

Однако, за всеми отговорками Пол Мур только молодого родственника видел приемником. С усмешкой вспоминая упорство старой родственницы, благодарно отмечал: «Полезного мальца подсунула старая».

Как-то, довольно потирая руки, мистер Мур радостно произнес:

– Сегодня заключил отличную сделку с Азарием. Он весь твой ассортимент скупил. И заказал ещё. Он ведь по всем штатам разъезжает. Отличная реклама будет нашему продукту. Так что твори, а я прослежу. Буду держать на контроле твой производственный тонус, – ухмыльнулся родственник.

Но Джон радостью родственника не проникся. На душе было муторно. Он так и не написал ответ Клер. «Если сочтешь не затруднительным, напиши…» – для него оказалось очень затруднительным выложить на бумаге сердечные слова.

Каждый вечер Джон садился перед чистым листком… В голове чуть ли не поэма складывалась, а на бумагу проникновенные слова не ложились. Кроме чудесного имени «Клер» написать ничего не смог. Сидя над листом бумаги, полностью исписанным только одним словом, Джон, как заклинание, повторял «Клер, Клер, Клер…».

Выражать свои чувства словами Джон никогда не мог, и как выяснилось, на бумаге тоже не получается. Но о любви говорят его глаза. Вот Клер приедет, они ей всё скажут.

И ждал Джон похвалы не от родственника, ему хотелось удивлять Клер, и слышать от неё восторгающие слова. Однако и довольный взгляд мистера Мура при подсчете дневной выручки от Джона не ускользал. И совсем не лишние были скромные премиальные к его небольшой зарплате. К серебряной монетке, подаренной когда-то тетушкой, Джон уже отложил некую сумму. А теперь, когда в его жизни появилась Клер, тётушкин посыл «выйти в люди» оставался более чем актуальным.

В эйфории душевного подъёма Джон строил планы на дальнейшее совершенствование своего мастерства. А это молодому работнику удавалось с лёгкостью.

Укрепляя производство мистера Мура, Джон частенько вспоминал и умное изречение тетушки Мэри: «Никакие учебные заведения не сделают то, что может сделать для себя умный человек». «Права тетушка…» – отметил Джон прозорливость умершей родственницы. Работа в мыльном производстве мистера Мура стала для Джона настоящей ака-демией. Некогда непонятные научные термины «дебет» «кредит» «прибыль», «спрос» из первой книги его детства сейчас обрели смысловое значение. А практические навы-ки под недремлющим оком родственника отшлифовали его предпринимательскую хват-ку. Их разнообразный товар пользовался особым спросом на мыльном рынке.

Деловитость юного родственника напоминала Полу его самого. При очередном успехе Джона мылодел довольно подумывал: «Моя хватка». И в родстве уже не сомневался: «Такой умелец может быть и родственником». Однако деловая взыскательность к признанному родственнику не изменилась. «Давай работай; включай мозги; не тормози» – эти окрики сопровождали Джона весь производственный процесс.

И Джон давал. Каждый его новый продукт становилось всплеском в мыльном производстве. Шампунь, жидкое мыльное средство, представленное Джоном, нашло достойное место в ряду моющих новшеств. Вскоре Джон представил и другую новинку – ароматизированные отдушки. Его пытливый ум искал всё новые технологии мыльной продукции. Производство мистера Мура процветало и ширилось. Немалый доход влился в нескудный финансовый поток мистера Мура. Джон понимал, что значительная доля этого успеха – его. И это наводило на мысль: «Не пора ли начать своё дело».

Пол Мур видел рвение Джона к самостоятельности. «Возможно когда-нибудь… Но сейчас родственник со своим продвинутым умом нужен мне здесь», – взвешенно рассуждал мыльный промышленник.

И Джон терпеливо выжидал этого «когда-нибудь». А мистер Мур не спешил отпускать родственника в свободное плавание. Но сдерживающие уздцы мистера Мура Джона не удручали. Ведь у него теперь есть Клер. А девиз «Никого над собой» отцовским голосом будет двигать его к независимости.

