Зверь: тот, кто меня погубил

– Мам, – от возмущения даже слов не находила. Но матери уж всё равно было. Она и не желала дослушивать. Окатила лютым презрением, и в следующий миг меня вновь оглушила затрещина.

– Вот как ты мне платишь за любовь, паскуда! – зашипела гневно родительница. Красивое лицо побагровело от ярости, голубые глаза сверкнули ненавистью. – Пою, кормлю! Одеваю! А ты, мразь, моего мужика решила объездить?! – и новая затрещина прилетела. – Шмотки собрала! – в бешенстве меня в стенку влепила, да затылком о твердь приложила мать. – И прочь… с глаз моих! Нет у тебя больше матери!!! – брызгала слюной от гнева. Пока я мысли собирала, за шиворот футболки порванной, толчком грубым отправила в сторону комнаты моей:

– Пять минут! – в спину бросила. – И плевать, куда пойдешь, паскуда! Не звони, не вспоминай… Иначе я за себя не ручаюсь!!!

Она и правда не дала больше пяти минут.

Я быстро собиралась. Но… видимо не слишком.

Мать не сжалилась даже на уговоры отчима дать мне ещё шанс, и ему затрещину прописала. Поэтому он зверем диким зыркал, когда она меня по коридору толкала полураздетую в одном ботинке… и чемоданом не закрытым.

 Так и вышвырнула: сначала поклажу, потом меня, ещё и сапог второй следом швырнув. Прямо в меня. Пока приводила себя в порядок в холодном подъезде, она ещё и сумку с пакетом, которые я собрала, но подхватить не успела, тоже благородно на площадку выставила. И для пущего эффекта ногой притопнула ко мне… с лестницы. И только злорадно отметила, что вещи по ступеням рассыпались, дверью хлопнула. Всем видом показав, как мосты сжигала, да точку жирную ставила.

Никто из соседей не выглянул. Что ж… время такое. Всем плевать на других – самому бы выжить.

А потом я ковыляла с чемоданом и сумкой до остановки на трассе. Мне повезло, город ещё спал. Поэтому радовалась – не придётся оправдываться или лгать знакомым, которых часто встречаешь… особенно, когда момент неподходящий. А идти был долго. Ничего, я сильная… смогу…

И плевать, что холодно. Плевать, что слезы уже на лице ожоги оставили. Плевать, что больно и обидно. Села на остановке убогой, не видавшей ремонта десятки лет. Прикрыла глаза и с грустью подытожила, что теперь и семьи у меня нет!

Ни семьи, ни друзей…

С подругами не заладилось еще со школы. Странная зависть, нелюбовь, презрение сверстниц и девчонок постарше привели к тому, что я была одиночкой. Нет, у меня случались знакомые, но они быстро в стан врагов переходили – ведь если быть со мной, им тоже перепадало, а мало кто был готов к такому испытанию.

Школьники – злые, завистливые… вот и клевали, кто не с ними, кто слабее. Выживать слабому характером в своре диких шакалов невозможно. В городе были случаи суицида. Кто-то считал, что это выход, но я для этого была слишком увлеченной и влюбленной в жизнь.

Поэтому просто делала вид, что не замечала злых шуток, приколов, обзывательств, сплетен… Вот, собственно, почему и дотянула аж до одиннадцатого класса, хотя многие торопились школу покинуть в девятом.

И даже последний год был жутким. Частенько прилетала тонна радости и приятности со стороны Глеба. Парень из шкуры вон лез, чтобы отравить мою жизнь и учёбу подпортить. При том, что уже не учился в школе, но упорно подтрунивал.

