Слова беспомощной девочки

Драматизировать было уже незачем.

Сложно начинать общение с незнакомыми людьми. Сомневаешься: нравишься ли ты им, хочется ли им вообще после рассказа весёлой истории слушать твоё сбивчивое «а у меня примерно так же было два … нет, три … погоди, это было в десятом классе, значит, мне было … гхм… семнадцать… или…». Я. всегда предпочитала слушать. Очень удобно – людям нравятся, что они вызывают такой интерес у собеседника (особенно если не забываешь регулярно кивать головой, а в ключевые моменты удивлённо расширять глаза), и тебе не нужно открывать рот. Поэтому, наверное, в школе с ней почти никто не общался, но если нужно было поделиться по секрету, всегда звали её. И ей не было обидно. Не бывает обидно, когда наблюдаешь, как твою одноклассницу хвалит учительница за то, что она опрятно и скромно одевается («вы же, девушка, расхаживаете с фиолетовыми волосами и в огромных страшных ботинках, как не стыдно»), а ты еле сдерживаешь смех, ведь эта «скромница» пару месяцев назад в красках рассказывала тебе, как лишалась девственности с тридцатилетним мужиком.

Общение же с людьми после многолетнего перерыва становится ещё более сложным. Предполагается, что вы друг друга знаете, и неловкости быть не должно. Но:

Подводит память. Я. почти не помнила Юлю, хотя когда-то называла её лучшей подругой. Да, они сидели за одной партой – первой, из-за плохого зрения обеих – три года. Да, они вместе впервые встречались с мальчиками из соседнего посёлка (они тоже были друзья, всем было по тринадцать, максимум, до чего доходило дело – прогулки за ручку). Да, у неё дома было караоке, редкость в те времена. И почему-то стойко отложилось в памяти, с какой интонацией Юля говорила «что?», когда переспрашивала: немного повышая голос в конце, как будто с претензией. На этом воспоминания оканчиваются. Кстати, как оказалось, интонация не изменилась.

Подводят привычки Я. Слушать в ситуации «знакомства заново» довольно сложно. Да, если первой радостно (значит, чуть громче обычного и с приподнятыми бровями) спросить «как жила-то всё это время?», можно отсрочить акт своего говорения минут на десять (зависит от насыщенности жизни собеседника), но потом-то тебе придётся рассказывать о себе. А это – одно из самых неприятных занятий по мнению Я. Когда разговор требует оглянуться на свою жизнь, попытаться сформулировать себя максимально компактно и завернуть в фантик, сразу осознаёшь, что конфета из тебя никакая. Я. закончила школу с двумя четвёрками? – ну не на медаль же. Я. сдала все ЕГЭ не меньше, чем на девяносто баллов, а русский язык так вообще на сотню? – просто повезло / это ты хвастаешься / это ты пытаешься казаться умной. Я. закончила музыкальную школу и даже выступала в группе? – да, прямо гениальный музыкант, где ж твои три платиновых альбома. Я. пишу стихи и даже победила в областном конкурсе? – а кто не пишет. Выходит, мне совсем нечего про себя рассказать, что было бы интересно другим. Но молчать нельзя, это же твоя подруга, хоть и бывшая, тебе ещё с ней жить. Итог: неуверенное в себе чмо по шкале неловкости, где низший результат – «вы восхитительны», высший – «неуверенное в себе чмо». Я. всегда была настроена на получение самых высоких оценок.

К счастью, Юля очень любит рассказывать о себе и вообще разговаривать. Всё, что нужно было делать Я., – оперативно придумывать вопросы на основе её историй, чтобы не переключать внимание на себя. В случае ступора спрашивать, куда можно поставить или положить ту или иную вещь. Но до вечера способы избегания разговора исчерпаются. А Интернет (можно предложить посмотреть фильм) придут подключать только завтра.

Юля тактично предложила сходить в газетный ларёк за картами. И вечером учила Я. играть в «Сто одно». Они писали на бумажке результаты в две графы: «Ю» и «Я». В конце первой игры Я. начиркала что-то на листе с результатами, а Юля безошибочно определила, что это батон. С тех пор проигравший всегда должен был рисовать батон – это стало их маленькой традицией.

Не зря вторым высшим Юля выберет психфак.