Временами, прокручивая в памяти прошлые годы, мистер Мур задумывался над будущностью своего продвигающегося дела. Из памяти ещё не стёрлись чёрные дни великого экономического краха, из которого он выкарабкался, «ободрав ладони в кровь, разодрав душу в клочья». Не все смогли выбраться из этой черной дыры. А он не только вылез, но и хорошо поднялся. Кто же это всё сохранит, приумножит… На кого он может положиться… И кроме Джона преемником никого не предвидел. «Этот малый показал себя толковым. Только такого склада человек сможет вытащить и себя, и бизнес из пучины отчаяния» – думал мыловар о своём молодом родственнике. Джон отмечал, что хозяин мыльной индустрии относится к нему с видимым пиететом. Обходя мыловаренные цеха, вдыхая ароматизированные запахи мыльного варева, видя успех своего творчества Джон уже не чувствовал себя бедным родственником. Сопричастность к преуспевающему бизнесу мистера Мура укрепляла в Джоне желание творить. Сделав основой мыловаренного производства растительные составляющие, исключив животные жиры, Джон ещё более потрафил родственнику, который был приверженцем вегетарианства. Веганский товар стал фишкой на американском и европейском рынках. Радуясь явным успехам Джон всегда думал о Клер. А письма он ей так и не написал. То есть написал… Но только одно имя, которое он и во сне произносил с придыханием, было написано в ответном послании. Целый лист – одно имя, и больше ничего.

«Однако скоро День Благодарения. Клер должна приехать домой. Вот тогда…», – вдохновлял себя Джон, трепетно ожидая этого дня.

Накануне Дня Благодарения Клер приехала на каникулы.

Войдя в магазин, осмотревшись и не увидев за прилавком Джона, Клер как-то померкла. Но разнообразный арсенал мыльных фигурок вдохновил девушку.

– А здесь работал Джон…

– Работал, – не сводя глаз с незнакомки, исполнительно произнёс продавец.

– А где он сейчас…

– Он теперь в цехах работает. Но заходит посмотреть, как реализуется товар.

С Джоном Клер столкнулась в дверях, когда выходила из магазина. Чуть не уронив ящик с мыльной продукцией, юноша осторожно поставил его у ног девушки, отгородив ей путь к отступлению. И как в первый раз их знакомства дыхание перехватило. Однако он быстро пришел в себя, и, взяв Клер за руку, помог ей обойти преграду. Так, взяв-шись за руки, они дошли до городского парка. Сердце у Джона колотилось, словно пойманная в силки птица. Он крепко, не ощущая этого, сжимал руку Клер. Понимающая улыбка на её прекрасном лице наполняла его ликующей радостью. Джону хотелось так много сказать девушке, предугадывать любое её желание. Но слова застряли в лабиринте его чувств. Говорили его глаза. Восторженный блеск ярче слов демонстрировал его счастье, наслаждение любоваться Клер. И опять больше говорила Клер. Она призналась ему, что сначала была в замешательстве от его безмолвия. И задорно засмеялась, услышав, что он ей написал целый лист… Обратив свой лучистый взгляд на Джона, Клер озорно поинтересовалась: а не появилась ли у него девушка…

Джон в растерянности остановился. «Нет. Нет» – застряло на выдохе. Боясь, что его замешательство Клер не правильно воспримет, Джон с порывом произнёс:

– Это ты. Ты – моя девушка.

От этого признания у Джона волнительно заколотилось сердце. Дыхание перехватило. Но его влюбленный взгляд говорил больше, чем не высказанные слова. Когда девушка стала прощаться, Джон, сожалея о мгновенно пролетевшем времени, робко предложил:

– Может еще погуляем…

– Сегодня вернётся отец. Я должна быть дома, – и протянула Джону руку. Рука была теплая, мягкая. Ему очень не хотелось выпускать эту милую ручку. Клер нежно улыбнулась. В её глазах Джон прочитал ответ на его чувства. «До завтра», сказанное его девушкой, прозвучало обещающим продолжением их сердечного влечения.

Джон с блаженной улыбкой думал о Клер и завтрашнем дне. И этот день он воспроизводил в самых окрыляющих сценках. Видения были прекрасными, а он – самым счастливым в этом городе.