Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени»

«Так – так, а с этого места поподробнее! Ты что… к Ангаре ходил?! Ты… ты ее что, видел?! Живую девушку из легенд?! Да»?! – глаза паренька засветились от зависти, любопытства и радости, голос повеселел. Олег про себя усмехнулся и сказал спокойно:

«Да, я знаю, что Ангара снесла мост, и имела на это право… Да, я ее видел, но вот ты бы не удостоился такой чести. Она ПРЕКРАСНА, Стас, только вы сами ее убиваете… бутылками, камнями, бревнами, строите, рушите… а она живая девушка! Никто не понимает, что ее бьют камнями при строительстве! Она является только к тем, кто не громить все сюда приехал, а сочувствовать! И щедро одаряет за Добро, Станислав! И страшно карает за причиненное Зло». – Олег откинулся на сосну и говорил с закрытыми глазами, изредка сплевывая слюну, боль каталась по деснам и в голове… По спине тек пот…

«Ух ты! Повезло тебе! Я по – хорошему завидую»! – и, кивнув, ушел прочь, к себе. Олег смотрел вполуоборота на него и ухмылялся: «Значит, хорошо мы с Ангарой любовью занимались, раз здесь все порушено, как говорят… Дева, спасибо… Мир тебе»…

Территория действительно была изуродована, а люди испуганы. И лишь Олег Аренский знал, что это результат близости с богиней… Так что это и он тоже порушил все, что смог…

– 14-

Горе обрушилось на Старый Братск… Когда наконец по нему начали ходить поджигатели после эвакуации населения и все уничтожать, когда вспыхнул первый дом на глазах у коренного населения, как закричали в Небеса в невидимом Сумраке вековые избы, умирая, тогда людей охватил ужас. С отчаянием на лицах они смотрели, как умирает то, что им было так дорого… где выросли поколения, где души предков жили и живут… На край рухнула страшная катастрофа, какой еще земля ангарская и не видела… Расползся дым по окрестностям, отравляя все, пылала культура, история, жизнь, русский уклад, ради дешевого электричества… Один за другим дома вспыхивали и горели, поджигатели подходили, обливали бензином или чем там бревна и все, жгли… а после, когда рушилась крыша, подгоняли бульдозеры и все сгребали в кучу… Так погибли села, Старый Братск, и зарыдал народ. Который не был приспособлен к жизни в новом городе. Им куда ткнули пальцем, туда и поселили… Со слезами на глазах люди смотрели на то, что им было так дорого… Некоторые падали на колени и молили не трогать ничего, но нет… Вопли, крики, Смерть воцарились в полях и на равнине… А дома, что получше, перевозили на бревнах в безопасное место.

И умирало все дорогое, веками построенное… Кричали истошно старики… но молодежь радостно полезла на стройку – мол, это честь. Дым чудовищного пожарища заволок окрестность, ревел домашний скот, бегали как заведенные кони, а рыжие, умирающие строения вопили в агонии, просящие пощадить их, сохранить старое… Но люди были непреклонны… И кричала Природа, чувствуя надвигающуюся угрозу. Олег Аренский и Стас стояли на мосту через Ангару и оба горько рыдали от такого пожара. И потому, что горело, и потому, что управы никакой не было! Горячие слезы жгли молодую кожу, Энрике слышал крики в Сумраке, но ничего не мог сделать. Уронив голову на грудь, он издал вопль из молодых легких, вспомнив при этом, зачем он здесь на самом деле. Гвелд мог бы уничтожить зло здесь, потушить пожар, но НЕ ИМЕЛ ПРАВА! Живое село погибло, исчезнув навсегда… И остались лишь ползающие, слово танки, бульдозеры, добивающие то, что было цело. Печки торчали как надгробия, и от этого становилось еще страшнее. Негатива разлилось столько, что разболелась голова. Стас кашлял. Наконец, Олег не выдержал и заорал: «НЕУЖЕЛИ НЕВОЗМОЖНО ЭТИМ ЛЮДЯМ ОБЬЯСНИТЬ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ГИБНЕТ ИСТОРИЯ КРАЯ?! НЕУЖЕЛИ ОНИ САМИ НЕ ВИДЯТ?! ВЕКОВАЯ ИСТОРИЯ!!! КАК МОЖНО ТАК ПЛЕВАТЬ НА МЕСТНЫХ»?! Его не услышали…

