bannerbanner
Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени»
Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени»

Полная версия

Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени»

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
10 из 10

– 20 —


Как – то раз, у каких – то крестьян, Василий угощался щами, свининой и солянкой, когда его взор вновь пробежал по столу, на котором была шикарная скатерть. Сотканная заботливыми руками и дивно расшитая, – птицы, звери, яблоки, и голова девичья… До прекрасного изделия было страшно дотронуться, не говоря уже о том, чтобы не залить супом. В избе в красном углу стояла икона с лампадкой, приятно смешивался запах дров и ладана. Черно – белого окраса кошка мягкими лапками ступала по дубовому полу, и словно хотела показать Иному всю свою кошачью женственность, без слов конечно. Умные, большие, раскосые глаза животного были подведены двумя полосами. «Идеален и дивен кошачий облик»… – и сразу вспомнились русские сказки и былины. Больше всего Гвелда удивило, что в большинстве сказаний фигурировал постоянно Иван. Почему только он? Что за имя? От слова Ива? Или потому, что Ива серебристая, потому и побеждает этот отрок Змея – Горыныча? А проще дракона. А где горы сами, откуда появляется Дракон? Почему Змей выходит охотиться вечером? Горы на седом Урале? Этого Гвелд так и не смог понять.

Он назвал себя Василием, чтобы никто не цеплялся. А может из – за глаз своих и названия цветка полевого? Глаза голубые, чуть ли не синие, словно озера Скандинавии… в кои можно влюбиться до беспамятства. В золото волос – и подавно. Вася нежно глядел на кошку, и та сразу запрыгнула к нему на колени. Замурчала. Юноша нежно почесал ее за ушами и представил вместо нее у себя на коленях девушку. Он гладил кошку и задумчиво глядел в окно, где вновь выла вьюга, и сквозь вихри снега бледным пятном просматривался лунный диск. Душой Василий был похож на сокола, на орла в небе одеянием, и сердце его было подобно чайке над волнами. Также иностранца изумило, что в русских деревнях вообще нет портретов, не то что за границей. Гигантская страна, а такого развития, как в Европе, почти нет, по крайней мере, не видел еще. Лишь в Москве и Петербурге сходство душу греет. А так… что есть деревня, что нет ее – лишь чистая Природа помогает адаптироваться и усвоиться. Когда «Василий» двести лет прожил в Китае, там было на что поглядеть и чему поучиться.

Мудрость во взгляде воинов, кроткость черноволосых девушек, и нет такого выпендрежа, как в России. И даже музыка полна какой – то магии, и изяществом Силой Природы, и много еще чем… Там можно часами сидеть на берегу озера в кимоно и размышлять о Вечности, слышать голоса Богов и ветра. Да и одеяния китайцев излучают интересные мысли – там каждый вышитый цветок имеет свой особенный смысл. Каждый стежок на кимоно – целая философия. Потому такие одеяния приятно носить, чувствуя, что это часть тебя. Не нравилось там Гвелду то, что женщины там были почти бесправны, да и ходить почти не могли – им с семи лет туго бинтовали ножки. Золотоволосый кельт не вызывал шока у китайцев, поскольку те понимали – хоть и европеец, но себя не выпячивает. Жил вечно молодой мужчина себе да жил, никому не мешая и постепенно совершенствуя свои навыки владения оружием у монахов Шаолиня. Не плакал, не ныл, терпел, как настоящий мужчина, и в итоге за два века стал таким мастером, что любой бы позавидовал. Последний учитель Энрике, Лэ Хань, выковал парню талисман – катану, и Гвелд носил ее с собой, не расставаясь. Но настал момент, когда Китай пришлось покинуть навсегда и перебраться окольными путями в Российскую Империю.

Он привык ко всему утонченному и поначалу от Империи шарахнулся. Шарахнулся и от вида самих русских женщин в деревнях. Некоторые в прямом смысле кидались на шею на остановках и лезли целоваться. Имя Василий по – скандинавски прозвучало бы Василевс. Отщипнув от пирога, поднесенного на рушнике, кусочек, и лизнув соли с мизинца, маг внушил мысленно визгуньям – девкам, что мол женат уже, и от него отстали. После он высказал слуге Ивану, крестьянину, свой гнев и все, что думал о девицах – прелюбодейках. Возмущался Энрике долго. И диалог был примерно такого содержания:

«Да неужели вся Империя кишит такими»?!

