В полу вновь возникло углубление. Вновь два ремня крепко обхватили мое тело. А сверху над моим лежбищем возник прозрачный, переливающийся серебром купол. Створка иллюминатора закрылась. И судя по тому, как меня впечатало в пол, мы рванули…

Глава 5. Прибытие

Дикарке я поверил сразу. Она бы не прошла пустыню и джунгли, да еще захватив в своем путешествии и кусок моря, если б не обладала запредельной интуицией, позволяющей ей чувствовать опасность заранее.

К тому же она была не обременена умом цивилизованного существа, начинающего копаться в своих ощущениях, убеждая себя, что ему, наверное, что-то там просто показалось и надо выждать и посмотреть… Нет. Эта не размышляла, полностью доверяясь инстинкту самосохранения. Что и позволяло ей не только заранее чувствовать опасность, но и вовремя обходить ее стороной.

Впрочем, должен заметить, что даже для дикаря ее интуиция была чем-то особенным, что вызывало определенный интерес к этому экземпляру, с моей стороны. Но плотным исследованием этой особи я был намерен заняться чуть позже. Сейчас главное – уйти в безопасный для полетов квадрат.

Я откинулся в кресле, послав сигнал о предполагаемой опасности в секторе К 120, патрулям Содружества, и отвел рычаг скорости от себя на максимум. Конечно, был бы это военный корабль, там был бы гораздо более удобный в плане управления штурвал. Уж об истребителе я и не говорю. Там рука на сенсорный шар, и все. Поехали. Но сия роскошь гражданским судам была недоступна. Так что приходилось ограничиваться дозволенным.

* * *

Уголок рта мужчины раздраженно дернулся. Он прекрасно понимал причины запретов, но уж очень сильно било по самолюбию то, что их было невозможно обойти ни за какие денежные единицы, и никакие связи тут не действовали.

Яхта тем временем рванула прочь из опасного района с максимально возможной для ее класса скоростью. Вдавливая тело пилота в кресло и влетая в ближайшую к ней кротовую нору.

И темно-синее звездное небо превратилось в непроницаемо-черный коридор, с множеством белеющих на его стенах огоньков. Внутри, несмотря на исправно работающую систему отопления звездолета, ощутимо похолодало.

Впрочем, для существа, облаченного в специальный костюм, это не имело значения.

* * *

Оказавшись внутри межпространственного прохода, корабль чуть повел носом, как гончая, учуявшая дичь, и, определившись с координатами, направился в сторону одного из множества белеющих в этом черном пространстве огоньков. Выныривая из норы в наиболее удобном для его капитана квадрате.

* * *

Мужчина резко выпрямился. Отсюда до его планеты было рукой подать. Нахмурившись, отчего его тонкие, серповидные брови сошлись на переносице, он одним движением пальца вывел на голографический экран логистические данные.

А через несколько секунд, удовлетворенно хмыкнув, задал нужное направление ИИ яхты и, вальяжно откинувшись в кресле, протянул руку к тут же выдвинувшемуся из стены столику, на котором стоял широкий хрустальный бокал, наполненный переливающейся всеми цветами радуги жидкостью.

Судя по данным бортового компьютера, пространство было чисто и ничто не мешало его «Светящемуся дождю» произвести посадку на Гтлл(-е), прямо на личном космодроме его семьи.

И он был прав.

Через пару часов шасси звездолета плавно коснулось каменных плит в окрестностях имения З-Хшх.

Трудный полет был благополучно завершен. Они были дома.

Прошло еще полчаса, и створки дверей яхты распахнулись, трап опустился на серый камень космодрома, а в дверях показался высокий, одетый в темно-синюю, расшитую золотом тогу мужчина. И не торопясь начал спускаться по пологим ступеням трапа, обитым зеленой ковровой дорожкой.

Следом за ним в дверях возник робот, ведущий за собой смуглое, черноволосое создание на тонком эластичном шнуре, затянутом в виде петли на тоненькой шейке. Руки девочки были связаны спереди таким же эластичным шнуром.

* * *

Я с интересом огляделась. Другая планета как-никак. Кроме того, я не видела ее сверху. До самого приземления меня продержали в ячейке. Так что мое любопытство было вполне оправдано. Как и возникшая доля презрения к одному из ее представителей.