Глотая слезы, Стас ответил:

«Брат Светлый, они просто не понимают, ЧТО на самом деле творят. Живой край теперь умер, его казнили, его нельзя возродить ни новым Братском, ни заводами. Уже где – то построен Братсклес, но будет и еще, Алюминиевый завод, скоро, как только на плотине закроют водопропускники. Вот и сжигают, потому как уже строят перемычку. Интересно, они сами будут плакать, когда увидят все это? Как закроется все раз и навсегда, и вода начнет прибывать? Они вообще успеют спустить ее в Ангару, а то перельется же! При этом плотина вся только в железе, еще и бетона толком нет… Вот меня сегодня позвали на обьект, я курил только, не больше. Ты мне глаза открыл, Гвелд. Идет полное наплевательство, и никто местное население не спросил, надо ли им это. Фундамент заложен, ты вспомни, как реку булыжниками перекрывали»!

Энрике откинул назад золотые волосы и мрачно произнес:

«Я все помню, и все знаю. Дело сделано, тем более ужас, что творилось… Толпа народа, все счастливые, радостные, с лозунгами… Мне было мерзко глядеть на это. Никогда не забуду… Я сделаю все возможное, чтобы не допустить царствования Зла в этих местах! Я пущу по Ангаре Светлое Начало, кто бы что мне ни говорил! Остановлю негатив! Чего бы мне это ни стоило! Неважно, заплюют меня здесь или нет… Никто мне не указ на этой стройке! Ни заводы, ни люди, ни Наймушин, ни Марчук! Никто! Буду гасить негатив везде, где встречу»!

«Гвелд, возьми меня к себе на службу! Ты меня учишь, я уже умею многое, пожалуйста! Я не хочу плясать на чужих костях»!

дца Олег изумленно поглядел на юношу искоса и повернулся к нему лицом. Да, а сможет ли? Непонятно. Вдруг сломается в самый неподходящий момент? А если девушкой своей увлечется настолько, что плевать будет и на работе? Аренский колебался недолго, но больше надеяться ему было не на кого. И он принял решение взять мага к себе. Зная, что ненадолго.

«Хорошо. Да станет так. В этих краях Свет станет нам опорой. Я надеюсь, нас еще услышат и поймут. Я даже оборотней поддерживаю. И это только начало. Очень скоро Тьма и на стройку проникнет, вернее, уже проникла. Все пойдет по второму кругу, Станислав, все скатится вниз»…

«Олежа, а ты сможешь в этом случае сделать так, чтобы оборотни свалили подальше от стройки? Они уже помстили как следует»…

Олег рассвирепел, вдыхая дым от пожарища:

«НЕ ПРОСИ МЕНЯ ЭТОГО! НИКОГДА! ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ, НА СТРОЙКЕ, ДЕЛАЮТ СВОЮ РАБОТУ, ВЕРБУЯ НОВИЧКОВ К СЕБЕ! ТЫ ЧТО, НЕ ПОМНИШЬ, КАКОГО РАЗМЕРА ОБОРОТНИ НАЛЕТАЮТ НА ПАЛАТОЧНЫЙ ГОРОДОК?! ЛЮДИ ОТ ИСПУГА УЕЗЖАЮТ… И ПОКА ЗДЕСЬ СТРОЯТ ПЛОТИНУ – Я НИ ОДНОГО ОБОРОТНЯ НЕ ТРОНУ, НИ ОДНОГО ВАМПИРА, ПОТОМУ ЧТО УВАЖАЮ ИХ ЗА ПРЕДАННОСТЬ К РОДНОМУ ДОМУ! МНЕ ПРОЩЕ ЗАВАЛИТЬ МРАЗЬ КАКУЮ – НИБУДЬ, ЧЕМ ЗВЕРЯ»!

«Прости меня, друг! Раз так, то расскажи, зачем же ты прибыл сюда, на самом деле? – Стас вытер глаза кулаком. – На все есть причина! Что привело такого мощного мага сюда, в глушь»?