«Нет, Васька, это просто вековые обычаи создали такую загадочную русскую душу, все бабы в усадьбах и деревнях такие, как ребятишек начинают плодить… Нарождается много душ, двенадцать – семнадцать. Дети – это радость здесь, работнички – парнишечки матушке с батюшкой помогают»…

«Не считаю я благом рожать почти каждый год, сам знаю, что тело изнашивается и старится раньше времени, да половина младенцев помирает во младенчестве, Иван. Да и родами мрут женщины, что это за жизнь? Это же не курица – птица, коя несет яйца, женщину не зарубишь топором на суп, она же живая, свобода нужна девице! Тогда и краса будет полезна и не вульгарна, Ваня»!

«Никак не понимаешь ты, Вася, – женская любовь также коварна, как и хитрость. С виду баба или девка может быть добра, а вот как сядет на шею, словно лошадиный хомут, – тогда все… Вот оттого и прозвали их всех ведьмами, Васька… от глаз горящих, словно в печи угли… Суров ты, барин… Где мы ни проезжали – всем отказ даешь, не хочешь жену выбрать! Посмотрим, что будешь в Петербурге делать перед белыми и худыми, как мрамор, барышнями».

«Меня везде ведьмы боялись, Иван. Сам не знаю отчего. Да, есть во мне что – то отталкивающее. Здесь они живут на самых окраинах деревень, ворожат по картам, старым колдовским книгам… Иногда я встречал целые деревни колдунов и всегда старался их не обижать. Девки в Империи слишком вертлявы и ветрены, как я заметил. Для меня здесь любви НЕТ. Ежели и выберу да полюблю, то лишь такую, коя будет бледна лицом и скромна. ДА ТОЛЬКО ГДЕ ТАКУЮ НАЙДЕШЬ»?!

Иван посмеялся над мнением хозяина насчет девушек, выпил стопку водки, вытер усы и бороду и весело глянул на юношу, который спиртного даже и в рот не брал за вечер, и не жевал табак. Русский мужик дивился – «Дивен облик души твоей, Васька, а власы словно из солнца сделаны! Даже у наших парнишечек нет таких! Зря ты не желаешь пустить эту красу свою, свой лик, себе на пользу. Ох, девки будут ради тебя поля обегать нагими, только бы на сеновале с тобой оказаться! Ох, Васька! Пропадешь же со своей суровостью! Хороши наши девки, только ты этого не понимаешь… Куда денешься, влюбишься и женишься, детишки все будут золотовласыми и голубоглазыми»!

«А ну – ка брось это! Не смей так думать! – отрезал Вася довольно резко. – Не нужно ради моего облика решать мимо меня о женитьбе и детках! Мне все равно, КТО или ЧТО в меня влюбится! Я одинокий волк, и этим ВСЕ сказано. Мои предпочтения СОВСЕМ другие, не суди по себе и не судим будешь. Ты не думай – я наделен способностью читать мысли окружающих, и довольно»!

Иван испугался и решил перевести разговор на другую тему.

«Ты еще не ведаешь русские пляски, культуру и историю… Девки – это ладно, но жить придется так, как заведено в народе! Не гневайся».

Гвелд озирался.


Красота северного края была никак не похожа на все, что он видел раньше. Даже в Норвегии и Финляндии природа была другой – кругом витал дух предков – саксов, викингов, норманнов, и прочих древних народов, то же самое и в Венгрии, и Румынии… Но Россия была непонятная страна. Отличия были и в песнях. Манеры также удивляли. Удивило и то, что вера православная. А кухня поражала воображение. Но страхи русских казались Энрике дикими, удивился и тому, что мужики в основном бороду носят, хотя молодые парни оказались очень даже ничего. Девицы как правило грамоте не обучались, они занимались рождением детей и домашним хозяйством. Но ведь вечно это не могло продолжаться!


