Полная версия
Паучий Замок. Книга 1
И, конечно же, как и все нормальные дети, не видел, что отец долго еще что-то ремонтировал, проверял и чистил оружие, а мать зашивала мою одежду, порванную за последние дни и тихо плакала, заново переживая новость, которую узнала. А ещё она несколько раз подходила к моему ложу и тихо гладила меня, шепча что-то ласковое.
Отец ходил проверять посты караульных, расставленные на ночь, напряженно думая о том, говорить или нет обо мне вождю, и решил пока промолчать, во всяком случае, до Посвящения.
СБОР АРТЕФАКТОВ
(рассказчик)
Утром не было никакого утра. Была почти полная темнота, скупой мелькающий свет факелов, сонные капризные возгласы невыспавшихся детей, команды, отдаваемые воинам, звон посуды на кухне и запах еды. А ещё был утренний сквозняк, который освежал не хуже ледяного душа.
Отряд, поев, отправлялся на работу. Собиралось оружие, инструменты, корзины, запас еды, воды, факелов, ничто не было забыто. Все знали свои звенья, разведчики уже ушли вперед и проверяли в рассветном сумраке отсутствие чужих следов, отдельно ушел отряд охотников, ведь кроме работы здесь надо было еще и есть.
Мальчишки сначала попали в разные группы, но Мишка попросил и Пашку взяли к ним, это было легко, потому что отец, как оказалось был мэтром – маленьким вождём, в его ведении было больше ста взрослых иритов.
Мэтр Крориган выстроил отряд перед входом и монотонно, видимо уже не в первый раз, напомнил правила: не расходиться, не отвлекаться, факелы зря не жечь, по одному на поиски не ходить, а только кучками по трое – пятеро. Он распёк кого-то из молодых, уже бывших замеченными в опасных вольностях, при этом досталось и Мишке с Пашкой за их пропажу позавчера.
Отряд тронулся и шел медленно и без суеты, так, чтобы идущие сзади видели ноги передних, под ногами была не гладкая тропинка в поле, а иззубренная камнями поверхность горного склона, ориентиром впереди светилась точка единственного факела, а потом и она пропала, когда утренний свет рассеял темноту.
Мишка постепенно «узнавал» приметы местности. Конечно же, его тело не раз проходило этим путём и он видел два знакомых треугольных пика, в пространство между которыми постепенно втягивалась их цепочка, отмечал в уме знакомые трещины на скатившихся с высоты громадных валунах, заросших мелкими колючими растениями, журчащие ручьи, в которых лежали заботливо укреплённые камни для перехода, зря мочить ноги никому не хотелось.
Иногда тропа угадывалась на полянках сухой жесткой травы, покрытой инеем. «Значит, ночью было минус два – три градуса» – автоматически подумал он по—русски и мысли его перескочили на странность и фантастичность их приключения, поразмышлял о том, знают ли эти люди смысл слова «минус».
Ещё он подумал о том, что они с отцом хотели этим летом ехать в горы, на Кавказ, и тот показывал ему яркие цветные фотографии с белоснежными пиками, водопадами и густо-синим небом. А ещё заставлял Мишку учиться ходить с палкой – альпенштоком по крутым откосам оврага, заросшим крапивой и тому, как надо себя вести в горах.
И вот он «тут», и вот они, горы! А отец – где-то «там», в такой неопределенности, что некуда было даже рукой показать, еще неизвестно, была ли это их галактика, скорее всего – нет. От этих мыслей Мишка загрустил и хотел поговорить с землянином, который бодро топал впереди с двумя корзинами, висящими на плече на связывающей их веревке. Но все вокруг молчали, и Мишке не хотелось опять попасть впросак, делая что-то «не так».
Как он с утра узнал, Пашке вчера достались не только нотации. Подобно и его земной копии, отец, воин Сорвиг, грубый, простой, мужик, без всяких премудростей выдрал сына за тот публичный позор, которым он его наградил. Пашка испытание выдержал мужественно, ехидно порадовался тому, что здесь, в походе, испокон веков установлен жесточайший сухой закон, и зла на отца не таил, любя его по-своему.