Вот скажите на милость, зачем ему надо было меня связывать? Я что, убегу? А куда? Нападу? А зачем? Смысл нападения или побега? Я одна и на чужой планете. Мне деваться некуда. Надо осматриваться и приспосабливаться. Логично? Логично. Значит, что? Правильно. Значит, вести себя я буду тихо. Так смысл в поводке и связанных руках?

Вздохнув, я решила, что все дело в демонстрации силы и страхе. Типа показать мне, что я на положении зверушки, рабыни. Никто и ничто. И что моя жизнь в его власти. Это с одной стороны. А с другой – мой сосед, как я его прозвала про себя, явно был не уверен в себе, побаивался меня и был… Да пожалуй, что он в принципе был не уверен в том, что поступил правильно, привезя меня сюда. И в том, что удержит ситуацию под контролем относительно своих соплеменников, тоже.

Впрочем, эти думы не помешали мне мысленно поздороваться с Планетой и Хозяевами, ее населяющими. А в моем представлении это были отнюдь не гуманоиды, за одним из которых меня тащили на привязи.

Так я размышляла, идя по коридору корабля и стоя в его дверях. Но как только я сделала шаг наружу, то просто замерла на верхней ступеньке трапа.

Открывшееся моим глазам зрелище было великолепно!

Густой, темно-зеленый лес окружал нас со всех сторон. Высоченные деревья подпирали зеленоватое небо, теряясь своими макушками где-то в его вышине. Их вытянутые, широкие листья были мясисты и блестели в лучах темно-зеленого восходящего, если я правильно определила стороны света, солнца. Изумрудного цвета трава была покрыта крупными, прозрачными каплями росы. Воздух был прян и свеж.

Я с чувством вдохнула и выдохнула его несколько раз, прочищая легкие после закрытого мира звездолета.

Нет, со свежестью в нем все было в порядке, да и клаустрофобией я не страдала. Но все же я соскучилась по просторам планеты, по настоящему, если так можно сформулировать, после проведения энного количества времени среди искусственного. Пусть и не мертвого, но и не такого живого, как зелень этого леса. Притом леса безопасного, как я успела почувствовать. По крайней мере пока никакой угрозы он в себе не нес.

Мои размышления прервало нечто напоминающее то ли капсулу, то ли квадринг. Открытое и парящее над землей.

«Эти пол-яйца называются адипле[1]», – вспомнила я, вслед за соседом заползая на его мягкие, обитые кожей сиденья.

После чего адипле чуть приподнялся над землей и понес нас куда-то вперед, ловко скользя на поворотах, паря над выложенными серыми каменными квадратами, с проросшими между ними мелкими цветочками, дорожками. И опустился прямо перед огромным каменным домом, построенным из светло-серого, с белыми прожилками камня.

Дом был двухэтажным, с огромным крыльцом, с огромными окнами, со стеклянной крышей, со множеством колонн и лепниной.

Одним словом, это был «особняк» – вспомнила я еще одно незнакомое слово.

Вернее, знакомое, но лишь теоретически. Теперь же я могла сочетать теорию с практикой, поднимаясь по широченным ступеням его крыльца.

Глава 6. Знакомство с аборигенами

Робот приподнял меня, вытаскивая из адипле, и тут же опустил на землю, поставив на первую ступеньку широкого крыльца.

Грх не спеша вылез следом за нами, перекинув мускулистую ногу в черных, облегающих брюках через борт «яйца», как я про себя окрестила данный вид транспорта, отчего его тога чуть задралась. Оказавшись на земле, он встал как вкопанный, дождавшись, пока подлетевшие роботы-дроны расправят все складки на его шикарном одеянии. А то, что оно было дорогим, мне стало ясно, лишь только я увидела, из какого материала оно было сшито и какими нитками расшито.

Темно-синяя ткань, гладкая и блестящая, словно шелк, будто светилась изнутри каждой ниточкой, из которой была соткана. А золотые нити вышивки словно генерировали в себе теплый, желтый свет, отблеск которого придавал темно-голубой ткани тоги дополнительное свечение, но не перекрывал при этом своим светом ее внутренний отблеск. Только на эту игру света можно было смотреть если не бесконечно, то достаточно долго.

Однако от созерцания достижений текстильной промышленности одной из развитых цивилизаций меня отвлек резкий, короткий, звонкий вскрик:

– Х!

Я удивленно повернула голову на незнакомый голос.