Прошло несколько недель. Василий стоял на дороге и дышал свежим зимним воздухом, ароматом снега, глядя в степь, где возле леса была деревня. Весь день там и возле народ веселился, ел и пил, плясал… Наконец, оттуда двинулся свадебный поезд. Песни, игра на дудках, балалайках, пир на весь мир… Визги и костры… Свадьба. Как без нее? Значит, у кого – то приданое появилось. Василий мысленно пытался осознать и привыкнуть к обычаям новой страны… зажатой в клещи крепостным правом…


И вот, после всего этого Вася откушал щей и положил ложку в горшочек. Подозвал к себе сенную девку и спросил ее:

«Красавица – девица, изволь спросить: давно ли на Руси свирепствует крепостное право? Почему же вами управляют, как вздумается, и не считают за людей»?

Девушка низко поклонилась и молвила, от страха пряча глаза:

«На Руси – матушке это давно. Мы все не имеем права ослушаться барина, хотя многие бегут в казаки. Барин может нас продавать, дарить, убить, отправить учиться на себя, и не только. Мы, души, отдаем ему часть скота, урожая, хлеба… Или запорет ослушника до смерти, если поймает, или розгами по пяткам».

Ужаснулся Гвелд и опустил кошку на пол. Такого беспредела он явно не ожидал. Он был ошарашен, что человека можно просто так продать… КАК СКОТИНУ?! Вот именно. Крестьяне, выходит, были низшим классом, это так, вещи в обиходе, но живые. Юноша со страхом озирался, слушая весь расклад, думая, что и его теперь можно будет так продать или убить, но быстро успокоился, зная, что сможет кому угодно голову заморочить магией. Но вот как можно торговать девушками, детьми, парнями?! Мальчика можно было отдать в лакеи, в повара, парикмахера, конюха… девушку в балерину… А после просто либо «выбросить», либо запороть. Девушка заплакала, после продолжила:

«Двести девок наш барин купил, как прислуг за своим поместьем. Увели, увезли – и все, исчезли. Ни замужества, ни подруг, ни деток»…

«Это невозможно! Человеком нельзя торговать как рабом»!

«А ты сам разве не слышал об этом? Русский ведь»!

Гвелд понял, что пора спасать положение. И он принялся врать довольно убедительно:

«Я недавно ехал через поле, кони понесли, я упал на дорогу и сильно ушибся, и теперь иногда забываю, что мы крепостные. Я бывал во многих странах, и здесь избы по сравнению с тем, что повидал, похожи на пряник печатный. Живые дома. Где много ребятишек. Не бойся, не тронет тебя барин. Иди».


– 21-


…Сорокоградусный мороз вихрем влетел в зеленые палатки рождающегося города. Люди пока что спали. Олег Аренский удивлялся, как долго же стоят палатки в лесу, где мошки море, жара и холод, климат… Людям нравилась таежная советская романтика. Знал Олег, что приезжали художники, писатели, певцы, поэты и прочие в Старый Братск, который когда – то принял приезжих как своих. Были и детский сад, и школа, и магазины… Красивый был город, дышащий древностью… БЫЛ. Косицы девушек в палатках от мороза превращались в лед, примерзая к брезенту или еще чему – то… Уже раздавался визг бензопил, кто – то пытался пилить мерзлые деревья, и этот визг резал по сердцу. Кто – то вылез тоже и пытался разжечь костер. Люди хотели хоть как – то в мороз разнообразить жизнь в тайге.

Кроме этого, на всесоюзной стройке что – то не заладилось. Молодежь стала более агрессивной, некоторые зачастили в лес выбираться и в итоге пропадали на несколько дней. И лишь Аренский понимал – Темные держат слово. Заслали своих. С последней надеждой отвоевать свою землю, которая уйдет под воду НАВСЕГДА…

Нет, еще не перекрыли Ангару совсем, но было очень больно и горько от следующего факта – ложе Водохранилища в некоторых местах было усыпано спиленной древесиной, но для таких нужд построили БратскЛЕС. Не помогло, множество деревьев остались гнить… ПОЧЕМУ?! ЗАЧЕМ?! Сказало начальство – пусть, значит пусть, пропадает! Убирать некому. Одинокие печи старинных погибших изб, словно скелеты, обнаруженные в стенах старых замков, плакали и истошно вопили в Сумраке. Черная энергия пепелищ расползалась по некогда благодатному краю, орошенному слезами местного населения, где больше никогда трава не вырастет, где никогда не будут выращивать хлеб… И опустевшая железная дорога тоже никогда больше не будет носить на себе поезда, ее бросали… как и аэропорт в Старом Братске, и Николаевский Завод, и много еще чего ушло впоследствии под воду.

И только в далеком будущем, полуразрушенная и совершенно заросшая железная дорога возле ЛПК, Братской городской свалки, и много еще где, она останется напоминанием о пятидесятых – шестидесятых годах, и геологи – энтузиасты будут на велосипедах искать ее… Грубо обтесанная, оскверненная, изуродованная, она еще сохранит свои свойства в Ином Мире – начнет слышать желания и исполнять их. И встанет Стена Света в Сумраке по одну сторону насыпей, защищая неоскверненную, оставшуюся былую красу края от чудовищного смога Химауры… По другую сторону останется Тьма. И пока эти рельсы существуют, ничто не будет угрожать фауне на тех границах. Но те участки ЖД, кои утонут, станут Адом в будущем для мертвых Темных Иных… и Смерть понесут на себе, в неизвестность, как людей поезда…

Светлые слезы переселенцев хранит земля Братская, смешанные с пеплом былой истории, осиянные оскверненным огнем пожарищ, и лица детей, испуганные, встретившиеся лоб в лоб с нашествием вод… И будут среди братчан, и не только, те, кто осудит Великую Стройку, и Светлы станут их деяния и творения пера. Снимут фильмы о жестокости выселения местных, о тех несчастных, кто остался навеки на старых местах.

Не сможет плотина Братская ГЭС победить разум и любовь к Родине, но не слышится молодежи шепот Смерти, деградации, наркомании, мутациях и пьянства. А слышатся вопли младенцев, стоны, шум леса, который знает о своей скорой кончине. Он медленно умирает от молодежного энтузиазма, но пока никто этого не видит в упор. И стоит Палаточный Братск как ни в чем ни бывало, словно личинка – гусеница на листке лопуха, а потом она превратится в куколку, только вот что вылезет оттуда – лучше не знать… Пока это просто личинки на лопухе. Пока его не объедят окончательно. А гусеницы перелезут на другое место. Расширяя свою территорию, аккуратно, понемногу… пока их не отравят, только вот насекомые стойки к ядам… Словно наркоманы.

Снег запорошил палатки города Братска, коих скоро не станет и в помине, потому что неподалеку строится новый город, из бетона и железных прутьев. Но нет – скоро все цветы на сопках ближайших и возле города будут сорваны парочками, целующимися на фоне громадного «волшебного моста», где по одну сторону встанет прошлое, а по другую – будущее. С вертолета ужаснет количество воды в Водохранилище, легким отражением засияют в ней поребрики Братской ГЭС в оскверненной ангарской воде, а дальше, внизу… кровь Ангариды, лес… Турбины и зеленая, словно шампанское, вода… Кажется, вот – вот ударит в нос запах напитка… Все – таки очень хрупкая конструкция – Братская ГЭС, связь Зла и Добра, только надо выбрать, на какую сторону встать. В Сумраке она окутана черным небом, без Луны и звезд, смертельно опасным и невидимым… И сама плотина до невозможности напоминает гробницу. Почему – неизвестно.

И где – то далеко мальчуган лет трех гоняет в футбол по полю… Полю Нового Мира… Добрый и любознательный. Дома мама печет пироги и душистый хлеб. Последний аромат прошлого.