Аренский подобрел и отвернулся. Ему было тошно. Стас все продолжал коры выкидывать в силу своей юности.

«Почему? Это долгая история, и ты ее просто понять даже не сможешь. Для тебя самое главное понять, что делать дальше. Я сам не знаю, что может случиться здесь, когда начнут закрывать водопропускники. Но будет нечто страшное. Сердце подсказывает».

«Страшное – оно и понятно – лес всплывет и все, что было плохо закреплено, так сказать. Вот сейчас сожгли Старый Братск, а дальше что? А кладбища? Их не размоет или все же размоет? Лес всплывет, это понятно… А если трупы поплывут по волнам? Как это будет тем, кого выселили на новые места? Представляю… Но лес будет плавать, отвечаю».

Олег прокашлялся, прежде чем ответить. Тема про мертвецов его резанула прямо по сердцу. А про лес он выразился по – своему… Он снял резинку с волос, и его золотые локоны растрепал ветер. Красота древних кельтов сияла на фоне дыма и Ада… Стас невольно залюбовался товарищем, поотвыкнув от его красоты. Одно дело Олег все в полуклетчатой синей рубашке, а тут – новый образ. И было видно – Гвелд вспоминает прошлое с болью. Он полуобернулся и с горечью сказал:

«А потом все это начнет гнить… Двести тридцать восемь больших и малых селений уничтожено. От них остались только столбы с проводами. И никто гарь убирать не будет! Утонет громадный лесной массив… И знаешь, что самое горькое, обидное, жуткое, – ты это уже сказал, Стас. Размоет могилы… За такое можно лихо в жизни получить… как следует! Рыба начнет сначала биться о плотину, следом дохнуть. Но на все факторы строители рукой машут. В особенности те, кто так хреново разметил ложе Водохранилища! Просто я знаю наперед, КАКАЯ СТРАШНАЯ РАСПЛАТА грядет за это затопление… Говорить страшно – не поверишь все равно… Осквернение могил предков – страшное преступление! Если у кого ума и хватит похоронить тела на берегу – честь и хвала таким людям. А ведь могут и надругаться! Не все уедут из Зоны – останутся! Ты наверное знаешь, как погиб город с тысячелетней историей – Молога? Как триста человек остались там навеки, казнив себя в прямом смысле? Приковали себя намертво цепями к домам и в домах… Недавно было… Тридцать человек пришлось вывозить насильно. Триста погибло. Утонувших объявили психически ненормальными. На самом деле эта в кавычках ненормальность – любовь к родным местам! Любовь! Просто вся трагедия случилась оттого, что решили ГЭС построить! Ты слышишь меня, Стас?! Всех строителей ждет ТАКОЕ, что даже в бреду не привидится и в страшном сне не приснится! Само Водохранилище станет просто озером со стоячей водой, которая будет обновляться лишь в моменты спуска воды с ГЭС!!! Но будет слишком поздно исправлять ошибки… Я вижу перед глазами будущее… Да пошло все в жопу, с этим вашим энтузиазмом мне плевать на всех! И на мое типа „ничегонеделание“ на обьектах… И на зеленый городок тоже плевать! – Он кричал громко и с отчаянием, и слезы катились по прекрасному лику. – И на парочек, которые выставляют свои инстинкты напоказ!!! Да перемрут все от своих идей все затопить здесь!!! Потом перемрете, лет через дваДЦАть»!!!

Олег кричал многое, но не клял. Он слетел с тормозов и долго так вопил, пока наконец не рухнул на бетон и не зарыдал горько и тяжело. Маг действительно НИЧЕГО не мог сделать. Ему уже несколько лет было тошно находиться среди быдла, которое ни о чем больше, кроме себя и стройки, думать не хотело. Он знал, что по приезду девицы на стройке абсолютно ничего не умели делать, но их хоть проволоку научили вязать. И все наивно верят в Светлое будущее… которого на самом деле нет. Ни у кого здесь, на Ангаре, и только у Гвелда есть смысл все это терпеть… плакать, рыдать, мечтать, целоваться с душой погибшей невесты в палатке, а потом выслушивать грязные вопросы любопытных: «Аренский, ты что, напился? Или как? Мда, плохо тебе без женщин»… Вот за такое не раз Олежа месил морду многим. Кому какое дело что там в палатке творится?!