Пару раз девчата стрелки устраивали, до драк не доходило, но гадости о себе выслушивала. Вот на такой разборке меня и заметил Ильюха. Они с ребятами шли откуда-то, а девчата меня заловили в парке, когда я возвращалась поздно… Обычные упреки: за мать, отца, шмотки, красоту – за всё сразу, много чего, о чём понятия не имела. Мол, ворона белая. С* умная. Заносчивая. Высокомерная…

Новик, нас заприметив, замер недалеко. Я видела, как угорал над бабскими разборками. А когда самая активная, Ирина Сявикова, уж очень меня не любила не пойми за что, руками передо мной стала махать. Нахмурился:

– Чё это вы к моей девушке лезете?– подошёл ближе, сигарету пожевывая.

– Твоя? – ахнула Ирка, на меня диким взглядом зыркнув.

– Ага, – кивнул зло Илья. – Окурок вышвырнул. Секунду толпу девчат изучал: – У вас проблемы? – с недовольством.

– Н-нет… – заблеяли девчонки, затравленно оглядываясь.

– А я услышал, что есть, и не врубился, с какого х*! – грубовато чеканил. – Претензии себе в зад воткнули, и прочь отсюда! – жест широкий и категоричный. – Увижу еще раз – мало никому не покажется…

Его слова вес имели для любого человека в нашем городке. Вернее, боялись его отца, но дело после этого случая поменялось кардинально.

Молодёжь страшилась попасть ему под руку, вот и избегали со мной пересекаться. Нет, меня не стали любить и боготворить, но откровенные издевки прекратились. Да и уважения особого не прибавилось – скорее зависть…

А если учесть, что Илья первый, кто стал ухаживать за мной, как за девушкой, конечно, я поддалась его очарованию. Крутой, популярный, красивый, благородный…

Глава 8

Настя/Стася

Гул машины выдернул из задумчивой дремоты. Промерзла я уже достаточно, чтобы лениться открыть глаза и бояться пошевелиться, иначе как стеклянная статуэтка развалюсь.

Лишь поежилась сильнее, но судя по рёву движка – машина приближалась… И очень быстро. Секунда, две – пронеслась мимо… Раздался визг колёс, гудение смолкло… И вновь взревело, только теперь звучало приближающееся подгазовывание.

Нехотя разлепила глаза. Напротив остановилась чёрная, затененная машина. Не разбираюсь в марках и моделях, но это вроде была иномарка, хоть и не новая. В принципе без разницы – в наше время любой человек, кто может позволить себе машину, уже на коне… Дверца распахнулась, и я тотчас проснулась. За рулём сидел Илья, рядом Макс. Оба курили.

– Ты куда в такую рань? – пьяно хмыкнул Максим.

– В город, – глухо отозвалась, но прежде пришлось прокашляться, горло сильно схватило и першило.

– А чё, разве автобусы ходят в такую рань? – нахмурился парень, делая затяжку и косясь на Илью. Бывший равнодушно смолил, да глаз не сводил.

Я опять поежилась, только теперь от его взгляда. Пронизывающего, морозного.

Из машины летели смешки, другие голоса. Не сложно догадаться, что на заднем сидении ещё пассажиры.

– Я не спешу, – стушевалась от всего сразу. И сильнее обхватила себя за плечи, будто так могла помочь сохранить последнее тепло.

– Запрыгивай, – мне наперерез кивнул Илья. Докурил сигарету, в окно открытое швырнул.

– Нет, спасибо, – рьяно мотнула головой. – Я автобус подожду, – реплика оборвалась, когда Новик зло из авто вышел.

– На заднее! – Это недовольно засопевшему Максу бросил, и размашисто к остановке пошел.

Я в панике засуетилась – кто знал, что у  него на уме. Если выпивший, и до сих пор был на меня зол…

Но Илья на миг остановился, молча буравя холодом светлых глаз. Так же морозно шагнул к багажнику. Сумку и чемодан рывком поднял… Я испуганно продолжала жаться на скамье покореженной, да сумочку к груди прижимать. Тут самое важное: документы, немного наличности, которую успела собрать на чёрный день.

– Сказал, села, – кинул, уже шагая к машине с моими вещами, и их в багажник забросил.