В ночь перед первым сентября и грандиозным знакомством с людьми, которых в ближайшие пять лет ей предстояло видеть регулярно, она думала о том, как ей хочется домой. Насколько было бы легче, если бы она осталась. Она поступила очень эгоистично – не захотела жить впятером в однокомнатной. Но это же не единственная причина. Зачем-то же она скрыла от родителей, что подавала документы и в местный вуз на переводчика. Оттуда неоднократно звонили и звали нести оригиналы, говорили, что зачислят как целевика, – видимо, им чем-то выгодно, чтобы у них учились стобалльники. Но она хотела пожить отдельно. Жизнь в другом городе за счёт родителей вряд ли можно назвать самостоятельной, это она понимала. Но действительно хотелось самостоятельности. Новый город – новая жизнь. Новая Я.

Декламация № 3

Молчание

мне докучает

поэтому

буду кричать

до кучи

внутренний голос

отлично обучен

кричать

чтобы стало лучше

глушить изнуряющие уколы

крепчать

когда требует случай

…молчать

и осипшим внутренним голосом

ещё

уколов канючить.

Запись № 3

На следующий же день она убедилась, что это не так. Всё в принципе шло своим чередом. Не так, как хотелось, но так, как должно было быть. Первокурсники собирались в фойе у концертного зала, и в такой толпе сложно было даже дышать, не то, чтобы разговаривать. Я. не смогла найти никого из своей группы. Или из филологов. Или из тех трёх девушек, с которыми она познакомилась в общаге – их-то она хотя бы в лицо знала.

Хотя с чего бы им быть на мероприятиях для первокурсников.

Юля ушла к экономистам. Я почувствовала себя брошенной. Она понимала, что Юля её не бросала, по большому счёту, она вообще не обязана была оберегать Я. от других в течение всего действа. Юля и так слишком много для неё сделала – они доехали до университета вместе, Юля даже, притворившись филологом, перезнакомилась со многими, правда, так и не наткнувшись на «себе подобных». Но Я. не унималась.

Ей – семь.

Первый класс. Почти все друзья из садика оказались в её классе, в 1«А». Да, в посёлке всего одна школа, но в параллели было ещё три буквы, по двадцать человек в каждой. Глеб, Ваня, Стас и Леся. Их компания.

Кстати, странно, что в глубоком детстве у неё были друзья-мальчики. Вернее, не так. Странно, что друзей-мальчиков было больше. Наверное, когда тебе так мало лет, ты не задумываешься о том, что ты – это ОНА, а он – это ОН. Хотя на выпускном в детском саду, когда в актовом зале за столами сидели уже родители и уже с алкоголем, а не с соком, дети на площадке рядом играли в «поцелуи». То есть если ты догнал жертву, ты можешь её поцеловать. Ваня, например, чаще догонял Лесю. А Глеб носился за Я. И тогда никто ничего не стеснялся, наверное. Никто не боялся сделать что-то не так. В этом возрасте ты не думаешь о том, что могло бы понравиться другим. Ты думаешь о том, что могло бы понравиться тебе, и делаешь это.

Так вот. Ей – семь.

И первые полгода учёбы она почти каждый день слышала голос Глеба или Стаса под балконом. «Выходи гулять!!!» Потом через день. Потом реже. Но вот середина четвёртой четверти. Весна. Один из первых действительно тёплых дней. Она решает выйти погулять одна. На «Дракошу» – площадку, где два больших зелёных дракона держат в зубах качели, в трёх минутах ходьбы от её дома. И она видит там Глеба, Ваню, Стаса и Лесю – мальчики дрались за право раскачивать Лесю. Конечно же, Я. убежала. И так, чтобы они не заметили. Потом в школе она подошла к Лесе и спросила, почему они теперь не зовут её с собой (в этой ситуации подойти к девочке оказалось легче). Та ответила, что Я. сама виновата.

– Помнишь, мы звали тебя гулять перед Новым годом? Ты сказала, что тебе надо делать домашку по математике. Потом ты не пришла на день рождения к Ване, потому что не успела прочитать книгу по внеклассному чтению. То ты природоведение делаешь, то ещё что-то. Ты – ботаник.

Последнюю фразу она сказала спокойно и оттого очень обидно. И потом говорила её всё время до конца начальной школы, в коридоре на перемене, пока учительница не видит. Правда, с другой, издевательской, интонацией. А уже на такое откровенное желание кольнуть Я. не реагировала.

Ей – десять.