Сосед вздрогнул, поворачивая голову туда же. Судя по всему, для него появление еще кого-то оказалось такой же неожиданностью, как и для меня. Его физиономия вытянулась, брови взлетели вверх, он чуть побледнел, и без того тонкие губы сжались в узкую линию, уголок рта чуть брезгливо опустился вниз.

Я же с неподдельным любопытством рассматривала стоящую в дверях особняка женщину.

Высокая, с безупречно прямой спиной и тонкой талией. Она была одета в голубую тунику, расшитую темно-синей нитью. Иссиня-черные волосы были собраны в тугой хвост и струились по ее спине до самых лодыжек. Огромные, круглые, как у птицы, под очень длинными, густыми ресницами глаза цвета ночного неба от возмущения просто метали молнии. Чуть заостренный подбородок с симпатичной ямочкой, изящный маленький рот, смугловато-голубоватая безупречная в своей гладкости кожа. Прямой тонкий нос. Она, несомненно, была красива. И кажется, была родственницей Грх(-а). Я бы сказала, что его сестрой. Но мало ли? Кто их знает, этих прилетков, как там у них обстоит дело с родней?

– Г, – чуть растерянно откликнулся мой сосед, исподлобья глядя на вышедшую из дверей женщину.

Та же, раскрасневшись, а вернее, рассиневшись, поскольку ее щеки вспыхнули темно-синим от прилившей к ним крови, возмущенно сверля его взглядом, быстро начала спускаться вниз, легкой, воздушной походкой, почти не касаясь маленькими ногами, обутыми в темно-синие кожаные туфельки на высоком каблуке, гранитных ступеней крыльца.

Остановившись прямо напротив меня, она чуть наклонилась вперед, осматривая меня с ног до головы удивленным, непонимающим взглядом своих огромных глаз. А затем в их глубине мелькнуло какое-то узнавание и понимание. Отчего они стали еще больше, маленький рот чуть приоткрылся, и я разглядела ровные белые, с чуть голубоватым оттенком зубы незнакомки.

Она резко выпрямилась, отчего изящные, тонкой работы серьги в ее ушах возмущенно звякнули, и, нахмурив стреловидные брови, произнесла, с гневом глядя на Грха:

– Катанианка.

От холодности ее тона должно было заледенеть все вокруг.

Сосед еще больше побледнел и чуть отстранился назад под напором своей родственницы.

А мне было все равно.

Я с интересом осматривала точеную шею незнакомки, ее тонкие руки со множеством браслетов тончайшей работы, выполненных из какого-то дорогого металла. Ее маленькие, аккуратные ушки с голубоватой мочкой. Смотрела на миниатюрные кисти рук с красивыми, длинными пальцами. На удивительной работы кольцо и перстень на ее изящных пальчиках. Рассматривала маникюр на ее ногтях.

В общем, мне было что порассматривать, пока они что-то там выясняли между собой.

– Полукровка, – не разжимая губ, произнес мой сосед.

Глаза женщины загорелись каким-то нехорошим огнем. Она в упор посмотрела на брата.

– Род Эстерсэль, – пояснил он, зябко передернув плечами под ее взглядом.

Женщина не спеша выпрямилась и чуть наклонила голову набок, вопросительно глядя на него.

– Глава рода Эстерсэль уничтожил весь ее род, – продолжил сосед, хмуро глядя на сестру. – И был уничтожен собственным сыном – ее отцом. Который также погиб. Был вывезен Черными Стражами для переделки в киборга.

– А ты вывез ее! – запальчиво воскликнула Г. – Они оставили, а ты вывез.

От возмущения она притопнула ногой и всплеснула руками, отчего браслеты на них мелодично зазвенели.

– Да, – склонил голову ее брат, чуть прикусив нижнюю губу.

– Решил разыграть эту карту, – сквозь плотно сжатые губы процедила незнакомка.

Взгляд Грх(-а), стоящего теперь прямо напротив нее и смотрящего на женщину чуть сверху вниз, был непроницаем.

– Черные оставили, а ты взял, – чуть более резко, показав кончики голубоватых зубов, подвела она итог его рассказу.

Мой сосед лишь молча прикрыл глаза, отчего под ними образовались черные круги. То ли из-за его длинных ресниц, отбрасывающих тень, то ли от волнения.