Сорокоградусная стужа прочищала легкие и рассудок, на щеках появился румянец. Свежайший снег казался сахарным, слегка минерального вкуса, и запах говорил, что не все потеряно. Ангару сковал чистейший ледяной панцирь, но и это не могло остановить строителей. Ясные сине – голубые глаза глядели в небесную бесконечность, а золотые, цвета спелых колосьев, волосы привыкали к низкой температуре. Даже плюнуть на снег Олегу было страшно, не говоря уже об остальном. Белый туман холода замораживал плевок на лету, да и стакан воды или чая после пяти минут на таком минусе также промерзал насквозь. Олег глядел в небо, и где – то высоко – высоко плыл самолетик, оставляя после себя две полосы. А нереально красивые шапки снега на соснах и елях были похожи на взбитые сливки. Черными углями вороны садились на всю эту сибирскую красоту, когда теплело, и прыгали по сугробам, не проваливаясь. Еще где – то далеко росли пушистые красавцы кедры, Аренскому удалось поглядеть на них, и невольно он сравнил кедр с собой. Непонятно, как это почувствовал. Больше всего строителя поразили огромные шишки. Красивые и смолистые, они казались живыми жуками в руке, Олег никогда раньше таких не видел… И каждый раз, когда приходилось держать в руках это чудо природы, кельту казалось – не шишка это. Насекомое. Жук, который вот – вот раскроет свои огромные крылья и взлетит в небо, в мороз.

Запах мерзлых сосен плыл в голове, как мед, кружево холода помогало прийти в себя от затяжной депрессии, безысходности… Недалеко бульдозер сгребал в кучу спиленные на днях деревья и отвозил в сторону. И очень скоро здесь вырастет другой лес – из ЛЭПин и проводов, и не будет жизни в нем…


Палатки явно промерзли, вернее, тепло в них мало задерживалось. Молодежь чтобы согреться пила водку, ела надоевшую давно камбалу, поскольку в разнообразии еды мало что было. Вдобавок иногда даже одежду гладить нечем было. И очень скоро в такой же мороз какая – нибудь девушка будет белыми от холода пальчиками прикручивать проволоку к столбам и ЛЭП, рискуя жизнью. Она многие километры будет ползти на коленях, по сугробам, по трассе, чтобы просто прикрутить эту проволоку, выполняя задание!!! Хоть восемнадцать, хоть двадцать будет ей, – неважно: пойдет, как завороженная, надеясь на светлое будущее… А тем временем в мороз строители творили свою ювелирную работу – сваривали сталь, паяли, бетонировали… Прокладывали громадные трубы в тело ГЭС, по которым вниз пойдет вода, трубы, в кои поместится поезд метро. Ни о чем не думая, не зная, что уже повисла над их головами молодая Химаура… Ждущая окончательного затопления ложа Водохранилища.

Она сияла в Сумраке над снежным покровом как черное стекло со множеством граней, накрыв территорию на много километров… Юное Зло наблюдало, выжидало, ему было очень интересно, когда наконец построят БРАЗ, БЛПК, ЛПК, и тогда еда для чудовищного заряда негатива будет поставляться постоянно.


Олег Аренский лежал на белом снегу и с наслаждением дышал морозом. Он НЕ МОГ СЕБЕ НИЧЕГО ОТМОРОЗИТЬ, ПОСКОЛЬКУ УМЕЛ КОНТРОЛИРОВАТЬ ТЕПЛООБМЕН В СВОЕМ ТЕЛЕ… Собачья шапка – ушанка коричневого цвета очень шла его образу, особенно под шевелюру. Активированный энергощит сиял в Сумраке снежинками, падающими с неба, стреляя Силой в молодое Зло и эти молнии разлетались в пространстве северным сиянием. Полузакрытыми глазами Аренский наблюдал за этим зрелищем, невольно вспоминая неземной секс с Ангаридой и страшную боль при этом. Да, это было шикарно, здорово, даже страшно… Интересно, где богиня сейчас? Как выглядит? Он при этих мыслях почувствовал, как разгоняется его либидо в виде огненной неги, как белые струи обжигают кожу, а дальше – разряд блаженства со стиснутыми зубами… Сглотнув слюну, Аренский перетерпел, продолжая наслаждаться мыслями и ощущениями, зная и понимая, что это всего лишь физиологическая реакция, и в этом нет ничего страшного. Хрусталем проваливалась слюна в горло, по телу растекалось живительное тепло, тело просто выплескивало излишки энергии и гормонов, вот и все… Нет ничего постыдного. Здесь, наверное, у многих так. Хотя абсолютно плевать. На всех плевать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
10 из 10