Уже три года она общается с Настей, одноклассницей, которая ещё и живёт с ней в одном доме. С понедельника по пятницу они ходят вместе в школу, по выходным гуляют во дворе. Уроки делают тоже вместе, по очереди гостя друг у друга. Семья Насти гораздо богаче, поэтому у неё дома Я видит один из первых DVD-проигрывателей, узнаёт, как есть палочками, удивляется, что плёнку в фотоаппарате можно не экономить и запечатлевать всё подряд. Главное развлечение в доме у Я. – фортепиано. Я пошла в музыкальную школу с первого класса. Настя со второго – в танцевальную (как и почти все остальные девочки в классе Я.), но это в одном здании; они встречались там, если время занятий совпадало. Я учила подругу играть «Собачий вальс», Настя же использовала фортепиано как хореографический станок (с закрытой крышкой, конечно), закидывая на неё ноги. Ещё она показывала Я. основные позиции в балете. Самой интересной всегда была первая – кто дольше сможет сохранять равновесие. Поначалу они были на равных, потом Настя стала побеждать.

Когда Настя уезжала к бабушке в соседнюю деревню, они подолгу висели на телефоне, тогда ещё домашнем. У Насти был беспроводной, поэтому она бегала во время разговоров. У Я. – с проводом на тумбочке в коридоре. Но рядом всегда лежали листочки с ручкой (мама часто обсуждала рецепты с тётей Олей по телефону), поэтому Я. тоже не скучала, изрисовывая за разговор чуть ли не целую тетрадь в восемнадцать листов. Каждые полчаса их прерывали. Чтобы дозвониться снова, нужно было набрать 25-1-11, сказать тётеньке в трубку номер Настиной бабушки и ждать, пока она ответит. Очень смешно было, если в этот же самый момент та тоже перезванивала, и у обеих в трубке были короткие гудки. Вот так во время разговора с подругой Я. сочинила своё первое стихотворение. Просто так чиркать на листе стало скучно, к тому же Настя отвлеклась на что-то, и получилось две строчки. Но дописывали стишок они вместе. Долго, старательно, так что трубка была потная от ладошки и ухо чесалось. Там определённо было что-то про двух подружек-хохотушек. Этот стишок Я. потом спрятала куда-то, чтобы никто не нашёл. И не нашла.

А в один из дней рожденья Насти у Я. не было денег. И, искренне веря словам, что книга – лучший подарок, она подарила ей книгу. Не новую, но очень ей дорогую: первую часть «Гарри Поттера». «Гарри Поттер и философский камень». Она прочитала её раз на двадцать, читала перед сном, так что маме приходилось насильно её отбирать и выключать свет. Я. даже уже точно знала, что, отобрав книгу и дошагав до двери в комнату, мама обернётся и с укором скажет: «нужно беречь глазки, а то потом придётся носить очки». И щёлкнет выключателем.

Очки действительно пришлось носить. Мама уверяла, что они очень идут Я.

И вот, ей – десять.

Настя позвонила и сказала, что они больше не лучшие подруги. Я. помнит слёзы. Помнит долгий разговор. Помнит, что трубка снова была мокрая, но смеяться было уже не над чем. А вот вспомнить причину разрыва никак не получалось.

Почему так произошло. Чем я тебе не угодила. Я не променяла тебя на книги – я наоборот ими с тобой делилась. Я всегда звала тебя, когда мне жутко хотелось построить шалаш из одеял или поиграть в куклы. Ты всегда играла моей лучшей барби. И мой единственный кен всегда был твоим.

А на следующий же день в школе Настя обнимала Таню и называла её лучшей подругой. Конечно же, она не видела, что Я. смотрит. Но Я. понимала, что Таня тоже ходит на танцы и у её мамы свой магазин одежды. Им вместе веселей.

Ей – двенадцать.

Начальная школа позади. Настя уехала в какой-то далёкий город уже давно. Я. посадили на первую парту второго ряда с девочкой, которая тоже плохо видит, хоть очков и не носит. С Лидой. Она раньше училась в параллельном классе, но теперь они подруги. Ещё они дружат с Катей и Леной. Ходят вместе на дискотеки. Сначала ей не нравилась такая музыка. Но постепенно она поняла и её. Так было и с музыкой брата: когда он привозил ей новенькое из Томска и восторженно показывал каких-нибудь Cradle of Filth6 или Dimmu Borgir7, она поначалу ужасалась. А через неделю слушала только их (и, естественно, только те песни, которые показал брат). Девочки включали для Я. Многоточие8 и Бьянку9. Под них можно танцевать и ни о чём не думать. Сама она, конечно, тоже находила музыку. Она любила Evanescence10 и Linkin Park11. Брат привёз ей диски просто так, без восторженных комментариев, среди всего прочего. И их она прослушала полностью, все треки. Сама. Кстати, благодаря им Я. была лучшей в классе по английскому языку. Начинаешь понимать, как произносить те или иные слова и звуки, если постоянно их слушаешь.