– И-Илья, – идиоткой проблеяла я.

– Никто тебя не тронет, если добровольно сядешь, – хлопнул громко створкой багажника. – Не вынуждай применить силу, – перечил сам себе.

Действенное убеждение, тем более вещи уже утащил. Не драться же.

Доверия не было, но я села на переднее кресло. Пристегнула ремень безопасности.

Петруня, Макс, Славик, Колян ужались тучно, да поглядывали недовольно, но при этом отшутились неуместно.

Во рту горечь осела. Я сжалась от страха и неуютности, молясь, чтобы путь до Петрозаводска быстрее пролетел.

И дорога летела с ужасающей скоростью, а время, напротив, тянулось до жути медленно. Я судорожно цеплялась за сумочку, смотрела в боковое окно, отсчитывая километры до заветного города.

Ребята вначале молчали, но вскоре тихо загомонили – шутки отпускали по поводу их ситуации. Ко мне не лезли, и слава богу, а сама я бы ни за что не начала общение.

Новик тоже молчал. Нет-нет, да и посматривал.

Ощущала его критичный, вдумчивый взгляд. Укор, злость… и до писка боялась, что он сорвется и учудит разборку. Но нет – на удивление сдержан был.

– Куда тебя конкретно? – уже на подъезде к Петрозаводску уточнил.

Я замялась. На самом деле, так и не решила, куда тыкаться. В общагу не пустят. Месяц начался, стало быть, заявку подавать можно только с нового. Попроситься к кому-нибудь из сокурсников, так я настолько занята, что почти ни с кем не общалась из группы. Знакомых и близких, родных нет.

– К больнице, – чуть помявшись, кивнула неуверенно.

Илья обжег холодным взглядом, но промолчал.

Высаживал и выгружал тоже безмолвно. На тротуар сумку, чемодан, пакет.

– Спасибо, – выдавила, а я ведь была просто обязана это сказать. Тем более, была искренне благодарна.

Новик уже было отвернулся, как впритык шагнул. Я даже шарахнуться не успела, Илья рядом уже стоял. Глядел, глядел… смущая глубиной и нескрываемым желанием в мрачности глаз.

– Ушла из дому? – прищурился.

Я рот открыла, да так и замерла… Новик нежно коснулся моих волос. На палец прядку намотал. Мягкостью топил. Я не привыкла к такому, вернее уже отвыкла. Это ведь неправильно, когда бывший вот так себя вёл. И тем более некрасиво ему это позволять.

Щеки обдало кипятком. Я неопределенно кивнула:

– Решила переехать.

– В больницу? – тут же насмешливо уличил Илья.

– Временно, – слукавила я: понятия не имела, пустят ли меня вообще. Это был план «Б».

– Новик, – громыхнул Петруня из тачки, голову показав в открытое окно заднего сидения. – Погнали уже… – в голосе недовольство сквозило.

– Щас, – отмахнулся Илья и вновь на меня уставился. – Ты это… – жевал слова. – Где меня найти, знаешь, – загадочная фраза. Чуть помешкав, словно раздумывал целовать или нет, да к машине своей вернулся: – Только я цену большую запрошу! – добавил с едким смешком, стопорнув у дверцы со стороны водителя. Колюче глянул на прощание, да в тачку нырнул.

 В душе сразу холодом повеяло. Я подхватила тяжёлую ношу и, не дожидаясь, когда машина уедет, двинулась к больнице.

*

Мне повезло. Старшая медсестра, Акулова Мария Николаевна, пробурчала для проформы, что такое в больнице не практикуется, но каморку для

персонала выделила.

– Ты же понимаешь, что мы не общага? – строго нахмурила тонко выщипанные дуги бровей.

– Угу, – торопливо кивнула я.

– Нечего тут ошиваться с утра до вечера, – указания раздавала, – только спать! Не более! – пояснила для важности. – И чем быстрее уйдешь, тем меньше я буду придираться.

– Да, конечно, – заверил я рьяно Марию Николаевну. – Всё понимаю. Постараюсь быстро решить вопрос с жильём!

– Вот и отлично, – пальчиком пригрозила наставительно Акулова. На деле она очень строгая, не только ко мне – ко всем. Порой грубая, но честная и ответственная. И работает за несколько человек сразу и не за зарплату, а потому что ЭТО НЕОБХОДИМО. Её боялись, ненавидели, но уважали. А ещё она умная… Конечно не от вселенской доброты поблажку мне сделала – потому что я полтора года с ней общаюсь, и доказала не языком, а делом, что умею работать и готова на внеурочное… А если учесть массовое сокращение персонала, поголовное пьянство и непрекращающийся поток пациентов, то руки лишние не помешают. И то, что меня теперь будут дёргать по делу и нет – даже не сомневалась.

Так и пошло: учеба, больница, учеба, больница.

Нет, я не переживала, не убивалась и даже радовалась, что такой ритм. Мне нравилось знать, куда иду, что буду делать. Я любила упорядоченность и даже отсутствие матери меня нисколько не смущало. Да и она ни разу не попыталась связаться со мной.

Единственный минус – заначка медленно, но верно таяла. Заявление на общагу взяли, но ничего не обещали, так как уже начало года случилось, и я опоздала. Мест «увы» и «ах» не было, но в лист ожидания обещали поставить, вдруг повезёт и кого-то отчислят.

Так я и плыла по течению, пока однажды, проходя мимо кафетерия близь института, не увидела объявление «Требуется официант».

Зарплата копеечная, но там были и чаевые, и ещё кормили в заведении. Вот я и решила попробовать. Не то, чтобы получалось и нравилось, но шабашка приносила живые деньги, желудок чуть отяжеллся на «первое», иногда на «второе». К тому же я умела жить экономно и потому даже стала откладывать в копилку…

Кто его знал, что там дальше у меня по судьбе. Могли пригодиться!

Жизнь сделала крутой виток уже через пару недель, когда в больницу, в онкологическое доставили Эриду Богдановну Званцеву… Мать Глеба. Я сначала не поверила глазам и папке с личным делом, когда помогала хорошей знакомой документы перебирать.

Рак! Четвертая стадия… Отсутствие денег… Лекарств.

А если учесть алкогольную зависимость, и, стало быть, не первоочередность в лечении, так на неё вообще не обращали внимания. Для галочки если только. Осмотр, пару инъекций, а дальше пусть лежит…

И то – пару недель, а потом на выписку – умирать домой! Нечего тут статистику портить, и так… сильно пошатнулась за последние годы нищеты и беззакония.

Но я не удержалась. Заглянула к ней… вернее к НИМ, их было шесть человек в палате. И все… ВСЕ умирающие. Эрида металась в агонии от боли и зависимости, перевязанная по рукам и ногам, чтобы не дай бог не поранила себя сама или не убилась. Она орала, угрожала, требовала её отпустить.

От такого любое сердце дрогнет, если оно есть. А моё в крови искупалось. И я стала за ней приглядывать. Постель поменять, утку чаще подставить. Накормить. И удивительное дело, она стала подавать признаки вменяемости. Приступы, конечно же, продолжались, но Званцева уже была адекватна. Выныривала из Ада и говорила:

– Я тебя помню, – первое, что обронила, когда разлепила глаза и уставилась на меня. – Мы в одном городе живём, – уголки синеватого рта дрогнули.

– Да, – зажато улыбнулась я.

– В школе, начальные классы, – кивнула памятливо Эрида Богдановна. – Ты хорошо танцевала.

– Ой, что вы, – засмущалась я. – Как вы ушли, ритмики больше не было. И моя карьера на том закончилась, – попыталась отшутиться. – Не моё это… танцы. Я вот, – развела руками, – людям хочу помогать.

– Зло… везде… зло, – вновь погрузилась женщина в омут своих кошмаров. – Выпить нужно… – затрясло ее. Я быстро ввела успокоительное, с медбратом договорилась, что буду помогать на полных правах, по закону взяв полставки в этом отделении, – и в карточку написала, чтобы не дай бог не случилось передоза.

И так каждый день – пару минут разговора и сон…

Я с ужасом считала дни, когда ее курс закончится. Кто будет за ней присматривать? И как она будет доставать лекарства? Страшилась того момента, но от меня ничего не зависело.

С этими мыслями ходила подрабатывать официанткой. Уже привыкла. Нравилось или нет, а деньги были нужны, вот и пинала себя в кафе… Пока однажды не наткнулась на компанию Ильи.

Прибежала, едва не опоздав, вошла с чёрного входа. Торопливо переоделась, рапортовала админу, что я на месте, блокнот в руки, и ступила в зал. Но уже на подходе к столикам, которые на сегодня были в моей юрисдикции, чуть не упала.

Нет!!! Хотелось выть голос, но я мужественно шагала к посетителям.

Разговор за большим столом умолк аккурат с моей фразой:

– Добрый день, меня зовут Анастасия, и сегодня вас буду обслуживать я.

– Стась? – гыгкнул Макс и глумливо покосился на Илью, жующего спичку.

– Меню уже у вас, – как ни в чём не бывало продолжила. У официантов есть стандартные заготовки-реплики, и я обязана их отчеканить, чтобы потом не возникало претензий, что я что-то не объяснила.

Новик на спинку стула откинулся и, сложив руки на груди, пристально меня рассматривал.

– Вы его можете пока изучить, – стушевалась я под пристальным взглядом бывшего и остальных ребят, кто с не меньшим интересом наблюдал за Ильей и мной – и нашим молчаливым диалогом. – Когда будете готовы оформить заказ, я к вашим услугам, – это совсем некрасиво прозвучало. А если учесть, что Илья тотчас хмыкнул, а я покраснела от двусмысленности фразы, то вообще жить не хотелось.

– У нас есть блюдо дня, – мямлила последнее, глаза вперив в столик. Страшно посмотреть на Новика. Кожа пылала от насмешки и презрения.

– Да, чуть попозже, – благосклонно кивнул Илья и отвернулся, затягивая разговор с Максом и его соседом.

Я на негнущихся ногах пошла к другому столу.

– Девушка, Анастасия, – несколько шагов не дошла до других посетителей, в спину прилетело издевательское одёргивание.

– Да? – обернулась как можно спокойней.

– Нам бы воды… пока читаем, а то горло пересохло, – и взгляд такой… уничижающий.

– Да, конечно, – торопливо в блокнот начинаю писать. – Сколько?

– Ребят? – кисло мазнул глазами по приятелям Новик.

– Нет, нет, нет… чёт не хочу, – волной отзывались его парни. И я зависла, ожидая решения бывшего.

– Стакан. Не тёплой и не холодной, такой… приятной…

– Тогда может, вы точный градус скажете, чтобы я не ошиблась, а то для вас одно может показаться горячим, а мне другое? То же самое с холодностью, – я не умничала. Просто уже наученная – на свой страх и риск НИКОГДА ничего не приносить.

– Вы хамите? – сразу же ощерился Илья.

– Нет, что вы, – сразу же напряглась я. – Хочу, чтобы вы были довольны, и очень не хочу промахнуться с градусом воды.

– Комнатная, – отозвался Новик, посерьезнев.

– Как скажете, – записала. – Что-нибудь ещё? – вежливо.

– Пока нет, – отвернулся парень, я заторопилась дальше.