Дроны тем временем закончили расправлять складки на его тунике и улетели куда-то в сторону.

Зато прилетел кое-кто другой. Отчего мой спутник напрягся еще больше, а его собеседница явно испытывала двоякие чувства. С одной стороны, она обрадовалась, а с другой – тоже несколько сникла, потеряно глядя прямо перед собой.

Из приземлившегося адипле в черной тоге, расшитой малиновым узором, вылез статный, широкоплечий мужчина с ярко-рыжими волосами. Однако, как я отметила про себя, его густые, прямые волосы были тем не менее иссиня-черными у корней.

А с голубовато-смуглого, с чуть широковатыми скулами, ухоженного лица, из-под густых, сросшихся на переносице бровей на меня цепко и оценивающе взирали два огромных коричневых глаза, чуть прикрытых тонкими, почти прозрачными веками, осененными густыми, длинными ресницами.

Внешне подошедший к нам мужчина был абсолютно расслаблен и спокоен. Но по тому, как напряглись остальные собравшиеся у крыльца, по умоляющему взгляду женщины, обращенному к только что прилетевшему, по небольшому дрожанию кончиков пальцев ее брата я поняла, что его спокойствие, пожалуй что, было обманчиво. И с большим интересом уставилась на новое действующее лицо.

Синеватые губы подошедшего чуть тронула ласковая улыбка, и он произнес глубоким бархатным баритоном на чистейшем наречии Красной Пустыни Каты:

– Как твое Полное Имя, Дитя Красных Песков?

Речь его была учтива, а вопрос задан правильно, так что я ответила:

– Рафика Серра Эль Грей, – и, полсекунды подумав, добавила: – И еще похоже, что Эстерсэль. Хоть предполагаемым родственникам это и не понравится.

Я усмехнулась одним уголком рта, оценивающе оглядывая незнакомца с ног до головы.

Женщина тем временем, казалось, еле сдерживается, чтобы не упасть в обморок.

«Интересно, она такая впечатлительная от страха или от вожделения? А может, от того и другого?» – подумала я, глядя на нее краем глаза.

Новое действующее лицо тем временем сделало знак одному из сопровождающих его дронов, и тот, подлетев ко мне, распутал мне руки и расстегнул ошейник, просто перекусив их чем-то типа пассатижей, высунувшихся из его брюха.

Грх дернулся было что-то возразить в ответ на это действие, но рыжеволосый лишь улыбнулся ему открыто и доброжелательно, отчего на его щеках образовались две весьма милые ямочки. И сосед тут же побледнел и сник.

Я же стояла, с любопытством вертя головой по сторонам и растирая чуть затекшие от пут руки.

– Так понимаю, девочка привезена сюда из гуманистических соображений и проходит социализацию? – почти нежно уточнил мой освободитель у Грх(-а).

– Дрй, – умоляюще произнесла женщина, не смея поднять на прилетевшего глаз.

Мой сосед хотел было что-то возразить, но не решился и лишь кивнул головой, смиряясь со сказанным.

Я стояла молча, делая вид, что рассматриваю пейзаж, незаметно переводя взгляд с одного на другого, а с другого на третью, стараясь пока не формулировать начинающие у меня возникать вопросы.

Повисла пауза, прерванная вопросом, заданным холодным и высокомерным тоном:

– Что здесь происходит?

На боковой дорожке, ведущей, видимо, куда-то в сад, в зеленоватых лучах солнца, рядом с огромным, цветущим белыми цветами, высоким, раскидистым кустом стояла женщина.

Голубая туника, расшитая белым узором, подчеркивала изящество ее фигуры, похожей на песочные часы. Огромные бледно-голубые глаза смотрели на нашу компанию требовательно и вопросительно. Ее голос был чуть хрипловат, и в нем проскальзывали высокомерные, презрительно-снисходительные нотки. Женщина была явно старше остальных по возрасту.

«Видимо, их мать», – решила я, всматриваясь в ее ухоженное лицо.

Она не спеша подошла к нам и…

При виде меня ее лицо с тонкими, изящными чертами перекосила гримаса отвращения, отчего она аж попятилась.

– Это что? – зло прошипела она, отступая от меня на два шага и тыча в мое лицо длинным пальцем с изысканным маникюром.

– Социализация, – властно, словно рубя, отчеканил Дрй, одновременно чуть приподняв брови и насмешливо-вопросительно глядя на женщину.