Постепенно змейка иритов выползла на невысокий перевал, где сквозил пронизывающий холодный ветер, и спустилась в большую яму почти круглой формы, усыпанную крупными острыми камнями, обломками сторожевых башен, сломанных колонн, остатками строительных конструкций. «Опять я по-человечьи думаю» – произнес Мишке его внутренний голос – «А такая яма называется цирк, папик мой так хотел, чтобы я увидел цирк и много раз говорил, что в центре цирка бывают озера».
Озеро оказалось и здесь. Маленькое, размером с городской фонтан, в котором они часто купались летом, оно было достаточно глубоким, абсолютно прозрачным и на вид – совсем ледяным, наверно, оттого, что с одного края в него врезалась большая белая глыба снега или льда.
«Как трактор» – подумал Мишка про глыбу. Ему вдруг захотелось очнуться и избавиться от наваждения, в которое он, казалось, попал во сне. Мишка потряс головой и чуть не врезался в Пашкину спину.
Колонна остановилась. Они пришли и здесь, у озерка оставляли ненужные вещи.
– Берите по одной корзине и инструменты. Напейтесь и сходите вон к тому камню, чтобы не гадить в пещерах. В оставшиеся корзины положите по камню, а то ветер их укатит.
Голос отца звучал монотонно, он говорил то, что все и так знали, но Мишку вдруг пронзило тёплое чувство уважения к этому немолодому уже ириту за его простую житейскую мудрость и заботу обо всех сразу.
Работа была несложная – надо было переворачивать камни и искать то, что не относилось к камням. Опытные взрослые полезли в пещеры, а женщины и дети остались сверху. Как шустрый Пашка ни рвался вглубь горы, пришлось ковыряться вместе со всеми. Зато они вдвоём, наконец-то наболтались вволю, обсуждая странности своего превращения и пользуясь тем, что их никто не слышит. И, конечно же, обсудили легенду с примерами на местности, после чего Мэтр Черный Паук стал чуть понятней и реальней, потому что в обломках скал кое-где угадывались колонны дворца или крепости, творения рабочих рук.
Откидывая камни, мальчишки неожиданно для себя откопали неплохую дыру, в которой, тесно спрессованные, лежали обломки столика из полированного камня, разбитые фигурки, напоминающие шахматные, куски тряпок, вызвавшие восторг женщин.
Если бы Мишка мог сам себе поверить, то он бы признал, что к яме его привело необычное ощущение в животе, его внутренности как будто бы сами потащили тело в сторону и там обнаружились находки. Но был он несуеверен, поэтому не стал придавать особого значения такой мелочи.
Вскоре к ним, на успех, стянулось уже десяток соплеменников, менее удачливых в работе, болтать вдвоём стало трудно в общем шуме. Из ямы с азартом вытаскивали новые и новые находки. Но все они были дешевкой, Мишка уже знал это и всё больше скучнея, старался увидеть в непонятных предметах их суть и назначение. Это было более интересно.
Он брал каждый осколок в руки, вертел, пытался соединить обломки в целое, если ему казалось, что линия излома совпадает. Так он «нашел» красивый костяной нож, соединив ручку и лезвие, «починил» столик, соединив несколько деталей каменной плиты и найдя к ним обломки ножек.
Эти его попытки отметили взрослые, на их глазах бесформенные куски оживали и вскоре, Мишка перестал копать, а только тем и занимался, что складывал и перекладывал, группируя одинаковые детали по внешним признакам. А ему с волнением, как к знающему специалисту, сыну мэтра, подносили и подносили всякую всячину.
Поэтому то, что он увидел боковым зрением, произошло случайно. Маленький листок размером с ладонь, планирующий как самолётик, повертелся в воздухе, покружился и спрятался между камней. Ненужное здесь сразу выбрасывалось. Мишка оторвался от своей кучи, подошел к листку, поднял, и сердце его гулко застучало от находки.
Неровный, грязный, рваный, кусочек тонкой кожи был испещрен знаками, в которых нельзя было не узнать буквы.
– Что это?
Этот вопрос Мишка задал всем, кто был рядом. Взрослые серьёзно брали листок в руку и прикладывали к себе, пытаясь определить, какую часть одежды он мог бы представлять и какую часть тела мог бы прикрывать. Некоторые произнесли «колдовство».
