Чудо заморское. Повесть и рассказы

Чудо заморское

Повесть и рассказы

Ярослава Казакова

© Ярослава Казакова, 2020

ISBN 978-5-0051-3411-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказы

Ни к одному месту

– Успокойтесь, мамаша! Мне ни к одному месту не приболел ваш сын!

– Да, я и не собиралась…

– А я собиралась! Только он не устаёт в последние полгода демонстрировать, какая он на самом деле незрелая, безответственная личность!

– Я не безответственный! Просто я…

– Молчи, когда старшие разговаривают!

– Ира! Ты меня за человека не считаешь?

– Нет, конечно! Какой же ты человек? Ты у нас полубог. На тебя разве что молиться, да и то, если ты только сам…

– Долго ты ещё будешь надо мной изгаляться?

– Нет. Сейчас уйду. У меня через два с половиной часа самолёт в Испанию.

Мать Александра недоуменно переводила взгляд с одного на другую. Она была наслышана об Ираиде, но вживую видела её впервые. Слухи о том, что у её знаменитого сына роман с этой женщиной, похаживали давно, последние лет пять, но она не придавала им значения. Если верить жёлтой прессе, Александр с кем только не затевал романов, однако результата нет: тридцатитрёхлетний красавец-спортсмен-миллионер не женат и бабушкой свою мать так и не сделал. Теперь, узнав о том, что её непутёвая кровиночка опять в больнице, Марта примчалась, а тут такое!..

– Как в Испанию?! Почему в Испанию?! Ты обещала побыть со мной до конца дня, а сама…

– Я пошутила, – отозвалась Ираида, напряжённо глядя на свои наручные часы мужского образца. – К тому же, в Москве сейчас пять часов, самый, что ни наесть, конец дня, и, вообще, не морочь мне голову. Я никак не могу сообразить, что везти Демичу в подарок.

– При чём здесь он?!

Сколько обиды в голосе!

– Он твой друг, – Ираида, похоже, решила проигнорировать обиду Александра. – Скажи, что он любит?

Александр устало откинулся на подушки и, решив по привычке прикрыть глаза левой рукой, заехал себе по лбу гипсом. Это раздосадовало красавца до такой степени, что он выругался вслух. Марте сделалось неловко.

– Спасибо, что помогли Александру добраться до клиники, – сказала она, обращаясь к Ираиде.

– Не за что, – откликнулась та, набирая кому-то сообщение. – Хорошо, что он валялся пьяный и избитый именно в том парке, куда я хожу по утрам на пробежку. Видели бы вы глаза моих соседей и консьержа, когда я привела его к себе домой! – Ираида расхохоталась, как студентка при виде вредного препода, валяющегося в луже. – Весь в кровище, грязюке, собачьем дерьме!..

– За что ты меня так ненавидишь? – Устало поинтересовался Александр.

– Ненавижу до такой степени, что тащила тебя на себе, позорясь, через весь парк, а потом квартал? Так ненавижу, что мыла тебя, бомжа помойного, в собственной ванной? Я понимаю, ты, конечно, к фаянсовым с лепниной чудесам сантехники привык, но, уж извините! Чем богаты…

– Ты давно могла бы стать богатой, Ираида.

– Если бы могла, то стала бы, а коли не стала, значит, не могла.

– Где вы так хорошо освоили наш язык? – Спросила Марта, дабы отвлечь сына и его, как она теперь уже хорошо понимала, страстную любовь от их нескончаемой перепалки.

– Сначала изучала в школе, потом в университете, после на курсах, – принялась та добросовестно перечислять, – а в последние года четыре-пять с одним дяденькой по Интернету переписывалась-переписывалась, да так и выучила незаметно.

– С одним дяденькой?! – Взметнулся Александр. – Я для тебя, значит, «один дяденька»! Очаровательно! Восхитительно!

– Почему ты решил, что я именно тебя имела в виду? – Пожала Ираида изящными плечиками, укрытыми лёгкой тканью хлопкового платья в оранжевую и чёрную полоску. – Мало ли дяденек в Интернете?

– Я видела недавно фильм по одной из ваших ранних книг. Забыла название, – Марта снова попыталась завести светскую беседу. – На мой взгляд он…

– …полное дерьмо, – заключила Ираида, – как и книга. Не могли взять произведение более позднего периода, когда я уже не так позорно писала.

– Ну, почему же позорно? Мне многие ваши ранние произведения нравятся.

– Невероятно польщена, – ответила Ираида, и лицо её при этом не выражало ровным счётом ничего. – Мне пора. Простите. До аэропорта ещё надо добраться, а там регистрация и всё такое.

– Передавайте от нас привет Демичу и скажите ему…

– …чтоб он провалился! – Гневно выпалил Александр.

– Не расстраивайся так, – промолвила Ираида, и в её голосе даже прозвучало что-то, похожее на нежность и сочувствие, что заставило тёмные глаза Александра засветиться искорками радости. – Лучше выздоравливай поскорее.

– Не езди к Демичу! – Взмолился больной неожиданно.

– Не могу. Для него важно, чтобы я присутствовала на его выставке. Он прислал мне оплаченный билет.

– А ты…

– А я ему написала, что я не ободранная кошка и могу купить билет сама.

Александр счастливо засмеялся. Марта тоже улыбалась вежливо.

– А он что?

– Он сказал, чтобы я прекратила играть в феминистку. Мне не идёт. Всё. Пока. Я побежала.

– Иретта! Стой! – Она замерла у порога с перекинутым через плечо оранжевым рюкзаком. – Ты навестишь меня, когда вернёшься?

– Планируешь пролежать здесь месяц? – Искренне удивилась Ираида. – Не знала, что ты настолько любишь больницы!

Ираида исчезла за дверью. Александр снова заехал себе гипсом по лбу и негромко ругнулся.

– У вас с ней что-то было? – Марте стоило большого труда преодолеть свою с детства любовно взращённую тактичность.

– Мы целовались однажды, – признался Александр, отводя взор. – На Мачу Пикчу, – внёс он ценное уточнение. – Ираида без ума от загробной романтики и всякой древней петрушки. У неё даже оптимизм какой-то загробный, а любовь к жизни и к людям настолько циничная, что…

– Ты её любишь, – сказала Марта, глядя прямо на сына своими лучистыми карими глазами.

– Это не имеет никакого значения, – устало отозвался тот.

– Конечно, – согласилась Марта. – Тебе не светит быть с этой женщиной.

– Почему?

– Потому что она слишком ценит своё время, чтобы тратить его на незрелую, безответственную личность.

Исповедь

– …авария. Да, с жертвами. Женщина, похоже, мертва, а мужчина серьёзно ранен.

Симона буквально кричала в телефон. Плохая связь? Стресс? Да, нет. Это её обычная манера говорить. Увидев Симону впервые, Ираида никак не могла заподозрить в ней таролога и звездочёта: камуфляжные штаны, грубые ботинки, сумка боевого командира через плечо. Добавьте к этому стрижку «под расчёску», резкий голос, отрывистые фразы и неизменную сигарету в тонких, кривоватых пальцах и получите полный портрет современной «госпожи Ленорман».

«Гоповатый астролог», – так охарактеризовала Симону старшая дочь Ираиды Кристина.

– Ты уверена в её адекватности? – Поинтересовалась младшая, Валерия, спускаясь на нашу грешную землю с небес чистой психологической науки.

Дочки-погодки умны не по возрасту. Условия, в которых они оказались, не позволяли им расти другими. Их мать сама взрослела вместе с ними, и им трём пришлось пройти через такое… Ираида ненавидит вспоминать об этом. Она никогда не говорит об отце девочек и его новой семье.

Ей уже не больно. Любая боль с годами притупляется. Ей противно. Ираида крайне брезглива во всём, что касается отношений, и это её тормоз и оберег на все времена. Она не подпускает близко никого из мужчин. Умея дружить с ними, она, кажется, никого и никогда больше не полюбит, а мысль о том, чтобы переспать с женщиной кажется не просто противной, а отвратительной.

– Она моя муза, – говорит Ираида о Симоне так, словно это объясняет всё.

«У них отношения», – судачит озабоченная общественность.

– Она твоя новая подруга, и ты очарована ею, – говорит Кристина, вытирая кисть от масляной краски.

– Это пройдёт, – констатирует, вздыхая, Валерия, и её сливово-синие, как у отца, глаза скашиваются в сторону книжных полок.

«Вы ничего не понимаете в жизни!» – Эту фразу Ираида никогда не скажет своим дочкам, потому что в жизни никто ничего не понимает, как бы ни доказывал с пеной у рта обратного. Как, скажите, может такое быть, что она, Ираида Рудова, с детских лет совершенно чуждая, какой бы то ни было, эзотерики и магии, едет со съёмок передачи мистического канала, да ещё и в сопровождении одного из самых известных мистиков современности?

Симона не понравилась ей сразу. Ираида сочла её сильно прибабахнутой. Через пятнадцать минут общения она поняла, что не встречала в жизни более разумного человека. Ещё через час известный прозаик Ираида Рудова вдохновенно сочиняла стих, чего с ней не случалось в последние лет пять, с того самого времени, когда… Стоп! Об этом нельзя. Иначе – полный провал. Крах. Боль и ужас.

– Тормози! – Истошно выкрикнула Симона, едва завидев кучу искорёженного металла на трассе.

Почти новый «Бугатти» врезался в столб, и его развернуло и протащило далеко вперёд. В нём умирала длинноволосая женщина в коротких джинсовых шортах, пронзённая металлическим штырём. Её лицо уже почти превратилось в маску смерти. Рядом с автомобилем ползал, истекая кровью, мужчина в белой шёлковой рубашке и чёрных брюках от вечернего костюма.

Ираида не помнила, как выходила из машины, бежала (шла?) к пострадавшим, что думала и говорила в тот момент. Сейчас голова пострадавшего лежала на её коленях. Тёмная кровь залила цветастую юбку Ираиды, нарисовав поверх жёлтых и розовых цветов ещё и красно-коричневые, страшные, уродливые.

Лицо мужчины разбито так, что похоже на кусок мяса с глазами. Правый глаз, кажется, спасти не удастся. У незнакомца помимо всего прочего повреждена яремная вена. Ираида зажимает её пальцами, но лужа крови под спиной мужчины всё равно увеличивается, медленно, зловеще. Судя по всему, повреждены ещё какие-то крупные сосуды. Заметив это, Ираида цветисто выругалась по-русски. Мужчина вздрогнул и уставился на неё полным боли и безнадёжности взглядом.

– Русская?! – Простонал он. – Какая удача! Я умру на руках русской женщины. Как мне опротивело здесь всё, если бы ты знала, сестрёнка!

– Лучше молчите и не двигайтесь, – посоветовала Ираида. – Так больше шансов выжить.

– Я не выживу, – сообщил незнакомец замогильным голосом. – Даже если «Скорая» приедет раньше, чем я скопычусь, у меня от печени один гнилой пенёк остался. Если бы ты знала, сестрёнка, чем я пичкал себя последние лет десять! – Пострадавший невесело усмехнулся, и лицо его сделалось от этого эскизом для персонажа фильма ужасов. – Я собрал все мыслимые и немыслимые болячки через грязные шприцы и баб. Мне незачем выживать. Всё равно сдохну, как собака, где-нибудь под забором или в канаве. Лучше на твоих руках.

– Они сказали, машина будет не раньше, чем через полчаса. Держитесь! – Сообщила Симона, подходя. – Ой… – Она негромко выругалась, увидев, что произошло с лицом и телом несчастного. – Можно я отойду?

– А можно ты повернёшь его набок и зажмёшь рукой повреждённый сосуд? – Поинтересовалась Ираида весьма экспрессивно на родном языке Симоны.

– Боюсь, я упаду в обморок, – отозвалась та смущённо.

– Давайте все упадём и будем валяться, а человек пусть погибает! – Она ещё никогда не была до такой степени зла на свою музу и подругу.

Та стояла с виноватым видом неподалёку и даже не думала приближаться. Вот, вам и грубые ботинки, и гоповатость, и россказни про бытность воительницей в прошлой жизни в придачу!

– Не ругай её, сестрёнка, – произнёс незнакомец через силу. – Я всё одно не жилец. Тебя саму как звать-то? Меня Серёга.

– Ираида. Можно просто Ира.

– Ираида… Ирочка… Была в моей жизни девочка с таким именем, которую я очень сильно обидел, да ещё и по подлому так, за деньги. Ты на неё чем-то похожа, но нет… У той глаза были, что твоё небушко, чистые, добрые. Да, и сама она была, как ангел небесный, милая, нежная… Ты совсем другая – чёткая, строгая, правильная…

– Сергей, молчите, прошу вас! – Прервала Ираида. – Когда вы разговариваете, кровь идёт сильнее.

– Это неважно. Мне сейчас гораздо важнее исповедаться, прежде чем черти меня в ад потащат. Они уже караулят меня. Один из-за машины только что выглянул, другой по небу пролетел.

«Ещё хлеще! – Подумала Ираида с досадой. – Белая горячка ко всему прочему».

О том, что сказал умирающий негодяй о девушке, её тёзке, которую он якобы обидел когда-то за деньги, Ираида старалась не думать. Мало ли совпадений бывает? К тому же, у Сергея явно повреждено сознание. Не стоит вслушиваться в его слова.

Симона предсказала Ираиде сегодня утром встречу с прошлым. Неужели это… Нет, не может быть! Мало ли, что было в её прошлом? Почему она должна встретить именно это?! Нет, что бы ни сказал странный человек, устроивший жуткую аварию, она не станет его слушать. Он просто не в себе.

– Ваша спутница мертва, – сообщила Симона по-итальянски.

– Ну, и хрен с ней! – Досадливо отмахнулся Сергей.

– Кто она вам? – Спросила Ираида.

– Никто. Проститня какая-то. Я тоже проститня мужского рода. Сегодня и впрямь доброе утро. Двумя проститнями на свете стало меньше.

Он хрипло захохотал, от чего лужа крови под ним резко увеличилась и пошла безобразными, ломаными волнами. Обеих подруг обуял ужас. Симона расплакалась.

– Скажи подруге, чтобы не расстраивалась из-за меня. Я того не стою, – произнёс Сергей севшим голосом. – Я такую девочку обидел… за деньги… семью её разбил… две дочки остались… погодочки… – Из глаз Сергея потекли слёзы, прожигая дорожки в кроваво-коричневой жиже. – Теперь… Натаха… проститня… сучья… с ним… – Паузы между словами становились длиннее. Лужа крови перестала увеличиваться, но это уже не внушало надежды. – Она… заплатила… мне… чтобы… подставил… рассорил… развёл…

Ираида поняла, что тоже плачет. С ней не случалось этого очень давно. С того самого дня, когда…

– Победный гол забивает наш суперзащитник Дмитрий Вяткин! – Вопит комментатор, надрываясь. – Кто бы мог подумать?! В самый неожиданный момент! Буквально на последних секундах…

Она радуется вместе со всеми на трибуне для почётных гостей. Дмитрий Вяткин – её муж, первый и единственный её мужчина. Пусть другие женятся и разводятся по сто раз за жизнь, они с Димочкой не будут. Они нашли друг друга на его выпускном вечере, и им никто больше не нужен.

Дмитрий – не только отличный футболист и красавец-блондин с самым необычным в мире голубым оттенком глаз. Он ещё хороший друг и товарищ по команде, небывалый скромник, замечательный муж и отец. Человек глубоко верующий, а недавно ещё и воцерковлённый. Она его законная жена уже почти восемь лет, несмотря на то, что ей только двадцать пять, а на ближайшее воскресенье назначено их венчание в храме. Они крестили там обеих своих дочек. Там служит любимый священник Димочки отец Константин.

Она спускается с трибуны и идёт встречать дорогого супруга с поля. Остальные жёны и девушки игроков, как всегда, замешкались, заболтались, прособирались. Она никогда их не ждёт. Ираида ненавидит ходить со стадом. Она вам не корова.

Неожиданно её хватает за плечо огромная, волосатая рука. Другая зажимает Ираиде рот. Она сопротивляется, но получает пинок в живот такой силы, что её буквально разрывает от боли пополам, а перед глазами темнеет. Кажется, их трое. Ираиду грубо швыряют, и она влетает головой в дверцу металлического шкафа. Дальнейшее она помнит смутно.

Она не помнит, как оказалась в общей раздевалке почти без одежды. Рядом незнакомый парень с обнажённым торсом. Он высокий и симпатичный, но облик его до ужаса отталкивающий. Непонятно, что тому виной – подловатый прищур в глазах неопределённого цвета, хищный оскал вместо улыбки, то и другое вместе… Вокруг собралась вся команда и тренерский штаб. Парень рассказывает, как Ираида сама затащила его сюда. «Эта лошадь» вообще-то не в его вкусе, но вы, ведь, понимаете, пацаны…

Пацаны всё поняли. Доказывать обратное бесполезно, она пыталась. Ираида была рада, что Дмитрий не претендует на дочек. Он инициировал через адвоката процедуру развода и установления отцовства и, получив полное подтверждение последнего, регулярно выплачивает бывшей жене алименты на девочек. Праведник Димочка не желает больше никаких контактов с «неверной гадиной» и их детьми.

Вскоре он обвенчался в том самом храме с девицей Наташенькой, выпускницей хореографического училища. Лицом она напоминала верблюда, а статью гориллу, и ни в один театр её почему-то не приняли. Натали танцевала в стрип-клубе, но рассказывала всем, что она модель. Это всё было неважно. Главное – человек она хороший. Слова правильные говорит. «Глоточки от тоски» Димочке наливает. Из церкви не вылезает.

С тех пор Ираида ни перед кем не оправдывается. Никому ничего не доказывает. Ни перед кем не лебезит. Быть жёсткой в кислотной среде нормально. Медленнее растворяться будешь.

– Ты помнишь фамилию той, которая велела тебе подставить Ираиду? – Спросила она умирающего, не надеясь на ответ.

– Рыльни… ккко… ва, – прерывисто выдохнул тот. – Будь… она… прок…

Он не успел закончить своё проклятье. Ираида закрыла глаза мёртвого и аккуратно сгрузила на асфальт его отяжелевшую голову со своих колен. Она почему-то не сомневалась в ответе.

– Ты сможешь вести? – Спросила Симона, глядя вслед отъезжающей машине «Скорой помощи», которой не суждено было сегодня спасти двух пострадавших – тёмного дельца и проститутку.

– Конечно, куда же я денусь?

– Мне казалось, встреча с прошлым потрясёт тебя сильнее.

– А она состоялась? – Прикинулась Ираида шлангом.

– Первая на сегодня состоялась, а вторая ещё впереди.

«Он говорил по-русски! Что ты могла понять?» – Хотела сказать Ираида, но промолчала и только махнула рукой. Интуиция Симоны сильнее всяких языковых барьеров.

Они прибыли в пункт назначения измочаленными, но изловчились всё же и урвали пару часов дневного сна. Вечером крупное мероприятие – выставка картин Круза Мартина, друга Симоны. Он пишет исключительно на религиозно-эзотерические темы. От его картин исходит такая сила, что Симона после его выставок часа два хохочет, как заведённая. В работах Мартина по её словам намешано столько разной символики в самых нелепых сочетаниях!.. Симоне с трудом удаётся держать серьёзное лицо во время просмотра.

На Ираиду работы Мартина не действуют никак. Однако подруги должны там быть. Подобные мероприятия – всегда шанс познакомиться с нужным человеком, встретить щедрого заказчика, просто приятно провести время. Последнее Ираиде сегодня точно не светило.

– Вяткин!

– Там сам Вяткин!

– Как это, вы не помните? Он целых одиннадцать месяцев играл за наш…

– Здравствуйте, Дмитрий Викторович. Это ваша жена? Познакомите? – Ираида, нагло растолкав всех, первой подошла к высокому во всех смыслах гостю.

Она и сама не маленькая, но рост её лишь немного выше его широкого, слегка костлявого плеча. Они ровесники, но он выглядит её старшим братом, если не дядюшкой.

– Что за каракатицу он привёл с собой? А ещё говорят, русские женщины самые красивые! – Похоже, Мартин сегодня перебрал.

– Тихо! Он может что-то понимать. Это его жена.

Рядом с легендой футбола громоздилось нечто с коричневато-оливковой кожей, пережжёнными, похожими на паклю, волосами и узкими, злыми глазёнками. При виде Ираиды существо сделалось пунцовым и покрылось испариной.

– Ой! – Ираида картинно сложила на груди маленькие, ухоженные ручки. – У тебя новая жена? А где Наталья?

Ираида помнила девицу Наташеньку крупной, костистой, подкачанной, без капли лишнего жира и с длинными чёрными волосами. «Надо же! – Думала Ираида. – Превратиться в этакую кучу меньше, чем за пять лет!» Мадам Вяткина, урождённая Рыльникова, зашипела что-то сквозь стиснутые зубы. Ираида не разобрала. Она не собирается изучать язык неведомых зверушек. Ей четырёх изученных ранее языков с избытком хватает для работы и путешествий.

– …бывший муж…

– …страшный скандал…

– …не простил…

– …изменила…

Разноязыкий шёпот навязчиво вползал в уши, но Ираиде плевать. Разве это позор? Позор в её жизни уже был, и такой, что по сравнению с ним меркнет всё остальное. Теперь, судя по всему, настала очередь позориться кому-то другому.

– Ну, и что, что изменила? Я бы простил. По мне лучше уж есть торт вдвоём, чем говно в одиночку!

Пьяный голос и деревянный хохот Мартина перекрыл все осторожные шепотки гостей. Из разных уголков зала послышался смех. Лицо суперзащитника сделалось багровым. Кажется, он ещё не до конца забыл язык.

– Ваш приятель Сергей Коблов просил передать вам большой привет и проклятье умирающего, Наталья, – обратилась Ираида к мадам Вяткиной громким, чётким голосом. – Он погиб нынче утром и больше не станет доставлять вам хлопот.

– Я не знаю никакого Коблова! – Зло выплюнула Натали.

Она почти овладела собой.

– Ничего. Скоро узнаете. Сергей – один из главных героев моей документальной повести. Она почти дописана, и её опубликуют даже в случае моей скоропостижной смерти.

Ираида в тот момент блефовала, но повесть появится на свет в положенный срок. Не верите – спросите Симону.

– Я никому не позволю разбить мою семью! Я буду драться! – Прошипела Вяткина.

– С удовольствием навешаю вам на ринге, – любезнейше отозвалась Ираида. – Только не на татами. В борьбе сумо у меня нет шансов против этакой биомассы.

– Наглая, зарвавшаяся проститутка!.. – Ожил вдруг Дмитрий.

Лицо его полыхало праведным гневом. Сливово-синие глаза метали красноватые искры.

– …рядом с тобой, – невозмутимо выдала Ираида. – Вы с ней отличная пара: списанная за профнепригодностью стриптизёрка и пресвятой лох-великомученик. Детишек вам побольше!

Она насмешливо смотрела вслед удаляющимся фигурам бывшего мужа и его шарообразной второй жены. Раздались аплодисменты, сначала редкие и робкие, после переросшие в овацию. Богема – это всё-таки особенная порода людей.

Торжества Ираида не ощущала. Только опустошение и печаль.

Серьёзные намерения

– Если вы хотите быть со мной, Ирэн, вам придётся оставить ваши скромные литературные опыты и всецело отдаться…

Дальше Ираида слушала вполуха. Ей не верилось, что перед ней именно тот человек, чьими романами она зачитывалась в юности, в чьих филигранных строках нередко находила вдохновение для своих стихов и песен. Тогда он казался недосягаемым, но жизнь повернула так, что их книги теперь нередко стоят рядом в разделах «Новинки» и «Бестселлеры». Её роман «Офсайд» наделал несколько лет назад много шума и вознёс имя молодой писательницы на вершины рейтингов.

Одни её полюбили, другие возненавидели, но и те, и другие принялись активно интересоваться творческим багажом Ираиды Рудовой. Сборники её рассказов, которые раньше не желало публиковать ни одно издательство, теперь разлетались, как сухие листья под порывами осеннего ветра. Песни зазвучали на радио в исполнении известных певцов и певиц. Самые ловкие литературные агенты выстроились в очередь.

Последняя повесть «Подстава», к слову сказать, документальная, вывернула лицом к свету изнаночные стороны околофутбольной среды, а заодно балета, модельного бизнеса, индустрии развлечений. Ираида не щадила никого и при этом ни капли не боялась выглядеть грязной, смешной или жалкой сама. Ей плевать на репутацию, потому что та разрушена давно и основательно, как и её семейная жизнь, и любовь, и доверие к миру и людям.

Теперь этот самодовольный престарелый индюк за столиком напротив болбочет что-то о «скромных литературных опытах», не стоящих усилий и времени. Всё своё время она, оказывается, сама того не подозревая, мечтает посвятить только ему.

«Никто мне не виноват, – констатировала про себя Ираида. – Нечего было смотреть на него, как на Бога и называть своим королём». Дюруа тем временем заходился в восторгах по поводу того, как его чествовали в последний раз в её родном городе.

Она москвичка до мозга костей. Это всю жизнь сквозило и будет сквозить в её речи, движениях, манере одеваться и общаться. Она любит Москву без памяти, но появляется там в последние восемь лет крайне редко. Чудовищный позор, которому подвергла Ираиду Рудову соперница, разбившая её семью и растоптавшая честь, не оставляет иного выбора, кроме как скитаться на чужбине, появляясь дома лишь изредка.

Её роман и документальная повесть были ответными ударами, и теперь люди, фигурирующие в них, ненавидят Ираиду за ту агрессивную прямоту, с которой она препарирует их жизнь, поступки и характеры. Читатели тоже в шоке от этой чёрной прямоты. Соперница Ираиды теперь в глазах общественности – на ровном месте политая грязью почтенная матрона, а она – очередная скандальная писательница без чести и совести.

Многие думают почему-то, что, если подлость совершена давно, то это уже как бы и не считается. Ираида так не думает. Подлость остаётся подлостью, сколько бы времени ни прошло с момента её свершения. Писательнице Рудовой никого не жаль и ни за что не стыдно. Они сами напросились на позор. Жалость, стыд и любовь давно вмяты теми людьми в дерьмо, и церемониться она с ними не будет.