И с Лидой никаких проблем не было. Они часто оставались друг у друга с ночёвкой. Лида научила Я. раскручивать вафельные трубочки, а не есть их просто так. У них было соревнование, кто раскрутит сильнее, аккуратно, чтобы не поломать. Я. рассказала ей всё про месячные (у Лиды их ещё не было). Да, они частенько ссорились, причин Я. снова не помнит. Но совершенно точно мириться первой всегда шла Я. Это ведь несложно. Попросить прощения, даже если не виноват или не понимаешь, за что извиняешься. Зато потом можно общаться, как раньше. Стерпеть парочку уколов типа «ты снова всё не так сделала», «ты была неправа» и забыть о произошедшем. Забывать она умеет.

А однажды поздно вечером Лида позвонила и позвала Я. ночевать к себе. Сказала, что родители уехали. В трубке громко играла музыка. Я. взяла с собой большую шоколадку, которую припасла примерно для такого случая, пижаму с мишками и отправилась к ней. У Лиды уже было много гостей. Девочки из класса, мальчики в основном старшие, класса из восьмого, их Я. даже не знала, но было ясно, что у Лиды они не впервые. Они пили пиво и играли в «бутылочку». Лида, Катя и Лена встретили растерянную Я. и отвели на кухню. «Что ж ты даже глаза не накрасила?», «мы хотим тебя с Пашей познакомить, тем самым, который тебе нравится». Я. очень тихо несколько раз произнесла: «Я не пью». Девочки не слушали и тычками вели её в зал, откуда доносились громкие голоса и смех. Там Я. села в стороне и просто наблюдала. На любые предложения молча отрицательно качала головой. Иногда посмеивалась со всеми. Она понимала, что мешает им. Такой человек на вечеринке явно не добавляет веселья. Но домой идти по темноте было страшно. И не хотелось ничего объяснять родителям. Они-то думали, что Я. с Лидой просто смотрят телевизор. Я. тоже думала, что так будет, но веселиться Лиде нравилось по-другому – гулять вдвоём ей всегда было неинтересно, она звала кого-нибудь ещё, постоянно жаловалась Я. на глупость родителей, а Я. пыталась её переубеждать. В конце вечера Лида обнимала Пашу. Утром Я. ушла оттуда первая.

После этого случая Я. стала замечать, что Лида слишком часто отказывается от совместных прогулок, ссылаясь на танцы. Мол, много тренировок, готовимся к соревнованиям. Но другие девочки с танцевалки почему-то на эти занятия не ходили, и Я. перестала докучать Лиде. А в школе Я., стоя в уголке в коридоре, слышала, как Лида делится впечатлениями от прогулок с Пашей.

Иметь дело с другими людьми не так просто. С другими – значит, с теми, которые не Я. И трудно понять, что нужно в себе изменить, чтобы никого больше не терять. Быть веселее. Раскованнее. Смелее. Я. пыталась не бояться, вести себя так, как они. Но смутно понимала, что это неправильно – притворяться, чтобы не быть одной.

Однажды после дискотеки, примерно в десять часов вечера, Я., Лида и Катя решили пройтись по посёлку. В закутке, рядом с торговым центром, Я. на неровном асфальте чуть не упала, да так, что отломился каблук. Они стояли, Я., наклонясь, пыталась как-то починить любимые туфли. К ним подошли два явно нетрезвых парня и шуточками попытались посадить к себе в машину. Один обнял Я. сзади и что-то хрипел ей в ухо. Девочки смеялись, и Я. даже на секунду подумала, что Лида и Катя не против поехать «на шашлыки». Я. прокричала парню в лицо, что «нам нужно домой» и чуть ли не бегом устремилась в сторону школы, где было больше фонарей и всегда ночевал охранник. Парни за ними не последовали, а девочки потом уверяли Я., что ни за что бы никуда не поехали, что просто хотели повеселиться. А Я. бурчала себе под нос, что убежала из-за сломанного каблука. И почувствовала невероятное облегчение, когда добралась до дома.