Уже поставив бокал с водой, ожидала следующих указаний: принести то, не зная что, сходи туда, не зная, куда… Но нужно отдать должное, Илья больше не глумился, хотя мог и хотел. Видела это по его глазам. И даже не усложнял работу, поэтому я немного расслабилась. Выполняла заказы: приносила, уносила, заменяла. Маневрировала по залу, пока, проходя мимо парней с подносом грязной посуды, не услышала:

– Зверь в Чечне воюет, – безлико бросил Илья парням. На том я запнулась… с грохотом да на пол и об соседний стол… посуду вдребезги.

Суета, маты… Администратор, Вольнев Станислав Сергеевич, сразу в зал выбежал, дело улаживать.

– Простите, извините, случайно и т.д.

Только я дрожащими руками собрала скол на поднос и покинула зал, позволяя уборщице остальное сделать, Вольнев быстро меня за шкварник поймал, да к заместителю директора доставил. Сам директор, Назорян Ашот Равенович, был в командировке, поэтому в его отсутствие балом правил Арсен Григорян, его родственник.

Арсен не разменивался на учтивое и вежливое. Он вообще был вспыльчивым и гадким человеком. Комплекс неполноценности, который он, дорвавшись до какой-никакой власти, вымещал на работниках. На меня сразу посыпались вопли, маты так оглушающе громко, что я даже на время оглохла. Хотя скорее оглохла во спасение, но точно понимала – теперь на мне денежный долг. Причём больше суммы, которую успела отложить.

Глава 9

Настя/Стася 

– Как не должна? – сглотнула недоуменно. Я принесла очередную сумму, чтобы долг закрыть.

– Так, не должна, – буркнул Ашот Равенович, – и не работаешь тут больше.

Я рот открыла, да слова в горле застряли.

– Чего смотришь? – ворчливо бросил Назорян. – Иди отсюда! – и глаза опустил, будто избегал в мои смотреть.

– Ашот Равенович, но мне нужна работа. И деньги… – набралась храбрости. – Не выгоняйте.

– Слушай, красота неземная, – поднял суровый взгляд директор. – Девушка вроде не глупая, должна понять, что тут не я решал. А нет, со временем поймешь и не осудишь. Мне моё детище дорого, и нарываться из-за тебя на неприятности не хочу.

Я молча выслушивала непонятные речи. Нет, где-то глубоко начинала понимать, что на мужчину давили, но кому и чем я помешала?

– Ты молодая, красивая, быстро найдёшь, как денег поднять. Времена лихие. Братки куколок любят.

– Да что вы такое говорите? – всхлипнула негодованием. – Не хочу я продаваться! Я работать хочу. И готова…

– Редкий экземпляр, – пробурчал Назорян, – хорошо, что хочешь, но только не у меня.

На том разговор был окончен.

Я забрала вещи из шкафчика и побрела в больницу, где меня ожидали новые потрясения.

Акулова по обычаю должна была насесть, когда уже найду жильё, стоит мне появиться в отделении. А в институтской общаге, как назло, не было мест. Или за взятку, а у меня… нет таких денег. Вот и шла по коридору, предвкушая очередной милый разговор с Марией Николаевной. А он будет – она сегодня на смене, и время ещё не позднее. Пересменка несколькими часами позже.

Пока брела, переваривая новые проблемы, не заметила, как в отделение онкологии поднялась. Чуть помедлила, да к матери Глеба заглянула. Тотчас сердце оборвалось – койка пустовала. Другие… на местах, а Эриды Богдановны нет!

Торопливо пробежала мимо сестринского поста и спустилась каморку, где девчата чай пили. Обсуждали что-то, хихикали.

– Привет всем, – всегда старалась быть вежливой со всеми. И за последние недели сотрудницы привыкли, что я у них часто в отделении.

– О, Стась, здоров, – махнула с улыбкой Галина, пышная брюнетка, чуть припухшая с очередной гулянки. – Чёт ты сегодня рано.

Все в курсе моих подработок на стороне, потому что уже случались накладки. Но у нас коллектив довольно дружный, подменяли друг друга по возможности и конечно покрывали опоздания и загулы.

