Планета Афон. Крестный Ход

А что? Подарили бы ему какую-нибудь Молдавию или, на худой конец, Приднестровье. И от Крыма он бы не отказался. Это он только с голодухи был злой на нынешнюю власть…

Меж тем, наше путешествие приближалось к удачному завершению. Поезд благополучно преодолел Перекопский перешеек и отстукивал вёрсты по направлению к станции Джанкой.

Оттуда составы отправляются на просторы Тавриды по трём направлениям. Нам предстояло осваивать восточное, где на мысе самой что ни на есть доброй надежды раскинулся по берегу пролива древнейший на полуострове город-герой Керчь, когда-то очень давно именовавшийся Пантикапеем.

Ваш Покорный Слуга отнюдь не оговорился, назвав мыс таким макаром. Вот уже более полувека крымчане зачарованно взирают на противоположный – российский – берег и ждут не дождутся, когда воссоединятся с ним в единую державу. В эпоху волюнтаризма, как советский народ окрестил годы правления дорогого Н.С.Хрущёва, Таврия перешла под власть жёвто-блакитного прапора, и до сих пор мается под этим игом…

Мои размышления нарушил розовощёкий, гарно сбитый хлопец, явно бывший кавалерист. Не скажу, что ноги у него кривые, но морда точно лошадиная. С малороссийским акцентом, к тому же путая числительные, холопчик предлагал обменять российскую валюту на україньску. Поинтересовавшись обменным курсом, Семёныч не стал прерывать трапезу, а мне до зѣла захотелось лошадиную морду превратить в бульдожью.

Но всплыли в памяти пророческие слова отче Серафима, Саровского чудотворца: «Стяжай дух мiрен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Поэтому лишь проводил незалэжного финансиста фиксатой улыбкой, от которой, порой и лошади шарахались. А уж лошадиное личико, что просит кирпичика, покинуло наш отсек быстрее, чем перепуганный конь горящую конюшню.

Коню понятно, что одним хлопчиком дело не ограничится. Похоже, за время незалэжности Мелитополь стал в один ряд с Wall-стритом, Piccadilli & другими крупнейшими финансовыми центрами планеты Земля. Переместив вектор на европейскую интеграцию, вiльна Україна уже не заинтересована в промышленном производстве, аще убо западные «други» не спешат приобретать продукцию Незалэжной ввиду отставания её от мiровых стандартов примерно так на полвека. А жрать-то хочется!

Причём от горiлки з салом молодёжь уже воротит нос, им подай ананасов с рябчиками и артишоков с анчоусами. На заводе таких грошiв не зробiть, вот и подались гарнi хлопцi в финансисты, а гарнi дiвчины в притоны всея планеты Земля.

Как в воду глядел! Не прошло и десяти хвылын, яко слiдом за лошадиной, нарисовалась в нашем отсеке миловидная мордочка хомячка. Курс обмена был прежний, но «хомячок» уже не хамил, готов был скинуть несколько копеек, но не более того.

Видимо, ему тоже претил сам факт работы у станка, а вкушать хотелось тоже не поляницу, а супчик из акульих плавников.

Третьим по счёту был уже ярко выраженный запорожский казачишка, вот только хохолок на макушке был сбрит вместе со всей остальной шевелюрой. Сдаётся мне, что холопчiк смог бы заработать гораздо больше, если бы пускал своей лысиной солнечные зайчики, но до этого его слишком витиеватые извилины не дотумкали.

Безнадёжно поуговаривав некую пожилую дамочку поиметь карбованцiв, «колобок» покатился за удачей в соседний вагон.

Покой нам только снится! Хотя на незалэжной залiзнице толком не поспишь, но, тем не менее, усталость своё берёт.

Следом за финансистами вагон начали атаковать продавщицы ширпотреба. Кто поспел обменять свои деревянные на гривны, начали бойко торговаться с дородными товарками. Тем же, кто не успел или не посчитал нужным, мешочницы с радостью старались втюхать своё барахло за «деревянные».

Неумолчный гвалт продолжался до самого Джанкоя. По вышеназванной причине книжечку почитать не было никакой возможности, а вот кроссворд в подобных случаях – просто палочка-выручалочка с заглавной буквы, написанной вязью.

Алексей Семёнович после сытной трапезы заметно подобрел и уже без непарламентских выражений мог говорить о представителях малого бизнеса, которых его до селезёнки родная советская власть именовала упрощённым термином «спекулянт». А для особо злостных даже придумала «страшную» уголовную статью. Но от этого их количество на одной шестой части суши с каждой новой пятилеткой только возрастало.

Перестройка присвоила этому планктону нерусское наименование – кооператор, а в лихие девяностые их опустили до прозвища «челноки». Так, ведь, и правда, мотаются туда-сюда, но пользу какую-никакую всё же приносят. Не все же «дарагие расеяне» могут позволить себе одеваться в бутиках, кто-то и ширпотребом, и сэконд-хэндом вполне удовлетворяется.

А вот и Джанкой! Без особых прелюдий.

Городок затерялся в крымских степях, но станция, пожалуй, самая крупная на полуострове, то бишь узловая. Конечно, могу и ошибиться, но уж точно, что ни один поезд, следующий из Северной Таврии в Южную или обратно, её не минует.

Поэтому всё, что ещё производится или выращивается на полуострове, здесь сконцентрировано в полном ассортименте.

Вдоль всего перрона выстроились сухопарые бабульки, загорелые тётки и даже юное поколение проявило разумную инициативу срубить деньжат перед началом учебного года.

Время стоянки здесь такое же, как и в Мелитополе, а пассажирообмен на порядок меньше, поэтому разношёрстные представители малого, а порой и зѣло преступного бизнеса принялись атаковать как пассажиров, так и проводников.

Что удивительно, україньску мову здесь невозможно было уловить даже с помощью слухового аппарата. Как ни пытались большие дяди с Банковой навязать крымчанам українизацию, они как были, так и остались россиянами под оккупантами.

Первое, что меня поразило по сошествии на пыльный перрон, это пекло в сравнении с прошлой стоянкой в Мелитополе.

Казалось бы, каких-то полторы сотни вёрст и несколько часов езды, а такая резкая перемена! Солнце палило немилосердно, ветра не чувствовалось вовсе, а зелени практически уже не было – ветки растений торчали почти голые, лишь кое-где проглядывался сиротливо сморщенный буро-коричневый листочек. Может, потому что самый разгар дня? Непонятно.

– У нас с мая месяца ни капли дождя не выпало, – объяснила мне бойкого вида моложавая женщина, торгующая абрикосами. – Ты откуда будешь-то, красивый такой?

Поначалу я не понял, вроде к дорожной полиции тётя отношения не имеет, а с ходу такие вопросы. Внезапно попавшие под солнечный пресс мозги тоже не сразу смякинили, что таким нехитрым образом товарки сразу отсекали граждан России от громадян Незалэжной. Ибо те мало того, что, как правило, неимущие, таки ещё и жадные непомерно. Только нервы с такими портить, а навару с них, что с рыбы шерсти.

То ли дело россияне! И улыбнутся, и комплимент услышишь через раз, да и торговаться считают ниже своего достоинства…

– Ты уж, мать, захвалишь нас непомерно, гляди зазнаемся, а кто грехи замаливать будет?

– Бери абрикосы, золотой, смотри какие. А грехи твои я за тебя отмолю, – тётка три раза перекрестилась и продолжала делать рекламу своему товару. – У меня никаких нитратов, всё натуральное, корову держу, надысь молочком пассажиров баловала, но нынче пост, поэтому в грех вводить не хочу. У меня и огурчики есть свежие, и яблочки. Бери, хороший!

– Огурчики запивать нужно, а яблоки вкушать не благословляют до Спаса, – пытался азъ грешный отвязаться от навязчивой торговки, но не тут-то было! У тётки глаз был намётан на москвичей не хуже, чем у «Железного Феликса» Дзержинского на врагов революции. Отпустить такую жертву без товара, было для неё сродни сделать аборт. Взяв меня за руку и отведя немного в сторонку, она тихонько прошептала:

– Ты не переживай, хороший, у меня и горилочка имеется. Своя. Бери, недорого отдам.

– Горилку салом заедают, а сейчас пост, – мой довод был достаточно убедительный, чтобы отвязаться, но только не от бабы Мани. По всем вероятиям выходило, что чадо у неё не одно, да и внуки, скорее всего, имеются. А мужик или помер или к другой ушёл. Заработать же она может только на отдыхающих. Но я-то еду не отдыхать, а работать, какой с меня навар?

– Так у меня и винишко есть, тоже своё, домашнее. И сухое, и креплёное, какого хочешь?

– От пивка бы не отказался, да с рыбкой люблю, с вяленой. С абрикосами не потянет, – мой аргумент явно достиг цели, потому что по лицу бабы Мани пробежала тень разочарования, и она уже готова была расплакаться, что потеряла на меня столько драгоценного времени и всё без толку.

Но, обретя «лавровый венец победителя», не худо было и в поддавки сыграть.

– Ладно, почём твои абрикосы? – азъ милосердный оттянул боковой карман жилетки.

Баба Маня назвала две цены, но удивительно, что сначала в рублях.

Прикинув разницу в курсе валют, мне показалось, что грiвны она не очень-то жалует.

Странно. Таврида пока ещё не освободилась от українской оккупации, поэтому дензнаки оккупантов никто не отменил. С чего бы ей пренебрегать ими? Или мы стоим на пороге грандиозного шухера, только он пока в кокон спрятался?

– У меня рубли, я на карбованцi не менял, – моя заява не произвела на неё абсолютно никакого впечатления, скорее даже обрадовала, что выразилось в разглаженных морщинах.

– Да на шута они мне? Нехай эти дармоеды ими подавятся, – последний аргумент добил меня окончательно.

Баба Маня с радостью запихнула «билеты в Большой театр» в подсумок, висевший у неё на поясе, и протянула мне пакет с абрикосами, предварительно взвесив его на безмене. Я даже, будто невзначай, посмотрел в противоположную сторону, где Семёныч имел примерно такой же диалог с другой торговкой, только у него в руках после этого появился кукурузный початок.

Пусть кто-то считает меня лохом, но в этом есть свой резон.

Обычно, по возвращении в родные пенаты, перевешиваю товар на личном безмене, который всегда вожу с собой, будучи активным авиапутешественником. В самолётах за перегруз приходится платить, а распаковывать багаж при регистрации и выкладывать лишнее – признак дурачины, гораздо легче взвесить заранее. Поэтому весы всегда под рукой: взвесил – и сразу понятно качество товара. Если тебя не обманули и отпустили «с походом», то и отравиться мало шансов. Закон!

Я отнёс абрикосы в вагон и снова вышел подышать.

Баба Маня не теряла времени даром и уже «окучивала» очередного клиента. Меня же взял на мушку молодой детина и предложил свежее пиво. Но этого добра не только в Златоглавой, но и по всей России, и в Европе с избытком. В Крым люди едут дегустировать лучшие в мiре вина местного производства.

С тех пор, как Таврия стала для россиян заграницей, вывоз качественного вина был сопряжён с определёнными трудностями. К тому же антиалкогольная кампания, затеянная маразматиками-диабетиками в начале перестройки, нанесла неимоверный урон крымским виноградникам, а выращивать новые оккупационные власти почему-то не торопились.

Не успел отойти детина, как с другой стороны на мои уши обрушился призыв охладить пыл мороженым местного производства. В такую жару у девахи с клиентом проблем не было, зато горячие завтраки пассажиры приобретать не торопились.

Тётенька в цветастой косыночке уже битых четверть часа пыталась сбагрить хоть один окорочок, но, по всем вероятиям, это был не её день. Или не её час. Более ранние поезда, скорее всего, значительно пополнили её бюджет, но сейчас уже пассажирам было не до горячего завтрака. Скорее до холодного ужина. С ещё более прохладненьким пивком.

А почему бы и нет? В конце-то концов, янтарный напиток в поездах пить не запрещают, да и жажду он утоляет раз и навсегда, не то, что чай. Винишком ещё успею побаловаться, месяц впереди, а оценить местное пивко не помешает.

К тому же у меня всегда с собой солёненькая рыбка имеется, ачеть авва – й, помнится, не благословлял вкушать на голодный желудок солёную рыбу. Так ведь на голодный, а я уже вкусил чаю с НЗ, значит можно и расслабиться.