Наверное, поэтому Я. стала общаться с Юлей. И – странно – Я. ничего не помнит об их дружбе. Ничего странного, просто мы подходили друг другу. Обе предпочитали чтение ночным прогулкам, обе носили очки. Рядом с ней можно было часами сидеть, не разговаривая, за учебником. Не было неловкого молчания. Не было и ссор – кажется, что ничего не было, будто ты не с другим человеком время проводишь, а одна, но при этом тебе не одиноко. Только Юля умудрялась как-то дружить и с теми девочками. Она тоже ходила на танцы. И никто не выгонял её из компании. Когда Я. было четырнадцать, и она переехала в город, они особо не прощались.

Ей – четырнадцать.

И ситуация во многом напоминает сегодняшнюю. Так что можно даже подумать, что, раз опыт вливания в новые коллективы уже есть (и было это уже в достаточно сознательном возрасте), то всё должно быть не так страшно.

Не так страшно неловко, не обрывай предложения.

Да, новая школа, новый класс, 8 «А». Мальчиков в классе гораздо больше, чем было в посёлке – в посёлке было всего двое. Я. немного волновалась, сидя в кабинете биологии первого сентября. Одна, потому что пришла раньше всех. Потом в класс зашли две девочки, Наташа и Поля. Я. сразу заметила железную цепь, висящую у Наташи на брюках. Они тоже новенькие, вместе из другой городской школы, перешли в эту гимназию, потому что смогли сдать вступительные экзамены. Я. растерянно подумала, что никаких вступительных не сдавала, даже ни с кем не разговаривала, когда летом они с папой ходили в эту школу. Папа просто посидел с директором в кабинете, пока Я. была в коридоре, и её взяли. Но девочкам Я., конечно же, этого не сказала. Они сели в другом конце класса. Потом пришла Саша, высокая, кудрявая. Красивая. Тоже новенькая, тоже из города. Подсела к девочкам, и они стали обсуждать музыку. Саша через весь кабинет спросила у Я.:

– Эй! Ты что слушаешь?

Я. захотелось произвести впечатление, поэтому она назвала самую «тяжёлую» из всех ей знакомых групп, гордо полагая, что они о ней даже не слышали:

– Dimmu Borgir.

Саша покивала:

– О, уважаю. Иди к нам.

Сама Саша была поклонницей «Кино»12. Наташа заявила, что она панк. Поля призналась, что любит Tokio Hotel13. Я. ответила, что ненавидит эту группу. Кстати, почему, – она так и не поняла. Одно время ей даже нравилась песня «Rette mich»14, но в основном Я. была равнодушна к «Токийцам». Хотелось, наверное, выделиться, подчеркнуть, что Я. слишком хороша, чтобы вестись на популярных смазливых мальчиков. Я. и Полина принялись спорить – так и подружились.

И в этот раз всё получилось по-другому. Если все предыдущие подруги хотели изменить Я. под себя, теперь Поля менялась под её влиянием. Я приехала в город, будучи уже готом. Носила тяжёлые ботинки, длинное чёрное пальто. Мама даже разрешила пойти в парикмахерскую и сделать необычную причёску – часть волос она обстригла коротко и покрасила в красный, а волосы на затылке остались длинными, но стали фиолетовыми. Неформалов в гимназии до этого не было, а четыре новые девочки слушали рок. В классе их возненавидели, а они всегда держались вместе, и с форменными классическими костюмами носили кеды, ногти, конечно же, красили в чёрный. Полина внешне поначалу выбивалась – с длинными русыми волосами, светлыми глазами. После месяца общения с Я. она обкорналась под мальчика и вместо Билла Каулитца15 мечтала встретиться, как и Я., с Вилле Вало16. Они писали друг другу длинные письма, запечатывали их в белые конверты и подсовывали в учебники. На дни рождения дарили красные розы, перевязанные чёрной атласной лентой. Когда появился Интернет, обменивались мрачными картинками. Я. показала Поле группу Otto Dix17, любовь к которой длилась у обеих очень долго. И первый их концерт был именно этой группы, в 2008-м, когда «Диксы» были ещё совсем неизвестными. Я. заразила весёлую и жизнерадостную Полю меланхолией и модной тогда любовью к смерти. Может быть, поэтому Поля часто затевала ссоры с Я. Они учились вместе четыре года, четыре года сидели за одной партой. Но весь десятый класс не разговаривали. Потом по инициативе Поли помирились, но минуты молчания, прежде лёгкие, стали неловкими и давящими. Всё, что помнит Я. об их прерывистых отношениях – вечные обвинения. Поля строчила ей письма о том, что боготворит Я., пойдёт за ней на край света, всегда будет рядом в трудной ситуации, а когда у Я. всё наладится – со стороны будет наблюдать за её улыбкой. «Но почему же ты ни во что не ставишь меня, – писала она. – После наших ссор переступаешь через мой труп и ведёшь себя, как будто ничего и не было». А Я. никогда не могла добраться до сути Поли. Каждый раз, когда Я. просила подробнее рассказать, например, почему Поле сейчас грустно, та переводила разговор или прямо просила не доставать. И Я. никогда не могла понять, что она сделала не так, чем обидела. Они мечтали вместе переехать в Санкт-Петербург, как и большинство девочек в их возрасте. Сидели на остановке рядом со школой, пропускали свои маршрутки, выстраивая общее будущее. Только Я. после этого ехала домой и искала варианты поступления в своем городе, а Поля действительно узнавала, каков проходной балл в СПбГУ. Если Я. всегда была открыта миру (хоть и не шла с ним на контакт первой), то Поля нигде и никогда не снимала маску презрения. Даже когда была с Я. Но Я. не была против. Я. посвящала ей стихи.

О, моя мудрая подруга,

Направь свой взор на бездну дней,

Что ждут тебя за этим кругом,

Что будут чуточку взрослей,

Всего на год, ведь год – немного,

Но для души твоей живой

Тобой избранная дорога

Не станет узкою тропой.

Я рядом, если пожелаешь,

Навеки предана тебе,

Твоя подруга, как ты знаешь,

Опора в жизни и в судьбе.

Ты так прекрасна – ангел с неба,

Цветок на свежести утра,

Загадочна – недаром Дева…

Эт сетера, эт сетера.

И что вообще можно было сделать не так? Почему так происходит?

Я. устала задаваться этим вопросом. Она просто решила, что все её отношения так и будут заканчиваться. И нет, она не строила иллюзий по поводу того, кто в этом виноват. Она точно знала, что причина в ней. Как говорится, один раз – случайность, два – совпадение, три – уже закономерность. Четыре – неопровержимое свидетельство того, что с тобой что-то не так, правда, что – понять сложно.

Но потом Я. нашла записку от Поли. Когда готовила школьные учебники на продажу, после выпускного, нашла между страницами, в конверте, как раньше. И, судя по всему, эта записка отвечала на вопрос Я.

потому что ты…

ты буквальная.

ты любишь делать вид что ничего не понимаешь а я как дура продолжаю тебя идеализировать!

ты зациклена на том что все плохо конечно.

ты молчишь, всегда молчишь как меня это достало.

неинициативная. ааааа.

извини но терпение лопается тоже.

приятно было пообщаться18

Я. помнит, как спорила с ней по поводу своего молчания. Помнит, как выкрикивала ей в лицо, что «каждый раз, когда я говорю, ты либо затыкаешь меня, либо игнорируешь». Зачем вообще говорить в таком случае.

Молчать удобнее. Не говоришь – не жалеешь о сказанном. О том, что было сказано не так. О том, что должно было быть сказано на самом деле. Для других людей была официальная версия молчания: если спрашивали, Я. говорила, что «чем меньше скажешь, тем больше услышишь». Поэтому она смотрелась умной, когда как в голове у неё не было ни одной мысли.

И Я. ехала в Томск менять это. Быть веселее. Раскованнее. Смелее. Уже не для других, а для себя. Но оказалась в группе, состоящей из четырёх человек, на периферии филологического. Со всеми, но снова одна.

Всё, что Я. помнит о знакомстве с группой, – специальную игру для запоминания имён, в принципе, бесполезную, когда вас всего четверо. Но для Я. она была бесполезной в первую очередь из-за того, что никакие игры не помогают ей запоминать имена. На первую букву своего имени ты должен придумать прилагательное, описывающее тебя. «Интересный», «античная», «анти-аккуратная», «обычная». «Интересный» – Игорь, Я. боялась его, чувствовала себя совсем ребёнком по сравнению с ним. «Античная» – это Анна, тридцатилетняя «вечная студентка», тургеневская девушка. С учёбы её каждый день забирал папа. Я. очень боялась, что станет такой, как она. «Анти-аккуратная» – это Аля. Александра. Которая сказала, что все зовут её Фродо19 – и для этого имени было слово «фантастическая». Я., как поклонница Толкина20, даже не успела подумать о том, что дала себе слово больше не разговаривать, и спросила: