Нереальная дружба

В отличие от наследной принцессы, маркиза Линкольн чувствовала себя более чем великолепно. Она рано поднялась и к тому моменту, когда Ирена едва отрывала от подушки голову, чтобы выпить куриный бульон, принесённый ей на завтрак, уже стояла в конюшне в полном обмундировании, ожидая, когда к ней выведут коня. В руке маркизы, вопреки обычаям времени, был хлыст. Облачённая в мужское платье, ехать она собиралась вовсе не в дамском седле[40]…

В соседнем помещении мелькнула до боли знакомая шляпка, и уже через пару секунд перед красавицей с каштановыми локонами появилась Констанция де Нанон.

– Леди Анжелина? – недоумённо приподняла брови француженка. – И что это Ваша Светлость здесь делает в такое время, да ещё и в таком виде?

– Вернее было бы мне спросить, что Вы тут делаете, мадмуазель, – отпарировала красавица по-французски. – Конюшни вообще-то королевские, и я с детства держу здесь своих лошадей.

– Разве меня уже объявили вне закона? – улыбнулась краешком губ д’Альбре. – Или я не являюсь гостьей двора и не вольна перемещаться свободно по Виндзору?

– Не язвите, герцогиня, – прошипела маркиза, злобно сверкнув агатами глаз. – Вы своим поведением уже добились того, что я Вас ненавижу всей душой.

– Ах, как мы заговорили – у нас, оказывается, острый язычок… – насмешливо промурчала в ответ де Нанон, обходя первую леди кругом. – Негоже племяннице так разговаривать с тётушкой, дорогая леди Анжелина.

– Да замолчите же! – едва не вскрикнула красавица, но слыша, как неподалёку возится конюх Брюс, она не могла позволить себе такой роскоши. – Меня ошеломить новостью можно лишь раз – не думайте, что у Вас это получится вновь!

– Не беспокойтесь, моя милая, я, в отличие от Вас, умею держать своё слово.

– Это на что Вы изволите намекать? – сузила глаза до острых лисьих щёлок англичанка.

Констанция приблизилась вплотную к родственнице и тихо-тихо над самым её ухом проговорила по-английски:

– Даже не помышляйте о вреде королю и наследнице, миледи. Это для Вас плохо кончится.

– Я не потерплю, чтобы мне указывала какая-то француженка, – отпарировала Анжелина.

– Да? – усмехнулась де Нанон и отошла на пару шагов, аккуратно подобрав подол своего тёмно-синего платья.

– Брик! – крикнула первая леди, подбоченившись.

Как обычно, она перепутала имя конюха.

– Брюс, миледи, – исправил её мужчина, вынырнув из-за перегородки. – К Вашим услугам!

– Да какая мне разница, чёрт возьми! – тряхнула кудрями племянница короля, даже не попытавшись развернуть в сторону собеседника корпус и не глядя на него. Каштановые локоны разметались вокруг её белой шеи, но от этого голос маркизы приятнее и нежнее не стал. – Где мой конь? Почему так долго?

– Готов, миледи.

– Прекрасно, – медленно повернув лицо к конюху, прошипела Анжелина, – а то тебе бы не поздоровилось.

После этих слов маркиза снова повернулась к д’Альбре:

– Очень надеюсь, миледи, что Вас я сегодня более не увижу…

Резко развернувшись, девушка быстрыми шагами направилась в смежное помещение, где её ждал осёдланный конь. Брюс держал его под уздцы, но когда маркиза легко запрыгнула на спину жеребца по кличке Жемчуг без посторонней помощи, он отпустил животное. Анжелина пришпорила скакуна и стрелой вылетела из конюшни.

Герцогиня посмотрела ей вслед и покачала головой:

– Подумать только: кузины, обе наполовину француженки, а какие разные! – и, обратившись к конюху, она добавила: – Мистер Вильямс, распорядитесь, чтобы подготовили мой экипаж.

Мельком взглянув на золотую гриву белоснежного скакуна наследницы, де Нанон подумала про себя: «Всё бы отдала, чтобы узнать, как она сейчас себя чувствует…»

Войти в доверие принцессы Уэльской оказалось не таким простым делом, как ранее думалось француженке. Ирена дичилась двора, не подпускала к себе близко фрейлин и совершенно не планировала заводить знакомства с иностранной гостьей. Быть вхожей в покои короля Англии и стать его другом было совсем несложно. Покорить сердце дочери монарха пока не получалось.