– Сын?! – та в ответ взвизгнула, обращаясь к Грх(-у).

Но мой сосед лишь молча склонил голову.

– Мама, не надо, – виновато произнесла Г, осторожно пытаясь взять мать за руку.

Но та лишь брезгливо отдернула чуть широковатую для женщины, на мой взгляд, ладонь, истерично вздернув точеный подбородок, и сквозь зубы процедила:

– Пройдемте в дом, господа. Я хочу знать, что происходит в моей семье.

Сделав акцент на последнем слове, она первая начала подниматься по лестнице.

А я, глядя сзади на ее прямую, словно кол проглотила, напряженную спину, на гордо вскинутую голову с аккуратно уложенной прической, понимала, что у меня с этой… точно будут проблемы. И большие.

Сердце болезненно екнуло, комком подкатив к горлу.

Глава 7. Наметившиеся трудности отношений

В особняке мне выделили небольшую, по меркам местных жителей, комнатку на втором этаже, в его левом крыле.

Но для меня эта невзрачная, по мнению местных, комнатка была просто верхом роскоши.

Камин, огромная кровать под балдахином, пушистый ковер на полу, мраморный пол, мозаичные стены, лепнина, расписанный потолок, фрески на окнах, огромная люстра. Ванная и уборная в соседних комнатах. Софа, трельяж, пуфики, кресло, журнальный и письменный столы, диван. Пейзажные картины на стенах. Пара библиотечных стеллажей. Буфет. Гардеробная с огромным резным шифоньером. Все старинной работы. Шелковое постельное белье на кровати. Мягкие подушки и пушистое одеяло. Канделябры. Панорамное окно с выходом на балкон.

Да для меня это был верхом уюта!

А за окном был сад.

И как одуряюще пахли цветы в этом ухоженном огромном саду! Их запах пьянил и будоражил, разносясь по моей комнате с каждым дуновением ветерка.

За окном было лето. Было тепло, и пели птицы.

Хотя правды ради должна заметить, что эта выделенная мне комнатка была самая маленькая и бедно отделанная, по меркам этого дома. Что находились они в самом дальнем уголке особняка. И что окна выходили в самую заброшенную часть огромного сада, окружающего этот особняк.

Одним словом, мамочка Грх(-а) на правах старшей в этой семье сделала все, чтобы меня унизить, демонстрируя свое презрительное отношение к «поганой катанианской дикарке, присутствие которой оскорбляет как ее достоинство, так и ее дом, который она запачкала своим присутствием. И более того, унижает весь их славный род, восходящий в своем генеалогическом древе аж к…» Куда там восходит их род, мне дослушать не удалось, хотя и было интересно.

Нет, меня, конечно, пытались оскорбить, но обращать внимание на такие мелочи, когда надо было собрать побольше сведений обо всем, я не собиралась. И сидела себе тихо и молча, на самом краешке пуфика, стоящего в самом дальнем и темном уголке гостиной, где собралось все это замечательное семейство, дабы перемыть мне косточки. Сидела, скромно сложив руки на коленях, грея уши и наматывая на ус все то, что в запале вещала рассерженная мамаша.

Жаль, что недолго. В разговор резко вмешался Дрй, муж сестры Грх(-а), как я поняла из их беседы. Честно говоря, его вмешательство меня несколько расстроило, ибо что может быть лучше того, когда аристократическая сдержанность улетучивается, как ее и не бывало, и ты за пару минут узнаешь столько, сколько не узнал бы и за год совместного проживания?

Анализ данных, однако, не отменяет принятия мною к сведению всех тех высказываний в мой адрес, что прозвучали в этом зале.

Но вмешательство Дрй(-я) их прервало на самом пике, можно сказать. Мамаша-то разошлась не на шутку, обличая меня, мою планету, мое происхождение и пеняя своим детям на неуважительное отношение к ее персоне.

Впрочем, я была на него не в обиде. Если бы не он, меня или посадили бы на привязь где-нибудь в лаборатории, или отправили бы спать на придверный коврик у черного входа в дом.

Именно по требованию Дрй(-я) Грх доложил Расширенному Совету Гатилайи о моем присутствии на планете. Это сегодня. А завтра он должен был выступить перед его членами, видимо, с объяснениями. Что явно нервировало и его, и членов его семьи.

Меня же ничего не нервировало. Мне все было интересно. А еще хотелось побыть одной и свободы.

Последнее, впрочем, достаточно быстро сбылось благодаря все тому же зятю истеричной хозяйки этого особняка.

После доклада Грх(-а) Совету, Дрй потребовал выделить мне комнату и настоял на своем, несмотря на вопли мамаши о «наличии у меня в волосах паразитов всех мастей и видов (наверняка) и о том, что я (несомненно) поубиваю тут их всех и прямо этой ночью и начну».

Надо сказать, что с последним был согласен и мой сосед, хотя относительно первого он что-то такое вякнул о пройденном мною карантине. Что, правда, нисколько не убедило его маман, но зато он вызвал у нее новый приступ истерики тем, что посмел ей возразить.

Тут мне уже просто стало смешно. И я сидела, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос, поскольку прекрасно понимала, что это уже будет полным оскорблением сих спесивцев. А мне-то еще с ними жить как-то надо будет, по крайней мере какое-то время.

Спасла ситуацию Гианэя, как я обозвала про себя сестру Гарха. Нет, я бы могла произносить их имена и без гласных, но мне так было удобнее, плюс это не расходилось с их представлениями о моей безграничной тупости, что давало мне некоторые преимущества по жизни.

Ведь если тебя не считают за равного себе, это всегда дает тебе преимущества, позволяя оставаться в тени. И не твоя вина, что тебя недооценивают.

Кто не питал иллюзий относительно моей врожденной тупости, так это, похоже, Дрей. Уж больно острые, колющие, словно игла, незаметные и одновременно цепкие, задумчивые взгляды он на меня кидал из-под полуопущенных век.

Если остальные члены семейства вскакивали со своих мест, нервно ходили по комнате, Гианэя даже всплакнула, то он сидел, расслабленно откинувшись на спинку старинного кресла, вытянув ноги на пуф, сцепив пальцы на животе и полуприкрыв глаза. И подавал голос только в самые пиковые моменты истерики родни. Когда нервоз совсем уж выходил за рамки приличия. Тогда он чуть шире открывал один глаз и резко, хотя и очень спокойным тоном, обрывал не на шутку расходившихся обитателей особняка.

Его рубленые фразы звучали словно удар хлыста. Прекращая оскорбления, споры, выяснение отношений и подводя им итог. Да и споров-то, по сути, никаких не было, как я понимала. Были принятые им решения. Судя по всему, самолично и сразу. И они не подлежали сомнениям. Остальное… Он просто давал возможность остальным выпустить пар.

Что они успешно и проделывали битый час, пока ему это не надоело.

Тогда Дрей просто встал, приказав выделить для меня комнату, в которой я и буду жить. И направился к выходу, жестом остановив жену, поднявшуюся вслед за ним со своего кресла.

Полуобернувшись в дверях, он с легкой усмешкой сообщил ей:

– А ты, дорогая, останешься здесь. И проследишь, чтобы ребенка не обижали. Чтобы кормили, поили и одевали наравне с остальными членами семьи. И чтобы она пользовалась такой же свободой.

Дрей сделал акцент на последнем предложении, увидев, что Гарх открыл было рот, чтобы возразить ему.

И тот, посинев, лишь молча склонил голову в знак подчинения.

Лицо Дрея оставалось непроницаемо, когда вновь переведя взгляд на жену, он продолжил:

– И она должна социализироваться, помни об этом. А если я узнаю о том, что ее как-то ущемляют в правах, ограничивают в свободе или оскорбляют, то вспомню об Уголовном Кодексе. И не просто вспомню, а применю.

С этими словами он широко улыбнулся и, отвесив легкий поклон, вышел за дверь.

Его походка была легкой, упругой и совсем бесшумной.

«Хищник, – подумала я. – Умный. Опасный. Сильный».

При этом внутреннее чутье подсказывало мне, что это еще не самые точные эпитеты относительно этой персоны.

Я подняла глаза на стоящую рядом со мной женщину.

– Пойдем, решим, в какой комнате ты будешь жить, – тихо произнесла Гианэя.

Вид у нее был слегка потерянный, а голос грустный.

– Отведи ее как можно дальше! Я не желаю обитать с ней в соседних комнатах! – взвизгнула ее мать, крепко сжав подлокотники кресла.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3