Мишка порылся в своей памяти и слова «книга» на местном языке не нашел. Поэтому Пашке он сказал по-русски, ломая свой речевой орган: – «Кфнигфау». Но Пашка понял. Он поискал в том месте, откуда вылетел листок, но больше ничего там не было, возможно, это было просто письмо или записка. Странно, что чернила не смыло временем. Линия букв была четкой и ровной. Мишка бережно сложил листок и сунул за пазуху, как самую дорогую находку.
Так они копались до еды. Слов «обед», «завтрак» и «ужин» тоже не было в лексиконе, вообще, местный язык был гораздо беднее земного. Ели всухомятку, усевшись на камнях, потом ходили к «тому камню», напились ледяной воды из озера и, пока, все отдыхали, мальчики залезли на край цирка, который уходил в долину и увидели далеко уходящие вниз цепи невысоких гор, сплошной камень, серое на сером. Ничего особенного разглядеть не удалось.
«Каменная шкура» – вспомнил Мишка слова отца – «там никто не живёт, вся вода уходит под скалы и ни один зверь не находит еды в этой пустыне». Взгляд его, скользя по серому пространству неожиданно упёрся в тело живого воина, оказывается, охранник стоял и здесь, по это сторону цирка и был он всего в двух шагах, просто мальчишки его сразу не заметили.
– Туда не надо ходить – сказал воин.
Уважая сына мэтра, он не послал его подальше, а сказал это вежливо. В ответ на такую галантность, Мишка достал найденный листок и показал часовому с уже надоевшим вопросом, ожидая такого же непонимания, как и от других:
– Что это?
Тот серьёзно обнюхал и разглядел листок и сказал то, что так надо было узнать:
– У Вождя много таких шкурок. Только это – мусор. Ничего не стоит.
Мишка задал ещё вопрос, который мучил его весь день:
– Почему здесь нельзя жить? Зачем ходить так далеко каждый день?
– Здесь плохое место. Эти камни высасывают силы. Ты разве не знаешь? И здесь нет хороших пещер.
Мишка знал. Точнее, его тело помнило, но разум землянина не понимал местных ограничений, так что спорить он не стал, а только кивнул и побрёл к своему месту. За ним побрёл и Пашка, очарованный шикарными настоящими боевыми ножами и кожаным панцирем воина.
К концу работы в глазах уже всё сильнее мельтешили камни, кости, грязные обломки, Мишка и не заметил, как под вечер из пещер вылезли грязные и веселые искатели, как все собрались, пересчитались, загрузили корзины и потянулись в обратный путь.
Он шел как лунатик, не глядя по сторонам, видя перед собой Пашкины ноги, и думал только о том, как бы не рухнуть и не опозориться. Ввалившись в свою пещеру, бревном свалился на лежанку и уснул.
Очнулся от шума. Оказывается, его искали, выкрикивали имя, и мать с тревогой расталкивала что-то опять натворившего сына за плечи:
– Мроган, выйди из сна! Выйди, малыш! Ну, сделай хорошее, тебя ищет вождь!
Мишка открыл глаза и с трудом сел, а мать быстро переодевала его в чистую накидку. При этом вылетел листок, найденный сегодня, который мать с тревогой подняла и, отдавая Мишке спросила:
– Это тот самый кусок кожи? Зачем он тебе? Ох, боюсь я за тебя, сынок.
КНИГА
(Мроган)
Появился отец, одетый не просто в чистое, но и с шиком. На его шее красовался меховой шарф, за спиной торчали рукояти богато украшенных боевых ножей в чехлах.
– Пошли, малыш. Что ты на этот раз натворил?
Голос отца был не слишком строгим и я понял, что сегодня бить не будут. Мы прошли по коридорам пещер, миновали места, где жили другие отряды и я с удивлением понял, что здесь моё тело еще не было, очевидно, сюда не всех пускали.
Пещера Вождя ничем особенным не отличалась от других, только была завешена красивой меховой шторой, на которой на прекрасном голубом фоне красовались какие-то диковинные животные, яркие пятна знамён и непонятных символов. Пещеру охраняли два воина, а от входа к ним направился мэтр соседнего отряда, которого я много раз «видел», только не так близко. Наверно, сегодня было его дежурство.
Он отодвинул полог занавеса и мы вошли. Вождь сидел на камне, покрытом шкурами, за небольшим столом, напротив него сидел Колдун. Стол был простым, походным, сплетенным из лозы и накрытый шкурами. Старшие сидели попросту, по-домашнему и чему-то смеялись. Увидев нас, оба встали, а Вождь раскинул руки, как будто обнимал отца на расстоянии, и приветствовал его, как полагается по этикету:
– Синего неба тебе, брат мой!
– И долгой жизни тебе, брат!
В это время моё колено как и вчера, само по себе согнулось, и я встал на него, опустив еще и голову, а отец обошелся только преклонением головы. Сегодня Вождь был не тот, что во время футбола, в шикарной голубой мантии он выглядел величественно и торжественно, даже не верилось, что вчера прыгал как мальчик за дрянным кожаным мячиком.
– Садись, мэтр Крориган! И ты садись, маленький непослушник!
Мы сели на стоящие у стола камни и отец долго рассказывал, как прошел день, где мы были, что нашли, и что никто не заболел, короче, производственный отчет по полной форме. Вождь слушал, не перебивая, только без особого интереса, видимо, это всё было привычно. Отец замолчал. Вождь о чем-то задумался и вдруг посмотрел на меня:
– Ну, так что ты нашел, сын мэтра?
Я не сразу понял, что он имел в виду и начал рассказывать о находках, о столе из камня, о тканях и прочих вещах, малозначащих для меня, но имеющих цену для Вождя, но он остановил меня.
– Нет! Не об этом я тебя спрашиваю.
Больше я ни о чем не мог сказать, кроме как о кусочке кожи за пазухой. Я достал этот лоскуток и протянул Вождю
– Только вот это, мэтр, но мне сказали, что оно ничего не стоит.
Вождь взял кожу и передал колдуну, который сидел так тихо, что я и забыл про него.
– Почему же ты взял это?
– Я хотел понять, что оно значит и для чего сделано.
– А если это просто кусок одежды? Заплата? Рвань?
– Тогда зачем эти … – я чуть не сказал «буквы», но в словаре иритов не было этого слова.. – знаки? Они повторяются.
– И что ты подумал?
– Ничего. Я всех спрашивал, а один воин сказал, что у Вождя много таких. Но он тоже не знал, зачем оно нужно.
Я, конечно, врал и рисковал головой, точнее, задницей, но вряд ли им в голову могло прийти, что я умею читать и знаю слова «книга, письмо, записка», тем более, что этих слова не нашел у иритов. К тому же я не шпион какой-нибудь, я их соплеменник, сын мэтра, чего мне бояться?
Я попробовал вовлечь колдуна в беседу, его молчаливая, неподвижная фигура таила тревогу и опасность, неважно, что он сказал бы, лишь бы не молчал как рыба:
– Я подумал, это нужно, чтобы отгонять злых духов..
Но колдун на моё выступление никак не отреагировал. Ответил Вождь:
– Разве мы не отгоняем силы Зла обращением к нашим Заступникам?.. Но ты прав, это необычная находка, на этом кусочке кожи изображены правила охраны Дворца. Понять их мог только мудрец, или тот, кто учился, поэтому никто тебе и не ответил, что это такое. Даже твой отец не знает. Как же ты сам догадался?
В его голосе явно появилось давление, даже угроза и мой голос сам залепетал:
– Я ничего и не понял, кларон, я только заметил, что это сделано специально, а многие знаки повторяются как близнецы, как одинаковые листья и ли цветы. Мне стало интересно.
– Так, может быть, ты хочешь стать мудрецом?
Краем глаза я увидел, как напрягся отец, застыв неподвижно, и вспомнил вчерашний разговор о «думающих»:
– Нет, мэтр. Мой отец воин. И я стану воином!
В школе я немножко играл роли в маленьких спектаклях и помнил, что главное для артиста – быть убедительным. Важно «подать» роль!
Вождь улыбнулся. Он сам был воином и все люди его клана были воинами, смелый ответ попал ему в самое чувствительное место души. Тогда неожиданно зашевелился колдун:
– Прекрасный ответ, мальчик. Надеюсь, что так и будет. А на прощанье позволь сделать тебе подарок. Он тоже «ни-че-го не стоит», как ты сказал о своей находке, эту вещь хотели использовать для сметания мусора, может быть, тебе она покажется «ин-те-рес-ной».
Он явно выделял голосом мои же цитаты, передразнивая мои интонации, ехидничал, но при этом неожиданно и театрально, как фокусник, извлек из своего плаща и протянул мне то, от чего мои руки просто задрожали. Это была книга. Это я понял сразу. Тонкие листы были сшиты кожаным шнурком, как спираль через отверстия в листах. Обложки не было, но на первом листе явно угадывалось и название, буквы которого были и выше и покрыты красной краской и менее значимые пояснения.
Но спектакль надо было доигрывать до конца и, повернувшись к Колдуну, взяв с поклоном книгу, я голосом, которому постарался придать невинности, спросил:
– Можно ли узнать, что это такое?
– Здесь изображена знаками основа мудрости. Её первые шаги. И если ты достаточно умён, то сумеешь понять это. Сам! Никто в клане тебе не поможет. И тогда мы ещё с тобой встретимся. А если не сумеешь, то мы ничего не потеряем. Ведь эта находка «ничего не стоит»!
Последние слова он опять произнёс, передразнивая меня, но вполне дружелюбно, после чего встал. Вскочили и мы с отцом, поняв, что разговор закончен. Оказалось, что не совсем. Вождь взял моего отца за руки и закончил напутствием:
– Я слышал, что твой сын отличился тем, что угадывал назначение многих находок. Пусть он и дальше этим занимается. И пусть спокойно пройдёт ночь!
Мы откланялись и побрели к себе, в пещерах уже совсем стемнело, многие уже спали, только редкий свет факелов показывал нам направление пути, но отец хорошо знал запутанные переходы и мы вернулись, попав в встревоженные объятия матери, которая начала нас кормить, доставая тёплые ещё куски из меховых мешков, в которые их закутала.
И опять я заснул в тепле и блаженстве. День прошел, а что будет завтра – стоит ли думать о таких пустяках.
Потянулись почти одинаковые, монотонные дни. Мы так уставали, что думать о развлечениях было некогда. Работа, дорога туда-сюда, воинский танец, который становился всё сложнее, выходы за водой, за топливом, точнее, за прутьями, которые надо было собирать в небольшой соседней долине, отнимали все силы и время.
Иногда я видел малышей, которые лупцевали мой «мяч», но сил присоединиться к ним не было, тем более, что это случалось по возвращении, когда пацаны с визгами бежали из своего «детского садика» к родителям.
В свободные минуты я доставал книгу и пытался хоть что-то понять, слова мудреца уязвили моё детское самолюбие, я не мог забыть их ехидный тон и того, кто уязвил меня, мальчика из двадцать первого века, понимающего, что такое электричество и ядерная энергия, подумаешь, жалкий шаман из средневековья.
Но книга молчала.
Я пытался составить алфавит речи иритов, разбивая слова на слоги, подставлял наиболее часто встречающиеся звуки к часто повторяющимся знакам, но только извёл себя этими попытками, мне не хватало взрослого умения записывать всё по порядку, да и просто обычной тетрадки с карандашиком. Если я и делал пометки на полях угольком, они стирались, не принося мне никакого понимания.
Но кроме этой книги у меня всё равно не было никаких развлечений. Затосковал и Пашка. Мы перестали с ним подолгу разговаривать, вспоминая Землю и наши приключения, реже виделись, и я заметил, что он всё больше льнёт к опытным воинам, выпрашивая у них боевые кинжалы или пращу. Вскоре у него появилось своё ременное оружие, которым он учился пользоваться везде, где удавалось выкроить хоть несколько минут свободного времени.
Загрустила и сама погода. Всё более хмурым становилось небо, всё короче светлое время и ириты вечерами обсуждали предстоящий переход домой, в настоящее жильё.
С приходом холодов мы все перешли работать в пещеры, точнее, в подземную часть Дворца, там было теплее и находок было больше, только глаза уставали от работы в почти полной темноте, так как факелы надо было экономить. И опять я несколько раз чувствовал, как мои внутренности ведут тело к находкам, прятавшимся в незаметных местах, по которым прошли сотни сотен ног.
Для развлечения, изредка, всем кланом устраивалась охота на грызунов, типа сусликов, которые составляли основную часть нашего рациона, кроме того, их мех использовался для изготовления одежды, а жир – для факелов. Именно вонь этого жира была моим первым воспоминанием о здешнем мире.
Ириты расходились широким кольцом вокруг одной из полян в нашей долине и по общему сигналу начинали сходиться, крича при этом во всю глотку, швыряя камни и создавая невероятный шум всеми доступными средствами. Грызуны, покидая свои норы, сбегались к поляне, где их ждали сети и кривые ножи охотников. Это было весело.
В пещерах среди раскопок было опасно, порою обрушивались еле державшиеся своды старых потолков, напряжение работы было очень высоко, хотя мне этого почти не досталось, так как с «повышением в должности» я только и занимался ощупыванием, обнюхиванием и осмотром старого противного барахла, даже пошутить было не с кем.
Чудо произошло, как и всегда, неожиданно, когда его уже не ждёшь, однажды, перед сном, я держал в руке маленькую фигурку мудреца и тупыми глазами смотрел на страницы своей книги. Что побудило меня сделать это, не знаю, случайность, везение, или награда высших сил за упрямство, но когда я положил книгу, устав смотреть на неё, рука моя самым естественным образом поставила куклу мудреца на один из знаков в книге.
Мне показалось, что стена одной части пещеры вдруг поплыла и растаяла, а вместо неё открылась комната, или, скорее, келья, в которой сидел за столом худой старец, увеличенная копия моей куклы, только без плаща, в халате и маленькой шапочке на голове.
Он посмотрел на меня, не узнавая, и вдруг спросил весьма грубо
– Почему ты начинаешь со средней части, если ещё не выучил начало? Спешишь к знаниям или настолько туп?
Никакой радости в его голосе я не почувствовал, скорее, наоборот, рука сама быстро сняла куклу со страницы, и я проснулся. Стены в пещере имели свой обычный вид, но строгий голос старого мудреца ещё стоял в ушах настолько реально, что не верилось, что это был просто сон.
Я взял фигурку, долго думал и, выжидал, не осмеливаясь повторить эксперимент и, наконец, решившись, поставил её на заглавие на самой первой странице. И произошло то же самое чудо, только теперь старик имел доброе лицо и спросил меня с интересом:
– Приветствую тебя, думающий. Ты уверен, что хочешь познать мудрость нашего учения?
– Да. Уверен.
– Ты не боишься трудностей и тяжёлого труда?
– Нет, я не боюсь, мудрый.
– Знаешь ли ты, что попав сюда, ты никогда не станешь воином?
– Да, мудрый, я знаю.
– Тогда заходи.
И я «зашел». Моё существо перенеслось в келью, хотя я и знал, что лежу на своей лежанке в пещере своего отца. Старик был очень приветлив, как моя учительница в первом классе:
– Запомни и повтори: самое главное – переходить к следующему уроку только освоив предыдущий. Если ты не освоил урок – работай до конца, а если не сможешь, уходи.
– Я понял, мудрый, только освоив урок, понял. Я понял!
– Тогда слушай. Я расскажу тебе основу знания, а потом ты будешь получать отдельные задания для выполнения.
Наш мир мы видим таким, каким позволяют нам наши органы. Зрение, слух, нюх, прикосновения, жар огня, холод льда – вот что может чувствовать наше тело, и из всего этого мы создаём образ Мира. И называем словами то, что узнали и если наши ощущения совпадают, то мы можем общаться и называть части мира на своём языке. Я говорю «камень» и ты знаешь, что он твёрд, но хрупок, может нагреться, а может стать холодным как лёд.
Я говорю «вода» и ты знаешь, что она переливается, её можно нагреть и даже превратить в туман, а можно заморозить и она станет твёрдой как камень.
И так все вещи, которые ты видишь. Но твои глаза видят не весь свет, ты не можешь видеть в темноте, как летучки, ты не можешь по запаху вчерашнего следа найти на охоте добычу, ты слышишь не все звуки, а ведь есть звери, которые их слышат и чувствуют.
Значит, мир сложнее, чем ты думаешь. Так вот, знание мира и есть настоящая мудрость. Знать то, что ты не видишь и не слышишь – вот твоя задача. Познав мир, ты сможешь правильно управлять им.
А что есть волшебство? Это то, что мы видим как результат, но не понимаем причину. И чем ты глупее, тем больше событий кажется тебе волшебством, а чем больше ты знаешь, тем ближе ты к тем, кого называют волшебником. Или колдуном, это одно и то же по смыслу.