«Гвелд, что же тебя держит здесь? – Станислав помог другу встать. – Ради чего ты сюда приехал»?

«Я ради любви сюда приехал. Не больше и не меньше». – еле выжал из себя тот.

«Да? Тебя попросила возлюбленная? Которая живет в другом городе»?

«Нет. Все очень сложно. Моя невеста была простой крестьянкой, и умерла она в самом начале девятнадцатого века. Покончила с собой. Я просто хочу вновь ее встретить. В двадцать первом веке, в Братске, на Ангаре, на Братской ГЭС, в дыму и в Аду, в мире бетонных домов… Где будет вечная война Добра и Зла… Где… – он вновь прокашлялся. – Но неизвестно в каком году. Мне было сделано предсказание. Я не могу жить без моей Анастасии… Без моей Настеньки… Вот почему я здесь. Да, сейчас я выгляжу не так, как раньше, в русских народных одеждах, вместо них печать боли на лике и синяя рубашка»…

«Вот это да! Теперь это… теперь ясно, почему все девушки на стройке уродливы для тебя. Да ты влюблен, уже двести лет почти… Это ж как надо любить, чтобы все бросить и рвануть сюда!? А погибшая, самоубийца, была красива»?

«Не то слово… Мы до одури любили друг – друга. Но крепостное право не дало нам быть счастливыми… Девушка покончила с собой, ночью. На озере, где мы и познакомились – она купалась, а я просто оказался рядом и спас. Тонула девица».

«О… Ах… А вот что ты будешь делать, если девушка тебя не узнает или не вернется? Или ты не узнаешь»?

«Я узнаю ее. За миг. Тело будет идентично… проще говоря, это будет та же девушка в том же теле. Она сохранит прежний облик».

«Вот это любовь! Парень бросает все и едет в непролазную глушь на стройку ради личного счастья, вырванного насильно! Я знаю, что во времена крепостного права девушку могли просто отдать, продать, убить, подарить, содержать как животное и насиловать когда захочется! Дикость! Я понимаю, брат, что девушку, может, купили, а она в петлю или в омут, как у тебя… Страшно это все»…

«Что случилось, уже не исправить. Меня утешает лишь факт воссоединения. Эта долина после стройки БРАЗА наполнится ядом, и мы будем вместе… Не в Раю расцветет наша любовь, а в Аду. Так было сказано ведьмой… А строителям будет лихо при этом»…

«Ты это уже говорил, брат Светлый. Любовь, пережившая века – это здорово! Кстати, а что случится, если у той, возрожденной, будет парень? Несвободна она, и все? Вот встретитесь, а тут такое»?

Олег одновременно и серьезно, и с усмешкой поглядел на Станислава.

«Этого не будет. Она сама потянется ко мне. К тому же парень может ее и кинуть перед нашей встречей. Они расстанутся. Но сейчас не в том вопрос. И вообще, Стас, хватит мне постоянно трещать о девушках! Достало меня это твое половое нытье! Сейчас тобой движет в плане девушек ясно что. Я же вижу! И потому презираю такой подход. Наш разговор об этом закрыт. Не показывай при мне, пожалуйста, свою юношескую дурь, когда сперма из ушей хлещет! Поскольку я в своей юности в кельтском племени этого до рвоты нажрался! Физиология блокирует мозг. Вот оттого и хочется насиловать! А там насиловать – то нечего! Тьфу… я как увидел целых два эшелона этих… чуть не проблевался! И свою ныне погибшую Настю я не просто так полюбил, а за богатый внутренний мир. Я гляжу на душу, а не на внешность. За реакцию на обертку отвечает сам знаешь что. ХВАТИТ».

«Понятно. Но я не об этом хотел поговорить».