Ирена сидела на кровати, опершись спиной на высокие подушки, и напевала вполголоса только что пришедшие на ум слова:

Да, вот что значит слишком долго танцевать…Да, вот что значит лицо под маскою скрывать…Я всё это с детства поняла,Но судьба моя меня ждала…

В спальню вошла Эйда с мокрым полотенцем. Камеристка на миг остановилась, потом присела на краешек августейшего ложа:

– Что с Вами, миледи? Вы выглядите такой грустной.

– Грустной? – подняла взгляд Ирена. – Знаешь, Эйда, с одной стороны, я самый счастливый в мире человек, а с другой – абсолютно несчастный.

– Как это? Одновременно?

– Да, Эйда… Я никому никогда не говорила, и ты будешь первой, кто это услышит. Все знают, что я люблю кататься на Буране, что часто отлучаюсь из дворца, но мало кто догадывается, где я провожу время. Конечно, прогулки вдоль Темзы – это святое, но… далеко не всегда я бываю там. А по большей части просто гуляю по улицам города.

– Лондона? – приподняла брови мисс Браун.

– Да, конечно. Лондона и его окрестностей. А совсем недавно я встретила отряд очень отважных людей, таких дружных и таких замечательных! Они друг за друга горой стоят. Я уверена, что каждый из них готов, не задумываясь, отдать жизнь за соратника. Ты знаешь, мы очень быстро сошлись, мы очень быстро сдружилмсь – они меня… – на миг Ирена замолчала, подбирая нужное слово, – понимают. По-ни-ма-ют. И наши отношения искренни и чисты, потому что… они не знают, кто я. Это вовсе не то, что при дворе: ни лести, ни лжи, ни интриг. Это чудесно, Эйда.

– Хм… И сколько же их, Ваше Высочество, этих чудесных друзей?

– Их сорок человек, – обратив бирюзовый взор на камеристку, ответила девушка.

– Сорок? И все мужчины?

– Хм… Да, я как-то не задумывалась об этом, – заправив прядь волос за ухо, промолвила Ирена. – Хотя здесь нечему удивляться – я выросла как мальчишка. Отец и дядя слишком много внимания уделяли моему «правильному» воспитанию. Впрочем, и женственности мне хватает: мама за 10 лет успела вбить в мою непоседливую голову все эти женские премудрости. Хотя, конечно же, меня воспитывали как наследника, наравне с Генри и Чарльзом[41], а не как обычную принцессу.

– Почему же тогда Вы несчастливы, миледи?

– Потому что я не могу сказать им правду, – вздохнула наследница. – Не могу, понимаешь? И осознание этого ужасно. Они открыты, а я… Я, получается, лгу им…

– Не драматизируйте, миледи. Так сложилось, и в этом нет Вашей вины. Вы не лжёте, а лишь не договариваете истину…

– Возможно, ты и права, Эйда. У меня слишком богатое воображение.

Ирена приподнялась на кровати и скинула с плеч рубашку, позволяя заботливым рукам камеристки протереть её кожу тёплым влажным полотенцем.

Уже через четверть часа полностью одетая наследница стояла у зеркала, поправляя волосы. Обернувшись к мисс Браун, она проникновенно произнесла:

– Эйда… помни, что я никому не говорила про свои отлучки в Лондон.

– Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу, миледи… Даже если меня поведут на пытки.

Анжелина вскоре вернулась разгневанная, вихрем взлетела по ступенькам, злобно стуча каблучками, хлопнула дверью и до вечера не показывалась из своей комнаты никуда, никого не принимая, даже канцлера.

В отличие от неё, герцогиня д’Альбре отсутствовала в Виндзоре довольно долго. Ближе к вечеру, прогуливаясь по Нижнему парку, француженка заметила стройную фигурку Ирены и поспешила к ней.

– Ваше Высочество, Вы прекрасно выглядите, – склонившись в реверансе, констатировала де Нанон, встретившись на аллее с наследницей словно случайно.

– Ох, видели бы Вы меня, маркиза, утром, – улыбнулась дочь короля в ответ, называя гостью двора тем титулом, который был ей известен.

– Могу догадаться, – приветливо кивнула Констанция. – Я сама жутко не люблю балы и эти бесконечные танцы, особенно когда церемониймейстер придумывает вплести меня непременно не в один акт, а сразу в несколько. Наутро я чувствую себя совершенно разбитой…

Ирена дружелюбно кивнула. Такой расклад разговора ей нравился, и принцесса почти забыла, как накануне сгорала от нетерпения узнать, о чём беседовали в танце Джон Райт и маркиза Суасонская. Спросить напрямую не представлялось возможным, а умирать от догадок смысла всё равно не было.

Д’Альбре же отметила, что ключик к потайной дверце принцессы Уэльской найден: девушка вовсе не была капризной, а действительно не любила высшего общества…

Тем временем в лесном лагере шло бурное обсуждение прошедшего бала. Казалось, что галдеть юноши на полянке не переставали всю ночь, наперебой вспоминая вкусности королевской кухни, фанфаронские рассказы напыщенных лакеев о жизни у своих господ, мимолётные встречи с хорошенькими горничными и иные приключения, которые выпадают на долю простых англичан не каждый день.

Больше всего, конечно, пытали друзья Робина, и без того склонного к приукрашиванию. Винтер же на эпитеты не скупился и в красках рассказывал о том, как проходил торжественный приём в атриуме дворца.

В отличие от своего друга и брата, Красный Джон весь день провёл в молчаливых занятиях: он чистил шпагу, менял сбрую лошадям и даже лично сложил все графские вещи назад в сундук. Всем своим видом командир давал понять, что ему совершенно не интересны беседы зелёной молодёжи, и вспоминать день минувший не имеет никакого смысла.

Едва стемнело, Анжелина снова отдала распоряжение седлать коня, обрядилась в амазонку и выскользнула из дворца.

Один из кавалеров Ордена Подвязки как-то рассказывал в её присутствии о том, что в окрестностях Лондона промышляет группа разбойников под предводительством Чёрного Джона. И отчаянная маркиза решила во что бы то ни стало их отыскать.

Конечно, неразумным шагом с её стороны было не взять с собой никакой охраны, но в таком щекотливом деле, какое она задумала, леди Линкольн не могла полагаться ни на кого. Отчасти она была уверена, что её имя ассоциируется в народе с не меньшими разбойничьими эпитетами, за тем лишь исключением, что власть первой леди была законной, и поборы, которые устраивали кавалеры Ордена Подвязки, шли в казну.

Верхом на белом скакуне, казавшемся ночью серым, вся обтянутая в чёрную кожу с широкой юбкой-амазонкой поверх трико, Анжелина неслась сквозь мглу, словно чёрный ангел, потерявший крылья. Аккуратная чёрная шляпа с красными розами бросала тень на половину её лица и скрывала под тульей локоны. Перчатки и подол амазонки украшали алые атласные ленты, в свете яркой щербатой луны казавшиеся кровавыми пятнами на костюме. Образ завершала огромная рубиновая брошь в золотой оправе – любимое украшение маркизы Линкольн, доставшееся ей от матери при рождении. Внимательно присмотревшись, на середине рубина можно было разглядеть стёртую временем гравировку двухцветной розы – символа Тюдоров.

Под плащом, у пояса красавицы рядом с пистолетом скрывался увесистый мешочек с золотом… Именно на языке огня и металла первая леди собиралась общаться с разбойниками.

Утром этого дня Анжелина посещала ведьму, обратиться к которой племянницу короля толкнули уязвлённое самолюбие, жажда власти и самоутверждения. Старуха пообещала своими заклинаниями и манипуляциями свести наследную принцессу с ума, тем самым освободив дорогу к трону заказчице.

Несмотря на то что изначально стремление Анжелины к короне было подкреплено, мягко говоря, нелюбовью к августейшим родственникам, смерти кузины она не желала. Поэтому убрать Ирену с дороги таким способом казалось маркизе вполне разумным и гуманным поступком.

Сначала ведьма нашёптывала заклинания на свечи и приказала подменить ими те, которые обычно камеристки ставят в спальню наследницы. Это было сделано, но Ирена не заболела и не тронулась умом. Потом старуха велела первой леди начать охоту за чудесной заколкой-бабочкой и каждую ночь приходить в спальню наследницы, изображая лунатика с одной лишь фразой на устах.

Прошёл месяц бессмысленных манипуляций, и Анжелина потребовала от ведьмы более жёстких методов. Ей не терпелось как можно скорее избавиться от кузины, особенно сейчас, когда на горизонте замаячила опасность в виде вездесущей и слишком много знающей герцогини дʼАльбре – опасность лишиться всего.

Но старуха отказалась помогать маркизе за прежнюю плату, потребовав за скорость увеличения своего вознаграждения. Это обстоятельство вывело красавицу из равновесия, она разгромила в доме так называемой ведьмы всё, что попалось ей под руку (вернее, под хлыст), и, разъярённая, вернулась в Виндзор, решив, что завтра же от хижины «проклятой колдуньи» не останется и следа, а деньги можно потратить более разумным способом.

Но утренний разговор до сих пор не давал Анжелине покоя, отзываясь эхом в её памяти.

…Бросив свечи на стол перед старой женщиной в замызганном рваном тряпье, красавица жёстко произнесла:

– Забери свои проклятые свечи – они никуда не годны! Принцесса здорова по-прежнему! Вытанцовывает на балах, в то время как она должна была, по твоим уверениям, от людей шарахаться!

Старуха смотрела на Маркизу Прилондонских краёв колючими чёрными глазами и, казалось, что-то пережёвывала беззубым ртом.

– И ещё, – наклонившись к сидящей в углу ведьме, прошипела племянница короля, – не вздумай наводить на меня свои чары, если тебе дорога жизнь. Одно моё слово и кавалеры Ордена Подвязки спалят твою хижину – глазом не моргнёшь!

– Из тебя вышла бы прекрасная колдунья, деточка, – только и ответила ведьма, чем ещё больше разозлила маркизу.

Отпрыгнув от старухи так, словно её тело было сплошной пружиной, Анжелина вскрикнула:

– Молчи, ненормальная! Я женщина королевской крови!

– Это не помешает тебе быть настоящей ведьмой. Но ты не знаешь о своих силах. И не хочешь учиться.

– Заткнись, старая! – словно отгораживаясь от колдуньи рукой, снова повысила тон Анжелина и стала пятиться из хижины. – Я более не хочу видеть тебя! И ты забудь обо мне. Мы квиты!

Разрезая мрак ночи в поиске самых знаменитых разбойников Англии, первая леди вспоминала слова ведьмы и молила Бога, чтобы у неё действительно была та сила, о которой говорила старуха… Ведь убедить небезызвестного Чёрного Джона работать на себя – дело нелёгкое даже для такой знаменитости, как титулованная племянница короля.

За скалами на берегу Темзы ярко полыхали семь костров. Анжелина почувствовав, как бешено заколотилось сердце, и направила коня на их свет. Ясно, что в это время сидеть у воды не было резона ни пастухам, ни рыбакам.

Действительно, вдоль берега неспешно прохаживался Джон Кеннеди и раздумывал о том, как же поправить положение: на двадцать семь уцелевших после недавней встречи с «красными» бандитов было всего три лошади. Кинжалов, ножей и шпаг тоже оставалось немного. Пистолеты, что использовались при атаке на караван, сопровождавший атамана в гавань, грудой бесполезного металла валялись прямо на песке. Пороха не было, пуль – тоже. Так же, как не было и денег.

Нужно было срочно придумать, кого ограбить без огнестрельного оружия, чтобы восстановить своё положение и статус горячего атамана, пока люди не отвернулись от него. Чёрный Джон находился в весьма щекотливом и двусмысленном положении: действовать было нужно без промедления, но проявлять себя активно под носом у «красных» означало снова проиграть.

До чуткого уха Кеннеди донёсся звонкий конский топот, эхом раскатившийся по берегу Темзы.

– Конь, – вслух произнёс атаман. – Жаль, один. Но породистый и хорошо подкован!

– Глянь-ка! Тысяча чертей! – воскликнул рыжий бородач. – А всадник – женщина! И скачет прямиком к нам в руки.

– Очень хорошо, – по привычке пробормотал Кеннеди и навалился правым плечом на отвесную скалу. – Посмотрим, что она нам хочет сказать.

– Эй, бездельники! Где ваш главный? – послышался грозный голос Анжелины.

В следующую же секунду воздух разрезал звук удара хлыста о чью-то спину – видимо, кто-то из бандитов решил помочь даме спешиться, что в её планы, естественно, не входило.

– Клянусь небом, – подперев щёку рукой, спокойно произнёс Чёрный Джон, – это Маркиза Прилондонских краёв. Очень хорошо.

Конь, не останавливаясь, гарцевал между костров. Анжелина держала повод только одной, левой рукой – в правой были зажаты пистолет и хлыст. Оценив обстановку, девушка поняла, что говорить надо с черноволосым мужчиной, спокойно наблюдавшим за ней, в то время как остальные путались под ногами и обступали коня со всех сторон.

– Ты атаман? – грозно сдвинув брови, спросила девушка.

– Ну я, – непринуждённо ответил Кеннеди.

– У меня к тебе дело, Чёрный Джон! – произнесла Анжелина и снова стегнула одного из бандитов по спине, посчитав, что тот слишком близко подступился к ней. – Да скажи уже своим собакам, чтобы не приближались! Моё имя – леди Линкольн!

– Очень хорошо, – произнёс Кеннеди и сделал едва заметный жест рукой, после которого все разбойники отступили от всадницы на 2-3 шага.

– Разговор секретен. Садись на коня и поезжай за мной. Иначе я обращусь к другим шайкам – в Англии разбойников полно.

– Возможно, только мы всё равно лучшие, и Ваша Светлость это прекрасно знает, – ответил Кеннеди, оторвавшись, наконец, от скалы.

Шепелявка подвёл к нему коня.

Анжелина усмехнулась, развернула жеребца и уже готова была его пришпорить, как снова на пути выросла фигура одного из разбойников, который только возвращался в лагерь с мелкой добычей и, разумеется, не знал о происходящем. Девушка замахнулась кнутом, чтобы очистить себе путь.

Раздался свист.

Но разбойник оказался проворнее. Перехватив хлыст со словами: «Это ещё что такое?», он поднял голову на всадницу и, увидев прекрасное лицо маркизы, освещённое неровными языками пламени, мягко улыбнулся. Секундное замешательство сменилось любезностью:

– Это Ваше? Простите, не хотел ничего плохого. Возвращаю.

И, отпустив хлыст, мужчина пропустил коня и прекрасную наездницу. Анжелина лишь фыркнула в ответ, даже не пытаясь рассмотреть спрятанного под тенью шляпы лица бандита. Воткнув шторы в бока своего коня, она ускакала.

Джим Токкинс – а это был ни кто иной, как именно испанец – проводил леди задумчивым взглядом. «Никогда не видел более красивой женщины, – подумал мужчина. – Красивой, властной и гордой… Как сама королева. Но лицо… Какое знакомое лицо…»

Отъехав к дороге, Анжелина подождала атамана, который нагнал её довольно быстро. Их лошади шли рядом неспешным шагом, и маркиза изложила суть дела. Молча дослушав до конца, Чёрный Джон ответил:

– Очень хорошо. Я Вас понял, миледи. Вы хотите, чтобы мы выкрали наследную принцессу, но что делать с нею после? Не можем же мы поднять на дочь короля руку. Не просите этого – я англичанин и англиканин, без надобности жизни не отнимаю. К тому же я не могу пойти против своего Отечества.

– Не смешите меня, атаман, – скривилась Анжелина. – Вы давно не служите Отечеству, а работаете только на себя. Делайте с наследницей, что хотите. Хоть замуж её берите, хоть в рабство продавайте, мне всё равно.

При этих словах первой леди атаман так крепко стиснул зубы, что они заскрежетали. Но мужчина постарался сделать всё, чтобы заказчица не заметила его эмоций.

– У меня одно требование: увезите её за пределы Англии, чтобы она не могла составить мне конкуренцию! Чтобы духу её здесь не было. Всё, что мне нужно – это жемчужная заколка. Бабочка должна быть моей.

– Вы уверены, что в тот день, когда мы будем похищать принцессу, она наденет эту самую заколку?

– Элисса Английская не расстаётся с нею даже ночью, смею Вас уверить.

Первая леди остановила коня, атаман сделал то же.

– Очень хорошо. Простите мой нескромный интерес, но неужели эта жемчужина настолько бесценна?

– Ха, – нервно повела головой красавица, – «бесценна»… Да цена ей – грош! Обычная безделушка, но с тайной силой. И только получив её, я буду уверена в собственной безопасности. Ты согласен, атаман?

– Какое я получу вознаграждение?

– Двадцать тысяч фунтов и загородную резиденцию на Кембриджской дороге. Это отличный двухэтажный коттедж. Думаю, твоей банде там будет достаточно места, – с этими словами Анжелина отстегнула мешок с золотом от пояса и бросила его атаману. – Держи задаток. Здесь тысяча золотом. Остальное получишь после выполнения условий.

– Очень хорошо, но сейчас мы, мягко говоря, на мели. Нам нужны лошади, пули и порох. А этих денег недостаточно, чтобы покрыть все нужды разбойничьей вольницы.

– Хорошо, я дам тебе тридцать отличных королевских скакунов, дам пули и порох, – одними ресницами кивнула красавица. – Это всё будет ожидать тебя завтра у моих фамильных конюшен – они за пределами королевского парка и никто не обратит внимания на вас. Пришли людей, и ты всё получишь.

– Очень хорошо. Но риск велик.

– Тебе мало? – подняла брови первая леди.

– Если меня поймают, то вздёрнут, и никто не защитит. Мне нужны пути отступления. Шхуна.

– Хорошо, будет тебе шхуна! – уже начиная злиться, нервно ответила маркиза. – Достаточно?

– Нет, – вопреки ожиданиям, ответил разбойник.

– Что ещё? – изумилась красавица и уже схватилась за хлыст по привычке, но вовремя остановила себя.

– Добавьте к вознаграждению ещё эту брошь, что красуется на вашей левой груди, – не дрогнув ни одним мускулом лица, заявил Чёрный Джон.

Анжелина взорвалась гневом, а уже лежащая на плети рука отчаянно замахнулась на атамана. Хлыст снова засвистел в воздухе, но Джон умело увернулся.

– Хам!

– Хорошо-хорошо, прошу прощения за грудь! Но брошь довольно дорогая.

– Ты просто негодяй! Я уже пожалела, что связалась с тобой!

– Маркиза, будьте спокойны – мы всё сделаем по договорённости. Итак, Ваша цена?

– Двадцать тысяч золотом, тридцать скакунов, коттедж, порох, пули и шхуна.

– Очень хорошо, только пятьдесят скакунов.

– Атаман, это грабёж! У меня стольких даже нет!

– Я разбойник, Ваша Светлость. Да и голова жертвы стоит дороже.

– Хорошо, по рукам. Кони, деньги, оружие, дом.

– И брошь, – добавил Чёрный Джон.

– Да сдалась тебе эта брошь! – вне себя от гнева воскликнула леди Линкольн.

– Вам же нужна жемчужная заколка, – жестом указывая на собеседницу, философски произнёс атаман. – А мне нужна рубиновая брошь. Соглашайтесь быстрее, пока я не передумал и не потребовал с вас ещё тридцать тысяч золотом. За непокорный нрав.

Племянница короля тяжело перевела дыхание и сильно сжала поводья. Конь, почувствовав настроение всадницы, заплясал под ней.

– Хорошо, – сквозь зубы процедила маркиза.

Девушка прикусила нижнюю губу, чувствуя, что на глаза наворачиваются непрошеные слёзы. Во что бы то ни стало ей необходимо было быстро собраться с духом. Красавица отвернулась, чтобы скрыть блеск слезы, украдкой вытерла щёку и перевела дыхание. Едва скрывая дрожь в голосе, она ещё раз подвела итог встречи с Чёрным Джоном:

– Хорошо. Деньги, табун, порох, пули, коттедж, шхуна и… и брошь, – острая боль пронзила сердце Анжелины. Но отступать было некуда. – Она дорога мне… Ты это понимаешь?

– Мне нет до этого дела, миледи. Я назвал цену, Ваше право согласиться, Ваше право отказаться. Благодарите Бога, что я не потребовал ничего порочащего Вашу честь. А ведь я мог просто отказаться и донести завтра на Вас королю.

Первая леди метнула на атамана злобный взгляд. Но Кеннеди оставался неприступен и холоден. Дрожащей рукой красавица отстегнула украшение с лифа, в последний раз посмотрела на ровный блеск камня при неясном свете луны, поцеловала его и, тяжело вздохнув, протянула Чёрному Джону. Но увидев, с каким равнодушием мужчина протянул навстречу ей свою ладонь, затянутую в чёрную кожаную перчатку, девушка внезапно отдёрнула руку и с силой бросила украшение на землю.

– В конюшнях получишь ключи от коттеджа и дальнейшие указания! – прорычала красавица и, стегнув коня, умчалась в ночь.

– Подумаешь, какие мы нежные… – пробубнил себе под нос Кеннеди, высматривая, куда именно упала брошка маркизы.

Пришлось ехать за факелом. В дрожащем свете огня атаман нашёл украшение, упавшее в песок, очистил его и, глядя на изображение Розы Тюдоров, довольно улыбнулся: «Вот, теперь ты, птичка, в моих руках. И в случае чего, мы пойдём ко дну вместе».

День пятый, 7 августа

Утром Ирена уже была готова к очередной встрече с новыми друзьями. Напевая себе под нос, она облачилась в бархатную тёмно-коричневую амазонку, но, отказавшись от помпезной шёлковой юбки, оставила только трико. Откинув за плечи едва прихваченные на одном виске волосы, девушка легко выбежала через чёрную лестницу на первый этаж, направляясь к конюшням. Но на её пути, откуда ни возьмись, появился канцлер.