Бугай уже подался в конец платформы. Тем лучше, после третьего свистка, глядишь, можно будет и немного поторговаться. Не потому, что мне жалко денег и не за ради спортивного интереса. Просто если этого бугая-перекупщика запрячь вместо трактора в плуг, так он весь Крымский полуостров перепахал бы за одну страду. А то ишь, пристроился, а пашет пусть трактор – он железный.

С одной стороны бугай прав – на то и существует научно-технический прогресс, чтобы людям оставалось больше времени и сил для молитвы. Но у меня возникли сомнения на этот счёт: неужели детина свободное время проводит в храме? На нем, поди, и креста-то не одето, если он вообще крещёный…

Третьего свистка я так и не услышал, но Света знала своё дело назубок. Вот-вот светофор подарит нам надежду на продолжение вояжа, поэтому все пассажиры должны быть на местах.

По старой профессиональной привычке предпочитаю заходить в вагон последним, и на этот раз решил ей не изменять.

Через минуту перрон опустел, только последние коммерсанты ещё продолжали мельтешить в надежде на проблеск удачи. Бугай также оставался на боевом посту, видимо не уложился в отведённое время, но и не терял последней надежды.

Поравнявшись с нашим вагоном, он обратил свой взор на мою персону, одиноко торчащую в дверном проёме. Света уже порывалась захлопнуть дверь, но ради меня решилась нарушить инструкцию. Азъ терпеливый окликнул амбала и поинтересовался количеством нераспроданного товара. Он растопырил пятерню, и меня это подвигло проверить его скаредность.

– Оптовому покупателю скидку сделаешь? – я, не мигая, в упор смотрел в его ясны очи.

Детина немного опешил, поэтому не торопился с ответом, будто ему предложили родину продать или маму родную. Морщины на его переносице обозначили напряжённую работу мысли, которая продолжалась бы ещё непонятно сколько времени.

Но, увидев в проёме двери очаровательную проводницу, амбал слегка стушевался. Торговаться при даме, вероятно, посчитал ниже своего достоинства. Секундную паузу прервал лязг автосцепки и грохот трогающегося состава.

– Беру оптом: всё или ничего, – сказал I’m и развернул два «билета в Большой театр».

Думать и гадать уже времени не было – поезд медленно, но верно начал набирать обороты. Бугаю ничего не оставалось, как закинуть свой баул в тамбур и почти на лету ловить купюры.

Перезагрузка товара заняла не более трёх секунд, и баул благополучно возвратился к хозяину.

Света, наконец, захлопнула дверь и с немного искривлённой усмешкой наблюдала за моими манипуляциями. Ощутив позвоночником её взгляд, решил её немного приободрить.

– Ну, Светик, с меня причитается! Если бы не ты, фортуна бы мне не улыбнулась…

– А я тут при чём? – она слегка пожала плещми. – Это ваши коммерческие способности.

– Не скажи! Это он глядя тебя так расщедрился, явно твоей красотой был ослеплён.

– Скажете тоже! – На её скулах выступил лёгкий румянец, что придало лицу ещё больше очарования. – Я его уже не первый раз здесь вижу, он никогда меня даже не замечал.

– Зато теперь точно замечать станет. Э-эх, жалко цветов на станции не продавали, я бы тебе букет отдарил. Миллион алых роз! А ещё лучше альпийских эдельвейсов, как тебе?

– Да ладно Вам, – Света махнула десницей, как бы давая понять: за копейки торгуется, а на словах сама щедрость. Мол, все вы одним мiром мазаны: титан слова – пигмей дела.

– Это ты зря, – оправдываться я не собирался, но всё же было досадно, что девчушка так обо мне подумала. – Просто спекулянтов не выношу с твоих лет. Ладно, баба Маня, она хоть вырастила то, что продаёт, а ведь этот пальцем о палец не ударил, перекупщик долбанный. Не мог разве выучиться, получить специальность, чтобы полезным трудом заниматься?

Не хотел на оккупантов горб гнуть, так ехал бы в Россию учиться, сколько у нас таких только в Москве одной? И всем место находится, лишь бы не халтурили, а трудились на совесть.

Ты же, вот, нашла себе дело, так ведь и училась, наверное, не с улицы же пришла? А этому лень учиться, срубил деньжат по-лёгкому, вечерком пропьёт. День и ночь – сутки прочь!

Вот только чем будет заниматься, когда сезон закончится? Разбоем или того похлеще?

– Зачем так плохо о людях думать? – Света была не на шутку раздосадована. – Может у него мать больная или ещё какое несчастье в семье. А Вы сразу ярлыки людям вешаете…

– Ладно, прости, если что лишнее брякнул, – мне не хотелось, чтобы мы расстались с ней на минорной ноте. – Но всё же пивом спекулировать занятие не для мужчин, согласись?

– А Вы, вот, чем занимаетесь? – она прожгла меня карими очами, будто электросваркой.

– Я-то? Вообще-то писатель, иногда стихи кропаю, иногда прозу. На что вдохновение найдёт. Ты, вот, подвигла меня стих написать, в Керчи постараюсь вручить тебе его.

Светлана не нашлась, чем ответить, и ошарашенно глядела на меня. В её незамутнённом сознании при слове «писатель» представлялся, видимо, Тургенев или Достоевский, Шекспир или на худой конец Ирвин Шоу.

А тут вдруг занюханный дядька, который торгуется с каким-то фраером из-за бутылки пива; который едет не в люксе, а в плацкартном вагоне скотовоза, и не в Париж или в Лондон на фестиваль, а в Богом забытую археологическую экспедицию.

Чтобы развеять её сомнения, азъ недостойный решил прочитать коротенький стишок на тему своего последнего паломничества. А последнее было ни много ни мало во град Хлынов, что раскинулся по берегам реки Вятки.

Иными словами, стих повествовал о Великорецком Крестном ходе, который совершается каждый год в начале июня из града Хлынова на берег реки Великой, на место явления Чудотворного образа святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских. Пять дней и пять ночей десятки тысяч человек идут и в жару, и в непогоду, чтобы поклониться святому месту и совершить омовение в освящённых водах Великой реки.

Света слушала, не проронив при этом ни слова, а когда за окном Джанкой сделал нам Au revoir[10], также молча открыла дверь в вагон, так как мои руки были заняты, и проследовала на своё рабочее место. Поскольку до самой Керчи крупных остановок больше не ожидалось, она позволила себе расслабиться, лишь одарив меня на прощание лучезарной улыбкой.

Глава V. «Паче молитвы»

Как-то один человек пришёл в монастырь и, увидев, что вся братия усердно труждается, заметил настоятелю словами из Священного Писания:

– Старайтесь не о пище тленной. «Мария же избрала благую часть» [Лк.10;4].

Настоятель повелел дать ему книгу и отправил в пустующую келью.

Когда наступил девятый час, гость стал прислушиваться у дверей, не посылают ли за ним к трапезе. Так как его никто не звал, то он сам поднялся, подошёл к настоятелю и сказал:

– Авва, разве братия сегодня не трапезничала?

– Трапезничала, – отвечает настоятель.

– Почему же меня не позвали? – искренне удивился гость.

– Потому что, – ответил ему настоятель, – ты человек духовный и не имеешь нужды в пище. А мы, плотские, мучимы алкотой и жаждой, а потому труждаемся. Ты избрал благую часть, проведя целый день в чтении, для чего же тебе пища телесная?

Человек всё понял, поклонился старцу и попросил прощения.

– Так и Мария имеет нужду в Марфе, – сказал ему настоятель. – Потому что Марию восхваляют из-за Марфы.

* * *

Беседа с братом Сергием позволила мне ненадолго расправить изрядно затёкшие мышцы и взбодрить мой разум, немного замутнённый монотонным доброделанием.

Не припомню, как сформулировал понятие «жара» Владимир Даль, но для меня – это когда завидуешь мёртвой курице, лежащей в холодильнике. Аще убо в данный момент солнышко добило, наконец, мой молодецкий задор, но от этого значимость послушания нисколько не уменьшилась. К тому же освобождать меня от него никто не торопился. Да и куда торопиться?

С фантазией, как и с финансами, дело у меня обстояло далеко не на «пятёрку», зато побеседовать с Богом без посторонних и свидетелей, душе моей требуется постоянно.

Так чего же было ещё желать?

В любом праздном уединении твой покой всегда сможет потревожить скучающий субъект, которому не терпится почесать язык, и которого у тебя не хватит духу отправить по адресу «Земля. До востребования». Ведь кто, как не ты, более всего востребован в эту знаковую для тебя минуту для пустопорожней беседы или заманчивого предложения?

Одиночество – прекрасная вещь, но почему-то всем хочется, чтобы рядом был кто-то, кому можно рассказать, какая это прекрасная вещь – одиночество. И, как правило, если ты один, то не потому, что никому не нужен, а потому, что тебе не всё равно, кто рядом с тобой.

Живой пример: кого можно было сейчас заманить на соцсоревнование? Разве что бабочку, перелетавшую с цветка на цветок, пока они ещё не оказались в кювете для сорняков.

Чудес не бывает, чудеса происходят лишь там, где в них верят.

Впрочем, для Всевышнего нет ничего невозможного в этом мiре, поэтому, казалось бы, не верить глупо. Но не настолько же!..

Азъ есмъ успокоился на том, что если Бог замыслил сделать меня счастливым, то поведёт к счастью наиболее трудной дорогой, ибо лёгкие пути, как правило, ведут в преисподнюю.

Вселюбящий Творец любит своих чад так же, как и мы любим своих детей, поелико Бог и есть Любовь. Слово «любовь» складывается из трёх слов: люди, Божественное ведающие.

А всё, что называют любовью в мiру, только привязанность к плоти, вещам, звукам, формам, изменчивым вкусам, моде – возникающим и исчезающим теням.

«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не ищет своего, не бесчинствует, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине» [Кор. 13; 4-7]. Любовь прощает все грехи, но только не грех против любви. Любовь не ищет выгоды – она жертвенна, её нельзя добиться силой, невозможно выпросить и вымолить. Она не требует доказательств, потому что в ней нет логики. Скажем, от зависти люди стареют, от обиды болеют, от злости тупеют, а от любви молодеют!

Любовь – это всё! И это всё, что о ней известно.

Она как ветер: её не видишь, но чувствуешь. Сколько спето песен и о любви, сотворено стихов, написано книг и снято кинофильмов, а люди так ничему и не научились.

Потому что мiрская любовь – это игра. Кто первый сказал «люблю», тот и проиграл. Зато «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». [Ин. 15:13].

Среди моих родных и близких, друзей и просто знакомых можно сосчитать по пальцам тех, кто причащается хотя бы раз в месяц. Большинство же хорошо, если в посты или по большим праздникам. А некоторые причащались всего несколько раз в жизни, а то и ни разу. И что же, я должен чувствовать себя святым, что живу и общаюсь с такими грешниками?

Может быть они чище и лучше меня, опоздавшего вчера на службу, да ещё и принявшего «на грудь» перед исповедью, прекрасно понимая, что это грех. Но разве выслушать исповедь брата Георгия, которого, может и не увижу никогда больше – не проявление любви к ближнему? Да, я знаю, что мне воздастся с лихвой за моё своеволие, но разве это повод отказывать человеку? Любовь – это наступить себе на горло ради другого человека, даже если его дело тянет на копейку.

В этой связи вспомним известное высказывание преподобного Серафима Вырицкого: «Вы спросите: что такое любовь? Первое, в чём вы можете быть уверены: любовь – не то, что люди должны оказывать вам. Любовь – это всегда то, что вы должны отдавать другим». Точнее и не скажешь!

Слова святого пронзают столетия, но время не властно над истиной. Истинная любовь выражается не в том, что ты хочешь менять другого, а в том, что сам хочешь меняться ради другого. Любовь предполагает наличие жертвенности в человеке, чтоб жил он не только ради себя, а уже ради кого-то. Сиречь великое таинство брака состоит в том, что человек может свою любовь разделить и отдать кому-то, ибо оно дробит эгоизм.

Когда I’m только начал ходить в храм и читать молитвы, мои родные очень переживали, что я уйду в монастырь.

Тогда как мог, я им объяснил, что Православие – это не секта. Бог – это любовь, Православие – это любовь.

А любовь – это никогда не осуждать ближнего. Ни по поводу, ни без повода. Любовь – не нанизывать на шампур всех, чья вера в Бога расходится с твоим пониманием благочестия; это помогать, быть рядом; это поддержка. Любовь – это не слёзы о том, куда катится мiръ; это мир в твоей душе, который мы должны дарить другим людям. Любовь – это пожертвовать нуждающемуся последние свои деньги, или даже просто помочь человеку с ограниченными возможностями.