«Если реагирует на каждую, то здесь есть плюс и громадный минус. Плюс – ты в постели хоть что – то сможешь сделать, а минус – ты не разбираешься, кто рядом есть. Красивая – еще не значит хорошая. Чем ниже самооценка, тем больше девица тупее и она будет из кожи лезть, лишь бы быть с кем – то. Но нам сейчас надо думать о последствиях стройки, Станислав. А не радоваться чужому горю. А девицы – доски досками, как матрешки! Я и не пошел, поскольку… А потом начался трах – бабах… Ты глянь – кострища вокруг… Далеко за горизонтом горит ИСТОРИЯ!!! А избы ЖИВЫЕ В АГОНИИ… КАК ТАК МОЖНО БЕЗАЛАБЕРНО И НАПЛЕВАТЕЛЬСКИ ОТНОСИТЬСЯ К ИСТОРИИ»?!

Дома по – прежнему пылали страшным, алым, пронзающим огнем… Весь Старый Братск стал огненным морем, и гигантская стена дыма заволокла небо. Это был триумф строителей – сожгли старое, и теперь все будет новое! Поджигатели делали свою работу – подходили к каждому дому с горящими головешками, лили бензин на бревна… И все… Нету ничего. Огонь лизал, как карамель, дерево, и оно горело, плача смолой и душой, умирая… Унося на будущее дно все то, что было в нем четыреста лет… Некоторые поджигатели забирались на крыши и ведрами добавляли бензина на горящие дома, чтобы быстро все закончилось. Стеной горели улицы Старого Братска, стена огня сияла в водах Ангары… Ад пришел… Корм для Зла… Насилие… А потом по месту казни Старого Братска прокатились бульдозеры… Казненные дома превратились в кучи… И Олег Аренский не мог сдержать слез, видя весь этот кошмар… Ему самому хотелось пустить под бульдозер тех, кто посмел прикоснуться к старине.

НО нет, остались те неравнодушные, кто пощадил несколько улиц прошлого. Гораздо позже, много лет спустя, Олег очень часто ездил в Ангарскую деревню – музей под открытым небом, и подолгу гулял там, плача, сидел на качелях, дышал чистым воздухом, а то и нежно гладил избы… прямо как женщину в постели: нежно и аккуратно, будто они вот – вот развалятся – «Вы мои хорошие, живые, сколько же вас во время очистки зоны затопления погибло незаслуженно… Нелюди убили вас… Живите, домики, не рассыпайтесь! Я люблю вас»… Гвелд был очень благодарен тем, кто вывез эти дома, поновее, из опасного региона, увидь он спасителей – в ноги бы упал!

И был один такой человек в окружении Гвелда – сотрудник Ангарской деревни – СЕМЕНОВ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ, добрейшей души человек, который мог часами рассказывать про историю Братска, Ангарского края, про эвенков, про религию… Он правда все это обожал, детей тоже, и безответно любил одну женщину… Гвелд встретил Владимира в музее напротив стадиона, да, был музейчик возле улицы Кирова в Братске, и они стали общаться. Молодой человек разделял точку зрения Гвелда. Из Владимира мог бы получиться великолепный Светлый Иной. Что бы он в таком случае рассказывал другим поколениям? Вдобавок Владимиру крепко не повезло в личной жизни. От горя и безнадеги он часто заливал душу алкоголем, и в эти моменты становился похожим на настоящего зверя. Гвелд – Олег иногда по дружбе приходил к нему домой, друзья резались в карты, просто веселились.

Владимир сетовал, глядя на Олега:

«Красивый ты, Аренский, женился бы хоть! Не то, что я! Хоть я и историк, но обделен женским вниманием. Я еще со студенческой скамьи очень люблю одну женщину, только вот она не желает выходить за меня замуж, поскольку я очень ревнивый».

Олег покачал головой и улыбнулся:

«Владимир, мне плевать, красив я или нет, так же, как ты, я очень давно люблю одну девушку. Но жестокие люди помешали нашему счастью. Мне плевать, кто там пялится на мою шевелюру, советские девки – просто крашеный забор. Вечно чего – то хотят и очень эгоистичны. Презираю таких. Понимаешь»?

«Олежа, друг, не все они твари, есть и хорошие. Только, наверное, прячутся от современности. Настоящая у тебя любовь, парень, если на других глядеть не можешь. У меня тоже».