– Угу, – поддакнула Светлана, вторая сестричка. Тетка неплохая, но ушлая.

– А где Званцева?

– Как где? – отпила чая Галина. – Домой выписали, еще утром.

– Как выписали? – опять сердечко заколотилось неистово. Её ведь завтрашним днем должны были выкинуть. – Она же… Нет у неё никого… А она умирает, – задохнулась от чувств.

– А нам что прикажешь? – Галя так и замерла с печенькой возле рта. – Всех тут держать, а потом ещё и хоронить за свой счёт?

У меня дух перехватило от негодования. Как же так… ведь люди все! Да выходило – не люди! Но девчонок понять можно – птицы подневольные. И администрацию – денег в бюджете нет, им просто нечем оказывать помощь. Но ведь медиками не по нужде становились, а по призванию. Почему же теперь всё упиралось в банальное «нет средств»!

– Да, конечно, – кивнула удрученно. Торопливо распрощалась да к своей каморке побрела. Решение пришло спонтанно. Просто грянуло, и я, повинуясь порыву, принялась собирать вещи.

Но перед уходом тенью скользнула в закрытый, подотчетный фармацевтический бокс. Знала код, и где ключи. Я давно в курсе таких секретов и даже знала, кто и что крал. И вот сама опустилась до такого. Скрипя сердцем, прихватила несколько ампул с морфием.

Если поймают – меньшее наказание, меня уволят по статье, но я рискнула, ведь другой возможности добыть наркотик у меня не было. Невидимкой покинула сектор, похватала сумки. И на автобус до родного городка села – на последний…

От остановки прямиком до дома Глеба. Страшилась, конечно, подходя к пятиэтажке. И сердце дико стучало, горло сдавливало. Волнение клокотало, а вдруг ОН дома, а тут я… Как и что объяснять? Но пересилила себя и поднялась на нужный этаж. Дверь по обычаю оказалась открытой.

Пьяные мужики на кухне так яростно спорили, при этом глуша водку, что посиделка вот-вот грозила перейти в драку.

– Где Эрида Богдановна? – прямо с ходу бросила алкашам.

Мужики перестали гомонить. Воззрились на меня удивлённо.

– А ты кто? – брякнул тот, который больше на домового походил. С копной густых рыжеватых волос. И густой бородой, усами. Только глазищи из щелей сверкали недружелюбно.

– Где Эрида Богдановна?– повторила с нажимом.

Алкаши продолжали тупить:

– Вышла…

Я не дослушала, бросилась прочь из кухни. Ворвалась в комнату.

Званцева уже валялась на полу. Скрючилась возле ветхого диванчика и скулила протяжно. Я от ужаса рядом ухнула на колени.

– Эрида Богдановна… ну что же… вы… – бормотала бессвязно, просто чтобы звучать, иначе разревусь, – вам нельзя… пить…

Кое-как подтянула женщину к дивану, настолько древнему и покореженного, что мягкости уже не было, и даже пружина торчала.

Уложила мать Глеба и бегом в коридор. Приволокла свои вещи… вколола лекарство.

– Стася? – обронила удивлённо женщина перед тем, как ее глаза смежились.

Шумно выдохнув, я обвела комнату пустым взглядом. Чуть подумала и решительно пошла на кухню.

– У вас пять минут, – спокойно распорядилась, не желая ругаться. – Собрать ваши вещи и уйти.

– Чё? – рыкнул тот, который с бородкой и шевелюрой под домовёнка.

– Ты кто? – низенький и плешивенький всё ещё был озадачен первым вопросом.

– Я сиделка Званцевой, и вы мешаете. Если вы тут не прописаны, я вас прошу уйти.

– Ты прих*а? – пошатываясь, встал домовой. Для устойчивости уперся руками в стол: грозно сопел. Зыркал из-под мохнатых бровей, глазами в припухших щелях.