«Вова, если бы та студентка любила тебя, то не выбрала бы другого и не вела б себя как стерва. – Аренский оглядел взглядом огромную кучу окурков от папирос в тарелке Семенова и еще раз – бардак в квартире. Ему по – своему нравилось все это – пыль, исторические заметки, вырезки из газет… Свое все – таки… – Я хоть и молод, но многое знаю и понимаю. Не люблю веселых и безбашенных. Бесят».

«Ты хороший парень, Олег. Кстати, я люблю рисовать шаржи на себя, стихи пишу. И играю на гитаре, куря папиросу. Хоть как – то стараюсь себя занять, когда хандра любовная наползает. А давай спою? А»?

Вова Семенов принес гитару и сыграл пару веселых песенок. Олегу очень понравилось и он в ответ спел свое. Потом мужчина достал запыленную папку с рисунками, и Гвелд долго их разглядывал. Историк был очень доволен. Также он показал начерченные на кальке генеалогии знатных родов, кельт был поражен терпению и смекалке доброго человека. А потом как во сне спросил:

«Владимир, а у вас есть дети»?

Тот сразу оживился:

«Я их очень люблю! Есть у меня дочь, очень добрая девочка восьми лет, Нюшей называю. С пеленок обожаю это чудо, это та студентка родила, после развода с мужем. Я решил помочь воспитать кроху. Покупаю ей книжки, конфеты, зимой ходим на снежную горку в городок и катаемся. Такая симпатяга! Сам бы воспитал, если бы была моя воля»!

«А что там не так? Мать не занимается? Обижают»? – насторожился Гвелд, поскольку очень давно и сам был отцом много раз.

«Это не то слово, что не воспитает. Семья живет через двор. Мама пытается найти свой идеал и совершенно игнорирует дочь, а та страдает. Каждый раз приходится приходить и разбираться. Плюс дома у них жизнь не сахар – дед Афанасьич пьет каждый день, а бабушка его буквально на себе таскает уже много лет. В доме нет радости и гостей, разве что я. Единственное, приходить приходится вечером, когда все стихает. Сидим в маленькой кухне, едим тортик и салаты, что бабушке не нравится: считает каждую котлету, мне лично противно. А девочка просто сияет, когда я появляюсь на пороге, и сие сияние есть счастье. Я всем говорю, что Нюша – моя доченька, она очень тянется к моей любви, к ласке. Детям это очень нужно. Особенно девочкам. Вдобавок в школе над крохой издеваются, бьют. Она уже драться умеет, а я ее забираю из школы и утешаю. Симпатяга! Забрал бы с собой, да кто даст? Никто. Вот и приходится так выворачиваться». – Владимир Семенов говорил спокойно, но подавленно. Гвелд отлично понял его.

«Вдобавок, друг, бабушка каждый вечер, когда я не могу Нюшу забрать из школы, сама за девочкой заходит, и каждый вечер уроками доводит до истерики, бедную, и своими криками! Ну такая она, бабушка. Ребенок плачет целый день, шорохов боится! У нее же психика полетит! Бабуля этого не понимает и вдобавок бьет ее! Представляешь?! По голове, по спине, по шее»!!!

«Какой ужас! Она же еще дитя»!!! – ужаснулся кельт.

«У бабушки ума нет понять, что двойки в школе – это не значит плохо. Вот так женщина битьем по вечерам заставляет внучку учиться. Хотя видно: нельзя так, дитя бить – грех»!

«Да я бы сам ее за такое… Дура она и есть дура! Кстати, а у тебя есть фотография девочки»?

Владимир тут же достал из шкафа фотоальбом и вытащил оттуда небольшую фотографию, девять на девять. На ней были сам Владимир, восковая фигура Горбачева, и маленькая, улыбающаяся девочка в розовой кофточке, алым бантом на затылке, громадными серыми глазами, и несколько зажатой улыбкой. Видно было – кроха стесняется и зажимается. Владимир стоял сзади, положив Нюше руку на плечо. Кельт поглядел пару секунд на фото и замер, пораженный.

Он очень долго рассматривал ребенка, сильно узнавая что – то, да, что – то в ней было очень знакомое, доброе и родное. Особенно Энрике поразили глаза. Мысленно представляя, как будет выглядеть девочка лет через десять, он таращился все больше и больше, ошарашенный.

«Олег, что с тобой»? – насторожился Владимир. А тот, не отрывая взгляд от фотографии, загадочно произнес:

«Она Волшебница… Красавица… Это что, та самая девочка семилетняя, когда я один раз мимо тебя прошел? Помнишь? В 1992 году? В мороз»?

«Да… Мне понравился ее костюм бабочки на Елке. Мохнатая спинка с крылышками… Сам сделал»!

«Очень горько, что Нюша растет в семье, где дед – алкоголик и где бабушка может махать кулаками, а мать не замечает… Страшно верить! Это битье добром не кончится – ребенок может стать в будущем киллером, и начнет мстить за унижения. Родители сами не понимают, ЧТО творят».

А сам подумал: «У девочки мощная аура Иной, но пока скрыта, и это вижу только я. Она уже не по годам взрослая. Магический потенциал высокий. Лет через десять Нюша должна стать Волшебницей немыслимой мощи, только вот что она будет с этой Силой делать? Все признаки налицо».

«Киллером? Очень бы не хотелось… Я же очень люблю ее!!! Короче, Олег, лет через десять я ее за тебя сосватаю! Красавица вырастет! Хотя… тебе уже много будет… Тридцать».

«Владимир, я в 18 лет попал в страшную автокатастрофу, где бы никто не выжил! После этого напрочь перестал стареть. Я не состарюсь». – соврал Олег Аренский.

«Это интересно. Ничего, я вас познакомлю, может, что выйдет»…

«К этому времени все может измениться, друг. – спокойно сказал Иной. – Давай лучше чая выпьем… А фотография – прелесть! Только вот что – то голова болит»…

ОТКУДА мог знать Гвелд, КТО был изображен на фото?! Он почувствовал, как его сердце забилось слишком бешено, но успокоилось. Эта девочка в розовой кофточке в будущем превратится в Великую Волшебницу по имени Тильсирвэ, киллера Светлых, и вычистит с Энрике город от Темных, и Гвелд будет с ней вместе как начальник, и как суженый… Они будут любить друг – друга… А сейчас, в девяностых, девочка эта просто забитый ребенок… что позже и толкнет ее на Иной путь…

– 15-

На улице Рябикова в три часа дня было сравнительно тихо. Компания деградированных гопников сидела на траве возле Школы Искусств №3, и, матерясь, поносила неформалов. Один из них, бритый Темный Иной, усиленно рылся в карманах брюк и куртки в поисках мелочи на пиво. Грязная одежда пахла табаком за версту, возле колен брюки были рваными. Плюс этот малолетний гопник толком сам не помнил, когда мылся в последний раз. Ему всегда все по фигу. Пачка презиков в куртке прибавляла уверенность в себе и своей «неотразимости». Еще бы, пятнадцать лет – золотой возраст! Вот сейчас смесь пива с какой – то дрянью бы смешать – и пойти по девицам! Вставил – вынул, и все дела! Никаких обязательств, никакой любви – вечный кайф! Драйв!

Ни у кого из пятерых гопарей денег не было, и они решили настрелять денег у прохожих. Огляделись, почесали затылки. Скудно… с пожилых брать нечего – итак маленькая пенсия, у женщин среднего возраста тоже не надо – идут уставшие, со своими проблемами: отошьют так, что любая дипра свалит! Девчонки? Да они сами с пивом в руках, и то часто с парнями. Хотя, если было бы что, кроме секса, предложить, наверняка разрешат отхлебнуть глоток. А бухать хотелось уже часа три, и делать было нечего.

Наконец, бритый пошел подыскивать жертву. И нашел минут через двадцать у ближайшей остановки. Красивый парень, в черном пальто, в шляпе, настоящий интеллигент, высокий сердцеед… У такого наверное денег куры не клюют, но, приглядевшись получше, гопник исполнился ненавистью: незнакомец носил длинные золотые волосы, на руке был неформальный напульсник. Неформал. А раз неформал, то значит сволочь и враг, и его надо срочно прогнать, или просто отпинать как следует. Скрежеща зубами, подросток размашистым шагом подошел ближе и грубо крикнул: